Рождение грёзы

– Да… – прошептала я, не узнавая собственный голос. – Да, сделай это… прошу.

Меня бережно перенесли в прохладную затенённую комнату, где в полумраке высились шесть загадочных статуй. Сознание плыло, реальность смешивалась с кошмаром. Сквозь пелену боли мне мерещилось, будто изваяния оживают. Юная дева с острыми чертами лица злорадно смеялась, бросая на меня насмешливый взгляд. Женщина постарше с мягкими чертами качала головой, словно жалея меня. Величественный золотоволосый мужчина с горделивой осанкой дразняще подмигивал. Суровый юноша хмурился, явно не одобряя происходящее. А старец взирал безразлично, будто ему было всё равно.

Лишь одна фигура оставалась неподвижной, скрываясь в глубине ниши. Но когда луч света упал на неё, я увидела – его голубые глаза вспыхивали, следя за мной с нечеловеческой внимательностью.

Мои ноги подкосились, когда меня опустили на мягкую подушку перед выставленными фигурами богов. Дармин, не отпуская моей руки, опустился рядом на колени. Его голос, тёплый и твёрдый, зазвучал на непонятном языке, наполняя зал торжественными вибрациями.

– Повторяй за мной… – он перешёл на ломаную земную речь, и я сквозь боль уловила знакомые слова: – Я… беру Дармина… в законные мужья…

Каждый слог давался с трудом. Губы запеклись от крови, но я собрала последние силы:

– Клянусь… любить… и оберегать… в болезни… и здравии… пока… смерть… – голос сорвался на хрип, но мне удалось договорить слова земной клятвы любви.

Когда его губы коснулись моих, я уже почти ничего не чувствовала. Лишь солоноватый вкус крови и слабый отзвук тепла. «Какая нелепость», – мелькнуло в сознании. Брак без цветов, без гостей, без белого платья…

Но в тот миг все шесть пар глаз вспыхнули ослепительным светом, пронзая меня насквозь. Казалось, неведомые силы выворачивают душу наизнанку, проверяя искренность каждого слова.

– Пожалуйста! – закричало моё сердце. – Дайте мне шанс полюбить его! Позвольте жить в этом мире рядом с ним!

И будто в ответ – страшная боль отступила, сменившись странным облегчением. Сознание поплыло, но перед самым падением в бездну я успела почувствовать, как Дармин подхватывает моё обессилившее тело.

Глава 4. Болезненная страсть

Необъяснимое чувство охватывало меня каждый раз, когда я задумывалась о том, как стремительно перевернулась моя жизнь. Ещё вчера я была никем – маленькой невидимой букашкой на задворках вселенной, мышью, бегущей в колесе без цели и смысла. Я так отчаянно мечтала найти себя, стать кем-то значимым… И вот теперь я в другом мире. На моей коже ниже пупка появилась странная, состоящая из множества кругов и точек, татуировка, похожая на причудливое родимое пятно, доходящее прямо до моих интимных мест. Она сладко пульсировала, когда я её касалась и была очень чувствительной, постоянно напоминая о том, что я теперь замужем за Дармином.

Признаться, я до сих пор не понимаю, кто я теперь и чего действительно хочу. Никогда не предполагала, что моё замужество будет таким… неожиданным. Но страх постепенно уходит – я научилась судить Дармина не по словам, а по делам. А он ведёт себя с удивительной чуткостью, будто боится раздавить меня неосторожным движением.

Свободного времени у меня много, поэтому я стала записывать свои наблюдения. Первое, что поразило меня – отношение Дармина ко мне разительно отличается от того, как обращались с женщинами в моём мире. Он никогда не переступает мои границы, говорит со мной как с равной, считается с моим мнением и проявляет трогательную заботу. Это заставляет задуматься: а как вообще здесь относятся к женщинам? Неужели в Аверсине существует настоящее равноправие?

– Мне трудно проследить ход твоих мыслей, гория, – как-то ответила Дармин, когда я задала ему этот вопрос. – В Аверсине женщин почитают. Но наше уважение… оно подчинено особым правилам, которые тебе ещё предстоит узнать.

Так я познакомилась с аверсинской кастовой системой, в которой самыми свободными были гории – люди из знатных родов, потомки первых поселенцев. Женщины гории имеют равные права с мужчинами: могут возглавлять семьи, занимать высокие посты, участвовать в управлении.

Есть ещё низиры – простолюдины. Среди них положение женщин сложнее – многие зависят от мужчин. Хотя есть исключения: воительницы, жрицы, стражи порядка, а также особая каста – пурии, то есть куртизанки.

