Гром среди ясного Крыма

Он стал прямо напротив. И торжественно заявил:

– Эти подвалы были вырыты, когда мой прадед основал винодельню.

Саша поморщилась.

– Во-первых, зачем мне эта информация?

– Во-вторых? – уточнил он, слегка склонив голову набок.

– Во-вторых, потолок точно не рухнет?

Роман усмехнулся.

– Я обещаю.

Прежде чем она успела что-то добавить, он взял её за руку.

Она ощутила его тёплую ладонь, почувствовала, как он слегка потянул её за собой, ведя дальше по коридору. Перед ними раскинулась огромная комната, уставленная рядами массивных дубовых бочек. Свет здесь был чуть ярче, отражался от лакированной поверхности древесины. Тёплое янтарное дерево, металлические обручи, у каждого ряда бочек – табличка с годом и названием вина.

Роман отпустил её руку, подошёл к одной из бочек и достал шпунт. Саша замерла, наблюдая.

Шпунт в его руке вошёл в отверстие в бочке плавным, но уверенным движением. Он слегка надавил, провернул его, и в этот момент Саша услышала едва уловимый щелчок.

Из отверстия в бокал потекла тонкая, насыщенная струя вина.

Рубиновая жидкость, отражая мягкий свет ламп, переливаясь в стекле оттенками граната и янтаря. Аромат стал резче, глубже, обволакивающим, словно сама бочка раскрывала свой секрет.

Роман плавно закрыл шпунт, завершая процесс, и вернул пробку на место.

Саша смотрела, не отрываясь.

Она шагнула ближе, взглядом пробежалась по ряду. Благоговейно провела пальцами по старому дереву, затем вслух прочла первую, что попалась на глаза:

– «Мерло Резерв 2017»…

Её голос прозвучал глухо. Она перевела взгляд дальше.

– «Каберне Совиньон Баррик»

Надо признать: это место завораживало.

Роман протянул ей бокал.

– Попробуй.

Саша прищурилась, не спеша брать.

– Ты добавил туда снотворное, чтобы меня изнасиловать?

Он на секунду замер, затем медленно выдохнул, качая головой.

– Да. Я долго выжидал, заманил тебя в подвал, налил лучшего вина и теперь жду, пока моя жертва без принуждения его выпьет. Гениальный план, правда?

Саша усмехнулась, но всё же, взяла бокал. Стекло было прохладным, вино внутри отражало свет, переливалось. Она поднесла его к губам, сделала небольшой глоток.

Первое, что ударило – насыщенность.

Она едва нахмурилась, пытаясь уловить вкус.

– Ну? – Роман чуть склонил голову, наблюдая за реакцией.

– Сухое. Терпкое.

Он усмехнулся, кивнул, а в глазах загорелся азарт.

– Насыщенное. Плотное. Танинное. – Он говорил медленно, выверенно, будто смакуя каждое слово. – Сначала лёгкая кислотность, но потом – тепло, тёмные ягоды, вишнёвый конфитюр, чернослив.

Саша выдохнула, по коже пробежала дрожь. Она ненавидела это. Ненавидела, как тело выдавало её. Оставалось радоваться приглушённому свету и тому, что Роман не мог увидеть раскрасневшихся щёк.

Мурашки по спине, тёплая волна, пробежавшая вниз.

Она сделала ещё один глоток, но не от желания попробовать ещё, а просто чтобы отвлечься.

Кажется, Роман действительно не заметил её напряжения. Он трепетно посмотрел на бокал и вкрадчиво добавил:

– Ещё дубовая бочка, немного табака, кожи.

Саша хмыкнула, стараясь удержать голос ровным.

– Кожи?

– Да, – Роман перевёл внимательный взгляд к её лицу, – это характерная нота для выдержанного красного.

Она посмотрела в бокал, затем снова на него. Нужно было сказать хоть что-то. Он ждал.

– Ты расстроишься, если я скажу, что чувствую просто хорошее вино?

Роман медленно шагнул ближе, бесстыдно нарушая дистанцию. Его дыхание едва коснулось её щеки.

– Значит, попробуешь ещё раз.

Саша замерла. Надо признать: план у Ромы вышел отличный. Здесь, в тишине подвала, каждый вдох ощущался сильнее, голос проникал под кожу, и даже отсутствие прикосновений доводило до странной дрожи. Саша чуть повела плечами, давая себе твёрдое обещание: никакая пыль в глаза не заставит её потерять голову.

