Гром среди ясного Крыма

Боль. Раздражение. Обида.

Всё смешалось в бешеный коктейль, от которого хотелось либо закричать, либо разнести что-нибудь к чертям.

Сжав кулаки, она вонзила ногти в ладони.

Но даже это не помогло.

Саша пересекла двор, миновала пустой навес и вошла в общежитие. Дверь в их комнату была приоткрыта.

Ирина уже сидела на кровати, поджав ноги, и смотрела видео на планшете. Завидев Сашу, она улыбнулась.

– Наконец-то! Я сейчас тебе такое расскажу… – начала она, но тут же осеклась.

Саша даже не поздоровалась. Подошла к шкафу, вытащила сумку, бросила на кровать, резко расстегнула молнию и принялась запихивать внутрь одежду.

– Что ты делаешь? – озадаченно спросила Ирина, сползая с кровати.

– Собираю вещи, – голос был ровным, но внутри всё дрожало.

– Уезжаешь? – Ирина подошла ближе, её лицо стало серьёзным. – Когда? Что случилось?

– Утром. Ничего не случилось, – отрезала Саша, не поднимая глаз. – Просто… пора.

– Так сразу? – Ирина нахмурилась. – Подожди. Ещё вчера всё было нормально. А теперь ты влетаешь сюда и начинаешь собираться? Объясни, в чём дело?

Саша замерла. Закрыла глаза на секунду. Выдохнула.

– Мне было приятно жить с тобой, – её голос стал мягче, но в нём всё ещё оставалась ледяная отстранённость. – Ты хорошая. Правда. Но я больше не могу здесь оставаться.

Ирина внимательно посмотрела на неё, потом тяжело вздохнула и качнула головой.

– Ну… ладно. Это твоя жизнь. Тебе решать, – она вернулась на кровать и снова уткнулась в планшет. – Только подумай ещё раз. Вдруг ты горячишься.

Саша не ответила.

Не могла.

Всё болело. И если бы она сказала хоть слово, всё вырвалось бы наружу.

Вместо этого она застегнула сумку, подняла её с кровати и поставила на пол.

«Боже, я ведь снова бегу».

Мысль резанула сознание, как осколок стекла.

Саша стиснула зубы, вцепилась в лямку сумки, чувствуя, как внутри нарастает пустота. Она ведь уже проходила через это.

Сначала – подростковый побег из дома.

Потом – чемодан в руке, ночь, уличные фонари, освещающие туманный, холодный Питер. Тогда тоже казалось, что выхода нет, что нужно спасаться, пока не стало хуже.

Возвращение в Москву. Стремительный роман с Никитой, обернувшийся катастрофой.

Очередной побег. Теперь в Крым.

Недовольство Марины.

Сестра всегда ругала её, как провинившегося ребёнка. А Саша отмахивалась. Но если Марина ошибалась, утверждая, что Саша умеет только разрушать… то почему всё снова повторялось?

Она села на кровать и закрыла глаза.

Навалилась усталость.

Но спать не хотелось.

Пролистала ленту новостей, потом бессмысленно уставилась в короткие видео. Яркие, пустые. Они заполняли время, но не приносили ничего, кроме раздражения.

Дофамин не приходил.

Саша промаялась до вечера. Приняла душ. Перепроверила вещи.

Так и не рассказала Ирине ничего.

Не могла уснуть.

Сколько раз закрывала глаза, натягивая одеяло до подбородка – столько же раз открывала их снова, уставившись в потолок.

Слышала, как за стеной кто-то ворочался на скрипучей кровати. Как внизу хлопнула входная дверь. Как в коридоре кто-то пьяно хихикнул.

Но сон не приходил.

Она задыхалась.

Внутри было тяжело. Тоска свивалась в тугой ком, давила на рёбра.

Уходить отсюда казалось правильным решением.

Но почему тогда внутри всё кричало, будто отрывалось что-то важное?

