Пространство-время. Хроники поиска во времени. Книга первая

Мэри пробормотала слова благодарности и, сжимая руки, вышла из комнаты. Лейтенант повернулся к нам.

– Мисс Джонсон – так, кажется, Вас зовут, можете сказать, кто этот господин?

– Не могу, – сказала девушка с глазами Алекс. – Никогда не видела его до сегодняшнего вечера.

Мужчина выглядел мрачным.

– Тогда не могли бы Вы сказать мне, кто были остальные собравшиеся господа?

– Мой отчим и двое его помощников – единственные люди, которых я знала в этой комнате, лейтенант, – сдержанно сказала она. – Партизаны-бушвакеры2 были мне незнакомы и прибыли совсем недавно.

Глаза лейтенанта сузились.

– Что вы делали в комнате, мисс Джонсон?

– Я увидела, как этот человек крадётся снаружи и отвела его к отчиму, – сказала она, – пробыла там меньше минуты.

– И все же Вы наставили пистолет на моих людей?

Девушка смутилась.

– Это было глупо, я не думала. Они ворвались в мой дом.

– Полагаю, этот джентльмен спас Вам жизнь, – заметил он.

Она пристально посмотрела на меня и ничего не сказала.

Лейтенант повернулся ко мне.

– Ваше имя, сэр?

– Ричард Уолтон.

Его брови поползли вверх.

– Вы англичанин!

– Да.

Он смотрел на меня несколько секунд и, наконец, вздохнул.

– Что-то очень странное происходит в этом доме, – решительно произнёс он. – У меня на руках секретные военные документы и мертвецы, никто ничего не знает и не знаком друг с другом. Мне поручено раскрыть эту измену, и мы с моими людьми должны убираться отсюда. Так что вы оба едете со мной.

– Теперь Вы похититель! – воскликнула моя пылкая спутница. – Я не поеду с Вами.

Взгляд лейтенанта стал жёстким.

– Сегодня я потерял несколько хороших парней, мэм, – коротко сказал он. – Я не в настроении играть. Не вынуждайте меня.

На мгновение она замерла.

– Хорошо, – неохотно согласилась девушка, – но мне понадобятся кое-какие вещи, а также нужно оседлать мою лошадь.

– У Вас есть десять минут, – коротко сказал лейтенант и кивнул охраннику:

– Останься с ней, Билли.

Когда они вышли из комнаты, офицер направил внимание на меня.

– Какова Ваша роль в этом, мистер Уолтон?

– Всё это не имеет ко мне никакого отношения, – осторожно сказал я. – Не рассчитываю, что Вы мне поверите, но я только что прибыл.

– Только что прибыли откуда? – нетерпеливо спросил он.

– Это немного трудно объяснить, – признался я.

– Англичане должны быть на нашей стороне, вот что я думаю.

– Моё присутствие никак не связано с политикой, – настаивал я. – Я заблудился и пришёл в этот дом за советом, вот и всё.

Несколько секунд лейтенант молча изучал меня.

– Вы не против опорожнить карманы, сэр?

– Вовсе нет, – сказал я, проклиная тот факт, что у меня были наличные и новый дешевый мобильный. Деньги озадачили его: они были слишком маленькими и высокотехнологичными для того времени, а телефон совершенно сбил с толку.

– Это английские деньги? – спросил он. – Видимо, они высоко ценятся: двадцать фунтов за штуку.

– Это, э-э, аккредитивы, – замялся я.

– Что это? – спросил лейтенант и потряс телефоном. По крайней мере, тот не был включен.

– А, – произнёс я, лихорадочно соображая. Единственное, что пришло в голову, как ни странно, был Чарльз и его причудливая обсерватория.

– Это для… э-э… вычисления положений звезд. Моё хобби.

Лейтенант сомневался.

– Никогда раньше не видел ничего подобного. Из чего он сделан?

– Это новый вид металла.

– Он очень маленький, – заметил офицер.

– Прибор делает только простые вычисления, – запинаясь, ответил я.

– Как это работает? – подозрительно спросил он, рассматривая телефон под разными углами.

– Он сломан.

Лейтенант ещё некоторое время озадаченно смотрел на прибор, потом покачал головой и сунул в карман вместе с моими деньгами. Очевидно, у него в голове были более неотложные дела.

– Вы – загадка, и это не ошибка, – заключил он. – Никаких документов, странная одежда, иностранные банкноты и необычный на вид прибор. У Вас есть лошадь?

– Нет, – неуклюже признался я.