И решила вести себя так, словно действительно пришла на экскурсию с дегустацией. Она сделала ещё один глоток, вслушиваясь в оттенки. Саша прикрыла глаза, медленно прокатывая вино по языку, задерживая его, вбирая вкус, заставляя себя искать то, что он описывал.

Сначала – сухая терпкость, лёгкая кислинка на кончике языка. Потом – мягкое плотное тепло. Она почувствовала ягоды, затем – терпкий чернослив, древесные нотки, что-то чуть горчащее на фоне.

Распахнула глаза.

Роман смотрел на неё, не двигаясь, но в уголке губ мелькнула слабая, удовлетворённая улыбка.

– Ну? – Голос всё такой же низкий, вкрадчивый.

Саша нехотя качнула бокалом.

– Чёрт возьми. Чернослив.

Роман усмехнулся.

– Говорил же.

Она нарочито скривилась, сунула бокал обратно в его руки, словно хотела на этом закончить.

– Возможно, кое-что почувствовала. Но я всё равно не понимаю, зачем люди делают из этого культ.

– Потому что это искусство.

Где-то над ними громыхнуло. Наверное, дождь уже начался. Роман внезапно взял её за руку. Саша вздрогнула, но он уже потянул её за собой, увлекая дальше вглубь зала.

Его ладонь была тёплой, твёрдой, уверенной. Он вёл её между рядами бочек, среди запаха дуба, вина и чего-то тягучего, сладковатого.

Она не сопротивлялась.

– Куда теперь?

– Просто доверься.

Они остановились у другой бочки, чуть в стороне от остальных. Эта была темнее, массивнее, с небольшой отметка на боку.

Роман отпустил её руку, взял новый шпунт и склонился к бочке.

– Это особая серия, – он аккуратно снял пробку, затем, чуть покрутив, вставил шпунт в отверстие, – очень редкое вино. Выдержка почти десятилетняя.

Он повернул шпунт, и из отверстия потекла густая, словно масло, бордовая жидкость. Саша невольно вдохнула, почувствовав что-то тёплое, землистое, пропитанное годами.

Роман наполнил бокал, протянул ей.

– Это не похоже ни на одно из тех вин, что ты когда-либо пила.

– В этом плане, Роман Витальевич, у тебя преимущество. Меня просто удивить. Я вообще не особо люблю вино.

Роман не ответил, Саша взяла бокал, но не отпила сразу. Её глаза скользнули по его лицу.

– И что же я должна почувствовать?

Роман наклонился ближе.

– Попробуй. И скажи мне сама.

Саша смотрела на тёмную, массивную бочку, на густой цвет вина в бокале, на Романа, который ждал.

Ради чего всё это? Он снова хочет заключить пари? Это очередная игра? Она подняла глаза на него, подозрительно сузив взгляд.

– Ты хочешь снова хочешь на что-нибудь поспорить?

Роман показушно вздохнул, будто она несносный ребёнок.

– Никаких игр, Саша.

Он сделал короткую паузу, затем добавил, чуть приблизившись:

– Это вино стоит десятки тысяч.

Саша возмущённо вскинула брови.

– Это должно меня задобрить? Или купить?

Он усмехнулся, легко, небрежно.

– А что, это вариант.

Саша фыркнула, сжала бокал чуть крепче.

– Омерзительный вариант.

Роман тихо рассмеялся и постарался её успокоить:

– Я всего лишь предлагаю тебе попробовать вино.

Саша закатила глаза, но всё же поднесла бокал к губам. Первый глоток – медленный.

– Более свежий, но при этом насыщенный…

Роман молча кивнул.

– Что-то цитрусовое… лимонная цедра? Грейпфрут?

Он сунул руки в карманы, губы тронула лёгкая усмешка.

– Продолжай.

Саша задумалась, сделала ещё один глоток, её глаза на секунду затуманились от концентрации.

– Белый персик. Спелая груша. Инжир?

– И медовая акация. – Роман выглядел как учитель, довольный ответом ученика у доски. Это «Кокур белый». Урожай 2008 года. Один из самых редких автохтонных сортов Крыма.

Саша посмотрела на бокал, затем на него и решила не озвучивать, что понятия не имеет о значении слова «автохтонный».

– Ты правда просто тратишь на меня вино, стоящее целое состояние, просто так?

– Я трачу не вино. Я трачу на тебя момент.

Саша застыла. Её пальцы на мгновение сжались на бокале, как будто он мог дать ей опору, но вино в нём вдруг показалось слишком густым, слишком живым, слишком личным.