Саша резко села, выдохнула. Так больше нельзя.

Она встала, набросила халат и вышла в коридор.

Вахтёрша подняла голову, смерила её взглядом.

– Куда в такое время?

– Нужно подышать, – голос у Саши был хриплым. Она почти не узнала себя. – Правда нужно. Только на минуту.

Женщина смотрела долго, прищурилась, но, вздохнув, кивнула.

– Только не задерживайся.

Саша вышла в ночь.

Воздух был прохладным.

Пахло виноградной лозой, ночной свежестью и чем-то смолистым, пряным. Вчера здесь кипела жизнь – праздник, огни, смех. Теперь всё исчезло. Осталась только тишина. Она медленно шла вперёд, оглядываясь.

Почему она так привязалась к винодельне?

Проклятье.

Саша отвернулась, прошла за угол общежития, прислонилась к кирпичной стене, закрыла глаза. Где-то ухал филин. Ветер шевелил листья. Здесь было спокойно. Но вдруг – шорох.

Саша вздрогнула, напряглась, сделала шаг назад. И увидела его. Высокая фигура вышла из тени.

На этот раз Саша была уверена: он либо следил, либо ждал.

– Что ты… – хотела спросить она, но голос дрогнул.

Роман молчал. Приближался. Она отступала, но спиной уже упёрлась в стену.

н навис над ней, потянул за подбородок – и поцеловал. Саша пыталась его оттолкнуть, но в теле разлилась сладкая истома. Запах табака. Дорогого парфюма.

Она закинула ладони ему за шею.

Но Роман вдруг развернул её лицом к кирпичной стене. Резким движением стянул халат с плеч. Саша ахнула. Он не церемонился. Как будто торопился. Бретелька скользнула по руке, оголяя грудь.

Губы Романа нашли её шею, зубы зацепили мочку уха, а затем его ладонь скользнула в шорты.

Саша задыхалась.

– Рома… – выдохнула она.

– Тихо, Саш, – его губы прошлись по изгибу плеча, язык оставил влажный след на горячей коже. – Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?

Но именно это и заводило ещё сильнее. Она пыталась держаться за реальность.

Но его пальцы между ног – такие уверенные, такие медленные – рушили контроль.

– Ты такая влажная… – прохрипел он у самого уха.

Саша закусила губу, подавляя стон.

Она знала, что потом пожалеет об этом.

Но сейчас, когда его руки, его дыхание, его голос полностью заполняли её – ей было всё равно.

Реальность могла подождать.

Роман двигался медленно. Трогал и постукивал, дразнил, заставляя Сашу дрожать. Она зажмурилась и сдалась. О том, насколько грязно это было, Саша подумает позже. Сейчас её разум помутился настолько, что кирпичная стена, холодный воздух, запахи его одеколона и возбуждения казались райским благословением. Но Рома внезапно остановился.

Его горячее дыхание обжигало шею, а ладонь замерла в нескольких милиметрах над разгорячённой влажной кожей.

– Пообещай, что не уедешь, – выдохнул он.

Саша едва не застонала от разочарования.

– Что мне за это будет?

Роман усмехнулся, тёплый воздух коснулся её уха. А затем послышались бесстыдные шлепки. Двумя пальцами он стал медленно постукивать по мокрым половым губам, задевая набухший клитор.

Саша сжала зубы, почувствовав, как тело предательски выгнулось навстречу.

– Пообещай, – повторил он, слегка усиливая движение.

Она чувствовала, что больше не выдерживала. Дыхание сбилось, спина напряглась

– Да, Рома… – сорвалось с её губ.

Едва Саша произнесла это, он наградил её: пальцы стали грубее, смелее, давили и сжимали там, где отчаянно требовало её изнывающее тело. Кульминация накрыла её слишком резко. Саша не успела подавить стон, ногти с силой впились в кирпичную стену, а тело судорожно дёрнулось, сжимаясь вокруг его пальцев.