– Тогда как же Вы сюда попали?

– Не совсем уверен, – сказал я, невыносимо смущаясь. – Похоже, меня ограбили, возможно, ударили по голове, и я потерял память о недавних событиях. Поэтому я пришёл в этот дом за помощью.

Взгляд лейтенанта из недоверчивого превратился в крайне скептический, и он горько усмехнулся. – Ну, лошади у меня, конечно, есть.

– У меня… м-м… не так уж много опыта с лошадьми, – признался я, и его скептицизм перешёл в недоверие.

– Тогда как же Вы путешествовали? – нетерпеливо спросил офицер.

– Как уже сказал, не помню, – повторил я, чувствуя себя безнадёжно скомпрометированным, – может быть, э-э… в дилижансе?

Казалось, он взвесил шансы на то, что я сумасшедший или идиот, и пожал, наконец, плечами.

– Если Вы не привыкли к лошадям, Вам придётся очень быстро научиться, – произнёс лейтенант.

Он вывел меня к фасаду дома, где вокруг дюжины лошадей сосредоточенно трудились шестеро мужчин, освещённые лунным светом.

– Парни, возможно, вам придётся привязать его, – крикнул им лейтенант, – иначе он упадёт!

Раздалось несколько смешков, и один из мужчин помог мне взобраться на лошадь, излучая при этом немое удовольствие от моей неуклюжести. Я робко сидел на животном, чувствуя себя крайне неловко: мой конь, в свою очередь, встревожился и возмутился. «Госпожа Жаклин» появилась более чем через десять минут, ведя лошадь с дамским седлом и одетая в нечто вроде разделённой юбки. Мэри, пошатываясь, шла рядом с ней с двумя объёмистыми сумками, и после жаркого спора с лейтенантом их прикрепили на седле другой лошади без всадника.

Убитых и двух тяжелораненых оставили, в надежде на милосердие Союза, а у двух других всадников из самодельных повязок сочилась кровь. Мы двинулись быстрой рысью по широкой грунтовой дороге, ведущей от фасада дома. Я был благодарен, что не ехали быстрее, но меня ужасало неприличное подпрыгивание, которое, как оказалось, создавал этот безобидный темп. К моему негодованию, это происходило только со мной. Лейтенант попятился, с притворным изумлением оценивая мой спектакль.

– Что ж, это единственное, о чём Вы не соврали, – хохотнул он, – Вы точно никогда раньше не ездили верхом!

Я заметил ответные ухмылки расплывчатых людей вокруг, показалось даже, что уловил вспышку веселья в глазах Жаклин. Но неспособность к верховой езде вскоре вывела меня за рамки обычного унижения. Всё перешло в острый дискомфорт и вскоре превратилось в нечто вроде чистой пытки. Мы свернули на развилку и шли по ней минут двадцать, после чего, к моему великому облегчению, двинулись пешим шагом через сельский ландшафт. Это было всё также неприятно, но гораздо терпимее, и мы неуклонно ехали через пологие холмы и открытую местность, поросшую лесом. Время медленно тянулось в нереальной процессии мучительной скуки: долгим сном наяву о лунном свете и тени. Казалось, это продолжалось целую вечность, прежде чем лейтенант приказал остановиться.

– Немного перекусим и поспим до рассвета, – пробормотал он.

Костёр разожгли в небольшой лощине, где его было бы трудно разглядеть с расстояния более ста метров. Мужчины направились в темноту облегчиться, и Жаклин также, немного дистанцировавшись от них.

– Только не убегайте сейчас, мисс Джонсон, – сказал лейтенант, но в ответ она лишь вызывающе вскинула голову.

Луна на небе была ниже и светила не так ярко, появилось больше облаков. Я надеялся, что это не будет означать дождь, потому что не было никаких признаков того, что кто-то везёт палатки или другую защиту от непогоды.

От едкого древесного дыма щипало ноздри и слезились глаза. Но, после того как сковородки и провизию распаковали, аромат готовящейся пищи был на удивление хорош. Сцена имела невероятно сюрреалистичный вид. Мерцающее пламя, освещавшее обветренные лица солдат, и поношенные мундиры напомнили мне скорее старинную картину, чем реальную жизнь. Это было не просто изображением, а жизненным, живым присутствием человеческого существования в ушедшей эпохе, таким странным: другим и всё тем же самым. Полагаю, оно нарушило врожденные представления о постоянстве моего существования в двадцать первом веке. Я подумал о Чарльзе: как бы он обрадовался, узнав о чём-то подобном. На практике всё заполняло смятение и беспокойство. Я жил на нервах, и было бы ещё хуже, если бы не след Алекс передо мной.

