Хранители Севера

“Звери Хаоса”

Так их называли. Не просто монстры – а сама тьма, вырвавшаяся из-за границы миров. Каждый день они только и ждут, когда ослабнет завеса, и они смогут прорваться в этот мир. Существа, слепленные запретной магией Хаоса. Они безжалостные, не ведающие ни жалости, ни страха. Единственный способ противостоять им – это использовать их же силу против них самих. Взять в руки то, что должно было остаться погребённым – силу Хаоса. Могущественную, разрушительную и проклятую. Но за каждую крупицу её силы – плата. За каждое прикосновение – шрам на душе. Чёрный, глубокий, как эти алые глаза, что следят за тобой из темноты.

Мелисса сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя на коже полумесяцы. Но эта боль была ничто. Ничто по сравнению с тем, что они сделали. Как же она ненавидела их! Сколько боли они принесли её народу, сколько смертей. Перед глазами всплыли образы: отец, павший в битве; друзья, чьи имена теперь высечены на мемориальных плитах; мать, медленно угасающая под тяжестью этой проклятой силы. Сколько ещё жизней должны быть принесены в жертву?

“Почему только мы расплачиваемся?..”

Отчаяние, долго прятавшееся глубоко в груди, вдруг вырвалось наружу, разливаясь по телу ледяной волной. Ей показалось, что алые глаза статуи вспыхнули ярче, словно зверь услышал её, обратил своё внимание. Сердце ёкнуло, пропустив удар, а потом заколотилось так сильно, что в висках застучало. Паника подкралась внезапно – сначала лёгким холодком по спине, потом дрожью в пальцах и внезапной слабостью в коленях. Воздух стал густым, каждый вдох давался с трудом, будто грудь сдавили невидимые руки. А потом она увидела. Из раскрытой пасти каменного зверя выползал чёрный дым. Он стелился по полу, извиваясь. Она отпрянула. Сделала шаг назад. Ещё один. Ноги не слушались, стали ватными, предательски подкашивались. Пол под ногами вдруг показался ненадёжным.

"Не сейчас. Только не сейчас…"

Но тьма уже расползалась по залу, поглощая свет. Яркие сине-золотые блики от витражей меркли, краски блекли, мир выцветал на глазах. Дверь слева растворилась в дымке. Мелисса опустила взгляд. Чёрные клубы уже обвивались вокруг её сапог, скользили по коже, поднимались выше, цепляясь за края рубахи. В ушах зазвучал шёпот – тысячи голосов, говоривших на языке, который не должен существовать. По спине побежали мурашки, лоб покрылся испариной, сердце колотилось так бешено, что казалось – вот-вот разорвёт грудную клетку. Она стиснула зубы, впилась пальцами в виски, зажмурилась.

– Не сейчас… – прошептала, чувствуя, как ледяные щупальца тьмы обвивают её шею, сжимаясь всё туже. – Только не сейчас…

Но чёрный дым не слушал. Он полз вверх по рукам, цеплялся за подбородок, заползал в нос и рот, заставляя задыхаться. В голове стоял гул, тот самый шёпот, что сводил с ума, обещая показать "истину", "освобождение", "власть"…Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль стала якорем.

– Страх… подвластен мне, – выдохнула она, голос дрожал.

Повторила громче, уже не шёпотом:

– Страх подвластен мне.

Тьма заколебалась, но не отступила, наоборот, будто разозлилась. Чёрные клубы взметнулись вверх, ещё немного и они накроют с головой.

– Страх. Подвластен. Мне! – крикнула она в последнем отчаянном порыве, чувствуя, как голос срывается.

И в этот момент…

– Мелисса!

Звонкий голос, как удар колокола, разорвал кошмар. Тьма вздрогнула и рассыпалась. Свет хлынул обратно: золотые блики на стенах, синие узоры от витражей, знакомые очертания зала. Мелисса дёрнулась, сделала судорожный вдох – воздух снова был просто воздухом, без привкуса гнили и пепла. Перед глазами стояла всё та же статуя. Алые глаза больше не горели, лишь тускло отражали солнечные лучи.

– Мелисса! – голос прозвучал прямо у уха, и в следующее мгновение что-то холодное и стремительное врезалось в неё со всей силы.

Девушка едва удержалась на ногах, инстинктивно ухватившись за плечи налетевшей подруги.