Но Роман не дал ей передышки.

Едва её дыхание стало выравниваться, он убрал руку, позволив ей на миг ощутить пустоту. Но прежде, чем Саша успела осознать, что происходит, он резко потянул за пояс её шорт.

Они упали на землю. Следом послышался характерный звук – расстёгивающаяся ширинка, шорох ткани. Сердце ударилось в рёбра. Саша ахнула, но в следующий миг он вошёл в неё. Сильным, резким толчком. Так глубоко, что у неё вновь подкосились ноги.

Одна его ладонь сжала её талию, вторая тут же накрыла рот, заглушая стоны.

– Тише…

Но как можно было не шуметь, когда он брал её так?

По-животному. Грубо. Рвано.

Он двигался без пощады, заставляя Сашу сходить с ума заново.

Она дрожала, подстраиваясь под его неистовый ритм.

Его пальцы скользнули на бедро и с силой сжали нежную кожу. Толчки стали ещё быстрее и грубее.

– Только попробуй уехать, – шептал Рома, не останавливаясь.

Она не могла ответить – он не позволял. И, чёрт возьми, ей это нравилось.

Роман сделал последнее движение, заглушил сдавленный стон у неё в волосах, а затем замер.

Горячий, тяжёлый, всё ещё внутри неё.

Повисла тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием. Саша готова была поклясться, что слышала собственное сердцебиение.

А потом Рома поцеловал её в плечо.

Мягко. Почти нежно. Саша замерла.

Он медленно вышел из неё, не торопясь.

Затем он опустил руки, давая ей возможность опереться о стену. Саша вдохнула глубже, разогнулась, но всё ещё не могла прийти в себя. Говорить не получалось. У него, кажется, тоже.

Рома молча нагнулся, подобрал её шорты, протянул.

Когда она дрожащими пальцами натянула их обратно, он застегнул ширинку, чуть усмехнулся, откинул голову назад.

– Ну что, дашь мне свой номерок? Ну или хотя бы ник в соцсетях.

Саша моргнула, не понимая. Он улыбнулся.

– Кажется, уже пора. Не могу же я каждый раз тебя искать вот так.

Он легко коснулся пальцами её подбородка, провёл большим по нижней губе.

– Ты ведь пообещала мне не сбегать.

Саша не знала, что сказать.

Она просто смотрела на него. На мужчину, который только что полностью подчинил её себе. На мужчину, от которого не хотелось отрываться.

И тогда она хрипло выдохнула:

– Записывай.

Школа манипуляций имени Анны

Роман миновал праздник, растворяясь в вечерней тени. Никто не звал, не окликал, не задерживал с бокалом вина для очередного тоста. Все были увлечены светом, музыкой, оживлёнными разговорами. Тем лучше.

Он поднялся в кабинет, запер дверь на ключ и вошёл в комнату за ширмой. Взгляд зацепился за отражение в зеркале.

На лице размазался след. Густой, бордовый.

Саша.

Он провёл пальцем по нижней губе, стирая остатки помады, но ощущение не исчезло. Оно сидело слишком глубоко. И ранило сильнее, чем показалось на первый взгляд.

Зачем он так поступил? Это было нечестно. Неправильно. Безрассудно.

Он закрыл глаза и снова увидел её, сидящую на столе дегустационного зала, сбитую с толку, затаившую дыхание. Полураскрытые губы, чуть дрожащие пальцы на гладком дереве. Она не сопротивлялась, но и не звала его. Рома сам нарушил границы.

Сердце сжалось от жалости к Саше. Не потому, что он вёл себя грубо, а потому, что она не заслужила такого. Это его личный хаос, собственный кавардак в голове, который не выходило разобрать долгих семь лет.

Роман сел на край кровати, сцепил пальцы в замок. Но Саша слишком сильно влекла. Он знал это чувство. И его невозможно объяснить. Его тянуло. Нравилась дерзость, гордость, упрямое желание бунтовать. Нравилась и внешность: живая, естественная с лёгкой ненавязчивой сексуальностью.