Она моргнула, стараясь отстраниться от его слов, сделать вид, что не зацепило.

Но зацепило.

Роман не сводил с неё глаз, и в этом взгляде было что-то необъяснимое. Не игра. Не привычная насмешка. Что-то тёплое, глубокое. Или ей просто хотелось так думать.

Она ощутила, как сбилось дыхание. Слишком много пространства он заполнял. Слишком близко. Её пальцы бессознательно начали крутить ножку бокала, словно это могло вернуть ей контроль над ситуацией.

Саша набралась смелости. Вернула взгляду вызов и едкость. Вздёрнула подбородок, изучая лицо Романа также пристально, как и он её. А затем вдруг спросила:

– Скольких своих женщин ты сюда приводил? Всех?

Роман впервые за всё это время на долю секунды замер. Не ухмыльнулся, не парировал мгновенно, как делал всегда.

Просто смотрел на неё, будто размышляя над ответом.

А потом чуть отстранился.

– Нет.

Он сделал короткую паузу, затем спокойно добавил:

– Не всех.

Саша неожиданно почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Они снова замерли, но теперь тон напряжения сменился. Саша не могла уловить, что именно произошло, но чувствовала кожей: этот вопрос задел что-то глубокое.

Роман больше не улыбался. Просто повёл её дальше за пределы просторного зала, в ещё одно помещение.

Здесь атмосфера была иной: камерной, почти личной. Бочки меньше, установлены в два ряда, между ними узкий проход. Тёплый, мягкий свет настенных ламп создавал ощущение уюта, как будто это место было предназначено не для производства, а для размышлений, для ожидания и терпения.

В центре стоял массивный дубовый стол, его поверхность была отполирована годами прикосновений. Рядом – старое чёрное кресло с потёртой кожаной обивкой, глубокое, крепкое, в котором когда-то, казалось, мог сидеть старый учёный, размышляя над своими экспериментами.

В углу тихо гудело небольшое устройство для контроля влажности, поддерживая идеальные условия.

Саша огляделась, ощущая, как пространство наполняет её необъяснимым спокойствием

Роман подошёл к одной из бочек и повторил всё те же движения.

– Это не просто редкое вино, – начал он, налив немного в бокал. – Такое не купить в магазинах, не найти на частных аукционах.

Он протянул бокал, но теперь избегал прямого взгляда.

– „Сапфир Романовых“ – ограниченная серия. Больше сказать не могу. Это рецепт моего прадеда, мы храним его в секрете ото всех. Его мне передал отец. А я, если стану родителем, поступлю также.

Саша бережно взяла бокал, скользнула пальцами по тонкому стеклу, прежде чем сделать первый глоток. Она почувствовала странный трепет. Нет, не похоже, что Рома пускал пыль в глаза. Это ведь что-то совсем сокровенное, почти интимное. Он не кичился, просто делился. Саша осторожно попробовала, почувствовала терпкость с первого мгновения, но затем вино стало раскрываться.

– Густое. Плотное. Очень цветочное. Но ненавязчивое. Чувствую и розу, и ландыши…

Роман едва заметно кивнул.

– Есть.

Саша зажмурилась, внимательно разбирая каждое ощущение.

– Чёрная смородина… сушёные вишни. Грецкий орех?

– И выдержка в акациевых бочках. Она даёт медовый шлейф.

Она медленно открыла глаза, посмотрела на него.

– Должна признаться: это очень впечатляет.

Роман чуть усмехнулся с едва заметным торжеством в глазах. И в этот миг сверху снова раздался оглушительный гром. Свет внезапно погас.

Саша вздрогнула, пальцы ослабли, и бокал выскользнул из рук. Раздался звон бьющегося стекла, раскатившийся эхом по маленькому залу.

Их накрыла полная темнота. Ни единого звука.

В следующую секунду она почувствовала, как Роман приблизился, его рука легко коснулась плеча.

– Всё в порядке?

Голос его звучал ровно, но низко, мягко, почти рядом с её ухом. Саша глубоко вдохнула, стараясь унять сердцебиение.

– Да, просто неожиданно.

Роман не отстранился сразу. Она чувствовала тепло его ладони, даже сквозь ткань.

– Такое у нас случается, к сожалению, – говорил он, – сейчас найду свечи.

Она услышала шорох ткани: Роман потянулся к карману, и через секунду мягкий, холодный свет телефонного фонарика осветил путь. Саша прищурилась, привыкая к резкому контрасту после полной темноты.

