Рождение грёзы

Даша Пар

Рождение грёзы

Бывает так, что ты никому не нужен.

Что вся твоя жизнь – лишь попытка обрести почву под ногами, стать частью чего-то бо́льшего, найти своё место в этом мире. Просто быть кому-то нужной. Любить и быть любимой. Отдавать себя – и получать взамен.

Но это отчаянное желание рождается из одиночества. Из тоски, из дикого воя, что рвётся из груди в абсолютную тишину. Никто не слышит этот крик. Никто не замечает усилий. Обжигаешься – и снова пробуешь, пока сердце не окаменеет, пока в нём не останется ни капли тепла.

Только камень.

Только мёртвая безжизненная пустыня сожалений.

И тогда плывёшь по течению, уже не пытаясь никого найти. Ждёшь конца, надеясь, что там, за гранью, наконец обретёшь покой.

Мне было двадцать четыре, и я висела в пустоте, скованная и сломленная. Серая, как выцветшая фотография. Мне было комфортно в этой тишине. В незаметности.

Я была девчонкой, которая больше ничего не ждала от жизни. Я была никем. И именно такой он меня и искал.

Идеальный пустой сосуд, который можно превратить в оружие богини Аравейи – и выпустить на Арену Грёз, где сбываются чужие мечты.

Глава 1. Пустота

Глядя на людей, окружавших меня, я никак не могла понять, кто они такие и что им от меня нужно. Моей бабушки не стало всего несколько дней назад. Похороны были скромными, хотя служители церкви позаботились о том, чтобы провести отпевание, и устроили небольшие поминки в обеденном зале. Ко мне подходили с сочувствующими лицами, выражали соболезнования, спрашивали, как я теперь буду совсем одна. А я смотрела на кутью в своей тарелке и не могла к ней притронуться, не зная, что делать дальше.

Последний год выдался трудным. Моя бабушка, никогда не отличавшаяся добрым нравом, из-за болезни совсем сдала, и мне приходилось непросто – совладать нужно было не только с её болезнью, но и с ней самой. Дедушка давно умер, матери я не знала: та подбросила меня новорождённой под дверь дома своих родителей и исчезла, как дым, не оставив даже записки.

Меня назвали Катериной, растили в строгости и без любви, но я не могла не быть благодарной родным за то, что они не отдали меня в детский дом, а вырастили и даже по-своему заботились. И когда бабушка с дедушкой уже не могли позаботиться о себе, я пошла работать, чтобы отплатить им за доброту. Пускай сквернословящую и с тяжёлыми руками, но всё-таки доброту. У меня был дом.

А сегодня эти замечательные люди из церкви говорят, что моя бабушка оставила завещание, по которому дом, в котором я выросла, отходит им. Что через полгода я должна буду его покинуть. Или же мне придётся жить с теми обездоленными, кого они в него поселят. Я не могу пойти в суд – моя деревня небольшая, здесь все друг друга знают, а значит, житья мне не дадут. Мне придётся либо жить с чужими людьми, либо пытаться выбраться отсюда, не имея ни нормального образования, ни навыков.

Мне всего двадцать четыре, и последние годы я потратила на заботу о своих родных. Я меняла пелёнки, мыла и ухаживала за бабушкой. Много работала на местной скотоводческой базе, чтобы заработать на лекарства и оплачивать счета. Я никогда не была на свидании. У меня нет друзей. Школу я бросила после девятого класса. Я ничего не знаю о мире за пределами деревни, кроме того, что ухватила из книг в обширной дедушкиной библиотеке да из тех жалких часов, проведённых за единственным компьютером с интернетом в школе, где подрабатывала уборщицей.

И теперь я понятия не имею, что делать дальше. Как жить, когда нет смысла? Ради чего стараться?..

– Кушай, деточка, помяни бабушку Игнатьеву, – заботливо сказала какая-то сморщенная старушка.

Я автоматически отправила рис в рот – и меня чуть не вырвало от склизкой массы. Вскочила с места и выбежала на улицу. Майская погода не радовала теплом. Того и гляди – выпадет снег. От холода полегчало, но желудок взбунтовался, и я, спрятавшись в тени, простилась с поминальной едой. Бросило в жар, на глаза навернулись слёзы. Вдруг я услышала разговор молодой пары, стоявшей неподалёку. Похоже, они планировали устроить здесь свадьбу.