Полноценное обучение пока откладывалось – мне было необходимо восстановиться, я потеряла слишком много крови и поэтому много спала, ела и отдыхала. Занималась с одной из служанок гимнастикой в специальном зале, а также плавала в бассейне. Меня бесконечно поражала местная культура. Аверсинцы, при всей их любви к пирам и развлечениям, трепетно относились к своему телу. Как объяснил Дармин, эта «мода на здоровье» появилась с приходом нового импеара.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Дармин, когда я лежала на мягкой кушетке на открытой веранде своих покоев, наслаждаясь закатом и записывая свои размышления, удивляя служанок теми каракулями, что выводила на тонкой бумаге острой ручкой с местными чернилами.

– Намного лучше, – улыбнулась я, подставляя лицо под поцелуй.

Некоторые мелочи прочно вошли в нашу жизнь. Я привыкла целовать его, касаться его тела, чувствовать на себе его взгляд, слушать, какими возвышенными словами он превозносит меня, каждый раз восхваляя мою внешность, проницательный ум и стойкость. К такой нежности сложно не привыкнуть. Перед ней сложно устоять.

– Ты прожила в Аверсине целый кориан, можешь себе это представить? – расслабленно сказал Дармин, протягивая мне красный цветок с золотистой пыльцой. – Тебе здесь нравится?

Вдыхая пряный аромат, я приподняла уголки губ. Кориан – это название летнего месяца, состоящего из двадцати четырёх дней. Месяц не делится на недели, а их самих пятнадцать, разделённых на три сезона. Жаркий, следом дождливый, потом холодный. Удивительно было то, что в сумме выходило примерно столько же дней, что и на Земле. А день состоял из двадцати трёх часов, разделённых на шестьдесят минут, что ставило меня в тупик всё той же схожестью с земным течением времени.

– Если бы не та беда, нравилось бы больше, – ответила я с лукавой улыбкой. – Хотя не могу не признать силу чар Аверсина. Здесь даже воздух сладкий.

Дармин присел рядом со мной, его пальцы нежно обвили мою руку, поднеся её к губам. Губы его коснулись моей кожи тёплым, едва ощутимым прикосновением, от которого по спине пробежали мурашки. Я видела, как в наслаждении он прикрыл глаза, его длинные ресницы отбрасывали тени на смуглые щёки, а в уголках губ затаилась усталая улыбка. Он наклонил голову, и в этом жесте читалась утомлённость – день выдался тяжёлым.

С недавних пор он стал делиться со мной тяготами своей высокой должности, рассказывая, как непросто управлять делами великого рода Дэ’Аллерия. Я слушала, затаив дыхание, мысленно восхищаясь его мудростью и силой. Каждое его слово заставляло сердце биться чаще – не только из-за важности сказанного, но и потому, что он доверял мне.

– Хотел бы я, чтобы ты поскорее ощутила наш язык в своих мыслях, – прошептал он, открывая глаза. В их глубине плескалась лёгкая грусть. – Мне хочется, чтобы твои дни наполнились смыслом. Чтобы ты освоилась здесь… – Его пальцы медленно скользнули по моей ладони, вызывая дрожь. – Тогда я смогу выводить тебя в свет. Знакомить с друзьями, показывать тебе город, свозить на рудники, где мы добываем чудеса из-под земли… – Голос его звучал низко и тепло, как шёлк по обнажённой коже. – Я хочу, чтобы ты нашла здесь своё место. Хочу прогнать скуку из твоих глаз и зажечь в них огонь…

Он умолк, но его пальцы продолжали своё тайное путешествие – поглаживали ложбинку между моими пальцами, рисуя невидимые узоры. Каждое прикосновение будто прожигало кожу, пробуждая внутри странное, сладкое томление.

С недавних пор я всё чаще ловила себя на мысли, что при взгляде на Дармина дыхание перехватывает. Грудь тяжелела, между ног возникало тепло, нарастающее с каждой секундой. Я будто превращалась в натянутую струну, готовую лопнуть от напряжения. Мне хотелось бо́льшего – не только этих нежных поцелуев, но и его всего, без остатка. Я отвечала на его ласки всё страстнее, отчего даже голова начинала кружиться…

Но Дармин словно не замечал моей перемены. Он оставался таким же сдержанным, осторожным, будто боялся раздавить меня одним неловким движением. Его деликатность сводила с ума. Почему он не решается? Может, он не рад нашему браку? Или… я не волную его так, как он – меня?