Роман не торопясь подошёл к стеллажу, провёл рукой по полке, нащупывая что-то среди коробок и бутылок.

– Они здесь… – пробормотал он себе под нос.

Через секунду он вытащил из тени невысокую, широкую свечу, затем ещё одну.

Свет фонаря метался по его пальцам, скользил по изгибам воска, по лакированной поверхности стола. Роман вытащил зажигалку, щёлкнул. Первое пламя вздрогнуло, заплясало в его ладони. Он наклонился, поднёс огонёк к фитилю, наблюдая, как тот вспыхивает ровным золотистым светом.

Затем зажёг вторую свечу, расставил их на столе.

Тепло огня разлилось по помещению, превращая тени в мягкие, живые очертания. Свет стал густым, тёплым, колеблющимся.

Роман выключил фонарик. Саша завороженно наблюдала, как пляшущий свет свечей ложится на его лицо.

Резкие тени подчёркивали скулы, делали его взгляд глубже, темнее. Тёплый отблеск огня касался уголков губ, скользил по линии носа, отражался в зрачках. Она видела едва заметную щетину на подбородке. Видела, как мягкий свет очерчивал контуры губ, тонкую складку между бровей.

Никаких резких движений. Никаких ухмылок. Сейчас он даже выглядел старше. И Саша вдруг поняла, что даже не знает, сколько ему лет. Как-то не было повода спросить.

Его пальцы ещё чуть шевелились над свечами, словно он контролировали пламя, но взгляд уже был на ней. Наблюдающий.

Саша поймала себя на том, что отвести глаза не выходит. На секунду ей даже показалось, что он тоже её разглядывал. Как будто свечи создали не просто свет, а пространство, в котором некуда спрятаться.

Она, наконец, заставила себя моргнуть, отвела взгляд, но было уже поздно.

Роман лениво облокотился на край стола, наблюдая, как тени свечей дрожат на её лице.

Затем медленно выдохнул и с показной серьёзностью произнёс:

– Ну вот. Теперь мой план наконец завершён.

Саша подняла на него взгляд.

– Какой ещё план?

Он чуть склонил голову набок, глаза лукаво блеснули в полумраке.

– Гроза выключила свет, ты в замкнутом пространстве, я только что напоил тебя лучшим вином. – Он развёл руками. – Теперь могу делать с тобой всё, что захочу.

Саша фыркнула, но в груди что-то сжалось.

– Очень хитро. Прямо коварный злодейский сценарий.

Роман ухмыльнулся, опираясь ладонями на стол.

– Я ведь предупреждал.

Она наклонилась вперёд, опираясь локтями о край.

– О чём? О том, что ты псих?

Роман тихо рассмеялся, но в его взгляде скользнула что-то слишком внимательное, изучающее.

– О том, что тебе понравится.

Она молчала. Потому что он был прав. Саша почувствовала, как что-то внутри вдруг сжалось. Не от его слов. Не от его голоса, который был слишком низким, слишком тёплым, слишком уверенным.

А от мысли, которая вспыхнула у неё в голове.

Мысли, которую она не хотела формулировать, но которая вдруг прорвалась, оставляя пустоту внутри. Ей хотелось спросить что-то по-настоящему личное. По-настоящему интимное.

Но это пугало её больше, чем темнота в подвале.

И чтобы заглушить страх, она вдруг заговорила, резко, как будто вырывала слова из себя:

– Я ничего о тебе не знаю, Роман Витальевич.

Он на мгновение замер. Огонь свечей дрогнул, будто вторя ему.

А потом он медленно улыбнулся, но улыбка была не насмешливой.

– А я ничего не знаю о тебе.

И от этого ответа ей стало ещё тревожнее. Потому что он был прав.

Саша замолчала.

В её голове пронеслось слишком много мыслей сразу, но ни одну из них она не могла озвучить. Глухая тишина наполнила помещение, нарушаемая лишь редким потрескиванием свечи.

Роман наблюдал за ней, а затем тихо спросил:

– Тебя смущает, что мы, по сути, незнакомцы?

Саша медленно подняла на него глаза.

– Ты считаешь меня просто незнакомкой?

Он не ответил сразу. Просто сделал шаг вперёд. Медленный, выверенный. Теперь он был слишком близко. Ближе, чем должен был. Саша ощутила, как сбилось дыхание, но не отступила.

Роман наклонил голову, слегка прищурившись, будто разглядывал её заново.

– Нет.

Он сказал это тихо и не делал больше ничего. Просто стоял слишком близко.