Рома хотел Сашу до боли, до сжатых кулаков, до горячей дрожи в пальцах. Хотел прижимать, видеть, как она поддаётся, сгорать вместе.

Но вместе с желанием рука об руку всегда шло другое чувство. Привязанность.

Но Саша уедет. Для неё «Романовы лозы» – временная остановка. К тому же… Ей здесь не место, хоть она и втянулась.

К чему тогда мимолётный роман? Чтобы оставить раны и ему, и ей? Нет, с Ромы хватит душевных ран. Но он сидел на постели в темноте, с силой сжимал волосы и с ужасом понимал: привязанность уже формировалась. И ему от этого никуда не деться.

Воспоминание пришло внезапно, как удар под дых.

Роман сжал ладонями виски, пытаясь выдавить из себя напряжение, но прошлое уже прорвалось в сознание, затапливая всё вокруг.

Комната перед глазами расплылась, и он снова увидел Анну. Чёрное кружевное бельё было сдвинуто, юбка задрана до бедер, босые загорелые ноги вальяжно перекрещены. Она курила, лёжа на столе его кабинета, держа тонкую сигарету с той же небрежной грацией, с какой украла его сердце. Чёрные волосы разметались по поверхности, кожа сияла в мягком свете лампы, губы напухли от бесконечных поцелуев. В воздухе витал терпкий запах её духов: сандал, ваниль, тонкий намёк на специи. Аромат, который впитался и в постель, и под кожу, и в память.

Грудь Романа тяжело вздымалась, рубашка была расстёгнута, открывая следы от аккуратных длинных ногтей. Её помада, алым следом отпечатавшаяся на сигарете, не стерлась даже после того, как она целовала его губы, шею, грудь. Даже после того, как…

Чёрт.

Он резко вдохнул, провёл рукой по лицу, загоняя себя обратно в реальность.

Затем встал, подошёл к ящику стола, достал маленькую бархатную коробочку и раскрыл её. Рома больше не мог и не хотел тянуть. Да, момент не слишком романтичный. Но в этом и была прелесть их отношений.

– Выходи за меня, Аня, – его голос прозвучал низко, излишне серьёзно. – Я люблю тебя.

Она повернула голову, взглянула на него с ленивой полуулыбкой.

– Ромочка, ты его? – медленно провела языком по губам, наблюдая за ним с неподдельным интересом.

Роман не улыбнулся, не ответил на её игривость. Он просто смотрел на неё, протягивая коробочку.

Анна вздохнула, села ровнее, стряхнула пепел в пепельницу. А потом посмотрела на кольцо.

И сказала только одно слово:

– Нет.

Роман моргнул.

– Что?

Она подняла глаза, в которых не было ни растерянности, ни страха, и повторила:

– Нет.

Он выдохнул, чувствуя, как внутри всё напряглось.

– Почему? У нас же всё замечательно.

Анна чуть качнула головой, поджала губы, будто собираясь с мыслями.

– Ромочка, мы вместе три месяца. Конечно же, всё хорошо. А как иначе?

Он нахмурился.

– К чему ты клонишь?

Её голос стал тёплым, даже по-матерински ласковым:

– Не хочу видеть, как ты превращаешься в обрюзгшего мужика, а я рядом с тобой – в домохозяйку.

Она провела пальцем по краю бокала с вином, чуть склонила голову, словно сама не была до конца уверена в том, что говорит.

– Меня ждёт работа. Помнишь? Мне предложили повышение.

Роман медленно закрыл коробочку с кольцом и попробовал настоять:

– Так я и не собирался лишать тебя работы, загонять на кухню и заставлять рожать мне детей. Мне просто нужно знать, что ты моя. Навсегда.

Анна смотрела на него несколько секунд, а затем грустно улыбнулась.