– Расскажи о буре, случившейся во время нашей свадьбы, – я решила сменить тему, понимая, что иначе попросту начну плакать. – Мне же она не привиделась. Всё вокруг окрасилось в кроваво-красный цвет, мир потемнел, и я отчётливо видела шаровые молнии… Они плясали за куполом, будто живые.

Дармин плавно пересел ко мне в ноги. Устроившись на спинке кушетки, он взял мою ступню в свои тёплые ладони, его пальцы сразу нашли напряжённые точки. Сладкая волна расслабления разлилась по телу, но я сжала зубы, пытаясь сосредоточиться на его словах сквозь это головокружительное удовольствие.

– Это буря называется яррох, – его голос зазвучал глубже обычного. Большой палец с лёгким нажимом прошёлся по своду моей стопы, заставив непроизвольно выгнуться. – Она рождается, когда солнце опаляет землю до раскалённого шёпота. Песок на глубине начинает петь, поднимаясь, и тогда буря захватывает города, загоняя всех по домам. – Его пальцы ненадолго остановились, будто давая мне представить эту картину. – Тот, кто останется на улице… умрёт от тысячи порезов, что проникают до самых костей.

Я почувствовала, как его дыхание участилось, когда он продолжил:

– В такие дни защитные кристаллы и дольмены слабеют, и песчаные джинны пробираются на наши улицы. Только стража может противостоять им… – Его руки снова ожили, теперь массируя каждый палец с такой нежностью, будто разминали лепестки. – Девушки с волосами цвета утренней зари, как у тебя… наши защитницы. Они чувствуют Аверсин, умеют забирать его силу и обращать против джиннов.

– В моём мире розовые волосы – всего лишь краска, – я скупо улыбнулась, вспоминая насмешливые взгляды коллег. Кожа под его пальцами вдруг показалась слишком горячей. – Я просто хотела добавить яркости в свою жизнь.

Дармин наклонился ближе, его губы почти касались моей лодыжки, когда он прошептал:

– Здесь этот цвет – у тех, кто пьёт пасту из чёрного песка с голубым оттенком. Она даёт силу… но может свести с ума. – Его палец внезапно с особым нажимом прошёлся по пяточке, и тихий стон вырвался у меня из груди прежде, чем я успела сдержаться.

Он мгновенно замер. Его пальцы всё ещё обнимали мою ступню, но стали совершенно неподвижны.

– Почему… – мой голос дрогнул, – почему ты остановился?

В воздухе повисло напряжение, густое, как предгрозовая тишина. Его глаза, потемневшие и глубокие, изучали моё лицо, будто ища ответа на невысказанный вопрос. Я видела, как его зрачки расширились, как сжались пальцы на моей коже – сильнее, чем нужно, сильнее, чем можно…

И тогда я поняла – он боится. Боится именно этого. Боится той грани, за которой его контроль может рухнуть.

– Прости, гория, – голос его звучал хрипло, словно он с трудом сдерживал себя. В глазах, отражающих тусклый свет заходящих светил, вспыхнули золотистые искры. – Я не хочу давить на тебя. Не хочу, чтобы ты думала, будто я пользуюсь твоей уязвимостью…

Я медленно откинулась на подушки, чувствуя, как шелковая ткань скользит по обнажённой спине. Правую ногу плавно подняла, уперев босую ступню в его грудь. Пальцы ног слегка сжали ткань его туники, оттягивая её вбок, обнажая смуглую кожу. Когда подушечка стопы коснулась его тела, я почувствовала, как учащённо бьётся его сердце – бешено, как у загнанного зверя.

– Я не чувствую себя зависимой, великий горий, – мой голос звучал томно, пока я продолжала водить ступнёй по его торсу, ощущая каждый рельеф мускулов под кожей. – Напротив… Мне кажется, из нас двоих именно ты тяготишься этими обстоятельствами. Навязанной Аравейей иномиркой, свалившейся на твою голову… – Я намеренно провела большим пальцем ноги по его соску, чувствуя, как он тут же затвердел. – С которой ты не знаешь, что делать…

Дармин резко вздрогнул, его глаза потемнели, золотистые искры сменились тлеющим огнём. Внезапно его пальцы сжали мою лодыжку с такой силой, что на коже останутся следы, и поднесли ногу к лицу. Его горячее дыхание обожгло меня, прежде чем губы коснулись пальцев, а язык – влажный и настойчивый – дотронулся до них, заставляя моё тело выгнуться в немом стоне.