Как же я им завидовала! У них есть будущее. Они есть друг у друга. А у меня никого нет. И не было никогда – ведь бабушка не могла бы так поступить со мной, если бы любила. Где были все эти божьи люди, когда в забытьи она металась по кровати, ругалась как сапожник и вырывала катетер? Где они были, когда я надрывала спину, чтобы дотащить её до ванны, а потом, когда это стало не под силу, мыла прямо в комнате?

Я просила о помощи – никто не откликнулся. И после всего, через что я прошла, вот так мне отплатила бабушка? Оставила без крыши над головой, вынуждая прогнуться перед церковниками?

В один миг мне захотелось возненавидеть их всех. Гнев сдавил горло, и я будто онемела, когда вернулась в зал. Уже никто не обращал на меня внимания. Люди пили водку, обсуждали свои дела. Будто все забыли о той, чей портрет с чёрной ленточкой стоял в центре стола. Будто им всё равно.

Я схватила со стола первую попавшуюся бутылку с чем-то крепким и вышла в сгущающиеся сумерки. Невыносимо пахло черёмухой. Надрывались скрипучие дрозды. Вглядываясь в проступающие на небе звёзды, я заметила метеор – и по детской привычке загадала желание: «Хочу любить и быть любимой».

Горько усмехнувшись, я побрела вдоль дороги, время от времени прикладываясь к бутылке, надеясь, что хмель заглушит боль. Все мои последние деньги ушли на похороны. Судя по завещанию, бабушка и свои сбережения оставила церкви. Даже словечка мне не сказала – устроила ошеломительный сюрприз.

К чёрту всё. Я выдержу. Справлюсь. Если жизнь бьёт по голове, нужно уметь давать сдачи. У меня есть полгода до того момента, когда церковники придут за своим. За это время я должна придумать, что делать дальше. И я обязательно придумаю!

Цепь моих мыслей затейливо скользила по кругу, выхватывая из подсознания обрывки идей. Я не знала, куда шла, мне было всё равно, да и холод уже почти не чувствовался. Выпивка согревала и придавала сил. Хотя я не предполагала, что идти в темноте вдоль дороги в таком состоянии окажется настолько глупой затеей.

Сосны, вздымавшиеся вдоль обочины, чёрные на фоне сиреневых сумерек, поглощали последние лучи света, превращая дорогу в бледное серое полотно. Я шагала по его краю, отсчитывая шаги в неизвестность. От алкоголя раскалывалась голова, пить уже не хотелось, но я упрямо делала глоток за глотком, надеясь утопить в этой гремучей жидкости все свои печали. И, кажется, мне даже удалось это – когда вдруг раздался звериный рык, а затем то ли птица, то ли ночной кошмар взметнулся прямо перед лицом. Я пошатнулась, сделала два шага назад и увидела вынырнувший из-за поворота грузовик. Я падала прямо под его колёса. Маленькая чёрная тень в ослепительном свете фар.

Было ли у меня время увернуться? Было ли у меня желание это сделать? Или я сознательно поддалась инерции падения, смирившись с неизбежным? Не знаю.

Боль была мгновенной. А после – только тьма.

* * *

Пробуждение показалось слишком приятным. Будто лежу на облаке, сама невесомая, как капелька воды. Тело лёгкое-лёгкое, мысли разнеженные, внутри всё сладко переворачивается в предчувствии чего-то чудесного. Совершенно не хотелось просыпаться и выплывать из этой неги. Это было как застрять между явью и сном, когда реальность ещё не успела обрушиться всей своей грязью, тяжестью и злостью.

Однако неприятные мысли постепенно проникали в сознание, прорываясь воспоминаниями о вчерашнем дне. Тягостные похороны, вереница лиц с фальшивым сочувствием, поминки, слова батюшки о завещании бабушки. Горечь, злость, алкоголь, прогулка вдоль дороги… Неужели всё это было сном, и я всё-таки добралась до дома, забыв об этом в алкогольном угаре?

Я открываю глаза. Первое, что вижу – потолок, украшенный золотым орнаментом из тонких линий. Затем замечаю струящийся, переливающийся балдахин из органзы, и резные столбики, к которым он крепится. Лежу под тонким белым одеялом, на белоснежных простынях, в окружении мягких подушек. Приподнимаясь на локтях, понимаю, что лежу совершенно голая и невероятно… чистая? От меня исходит приятный сладковатый аромат, на теле нет ни единого волоска, а мои розовые волосы рассыпаются по плечам тяжёлыми кудрями. Кто-то ухаживал за мной, пока я спала.