Саша посмотрела на его губы. И вдруг поняла. Этот шаг она хочет сделать первой. Она поднялась на носочках, медленно, будто боялась, что он отстранится.

Его дыхание тёплое, ровное, совсем рядом. Секунда – и она коснулась его губ. Нежно.Не с вызовом, не с борьбой за контроль. А мягко, осторожно, будто пробуя на вкус.

Первый миг он просто стоял, позволяя ей быть той, кто разрушит границы.

Его губы были тёплыми, но напряжёнными, словно он сдерживал себя.

Но когда она чуть глубже погрузилась в поцелуй, его рука скользнула по её спине, притягивая ближе.

Саша чувствовала, как воздух в подвале сгустился вокруг них, как стены, пропитанные старостью и вином, давят, делают пространство камерным, созданным лишь для них двоих.

Шорты и тонкая футболка не грели, тело начинало зябнуть, но тепло его кожи разливало жар по всему телу.

Темнота подвала. Тени свечей. Редкий раскатистый гром.

Остался только Рома. И сегодня он не брал, а принимал.

Саша коснулась его груди, почувствовала, как ровно и глубоко он дышит.

А затем он прервал поцелуй. В первое мгновение показалось, что сейчас он снова сбежит, как тогда из дегустационного зала.

Но Рома не отстранился.

Огонёк свечей дрожал в его глазах, отражаясь в зрачках, делая взгляд ещё темнее, глубже. Она задержала дыхание, чувствуя, как он медленно, без спешки, поднял руку. Кончиками пальцев коснулся её щеки. Тепло. Нежно. Почти лениво. Его прикосновение не было требовательным. Было исследующим. Будто он хотел прочувствовать её. Понять.

Пальцы медленно скользнули к виску, затем к влажным кудрям, ещё не до конца высохшим после душа. Он провёл ладонью по её волосам, чуть сильнее сжимая прядь, словно ощущая её текстуру. А затем вдруг произнёс, негромко, но так, что её прошибло жаром:

– Ты знаешь, что от тебя сладко пахнет?

Голос низкий, немного хриплый. Как будто этот вопрос вырвался случайно. Как будто он не собирался говорить это вслух.

Саша почувствовала, как её сердце ухнуло вниз. Она моргнула, пытаясь осмыслить сказанное.

– Что ты имеешь в виду?

Роман не отвёл взгляда. Пальцы всё ещё лежали на её волосах. Он медленно наклонился ближе, так, что она почувствовала его дыхание у своих губ.

– Во-первых, ты только что пила сладкое вино, разбила бокал с самым дорогим образцом, и, кажется, несколько капель брызнули на тебя.

Он задержался на секунду, не отстраняясь.

– А во-вторых… – его голос стал ещё ниже, глубже.

– Ты пахнешь так сладко, что я хочу взять тебя на этом столе, в том старом кресле, у стеллажа… или хотя бы на полу этого подвала.

Саша перестала дышать.

Она почувствовала, как её бросило в жар.

Как его слова, сказанные так медленно, так хрипло, оплетают её, впитываются в кожу.

Она не знала, что сказать.

Не знала, хочет ли услышать ещё.

Но знала, что пальцы на его груди предательски дрогнули.

Саша сглотнула, ощущая, как слова Романа оседают внутри неё, пульсируют в воздухе между ними. Она посмотрела прямо в его глаза, выдержала взгляд, затем, едва шевеля губами, спросила:

– Почему не делаешь?

Роман не моргнул. Не отвёл глаз. Только тьма в его взгляде, только напряжение.

– Потому что ты должна меня об этом попросить.

По спине пробежали мурашки. Роман не двинулся ближе, не сделал ни малейшего движения, только ждал. В горле пересохло. Слова застряли в воздухе, врезались в неё, застряли где-то глубже, чем она была готова признать.

Саша знала, что если будет молчать, это уже будет просьбой. И поэтому улыбнулась, но слишком медленно, слишком нарочито.

– Любишь, когда женщины умоляют?

Роман не отреагировал. Только пальцы скользнули чуть ниже: на линию щеки. Он понял, что Саша юлит. Понял – и позволил.

Но это ничего не меняло. Потому что её тело уже сделало выбор.

Потому что между ног было мокро.

Потому что она слишком ясно представляла, как он делает всё, что только что произнёс.

На этом столе. В кресле. У стеллажа. Или прямо на холодном полу.

Саша тяжело вздохнула, собрала всё, что было в ней – смелость, отчаяние, желание – в одно мгновение.