Я запрокинула голову, обнажая горло, чувствуя, как волны удовольствия растекаются от каждого прикосновения его рта. Его свободная рука скользнула вдоль моей ноги, пальцы впивались в нежную кожу внутренней поверхности бедра, приближаясь к тому месту, где уже пульсировало влажное тепло. Где-то вдали мерцали звёзды, но мне было не до них – весь мир сузился до его прикосновений, до жара его тела, до низкого рычания, вырвавшегося из его груди, когда мои пальцы вцепились в подушки.

Местные боги наверняка видели, как я жаждала этого мужчину. Как каждый нерв в моём теле кричал о нём. В этот момент мне было всё равно, что будет завтра – лишь бы его губы никогда не переставали исследовать мою кожу, лишь бы его руки не прекращали своё путешествие по моему телу, лишь бы этот ночной танец не заканчивался никогда…

– Не останавливайся… – прошептала я, чувствуя, как его пальцы наконец коснулись раскалённой влажной поверхности между моих бёдер. – О, Дармин… пожалуйста…

И он не остановился.

* * *

На следующий день всё снова изменилось. Я проснулась в постели Дармина, чувствуя его руку на своей груди. В теле была приятная тяжесть, сладкая истома, а внутри – странная наполненность, будто жизнь обрела новые, более чувственные грани. Краем сознания мелькнула мысль, что мы не предохранялись, но думать об этом не хотелось.

Куда интереснее оказалось другое. За завтраком, пока слуги подавали блюда, я впервые поняла аверсинскую речь. Заработал дар рассветной богини Лиллиар, о котором говорил Дармин. Моя связь с этим миром окончательно установилась.

Я уловила перешёптывания служанок в углу:

– Не верится, что после смерти жены горий пустил в сердце новую горию. Настоящее чудо, ниспосланное богами! – говорила одна.

– Хоть бы всё так и было, – вздохнула другая. – Горию не хватает тепла. Он суров и жесток. А с ней – мягок и нежен. Может, скоро мы снова услышим смех и топот детских ножек…

Я подавилась соком. Дети? Замужество? Я осознала, что не была готова ни к тому, ни к другому.

Пока девушки обсуждали перемены в Дармине, во мне вновь шевельнулось сомнение. Положив руку на живот – там ещё чувствовалась лёгкая болезненность – я вдруг ясно осознала: всё это ошибка.

Я не знаю этот мир. Я не рождена горией и не понимаю, как ею быть. Жизнь жены властного и богатого мужчины – это не только праздность и роскошь, но и груз обязанностей, о которых я не имею понятия.

Как мне со всем этим справиться? Как найти людей, которые помогут, а не предадут? Ведь хоть это и другой мир, но люди… вряд ли они сильно отличаются от землян.

Охватившая меня двойственность заставила пока умолчать о даре понимания. Но мне так хотелось порадовать Дармина, что жестами я попросила отвести меня на кухню. Используя местные продукты, я решила приготовить что-то, отдалённо напоминающее земную кухню. Выбор пал на фруктовый торт с диковинными ягодами.

С помощью всё тех же жестов мне удалось объяснить прислуге, что мне нужно, и вскоре мы вместе создали воздушный белоснежный десерт, усыпанный зелёными и лиловыми ягодами. Сверху его украсили тончайшей позолотой – я даже захлопала в ладоши от восторга.

Решив лично преподнести угощение, я направилась к Дармину, который уже вернулся домой, но был не один. Не желая ждать, я пошла в зал, где он обычно принимал гостей, и замерла у двери, услышав разговор.

– Она мила. Нежна. Красива и наивна… Идеальный дар Аравейи, – голос Дармина звучал непривычно холодно, будто лезвие, проведённое по коже. – Даже усилий не потребовалось – влюбилась, как дурочка. Скоро Катерина поймёт аверсинский, и связь окончательно закрепится. Думаю, случится это сегодня… или завтра. Как раз к Тёмной Ночи поспеем. Всё рассчитано.

Тишину разрезал серебристый смех.

– Дорогой братец, – прозвучал женский голос, сладкий, как отравленный мёд. – Ты говоришь так, будто это плохо. Твою постель сегодня согревала прелестная влюблённая дурочка. Скоро её кровь прольётся у алтаря Аравейи, и наш план сдвинется с мёртвой точки. Всё идёт безупречно. Чтецы не ошиблись – Игры близко. Скоро начнётся то, о чём мы так мечтаем.