– Что…– начала она, но не успела досказать, поток слов обрушился на неё, подобно бурному течению реки.

– Ты представляешь, я совсем не могла сосредоточиться! Тебя не было целую вечность, и я уже начала думать, что тебя снова оставили на этих дурацких дополнительных тренировках! – Она отстранилась, но тут же схватила её за руки, тряся их. – О чём вы там так долго говорили? Тебя отчитывали? Это из-за того прорыва на границе? Или из-за того, как мы с Бернаром устроили тот бардак в столовой? Хотя… – она на секунду задумалась, нос сморщился, – нет, это было позавчера… Или нет?.. – Но тут же махнула рукой. – Ладно, неважно! Может, это из-за того, что я случайно подожгла манекен на стрельбище? Но это была чистая случайность, честное слово!

Мелисса не ответила. Голос подруги всё ещё доносился до неё приглушённо. Она попыталась что-то сказать, но слова застревали в горле. В голове ещё гудело, в висках стучало, а перед глазами то и дело всплывали остаточные образы – чёрный дым, алые глаза…

Талли, казалось, совсем не замечала её состояния. Она продолжала трещать без остановки, размахивая руками. Её голос, звонкий и беспечный, был полной противоположностью тому мраку, что только что пытался поглотить её.

– Талли! – голос Мелиссы прозвучал резче, чем она планировала, сорвавшись на неожиданно жёсткую ноту.

Подруга мгновенно замолчала, широко раскрыв глаза. Её пухлые губы обиженно надулись, а брови поползли вверх, создавая самое жалкое выражение, какое только можно представить.

– Что? – её голос дрогнул. – Я всего лишь поинтересовалась…Необязательно было кричать…

Мелисса зажмурилась, чувствуя, как начинается головная боль. Последнее, чего ей сейчас хотелось – это разбираться с чьими-то детскими обидами. Она провела ладонью по лицу, собираясь с мыслями, и почувствовала, как пальцы слегка дрожат.

– Прости, просто… я перенервничала, вот и сорвалась. Не хотела кричать.

Лицо Талли мгновенно прояснилось.

– Ладно, прощаю! – она сияюще улыбнулась. И прежде, чем девушка успела что-то ответить, Талли уже вцепилась ей в руку и потащила вперёд. – А теперь бежим на тренировку, а то старый Гард опять будет ворчать, что мы как последние лентяйки!

И хотя в груди ещё оставалась тяжёлая дрожь, а в висках постукивало, Мелисса позволила себя увлечь. Потому что этот бестолковый, неугомонный солнечный зайчик в человеческом обличии был лучшим противоядием от любых тёмных мыслей. Они выбрались через потайную дверь, искусно скрытую в резных узорах древней каменной кладки. Холодный утренний воздух радостно ворвался в лицо, будто старый друг, который давно не виделся – он щипал щёки, играл непослушными прядями волос, заставляя их танцевать на ветру. Под ногами с приятным хрустом проваливался свежий снег, оставляя чёткие отпечатки сапог.

Перед ними расстилалось огромное тренировочное поле, бурлящее энергией и жизнью. В воздухе звенели мечи, сталкиваясь в учебных поединках, раздавались отрывистые команды наставников, смех и иногда крепкие выражения после особенно неудачных приёмов. Где-то вдалеке группа новичков с красными от напряжения лицами отрабатывала стойки, их дыхание превращалось в белые клубы пара. Кто-то из старших учеников демонстрировал сложный манёвр, вызывая восхищённые возгласы наблюдателей.

Мелисса замерла на мгновение, позволяя этой знакомой суете окутать её. Постепенно, почти физически ощутимо, напряжение начало покидать её тело: плечи опустились, сжатые кулаки разжались, а челюсть наконец расслабилась. Она сделала глубокий вдох – морозный воздух обжёг лёгкие. С каждым выдохом тревога, ещё недавно сжимавшая горло, становилась всё меньше, растворяясь в шуме тренировочного поля.

– Пока это… – тихо произнесла она, не отрывая взгляда от происходящего на поле, – …наша реальность.

Перед ними новобранцы в потных рубахах пытались синхронно выполнить манёвр с копьями. Получилось жалко: первый в шеренге запнулся о собственные ноги, второй, пытаясь его поддержать, сам потерял равновесие, и вся цепочка рухнула, как подкошенная.

Талли, продержавшаяся в молчании невероятные для себя три минуты, наконец не выдержала.