Жаклин вернулась, и я почувствовал некоторое удовлетворение от того, что она села ближе ко мне, чем к другим солдатам. Я задумался о её роли во всём этом: кем она была и как много знала. Сходство Жаклин с Алекс казалось поразительным: она могла быть её сестрой или, как мне пришло в голову, кем-то из предков или потомков, и у неё был отчим – путешественник во времени. Причём, Жаклин явно не распознала моё перемещение во времени, как это сделал он. Всё казалось невероятной паутиной интриг или совпадений.

Молодой солдат Билли достал из сумки на моей лошади металлическую миску и ложку и сунул мне в руки, после чего последовала порция приготовленной еды.

– Как всегда, солёная говядина и кукурузная мука, – радостно ответил он. Билли, очевидно, считал себя лично ответственным за меня и Жаклин и предложил ей то же самое, но она отказалась. Я осторожно прожевал пищу. Она оказалась грубой и, видимо, содержала в себе определённый процент песка, но я был голоден. Мужчины что-то бормотали между собой, явно желая поскорее покончить с едой и немного поспать. Мне стало неловко, что Жаклин не ест, и я обратился к ней, пытаясь подражать жизнерадостному тону Билли.

– Уверены, что ничего не будете есть? На вкус довольно неплохо.

– Нет, спасибо, – коротко ответила она.

Я немного помолчал, а потом сделал ещё попытку.

– У Вас есть сестра? – рискнул спросить я.

Жаклин с удивлением посмотрела на меня.

– Нет, а почему Вы спрашиваете?

– Вы мне кого-то напоминаете, – сдержанно признался я.

– Вы уже говорили это раньше, – вспомнила она. – Странно так говорить, когда прокрадываешься в чужой дом.

– Я не пробирался в Ваш дом, а крался вокруг него, – заметил я.

Какое-то мгновение девушка смотрела на меня каменным взглядом.

– Вы очень странный человек, – произнесла она, наконец.

– Вы хорошо ладите со своим отчимом? – выпалил я.

– И очень невежливый, – добавила Жаклин и отвернулась.

Билли принёс грубые одеяла и пожелал нам спокойной ночи. Жаклин тут же спряталась в своё и отвернулась от меня, неловко уронив голову на руки. Я укрылся и лёг на спину, заложив руки за голову, и стал смотреть в небо. Казалось странным, как мало значат сто пятьдесят лет, отделяющих меня от моего времени, для мерцающих звёзд наверху. Я не думал, что засну, но внезапно пробудился от странного сна, в котором Алекс и Жаклин были одним человеком, говорящим двумя голосами.

– Пора подниматься, – сказал Билли, – вставай и сияй.

Я рассеянно огляделся. Было ещё довольно темно, но на горизонте виднелся проблеск света, а на костре что-то варилось. Всё тело болело, я со стоном потянулся и взглянул на Жаклин, которая ночью повернулась ко мне лицом. Она открыла один глаз и сердито села, увидев, что я наблюдаю за ней.

– Кофе, – объявил Билли, протягивая мне дымящуюся металлическую кружку. Он подал такую же Жаклин, и на этот раз она взяла её, несмотря на то, что мрачно взглянула на Билли. Она подула и осторожно отхлебнула напиток, и я сделал то же самое. «Кофе» не имел ни вкуса, ни запаха, и в нём отсутствовало молоко, но он был горячим и сладким.

На рассвете лейтенант отправил в ту сторону, откуда мы приехали, двух верховых. Вскоре наш отряд был снова в седле, держа курс на восток. Я попытался расслабить свои нежные мышцы, неловко переминаясь и сгибаясь, пока лошадь неуклонно тащилась вперёд, но всё ещё чувствовал себя боксерской грушей. Восходящее солнце невероятной красотой одарило непаханую, дикую землю. Был момент, когда сказочный красно-золотой глаз солнца глядел сквозь далекие горы, и я, казалось, прикоснулся к трансцендентной ясности некой высшей сферы, но позволил этому осознанию ускользнуть. Я понятия не имел, что может активировать Портал, и мне не хотелось возвращаться в неизвестность. Несмотря на все неудобства и неуверенность, было желание больше узнать о Жаклин и её отчиме.