– Я делаю это по необходимости, Тисса, – сдавленно произнёс Дармин, и в его голосе впервые прорвалось что-то человеческое. – Мне… жаль её. Она не заслужила такой участи.

Сердце остановилось.

Торт в моих руках дрогнул, соскальзывая с края тарелки – ещё мгновение, и он шлёпнулся бы о пол. Но я судорожно сжала пальцы, останавливая падение. Их слова превратились в отдалённый гул, будто я внезапно погрузилась под воду.

Я отступила в тень, швырнула десерт на первый попавшийся стол и рухнула на диван, вжав кулаки в живот. Внутри всё горело. Лёгкие сковал ледяной спазм – я согнулась пополам, беззвучно крича.

Глупая. Доверчивая. Преданная, как собака.

Как я могла поверить? Как могла забыть, что любая доброта имеет свою цену?

Но… ещё не всё потеряно. Я найду способ выбраться из этого дьявольски прекрасного дворца. Украду драгоценности и продам. А потом затеряюсь среди улочек Сэйма или же уйду в Ровейн, а может пересеку границы мира и отправлюсь дальше.

Сейчас я вытру слёзы, наберусь столько сил, сколько у меня есть. И буду улыбаться его жестокости. И сделаю всё, чтобы он ни о чём не догадался. Мне не победить его в открытом бою, но и принести себя в жертву я не дам.

* * *

Торт я вручила спустя час – когда дрожь в руках утихла, а губы научились снова изображать томную улыбку. Притворяться влюблённой дурочкой было невыносимо, но я заставила себя шептать ему ласковые слова, целовать его губы, позволять его рукам скользить по моей коже… И даже легла с ним в постель.

Я закрыла глаза, прикусив губу до крови, когда его пальцы вновь узнавали каждую частичку моего тела. Притворялась, что стону от наслаждения, а не от отвращения. Играла свою роль до конца – пока он, удовлетворённый, не уснул, приковав меня к себе тяжёлой рукой.

Глубокой ночью я выскользнула из его объятий.

В своей комнате наспех натянула короткую тунику, обнажающую бёдра, из шали соорудила нечто вроде сумки, куда запихнула украшения – всё, что могло стать моей свободой. Балкон, сад, тяжёлая ночная духота…

Я изучала этот дом с самого первого дня, запоминая каждый поворот, каждую тень. Знала, что двор охраняют ночные твари – кошкоподобные и голодные. Но они не тронут меня. Я пахла Дармином. Его собственностью.

Каменная стена, увитая синим плющом, в конце сада. Я карабкалась по толстым ветвям вверх, чувствуя, как ткань туники задирается, обнажая кожу, и как жаркий ветер бьёт по оголённым бёдрам…

Когда я перемахнула на ту сторону, удача мне изменила. От напряжения руки разжались – и я полетела вниз, прямо в его объятия.

– А ты смелее, чем я думал, – голос Дармина обжёг шею горячим дыханием. Сильные руки сжали мои бёдра, прижимая к себе так, что я почувствовала его возбуждение сквозь тонкую ткань.

– Я ощутил твоё желание сбежать, когда ты мне вручила этот смешной торт. Ты плохо лжёшь, пташка. Но подготовиться успела – похвально.

Он медленно опустил меня на землю, но не отпустил – его ладонь скользнула под тунику, сжимая голую кожу бедра.

– Я не вернусь! – я дёрнулась, чувствуя, как его пальцы впиваются в плоть. – Ты не сделаешь из меня жертву!

В темноте сверкнули зубы.

– А кто тебя спрашивает? – он резко вдавил пальцы в шею, в ту точку, что знал слишком хорошо.

Тьма показалась мне сладкой и густой, как его поцелуи. Последнее, что я почувствовала – его губы на своём горле, и его руку, поглаживающую татуировку на моей коже.

* * *

Я очнулась в своих покоях. У двери дремала служанка, а за окном яркое солнце заливало комнату светом, обещая невыносимую жару. Но внутри меня всё леденело. Так оно и есть – меня действительно принесут в жертву. И наивно было надеяться, что судьба на этот раз смилостивится. Когда она хоть раз давала мне поблажку?

Кудрявая девушка вздрогнула, почувствовав моё движение, и залепетала, суетливо жестикулируя:

– Гория, не вставайте, вам нужен покой…

– Как будто у меня есть выбор, – прошептала я, безвольно падая на подушки.

Внезапно вся роскошь дворца Дармина предстала передо мной жуткой пародией на фильм «Калигула». Тошнота подкатила к горлу, а в глазах защипало.