Меня нашли у дороги и принесли сюда? Мозг соображал медленно, но я заставила себя думать быстрее. Если меня нашли, почему не вызвали скорую? Почему принесли в это странное место? Кому вообще пришло в голову мыть, брить и ухаживать за мной? И главное – зачем?..

Я медленно выбираюсь из кровати, и мои босые ноги касаются необычайно тёплого пола. Комната, в которой я оказалась, на первый взгляд кажется скромной женской спальней, но при ближайшем рассмотрении открывает свою истинную роскошь.

У стены стоит изящный дамский столик с трюмо, чья зеркальная поверхность отражает свет тысячами искр. Его мраморная столешница уставлена хрустальными склянками и фарфоровыми баночками, в которых переливаются жидкости всех оттенков – от прозрачного янтарного до густого аметистового.

Рядом выстроились массивные комоды из светлого дерева, их фасады украшены тончайшей резьбой, изображающей виноградные лозы. У изножья кровати притаился старинный сундук с коваными уголками, на его крышке играют блики от шкафа, чьи дверцы покрыты золотым орнаментом – спиралями и завитками, будто застывшими в танце на белоснежном дереве.

Пол, казавшийся сначала керамическим, оказывается удивительно мягким под ногами – словно я ступаю по тёплому бархату.

Я подхожу к небольшому овальному окну, и передо мной открывается дивный сад. Деревья с изогнутыми стволами несут на своих ветвях листву невероятных оттенков – от изумрудного у основания до нежно-сиреневого на кончиках, а некоторые и вовсе переливаются розоватым перламутром. Между ними колышется серебристая трава, а воздух над садом дрожит от тысяч крошечных светящихся частиц.

Небо… оно совсем не похоже на то, что я знала. Облака здесь пушистые и плотные, как взбитые сливки, а их края окаймлены серебристым сиянием. Вдохнув, чувствую, как воздух наполняет лёгкие – он сладковатый, с нотками чего-то незнакомого, но приятного, будто смесь мёда и экзотических цветов.

Меня охватывает странное ощущение – будто я Элли из Канзаса, унесённая ураганом в волшебную страну. Только вместо Изумрудного города меня принесло сюда… что? Случайность? Чья-то воля?

Когда мои пальцы касаются прохладной стены, во мне вспыхивает внезапное озарение. Я понимаю, что это не сон. Не заморский край. Не восточные земли с их пряными ветрами, не западные просторы с туманными долинами. Даже не далёкий юг или северный край нашей необъятной матушки-Земли. Нет… меня вырвало за её пределы, словно осенний лист ураганом. И явно без моего согласия.

Или… неужели это смерть? Но разве может загробный мир быть таким… осязаемым?

Жуткие размышления оборвались, когда за дверью раздались тихие, но чёткие шаги. Сердце бешено заколотилось, когда я метнулась обратно в кровать, лихорадочно обматываясь тончайшей простынёй.

Дверь бесшумно отворилась, и в проёме возникла фигура.

Он был чертовски красив. Чернявый, с короткими вьющимися волосами. Чуть старше тридцати. С сединой у висков. Но больше всего поражали глаза – янтарные, с прожилками расплавленного золота и искорками красного угля в глубине. Длинные, неестественно густые ресницы обрамляли их, создавая впечатление искусной подводки, а на высоких скулах рассыпались мелкие чёрные родинки.

Его одежда переливалась тусклыми полосами, напоминая восточные халаты, но узоры на ткани двигались, словно живые. Широкий золотой пояс сверкал неестественным внутренним светом. Мягкие сапоги с загнутыми носами действительно походили на арабские, но материал… он то ли металлизировался, то ли был соткан из чего-то неведомого.

И хотя его смуглая кожа и черты лица могли принадлежать землянину, что-то в пропорциях, в плавности движений, в том, как свет играл на его коже, выдавало инопланетное происхождение. Или, может, это я здесь стала инопланетянкой? Чужестранкой в этом странном мире?

Мы замерли, изучая друг друга. В его глазах читалось любопытство, но не удивление – словно мое появление здесь было ожидаемым. А может, запланированным?