– Ты не любишь ложь, Ромочка.

Она приподнялась, лицо почти оказалось на уровне его губ.

– Я не твоя. И ты не мой. Вообще люди – не вещи, чтобы кому-то принадлежать, понимаешь? – Она провела легко провела пальцами по его груди. – И мы с тобой даже ни о чём таком не говорили. С чего ты вдруг решил взять меня в жёны?

Роман не двигался.

Анна посмотрела на него с долгим пристальным взглядом, провела рукой по волосам, поправила сползшие бретельки бюстгальтера, скользнула со стола и медленно направилась к двери.

– Жаль, Рома, очень жаль. Мы могли провести ещё столько приятных месяцев… Но это кольцо…

Она поправляла платье, смотрелась в зеркало, укладывая ладонями растрепавшиеся волосы. А затем бросила на прощание:

– Только не злись, ладно? Я и подумать не могла, что наша интрижка столько для тебя значит.

Дверь хлопнула. Со двора послышался звук мотора её белоснежной Porshe 911.

В ту ночь Роман не спал.

Он сидел в кабинете, бессмысленно глядя в стену, сжимая в кулаке кольцо, которое так и не оказалось на её пальце. Оно казалось холодным, безжизненным, ненужным.

В висках стучало. В груди горела болезненная зияющая пустота. Она ощущалась рваной раной, которую никакими нитками не залатать. Он не мог понять, что было сильнее: злость, боль или проклятое чувство абсурдности происходящего.

Аня ушла просто. Так буднично. Без истерик и слёз. Не дала и шанса побороться. Просто потушила сигарету, сказала "нет" – и исчезла.

Роман наполнил бокал, вылил его в себя залпом. Потом второй. Вино больше не казалось тёплым, мягким. Оно жгло, резало глотку, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось внутри.

Он пил всю ночь.

Под утро в пьяной голове, наконец, возникла мысль. Почему не додумался раньше? Рома схватил телефон и набрал номер. Первый раз – гудки, гудки, гудки… Никакого ответа. Второй. Третий. Четвёртый. Он уже не помнил, сколько раз нажимал вызов. В какой-то момент телефон перестал соединять.

Она его заблокировала.

Роман уставился на экран, ощущая, как внутри холодной волной поднимается злость. Не боль, не разочарование – именно злость.

Затем зашёл в соцсети.

Анна исчезла отовсюду. Её профиль всё ещё был, но теперь он не мог видеть ни фотографий, ни постов, ни даже проклятой аватарки. Блок. Везде.

Она не просто ушла.

Она вычеркнула его из своей жизни.

Роман сидел в темноте, смотрел на экран и, наконец, ощутил не пустоту, а потерю. Всё, что было между ними: сумасшедший секс, смех, бесконечные разговоры до утра, поездки, ругань, страсть, её чертовски пронзительный взгляд – всё это перестало существовать.

Наутро еле нашёл в себе силы подняться.

Но хуже было потом.

Дни превратились в серую массу. Он пытался заполнить пустоту: работал без сна, запирался в подвалах винодельни, перегружал себя так, чтобы не оставалось сил думать.

Но вечерами…

Он пил.

И не только пил.

Женщины приходили и уходили. Слишком красивые, слишком искусные, слишком доступные. Он мог выбрать любую. Мог проводить с ними ночи, потеряться в телах, губах, руках, мог бесконечно глушить животное желание.

Но каждый раз, когда очередная женщина встречалась с ним взглядом, Рома видел образ Анны.

Все женщины были мягкими и податливыми. Шептали его имя, выгибались в его руках. Но это было не то.

Роман снова пил, снова забывался. Порой вместо забвения приходила ярость. И тогда Рома проклинал Аню. Вслух произносил все худшие слова, какие только мог вспомнить. Но с каждой ночью ненависть таяла, оставляя после себя глухую боль.