За утро я несколько раз пытался возобновить разговор, с большим трудом ведя лошадь рядом с ней, но меня отгоняли односложными словами и ледяными взглядами. С Билли мне повезло больше, и мы обменялись несколькими короткими, бессвязными и запутанными фразами. Я безуспешно пытался вытянуть из него дату, наше географическое местонахождение и текущее состояние войны. Но разговорная речь Билли и мои смутные познания во всём американском давали немалый простор для недопонимания, и я мало что узнал.

Через несколько часов двое отосланных людей вновь присоединились к нам, и отряд остановился на поздний завтрак или, возможно, ранний обед. На этот раз Жаклин снизошла до еды, и мы выпили наш так называемый кофе в том состоянии, которое, как мне нравилось думать, было нашим самым справедливым молчанием до этого. Мы снова двинулись в путь и через некоторое время миновали пару ветхих деревянных хижин. Далее неровная земля превратилась в просёлочную дорогу, вдоль которой время от времени попадались строения в лучшем состоянии: по большей части добротные бревенчатые хижины. Солдаты во главе нашей маленькой колонны вытащили пистолеты и настороженно огляделись, но мы продолжали движение, не видя вокруг ни души.

Затем дорога изогнулась и расширилась, и внезапно появилось очень много людей. Они в молчании стояли там, где путь огибал широкое озеро, вторгавшееся в деревню. В ней было множество разнородных зданий, и, видимо, здесь присутствовали все жители. Поначалу послышавшийся плач казался несовместим с этой тишиной. Затем в кругу зевак я разглядел расстроенную женщину, она прижимала к себе обмякшее тело ребенка: его одежда промокла от воды. Некоторые обернулись посмотреть, как мы приближаемся, но преобладающее настроение оставило их равнодушными к нашему присутствию. Трагическое молчание сказалось и на нас, и мы с похоронной торжественностью стали проходить мимо.

Я взглянул на скрюченного ребенка, мальчика лет восьми-девяти. Чувствовалось отчаяние женщины, и каким-то образом оно превратило эту сцену из чужой проблемы в бесконечное человеческое горе. Было что-то странное в этом восприятии, и у меня возникло странное ощущение, что кто-то, кроме меня, наблюдает за происходящим моими глазами. Новое чувство глубины превосходило мою повседневную беспечность. Как будто какое-то вневременное существо наблюдало за жизнью, разворачивающейся в медленном, древнем темпе планеты под моими ногами. Это напомнило мне о непостижимом опыте в коттедже Чарльза, но больше казалось проекцией на человечество. Мрачная толпа наполнилась архетипическим пафосом: потерянное племя первозданных детей, брошенных в эпоху тьмы и невежества. И что-то во мне вспыхнуло – зародыш идеи, лёгкая подсказка.

Я вырвался из похожего на сон состояния, не успев усомниться в его реальности. В моё время мальчика, наверное, можно было бы реанимировать. Я подумал о своей подготовленности к оказанию первой помощи и задался вопросом, смогу ли это сделать.

«Да, может, и смогу. Но как отреагирует толпа, если я попытаюсь, и что будет, если у меня ничего не получится?» – подумал я.

Меня охватило парализующее мгновение нереальности. Я знал, что в этой застывшей картине смогу удержать баланс жизни и смерти, но сомневался и боялся действовать.

«Они линчуют тебя», – пренебрежительно произнёс Мозговой Червь, первый раз за много дней, – «и ничего из этого не выйдет».

Я инстинктивно отпрянул от его ужасных внушений, но всё ещё колебался. Затем невыносимое страдание на лице женщины и необъяснимое желание дать Жаклин лучшее обо мне мнение сделали всё остальное. Я соскользнул с лошади и, прежде чем осмелился принять сознательное решение, побежал, проталкиваясь сквозь толпу.

– Сколько времени он был под водой? – спросил я, задыхаясь от страха и адреналина.

– Эй, ты ничего не сделаешь, он мёртв, – прохрипел человек с кислым лицом, хватаясь за мою одежду.

Женщина, ничего не понимая, дико взглянула на меня.

– Остановите его, он сумасшедший! – крикнул другой.

– Я спросил, как долго? – отчаянно выкрикнул я, чувствуя головокружение от того, что пошёл на такой риск.

Кто-то ещё потянулся, чтобы схватить меня.

– Пять минут, – простонала женщина, – он мёртв.

Я надеялся, что прошло менее пяти минут. Теперь в её глазах было что-то другое: проблеск надежды, наполнивший меня ужасом. Я добрался до неподвижного тела как раз в тот момент, когда двое мужчин схватили меня.