– Ну так что? – выпалила она, подпрыгивая на месте. – О чём вы там так долго…говорили?

Девушка взглянула на неё и лишь покачала головой. Но в уголках её губ дрогнула тень улыбки. "Да уж, не долго она продержалась", – подумала она с теплотой.

– Совсем скоро нас отправят в Бермон для заключения…

– Да! – взвизгнула та, недослушав.

Её вопль прозвучал так оглушительно, что несколько тренирующихся воинов резко обернулись. Один из них, отвлёкшись, пропустил удар и тут же получил увесистый подзатыльник от своего наставника.

– Тише, Талли! – прошипела Мелисса, бросая на подругу убийственный взгляд.

Но та лишь развела руками в театральном жесте и сияла ещё ярче.

– Не могу! Ты не понимаешь, я всю жизнь мечтала об этом! Когда отправляемся? Надолго?

– Отвечу, только если ты пообещаешь не перебивать меня каждые две секунды, – буркнула Мелисса, закатывая глаза.

– Клянусь! – Талли звонко рассмеялась, поднимая руку в шутливой клятве, но тут же спохватилась и прикрыла рот ладонью.

Мелисса вздохнула, но не смогла сдержать улыбки.

– Тебе совсем не интересно, зачем мы туда отправляемся?

– Ну… – замялась она, вдруг став необычно серьёзной. Потопталась на месте, разрисовывая носком сапога узоры на снегу. – Конечно, интересно. Просто…

Неожиданная пауза затянулась. Когда наконец девушка подняла глаза, в них светилось что-то тёплое и ностальгическое.

– Ты помнишь, как мы с тобой в детстве забирались на западную стену? – её голос стал тише, задумчивее. – Сидели там, свесив ноги, болтая ими в воздухе, и смотрели вдаль, пока солнце не начинало садиться? Как старый Гретт у костра рассказывал нам истории про королевства за горами, про города из белого камня, где улицы вымощены золотом? – Она провела рукой по своим белоснежным коротким прядям, сдувая с них снежинку. – Я тогда… пообещала себе, что когда-нибудь обязательно увижу всё это.

Талли улыбнулась – не своей обычной беспечной улыбкой, а какой-то другой, более взрослой, но от этого не менее искренней.

– И вот теперь этот день настал, – тихо заключила Мелисса, чувствуя, как в груди что-то сжимается.

– Мы куда-то отправляемся? – раздался удивлённый голос сзади.

Девушки резко обернулись на знакомый голос. Бернар стоял в двух шагах, появившись как всегда внезапно, несмотря на свои внушительные габариты. Его мощная фигура, казалась ещё массивнее на фоне хрупких девушек. Он стоял, слегка сгорбившись, опираясь одной рукой на колено – видимо, только что закончил изматывающую тренировку. Его синяя туника, обычно аккуратно подогнанная по фигуре, теперь висела мешком, пропитанная потом до такой степени, что темные пятна расползлись по спине и подмышками. Даже его сапоги, обычно чистые и ухоженные, теперь были в грязи и снегу, оставляя мокрые следы на каменном полу.

"Опять тренировался до изнеможения", – мелькнуло у Мелиссы, когда она заметила дрожащие от усталости пальцы, сжимающие рукоять кинжала.

– Почему опять опаздываешь? – спросила она, легонько толкая его в плечо.

Бернар попытался ухмыльнуться, но вместо этого получилась какая-то жалкая пародия на улыбку – губы дрогнули, обнажив сцепленные зубы, а в уголках глаз собрались морщинки, больше похожие на следы боли, чем на смех. Его глаза, обычно яркие как летнее небо, теперь выглядели выцветшими, с красными ниточками кровеносных сосудов. Даже щетина, которая всегда придавала ему брутальный вид, сегодня росла неровно, кое-где прерываясь свежими царапинами. Он провел ладонью по лицу, смахивая пот, но темные круги под глазами, похожие на синяки, никуда не исчезли. За его спиной, как всегда, висел меч – единственная вещь, которая всегда выглядела безупречно. Лезвие блестело даже сейчас, а кожаные ножны были тщательно навощены.

“Опять этот дурацкий способ носить оружие", – подумала девушка, глядя на перекрещенные за спиной ремни.

– Когда-нибудь ремень порвётся, и ты сам себе ухо отрубишь, – не удержалась она, повторяя старую шутку.