Спустя долгие месяцы и боль утихла. Роман вытравил Аню из своей жизни только спустя год. Или, по крайней мере, научился жить с тем, что единственная женщина, которую он хотел видеть рядом всегда, осталась лишь воспоминанием.

Он вспомнил свою старую наивную юношескую мечту: вернуть винодельне былую славу.

Работал до изнеможения. Поднимался с рассветом, засыпал за полночь. Учился, пробовал новое, не жалея себя. Прогнал прошлое, сосредоточившись на будущем.

А потом всё рухнуло в один миг. Телефон завибрировал, высветив незнакомый номер.

Роман бросил беглый взгляд, даже не собираясь отвечать. Но уведомление заставило его замереть.

СМС:

"Скучаю."

А под ним – фотография.

Красные чулки. Тонкие кружевные трусики.

Он не дышал несколько секунд. Затем пришло ещё одно сообщение.

"Я в самом дорогом бутик-отеле Ялты. Вот адрес. Приезжай."

Роман не колебался.

Роман не думал.

Он просто сорвался с места, преодолел сотню километров за рекордное время, влетел в роскошный отель, поднялся на нужный этаж, толкнул незапертую дверь и вошёл.

Анна стояла у окна – спиной к нему, босая, в коротком шёлковом халате. Она повернула голову, ухмыльнулась.

– Я знала, что ты приедешь.

Он не ответил. Просто захлопнул дверь, прошёл через всю комнату в три шага.

Просто схватил её за талию и рывком развернул к себе. Её губы распахнулись в довольной улыбке, но он не дал ей времени говорить.

Прижал к стене, грубо, резко, накрыл её рот своим, целуя так, будто хотел стереть этот год разлуки.

Жадно. Голодно. Гневно.

Она застонала, выгнулась к нему, ногтями вцепилась в волосы, тянула, провоцируя, провоцируя на ещё большую грубость.

Роман поднял её, заставил закинуть ноги ему на бёдра.

Чулки шуршали по его брюкам, тепло её тела обжигало, дыхание стало резким.

– Ты злишься? – выдохнула она, когда его пальцы сильнее сжали её талию.

– Я хочу убить тебя.

Роман резко отдёрнул пояс халата, он упал на пол, оставляя её в одном лишь тонком белье.

– Ни в чём себе не отказывай, милый.

Он вошёл в неё быстро, без предупреждения, глубоко, сильно, заставляя вскрикнуть и выгнуться.

Анна сжала его плечи, пальцы зарылись в его рубашку, рванули ткань, пуговицы разлетелись в стороны.

Руки скользнули по её спине, сжали.

– Год, – его голос был низким, рваным, прерывающимся на дыхание. – Год, Аня.

Она смеялась ему в губы, смеялась от страсти, от боли, от удовольствия и безумия.

– Но ты всё равно явился.

Роман сжал её сильнее, глухо застонал в шею.

– Замолчи.

Она голову отбросила назад, дыхание сбилось, тело сжалось вокруг него, и он понял, что она умирает от наслаждения в его руках.

Но ему было мало.

Так они провели ночь. В сумасшедшем забытии. Роман действительно растворился, выкинул из памяти боль, пустоту и холод.

Утром, едва только глаза распахнулись, Рома понял, что её нет. Холод. Запах её духов. Шёлковые простыни смяты.

На тумбочке – телефон.

Сообщение.

"Ты был, как всегда, великолепен, любимый.

Он долго смотрел на экран.

А потом попробовал набрать номер.

Абонент временно недоступен.

Опять.

Он сжал кулаки.

На этот раз больно не было. Рома просто вернулся к делам. Казалось, что психика вытеснила ту ночь, защищая его. На этот раз он не пил, не спал с женщинами. Жизнь превратилась в четкую и понятную рутину. Так прошло полгода.