Она взяла его ладонь, которая всё ещё лежала на её лице, и медленно повела вниз.

Роман не сопротивлялся. Не остановил её. Не задал вопросов. Просто подчинился.

Его пальцы скользнули ниже, мягко проходя по её шее, затем по ключице. Она чувствовала, как по коже бегут мурашки, как дрожь расходится по телу в предвкушении.

Но не остановилась.

Она опустила его руку ещё, к животу, к резинке шорт. Когда его ладонь скользнула под ткань, Саша чуть вздрогнула, но не убрала руку.

А затем его пальцы коснулись её. Лёгкое прикосновение, но этого было достаточно, чтобы её дыхание сбилось.

Она уже была слишком мокрой. Грязно готовой ко всему.

И когда его пальцы едва дрогнули на влажных половых губах, Саша подавила вздох.

Ей казалось, что она могла кончить от одного только этого прикосновения.

Она собралась с силами, подняла на него глаза, её голос был тёплым, дрожащим, но наполненным вызовом.

– Это похоже на просьбу?

Роман медленно выдохнул. Пальцы сильнее сжались на горящей от желания коже.

Теперь выжидала Саша. Она чувствовала тепло его пальцев, чувствовала, как их прикосновение отзывается импульсом в каждой клетке тела, но не двигалась. Роман перехватил её руку. Теперь его ладонь была сверху её кисти.

Тяжёлая и уверенная.

Он наклонился ближе, и его дыхание коснулось её щеки, заставляя кожу покрыться мурашками. Вторая его рука резко дёрнула вниз её шорты и трусики.

Саша вздрогнула от осознания, как быстро он это сделал, как легко её раздел. Прохладный воздух подвала ударил по разгорячённой коже. Роман не торопился.

Он оставил её ладонь там же. Оставил её пальцы на влажных половых губах.

А затем шепнул в самое ухо:

– Коснись себя.

Голос низкий, властный, но спокойный. Не просьба. Приказ. Роман не отвёл руки. Не двинулся. Только держал её ладонь там, где хотел.

Саша не могла дышать. Она должна была подчиниться.

Но он вдруг убрал руку, оставив её замереть в напряжении, и, вместо того чтобы продолжить, медленно развернул её.

Полуобнажённую. Влажную. Сгорающую от стыда и при этом отчаянно жаждущую.

Саша чувствовала, как оголённые бёдра дрожат, как ткань футболки прилипла к телу.

Роман повёл её медленно и уверенно, обводя вокруг стола. Он легко поднял её, усадив на холодную деревянную поверхность.

А затем слегка развёл колени, заставив открыться. Саша смутилась, попыталась сомкнуть ноги, но Роман тут же наклонился и, легко проведя пальцами по внутренней стороне бедра, прошептал:

– Нет, не закрывайся.

Она задержала дыхание. Всё внутри горело от стыда, но ещё больше – от желания.

Роман отступил, сел в старое кресло напротив, удобно откинулся, раскинув руки на подлокотниках. Теперь он смотрел. Просто смотрел на полунагую, дрожащую, раскрасневшуюся от неловкости и желания.

Саша вцепилась пальцами в край стола, не зная, куда деть руки.

Её тело предавало её.

Жгучая смесь чувств захлестнула Сашу. Она рвано вдохнула, разрываясь между наслаждением от бесстыдной игры и неловкостью.

– Давай же, Саша. Коснись. Я уже попросил.

Её пальцы дрожали, но она подчинилась. Медленно, нерешительно, словно пробуя свою смелость на прочность, провела ладонью по лобку, ощущая, как горячая кожа откликается на собственное прикосновение.

Роман не двигался. Он сидел напротив, наблюдая за ней, как за самым интересным представлением в его жизни.

Её рука опустилась ниже.

Пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, задержались, будто оставался шанс передумать.

Но она уже не могла. Саша чувствовала, как внутри всё сжимается от напряжённого ожидания. Как его взгляд становится ещё тяжелее, ещё горячее.

И когда её пальцы наконец скользнули туда, куда он приказал, Саша подавила стон.

Осталась только она. Только он. Только это мгновение.

Роман медленно выдохнул, не отрывая взгляда. Саша дышала тяжело, прерывисто.

Её пальцы двигались медленно, осторожно, но этого было уже недостаточно. Глаза закрывались от удовольствия, но она старалась смотреть на Рому. Её нравился его бесстыжий взгляд, нравилось видеть, как он хочет её. И нравилось то, что момент тянулся, словно расплавленный воск.