– Гория, вы проснулись. Я опасался, что переход дастся вам непросто. Как вы себя чувствуете? – Его голос был низким, но плотным. И смотрел он вежливо, но с легкой усмешкой, будто осознавал всю пикантность ситуации.

– Где я? Кто вы? Что произошло? – моментально сориентировалась я, кутаясь в импровизированное платье.

– В первую очередь вам надо поесть, – ответил он. – И одеться. Я отвечу на все ваши вопросы, даже на те, что пока не пришли вам в голову. Поверьте, здесь никто не желает вам зла. Это счастливый случай, за который мы поблагодарим Аравейю, богиню нашего мира и вашу спасительницу. Теперь позвольте мне позаботиться о вас.

Мужчина говорил по-русски чисто, но в его речи ощущался неуловимый акцент. Казалось, что общение идёт через невидимого переводчика, но как это возможно, я не понимала.

Доверяя его благожелательности, я кивнула. По щелчку пальцев в комнату вошли две девушки, а мужчина, представившийся Дармином, сказал, что будет ждать в малой обеденной комнате.

Девушки не знали моего языка, но были добры и веселы. Они быстро подобрали мне платье, похожее на тунику – белое, с голубым поясом и золотыми узорами. По крайней мере, именно так я воспринимала всё, что видела и к чему бы ни прикасалась. Хотя понимала, что всё окружающее лишь отдалённо похоже на земное, являясь при этом совсем иным. Даже служанки были необычными. Их кожа отливала едва уловимым голубоватым сиянием – словно её покрыли лёгким слоем перламутрового крема.

Мои волосы они тщательно расчесали и украсили бусинами, а на лицо нанесли какую-то местную косметику – от этого серые глаза стали ярче, а тонкие губы визуально округлились. Девушки работали молча, но постоянно улыбались, словно пытаясь меня подбодрить.

Закончив, они сбрызнули мои запястья духами с лёгким медовым ароматом, надели на меня сандалии и проводили в обеденную комнату.

Этот странный дворец был по-своему прекрасен. В его архитектуре причудливо смешивались нотки греческой, римской и египетской культур, создавая гипнотизирующий сплав величия и тайны.

По дороге я не могла не обратить внимания на то, как мало мебели стояло в комнатах и залах – вместо неё повсюду возвышались белоснежные мраморные статуи, застывшие в изящных позах. Их полированные поверхности играли в солнечных лучах, словно живые. Стены были расписаны лазурными и охристыми красками – гирлянды цветов, переплетённые с золотыми арабесками, среди которых проступали сцены, напоминавшие древние ритуалы. В нишах стояли глиняные кадки с удивительными цветами, чей аромат – густой и пряный – витал в воздухе, смешиваясь с дымком благовонных палочек. Высокие окна с деревянными ставнями пропускали косые лучи света, ложащиеся на низкие столики с курительницами и вотивными фигурками.

Но самое удивительное было в том, как здесь царил свет. Солнце, отражённое в хитроумной системе зеркал, заливало комнаты, коридоры и бесконечную анфиладу залов тёплым сиянием. За этим чудом следили мальчики-слуги, ловко регулируя позолоченные пластины. Они украдкой поглядывали на меня с любопытством, но тут же отводили взгляд.

Голова у меня кружилась – так много здесь было необычного. Каждый шаг открывал новую деталь: фреску с крылатыми божествами, витраж с переливающимися стеклами, вышитые подушки на каменных лавках. Казалось, я попала не просто во дворец, а в ожившую легенду.

И это ощущение лишь усиливалось, когда я ловила своё отражение в одном из зеркал. Оттуда на меня смотрела бледная уставшая от тягот жизни девушка: хрупкие плечи, резкие ключицы, бледная кожа, сквозь которую угадывались контуры костей. Служанки, конечно, постарались: румяна смягчили впалые щёки, а тёмная подводка придала взгляду выразительность. Но затравленность не скрыть – она глядела со дна зеркала, будто говоря, что эта сказка – не для меня.

Мне сразу захотелось сжаться в комок, стать невидимой, исчезнуть. Я не из тех, с кем случаются чудеса. Моя жизнь – это череда испытаний, где любое усилие заканчивается неудачей, где мои желания выворачиваются наизнанку, превращаясь в проклятие. И если уж я оказалась в таком сказочном месте, стоит задуматься: что оно мне приготовило? Каким кошмаром обернётся происходящее, если я утрачу бдительность?..