– Меня принесут в жертву, да? – спросила я, видя, как её брови дрогнули в сочувственном изгибе. – Бежать бесполезно – Дармин пометил меня татуировкой, он чувствует мои мысли. Остаётся только ждать конца.

Служанка растерянно опустила глаза, не находя слов, и поспешила сообщить, что скоро придут другие девушки для утренних процедур.

Сидя в купели, пока чужие руки совершали привычные ритуалы очищения, я вдруг громко произнесла:

– В чём смысл всех этих церемоний? Какое-то больное удовольствие – так заботиться о том, кого готовят на заклание?

Девушки переглянулись, не понимания, о чём я говорю. Ну да, кто же будет ставить в известность служанок о своих планах. И в этот момент я дошла до точки.

Резким движением я выскочила из купели, с размаху растолкав девушек, и босиком рванула прочь. Они бросились вдогонку, но я была быстрее. Как птица пронеслась через мраморный холл с фонтаном, устремляясь к выходу. Встречные слуги застывали в шоке – не каждый день увидишь обнажённую горию, несущуюся по коридорам, сверкая бледной попой.

Как на зло, у выхода стоял Дармин в компании светловолосого мужчины лет тридцати. Они мирно беседовали, но оба окаменели, увидев меня. Я резко остановилась и вызывающе уперла руки в бока.

– Ну что? Думал, после всего случившегося я буду покорной овечкой? – выкрикнула я, задрав подбородок. Дармин нахмурился.

Сцену прервали запыхавшиеся служанки с голубой шалью в руках. Они попытались набросить её на меня, но я дёрнулась, едва не заехав самой рьяной по лицу.

– Никуда я не пойду! Не буду твоим жертвенным агнцем! Слышишь? Никогда! – мой крик эхом разнёсся по залу.

Муж замер на мгновение – а затем стремительно сократил расстояние между нами. Его пальцы впились в мой локоть, резко дёрнув, заставляя согнуться. Сам он наклонился следом, горячее дыхание обожгло ухо:

– Ты смеешь позорить меня, девчонка? – его голос звучал как шёпот, но от него стыла кровь.

Я зашипела – не столько от боли, сколько от ярости и чего-то ещё… чего-то тёплого и предательского, что пробежало по коже там, где его пальцы касались меня, отзываясь в проклятой татуировке и заставляя меня краснеть и тяжело дышать.

– Дармин. – Раздался спокойный голос от входа. – Ты делаешь ей больно. Разве так должен обращаться муж со своей горией?

Дармин отпустил меня – но не сразу. Сначала его большой палец провёл по внутренней стороне моего запястья, будто случайно… будто намеренно. Я прижала руку к груди, чувствуя, как кожа после его прикосновения всё ещё горит.

Незнакомец приблизился. Его улыбка была слишком белой, слишком осознанной. Он приложил ладонь к плечу – жест почти рыцарский, если бы не то, как его глаза скользнули вниз, к моим обнажённым бёдрам и груди.

– Очарован, гория.

Дармин аж побледнел от ярости.

Служанки набросили на меня лёгкую ткань, но я даже не попыталась прикрыться. Вместо этого выше задрала подбородок, чувствуя, как холодный шёлк скользит по коже, подчёркивая изгибы больше, чем скрывая.

– Жертвоприношение? Дар Аравейи? Ни за что!

Незнакомец расхохотался.

– Как интересно… – его взгляд пробежал по мне, будто раздевая заново. – Иномирка. Уже понимает нашу речь, но ещё не говорит. Дармин… какая рискованная игра.

Он шагнул ближе, и теперь я чувствовала тепло обоих мужчин – один горел, как костёр, другой – как лезвие на солнце.

– Импеар запрещает принимать гостей из иных миров. И уж тем более… жениться на них, – продолжил незнакомец.

Его взгляд прошёлся по моему прикрытому шалью животу, будто он всё ещё видел татуировку, спускающуюся в самую сокровенную часть моего тела.

– Поздравляю, конечно. Но… разве это не странно?

Дармин не ответил. Он взмахнул рукой – и слуги схватили меня, уволакивая прочь. Последнее, что я увидела – как незнакомец наклоняется к Дармину, и что-то шепчет ему на ухо… А потом двери захлопнулись.

Меня заперли в покоях. С окон уже успели ободрать лианы – видимо, предвидя мои намерения. Прыжок с такой высоты был бы безумием, и я, скрепя сердце, отказалась от этой затеи.