– Я попытаюсь! – воскликнул я, и неожиданно женщина в ярости набросилась на нападавших на меня.

– Оставьте его в покое! – прокричала она.

Я развернул мальчика, чтобы извлечь воду из легких, а затем уложил его и начал прокачивать сердце. Ненадолго останавливался, чтобы сделать искусственное дыхание «рот в рот» и продолжал, считая толчки громко про себя, чтобы успокоить нервы и отогнать потрясённое молчание толпы.

– Болван, – прошептал Мозговой Червь, и я внутренне съёжился.

Секунды тикали, но я отчаянно продолжал. В ушах у меня что-то пело, а перед глазами образовался зернистый узор. Если бы у меня ничего не вышло, последствия были бы немыслимы, и всё, о чём я мог думать, это то, что ничего не получилось… Затем мальчик изрыгнул воду, забрызгав меня. Он судорожно вздохнул и в тревоге выпучил глаза.

– Ма! – провопил ребёнок и вывернулся, вцепившись в мать, которая залилась слезами.

Я в изнеможении опустился на корточки, закрыл глаза, и этот мир закружился. Очень медленно я осознал, что толпа молчит. Я огляделся. На многих лицах отразилось всё то же колебание между благоговением и страхом, а некоторые в тревоге перекрестились. Я понял, что поднимает голову суеверие.

Мозговой Червь в моей голове сурово хмурился.

– А теперь посмотри, что ты наделал.

Я отбросил в сторону его отвратительное присутствие и, лихорадочно соображая, встал на ноги.

– Этому я научился у врача, – объявил я, чувствуя, как меня бросает в жар. – Если есть ещё, э-э, искра жизни, и ты возобновишь дыхание человека, он будет жить. Ещё минута, и было бы уже поздно.

Некоторые глаза посветлели, и моя аудитория немного оживилась. Мать мальчика кивала и улыбалась, по её лицу текли слезы. Напряжение висело ещё мгновение, а затем ушло. Неожиданно все заулыбались, и я сдержал вздох облегчения.

– Благодарю, о, благодарю Вас, сэр! – воскликнула мать.

Я был потрясён и взволнован, не в силах поверить, что действительно сделал это.

– Мадам, Он всё ещё может заболеть от воды, – почувствовал обязанность сказать я, напустив на себя официальный, хотя и довольно стеснительный вид. – У него может быть лихорадка. Но, надеюсь, мальчик поправится.

Я сиял от самодовольства, но моё удовлетворение возросло, когда я оглянулся на своих похитителей. Их суровые лица удивлялись, а Жаклин смотрела в изумлении. Мой скромный статус, несомненно, подвергся сомнению.

Лейтенант подозвал меня к себе.

– Не знаю, шпион ли Вы, мистер Уолтон, но позвольте пожать Вам руку, – произнёс он со сдержанным восхищением. – Я много чего повидал, но если это не чудо, то не знаю, что это.

Получать комплимент от человека, ведущего тяжелую и опасную жизнь, было неловко. Всё что я сделал, – это применил немного знаний, которых не было у других. И всё же я подставил свою шею, когда в этом не было необходимости. Я сам себе удивился.

– Спасибо, лейтенант, – сказал я.

Новое чувство гордости неуклюже уселось на меня. Мозговой Червь, казалось, дулся, или, по крайней мере, скользнул под свой камень на задворки моего ума. Я удивлялся тому, как он продолжал так непосредственно общаться со мной. Казалось, таинственное высокоэнергетическое противостояние определенно что-то изменило, оно было предпочтительнее, чем существо, невидимо управлявшее моими мыслями и чувствами, и я надеялся, что это хороший знак.

Мы снова тронулись в путь, обмениваясь на удивление добродушными шутками о северянах и солдатах-южанах, и ехали до самого вечера только с короткой остановкой на кофе. Загадки моего теперешнего затруднительного положения продолжали крутиться у меня в голове, и по дороге мне удалось направить свою лошадь почти рядом лошадью с Жаклин.

– Не возражаете, если я снова спрошу о Вашем отчиме? – осторожно поинтересовался я.

Она слегка прищурилась, но не отвела взгляда.

– Всё-таки Вы странный человек, – ответила девушка, – но Вы сделали нечто замечательное.

Я обнаружил, что немного краснею. Почему-то мне было так же неловко от её похвалы, как и от враждебности. Она с любопытством рассматривала меня, её голова вопросительно наклонилась, как при нашей первой встрече.