Декабрь для Крыма выдался удивительно холодным. Мороз пробирался сквозь стены винодельни, налетал порывами ветра с гор, обволакивал серое, тяжёлое небо. Виноградники спали, земля была твёрдой, застывшей. Роман работал почти без отдыха, строил планы, чертил и размышлял.

Ему снова показалось, что всё сгорело. Нет больше чувств. Анна в прошлом.

Но тогда пришло новое сообщение.

Незнакомый номер.

"Приезжай."

Он не хотел открывать. Не хотел видеть. Но пальцы сами сжались на экране.

Фото.

Крупным планом её губы.

Алые, сочные, слегка приоткрытые.

Язык медленно облизывает два пальца.

Роман напрягся, челюсти сжались.

"Я в Симеизе. Небольшая, но уютная квартирка. Вид на гору-Кошку. Холодно. Мне нужно тепло, Романов."

Он выдохнул. Нет, нельзя поддаваться. Рома прекрасно знал, как всё это закончится. Но ключ уже был в зажигании, а телефон лежал на пассажирском сидении.

Аня ждала его.

Когда он открыл незапертую дверь, в воздухе витал запах дорогого восточного ладана: тёплый, пряный, обволакивающий.

Полумрак, камин, свечи в углах комнаты. Свет мягко мерцал на дереве, отражался в тёмных бутылках вина на столе.

Анна стояла в дверном проёме спальни, прислонившись к косяку. Она не двигалась, просто смотрела на него из-под ресниц, её взгляд медленно спускался от его глаз к губам, к груди, к поясу ремня.

– Ты выглядишь замёрзшим, любимый.

Голос был низкий, бархатистый, тянущийся, как тёплый коньяк.

Роман скользнул взглядом по её силуэту. Босая. На плечи небрежно наброшен короткий меховой полушубок цвета слоновой кости, сползающий вниз, оставляя открытыми острые ключицы, изгиб шеи.

Под ним – ничего. Роман медленно шагнул в комнату, закрыл дверь, но взгляд не отвёл.

Анна улыбнулась. И, не отрывая глаз от его лица, распахнула полушубок, позволяя ему увидеть всё.

Он ничего не сказал и просто схватил её.

Анина спина ударилась о стену, губы тут же оказались в его зубах, в его языке, горячие, влажные, с привкусом терпкого десертного вина.

Она стонала ему в губы, её руки уже расстёгивали пуговицы на его рубашке, сбрасывали ткань на пол, ногти проходились по коже, оставляя следы. Всё как обычно. Он знал эти ощущения, слишком хорошо их помнил.

Её бёдра были горячими, дыхание сбивчивым.

– Ты опять злишься, Ромочка? – она задышала ему в ухо, когда его пальцы скользнули внутрь.

– Скажи, что скучала.

– Скучала…

– Ложь.

И всё по кругу.

Холодное утро. Холодное смс. Холодная постель.

Теперь, спустя два с половиной года, Рома сидел на кровати, одержимый страстью к другой женщине. И одолеваемый страхом, что с ней будет также.

Вдруг зазвонил телефон. Роман подпрыгнул, испытывая смешанные чувства. Сердце забилось чаще. Но звонил отец. Так поздно?

Виталий даже не поздоровался.

– Выходи. Надо поговорить.

Роман спустился вниз, чувствуя, как в груди копится напряжение. В воздухе всё ещё витал запах вина и праздника, но веселье казалось далёким, ненастоящим. Он знал, что ждёт тяжёлый разговор.

Виталий стоял, прислонившись к капоту машины, скрестив руки на груди. В темноте его лицо казалось резким, как будто высеченным из камня.

– Что за цирк ты устроил? – голос был низкий, холодный.

Роман закурил, затянулся, медленно выдохнул дым в сторону.

– Какой цирк?

– Не прикидывайся, – Виталий оттолкнулся от машины, сделав шаг к нему. – Чёртов праздник! Ты вывалил деньги на показуху.. И какого хрена сегодня по заводу гуляли инвесторы?!