Мысли захлестнули жаркой волной, в глазах помутнело. Стоявшая рядом служанка бережно взяла меня под локоть и подвела к дверям, за которыми ждал мой прекрасный спаситель Дармин – тот, от одного присутствия которого у меня немело всё внутри.

Глава 2. Аверсин

Оказавшись в обеденной, я мгновенно забыла о грустных размышлениях, поражённая открывающейся панорамой. Сквозь арочные балконные двери, обрамлённые струящимися шёлковыми занавесями, передо мной разворачивался каменный город, похожий на драгоценную мозаику.

Крыши домов, покрытые глазурованной черепицей всех оттенков – от терракотового до лазурного, образовывали замысловатый узор. Многие из них венчали загадочные конструкции: бронзовые спирали, кристаллические навершия и статуи крылатых существ. Над этим великолепием висело ослепительно белое солнце, окружённое чёрными лучами-спиралями, которые создавали вокруг светила зловещий ореол.

Этот необычный свет – одновременно яркий и приглушённый – заливал городские улицы, придавая им сюрреалистичный вид. Тени лежали слишком чётко, словно нарисованные тушью, а освещённые участки сияли неестественной белизной. Именно такая игра света и тьмы создавала то самое ощущение чуждости, которое я почувствовала, когда я проснулась.

– Гория, вы голодны? – спросил гостеприимный хозяин, сидевший за столом, заставленным десятками разных вазочек с самыми загадочными и диковинными образцами местной кухни. Проследив за моим удивлённым взглядом, мужчина пояснил: – Не зная, что может вам понравиться, предпочёл предоставить вам право выбора. Об одном прошу – не отказывайтесь от еды. Особенно от солнечного напитка велион. Он крайне полезен в вашем положении.

Мужчина указал на розовый напиток, стоявший рядом с моей тарелкой.

Молча оглядываясь по сторонам, я медленно заняла своё место, нервно потирая руки. Мозгов хватало, чтобы понять: я в его власти. Дармин может сделать со мной всё, что захочет.

Это другой мир, другие правила и обычаи. Я здесь – никто. И я понятия не имею, зачем меня сюда доставили и как это произошло. Дальнейшее определится степенью моего доверия к этому человеку. У меня нет возможности проверить его слова – только положиться на собственную интуицию и продолжить наблюдение. Моё поведение должно стать отражением показной доверчивости – чтобы ослабить его бдительность и получить хоть какой-то шанс выбраться отсюда, если всё окажется не тем, чем кажется.

Поэтому я мягко улыбнулась и залпом выпила этот приятный, слегка шипучий напиток, от которого внутри всё запело от наслаждения. Я осторожно приступила к дегустации, и сразу же меня поразил гастрономический парадокс: внешне блюда лишь отдалённо напоминали земные аналоги, но их вкус… Он будто балансировал на грани между абсолютной чуждостью и смутно знакомыми нотами. Каждый кусочек вызывал странное ощущение – словно я одновременно узнаю и не узнаю эти вкусы, как будто пробую что-то принципиально новое, но подсознательно сравниваю с чем-то когда-то испробованным.

Это была настоящая феерия вкусов. Особенно я отметила, с каким почти религиозным пиететом Дармин предложил мне местный хлеб – чёрный снаружи и со светлым мякишем. На вкус он показался немного пресным, но невероятная мягкость искупала простоту.

– Это основа нашей кухни, – пояснил он. – Мы почитаем ройдо, хлебную зерновую культуру, как единственное, что способно расти в песках за пределами спасительных дольменов. Хлеб священен для нас. Ни одна трапеза не обходится без него.

Мне, разумеется, хотелось углубиться в тему, но Дармин покачал головой и, хлопнув в ладоши, призвал слуг прибраться и подать десерт с напитками.

– Не всё сразу, драгоценная гория, – мягко произнёс он, вытирая испачканные соусом руки в воде из специально поданной пиалы, от которой исходил мятный аромат. – Вы обязательно узнаете всё об этом месте. Но позже. Проявите терпение. Сейчас же я расскажу вам вашу историю. Заранее прошу прощения – она может вас расстроить.

Его несколько витиеватая речь действовала на меня успокаивающе. Однако я чувствовала, что он вдумчиво подбирает слова, опасаясь моей бурной реакции.