– Я не очень лажу с отчимом, – наконец, сказала Жаклин. – Моя мать умерла вскоре после того, как вышла за него замуж, так что мой дом принадлежит человеку, которого я не знаю.

– Он видится властным человеком, – предположил я.

– Да, властным и странным, точно так же, как Вы, добрым и странным.

– На самом деле, я не такой уж и странный, – произнёс я.

Жаклин разразилась раскатами смеха, и все мужчины оглянулись на это щедрое проявление радости. Наконец, она перестала хихикать и весело протёрла глаза.

– Не такой уж и странный! – усмехнувшись, повторила она. – Красться в темноте в этой нелепой одежде, задавать странные вопросы, не зная, где находишься, и где ты был!

– Действительно, это звучит немного странно, – признался я.

Жаклин ещё немного похихикала.

– Спасибо, – наконец, сказала она.

– За что?

– За то, что заставили меня смеяться, – ответила девушка, – не знаю, когда это было в последний раз.

Вскоре после наступления темноты мы остановились и, когда ели при свете костра, нашу маленькую группу охватило более дружелюбное настроение. Луна ещё не достигла зенита, и огромная полоса звёзд раскинула свою сверкающую красоту по чёрному бархатному небу. За пределами костра не было никакого загрязнения света, и я не мог оторвать глаз от изысканного дисплея над нами. Несколько солдат тоже уставились вверх.

– Говорят, звезды очень далеко, – мечтательно произнёс Билли.

– Насколько далеко, по-Вашему, мистер Уолтон? – спросил лейтенант.

– На расстоянии световых лет, – ответил я, стараясь поддержать свой образ звездочёта.

Жаклин выглядела озадаченной. Я засомневался, – это потому, что меня спросил лейтенант, или потому, что она не поняла моего ответа?

– Что Вы имеете в виду? – спросил Билли.

– Это расстояние, которое свет от звёзд проходит за год, – ответил я, задаваясь вопросом, должен ли был держать рот на замке.

– Но мы же видим их прямо сейчас, – озадаченно проговорил Билли.

– Нет, мы видим их такими, какими они были, когда испускали этот свет, – сказал я, глубже зарываясь в яму. – Свет – это такая же энергия, как и звук. Ему нужно время, чтобы переместиться, просто он намного быстрее. Вы же видите, скажем, взрыв в дали, прежде чем услышите его, не так ли?

– Да, – медленно произнес Билли, обдумывая услышанное. – Но как свет может быть энергией?

– Ты же чувствуешь тепло солнца на коже?

– Думаю, да, – сказал он ещё медленнее, – но солнце жаркое, а звёзды холодные.

– Звёзды – это другие солнца, – сказал я, – просто они очень далеко.

– Все звёзды – это солнца? – выдохнул Билли. – Но их так много…

Он с благоговением смотрел на бесчисленные точки света в небе над нами, а его рот отвис от удивления. Остальные молчали, одинаково поглощённые непостижимым.

Наконец, Билли снова заговорил.

– Но лунный свет не греет.

– Нет, поэтому ты можешь его почувствовать, – согласился я, – Луна не очень хорошо отражает свет Солнца и поглощает большую часть его тепла.

– Вы хотите сказать, что лунный свет исходит от Солнца? – удивленно спросил он.

– Да, – ответил я, подавляя улыбку.

– О, – произнёс Билли, глядя на Луну так, словно видел её впервые. – Наверное, это так. Почему я никогда не думал об этом раньше?

– Видимо, ты просто никогда ни с кем не говорил об этом, – предположил я.

– От этого у меня мурашки по коже, – признался он, задрожав.

– Я читала о том, как быстро распространяется звук: примерно на одну милю за пять секунд, – неожиданно присоединилась Жаклин. – Но не помню, чтоб я читала, что свету нужно время, чтобы куда-то попасть.

– Да, это так, – сказал я, не зная, как закончить разговор, – просто он распространяется слишком быстро, чтобы измерить это на Земле.

– Ну, тогда, – с любопытством спросила она, – как Вы измерите?

Я оказался в затруднительном положении и ломал голову, пытаясь вспомнить, когда была открыта скорость света. У меня было смутное воспоминание о том, что я когда-то читал об этом, но детали полностью ускользнули. Досадно, что я попал в ловушку, которую сам себе устроил. Признаться, что не знал или не мог вспомнить, было бы смешно после той позы знатока, которую я принял. «По меньшей мере, – подумал я, – Жаклин снова начнёт надо мной смеяться, а лейтенант будет ещё больше подозревать меня».