– Зато красиво, – автоматически буркнул он, но в его голосе не было обычного задора.

Он стоял, слегка раскачиваясь, будто его ноги едва держали тело. Даже Талли, вечная болтушка, замолчала, изучая друга внимательным взглядом. Даже она понимала – сегодня тот выжат как лимон. Её нос сморщился, когда она учуяла запах пота, исходящий от друга.

– Ты снова тренировался всю ночь?

Бернар поднял руки в защитном жесте, словно ожидал, что они сейчас набросятся на него с упреками. Его пальцы дрожали, а на костяшках красовались свежие ссадины.

– Да, да, помню. Ты же говорила: "не переусердствуй", "не убей себя раньше времени"… – он вздохнул, и уголки губ дрогнули в попытке улыбнуться. – Но, как иначе? До экзаменов рукой подать, а я… – он резко оборвал себя, сжав кулаки. – Меч держу как надо, но реакция всё ещё хромает.

Мелисса уже собралась развернуться, когда её взгляд упал на его правую ладонь. Посреди загрубевшей кожи зиял свежий порез – багровый, с засохшей по краям кровью. Кожа вокруг воспалилась, покраснела и слегка опухла, но никакой повязки, никакой защиты, будто он даже не удосужился промыть рану. Лицо её изменилось – брови сдвинулись, губы вытянулись в тонкую линию.

– Серьёзно? – бросила она, кивнув на рану. – Ты хотя бы когда-нибудь смотришь, что с тобой происходит?

Юноша посмотрел на свою руку с удивлением, будто заметил её впервые.

– А, это?.. Пустяки. Манекен слишком резко повернулся.

Он попытался отшутиться, но девушка не смеялась. Она шагнула ближе, аккуратно взяла его за запястье. Осмотрела.

– Хоть раз бы пожалел себя. С такими руками ты не сдашь никакой экзамен.

Бернар виновато пожал плечами и посмотрел в сторону, избегая её взгляда. Хоть он стоял и прямо, но было видно – держится из последних сил.

– Всё в порядке, – пробормотал он, будто для самого себя. – Просто… не хочу подвести. Ни вас, ни себя.

Мелисса сжала губы так сильно, что они побелели. В груди бушевало противоречие – хотелось и врезать ему за бестолковость, и тут же затащить в лазарет.

– Что мне с вами делать? – вырвалось у неё сквозь зубы, больше похожее на стон отчаяния, чем на вопрос.

Бернар виновато почесал затылок, оставив в белоснежных волосах дорожку от грязных пальцев. Его улыбка была такой же кривой, как и его логика – он прекрасно знал, что перегнул палку, но в его глазах читалось: "А что поделать, так надо".

– Ой, ну перестань ты его пилить! – Талли, как всегда, ворвалась в момент напряжённости, закатив глаза так выразительно, что казалось, они вот-вот останутся смотреть в потолок. Она с размаху хлопнула ладонями по своим бёдрам. – Он же упрямый как… как… – замялась на секунду, – как ты сама! Лучше слушай сюда!

Она подскочила к Бернару, схватила его за руки, не обращая внимания на его болезненный вскрик, когда она задела рану и, подпрыгнув ещё раз от нетерпения, выпалила:

– Нас отправляют в Бермон! В самый настоящий Бермон!

Юноша медленно прищурился, переводя взгляд с сияющей Талли на мрачноватую Мелиссу. Когда она коротко кивнула, на его лбу собрались тревожные складки.

– Это… правда? – переспросил он глухо, уже чувствуя подвох. Его пальцы непроизвольно сжались, хотя это явно причиняло боль повреждённой ладони.

Но прежде чем кто-то успел ответить, воздух взорвался резким металлическим звоном – гонг прокатился эхом по всему тренировочному полю. В мгновение ока всё замерло. Мечи застыли в воздухе. Смех оборвался на полуслове. Даже птицы на башнях разом замолчали, почувствовали неладное. Все как один повернулись к восточным воротам. Из тени арки медленно выступил сэр Лестар. Он двигался неспешно, словно время подстраивалось под его шаг. Высокий, широкоплечий, в черной как смоль тунике, которая слегка трепетала на ветру. Его белоснежные волосы, собранные в тугой хвост, казались неестественно яркими на фоне темной ткани. Несколько прядей выбились, касаясь резких скул. Ему не нужно было кричать, чтобы его услышали. Одного взгляда хватало, чтобы воины выпрямились, будто по их спинам провели стальной прут. Когда он вышел на середину плаца, Мелисса заметила, как его губы чуть поджались. Она знала этот знак. Так бывало, когда новости были тяжелыми, а решение уже не изменить.