– Расскажите же, что со мной произошло и как я здесь оказалась, – попросила я, пробуя горячий напиток с плавающими розовыми лепестками.

Развалившись на мягких подушках, расставленных вокруг низкого столика, я откинулась на спинку дивана, стоявшего почти вровень с полом. Дармин, заметив моё состояние, довольно усмехнулся. Он щёлкнул пальцами особым образом, и слуги принесли ему странный инструмент с длинной трубкой, напоминавший кальян. Когда он закурил, по комнате распространился сладковатый аромат. Он предложил и мне, но от первой же затяжки я закашлялась – настолько крепким оказался дым.

– Моя семья испокон веков служит Аравейе, – начал он, – сумеречной представительнице божественного пантеона моего мира, Аверсина. Богиня суровая, жестокая, но справедливая. Порой она доверяет свои желания верным последователям, наделяя их необходимой силой для исполнения. Прошлой ночью она призвала меня в алтарную комнату, даровала способность пересекать миры и велела отправиться на Землю, чтобы забрать несчастного изгоя, предотвратив его скорую кончину.

– Изгоя? – нахмурилась я, с трудом осмысливая его слова.

Мне требовалась вся ясность незамутнённого сомнениями разума, чтобы принять эту информацию и затем тщательно её обдумать.

– Так называют тех, кто с рождения был лишён связи с миром, в котором родился. Чаще всего так происходит, если местная женщина беременеет от странника, но не связывает себя с ним узами брака, которые позволили бы ему закрепиться в этом мире. И если рождённое дитя ей не нужно… Отказываясь от него, она лишает его права на жизнь. Впоследствии ребёнок растёт, окружённый неудачами и лишениями, пока однажды миру не надоест терпеть чужеродный элемент – и он не избавится от него. Я видел, как Земля давит на тебя. Видел, что ты вот-вот умрёшь, раздавленная странным зверем. И я взял тебя, перенёс сюда, исполняя волю своей богини.

Его слова требовали осмысления. Но я чувствовала в них истину. Изгой. Как же это похоже на мою жизнь. Вот только я не верила в судьбу. Нет, я всегда считала, что сама виновата в том, что оказалась ненужной. Верила, что заслуживаю испытаний. И никогда не сдавалась. Признать, что моя жизнь мне не принадлежала и я была обречена, несмотря на все усилия, казалось… уловкой. Слабостью.

Однако я спросила о другом:

– Но зачем ей это? Зачем я здесь?

Дармин улыбнулся, вдохнул дым и выдохнул, окружив нас яркой дымкой, золотившейся в солнечном свете. От её сладости мне и самой стало тепло, и я чуть заёрзала на мягких подушках, почти прижимаясь к их нежной глади, напоминающей шёлк.

– Аверсин – это мир изгоев. Когда-то давно великий бог-изгой Нокторн привёл в этот безжизненный мир таких же брошенных и одиноких людей, как и он сам. Они создали первые поселения. Затем пришли и другие боги-изгнанники – утренняя богиня Лиллиар, бог света Буар, золотой бог Атрейс, бог сумерек Асартор и ночная богиня Аравейя. Они помогли превратить пустыню в цветущие оазисы, открыли врата в соседние миры и научили людей обращать магические пески себе во благо. До сих пор наша связь с богами нерушима. Они следят за порядком, направляют нас, дарят силы и особые благословения. А иногда… даже исполняют желания.

Дармин грустно улыбнулся и отложил трубку. Его взгляд, тёплый и чуть задумчивый, скользнул по моему лицу, будто пытаясь угадать, о чём я думаю.

– Вы понимаете, насколько тяжело мне принять ваши слова? – осторожно спросила я. – В моём мире религия – это вопрос веры, а не фактов. Сложно поверить в то, что вы говорите.

– Вера значит для нас не меньше, драгоценная гория, – тихо ответил он, и в его голосе прозвучала какая-то странная нежность. – Просто проявляется она иначе.

Я нахмурилась, пытаясь сохранить хладнокровие, но всё вокруг – каждый звук, каждый отблеск света – казалось, дышало магией. Голова кружилась от осознания, где я оказалась. Как будто я снова стала ребёнком, заблудившимся в огромном, незнакомом мире, где каждое мгновение таило новую загадку. Мои мысли путались, сердце билось чаще, и единственной опорой в этом хаосе был спокойный, уверенный взгляд Дармина.