– Построиться! – его голос, усиленный магией, громыхнул, как удар грома в ясный день.

Поле вмиг ожило – со всех уголков плаца к центру сбегались воины. Под ногами хрустел утоптанный снег, серый от грязи и пепла. Этот снег никогда не таял полностью, будто сама крепость хранила его как напоминание о вечных холодах. Мелисса заняла место в строю первой, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу. Талли встала рядом, её пальцы нервно мяли рукав рубахи, оставляя мокрые следы от потных ладоней. Бернар занял позицию справа, скрестив мощные руки на груди.

За считанные секунды перед ним выстроилась идеальная линия – два десятка бойцов, чьи тела стали оружием за годы тренировок. Они казались высеченными из одного камня: высокие, подтянутые, с прямой спиной, будто невидимый прут проходил вдоль позвоночника каждого. Их белые волосы – у некоторых собранные в строгие узлы, у других свободно спадающие на плечи – переливались на утреннем солнце, как первый иней. Бледная кожа, никогда не знавшая южного загара, почти сливалась с белизной тренировочных рубах. Но больше всего поражали глаза – холодные, как горные озёра: бледно-голубые, стальные, ледяные. В этих взглядах не было ни страха, ни тени сомнения, только готовность выполнить любой приказ.

Сэр Лестар начал обход строя, его чёрные сапоги оставляли чёткие отпечатки на снегу. Порыв ветра играл серебряными прядями, выбившимися из его строгого хвоста. Он знал, что двадцать пар глаз следят за каждым его движением, и потому держался с невозмутимостью горной вершины. Дойдя до конца шеренги, он развернулся и вернулся в центр, и в этот момент что-то изменилось в его взгляде – в обычно холодных глазах вспыхнул тот самый огонь, от которого у новобранцев перехватывало дыхание, а у ветеранов напрягались мышцы в ожидании важных слов.

– С сегодняшнего дня тренировки усложняются, – его голос прозвучал спокойно, но каждое слово падало, как камень в воду, расходясь кругами напряжения по строю.

Уголки его губ слегка приподнялись – не улыбка, а скорее тень удовлетворения, и это пугало куда больше, чем крик. Он выдержал паузу, давая осознать сказанное. Реакция не заставила себя долго ждать. По шеренге пробежал ропот – кто-то еле слышно ахнул, кто-то сжал кулаки, но всё стихло в тот же миг, когда его взгляд скользнул по лицам.

– Теперь каждая тренировка будет проходить с использованием Хаоса.

Тишина стала такой густой, что можно было услышать, как падает снежинка. Даже ветер, обычно свистящий между башнями, замер. Флаги на стенах обвисли, даже они в страхе затаили дыхание. Лица воинов оставались каменными – годы дисциплины делали своё дело. Но глаза. Глаза выдавали всё. В них мелькало: шок, сопротивление, у некоторых – холодный ужас.

– Вот мы попали… – вырвалось у Бернара громче, чем он планировал.

Он резко замолчал, почувствовав, как тяжёлый взгляд наставника впивается в него. Юноша мгновенно выпрямился: подбородок вверх, плечи расправлены.

Воины переглянулись. Одни – с подавленной злостью, другие – с мрачной покорностью. Но ни в одном взгляде не было радости. Потому что это значило одно: отныне Хаос станет их ежедневным спутником. Той самой силой, что разъедает душу. Тем, что делает их уникальными – и проклятыми одновременно. С детства каждый мечтал стать одним из воинов. Но лишь теперь они понимали истинную цену такой чести.

…

Королевство Бермон держало свою власть не числом солдат, а их нечеловеческой силой. Пока другие королевства завидовали его плодородным землям и серебряным рудникам, никто не смел посягнуть на эти богатства – все знали, какая армия их защищает.

Дети с магическим даром становились собственностью короны едва ли не с пеленок. Если к восьми годам у ребенка проявлялись способности, его забирали навсегда. Родителям оставалось лишь смотреть вслед, пока их чадо уводили в холодные казармы, где из него выбивали все человеческое, оставляя только идеального солдата.

Эти воины двигались быстрее, били сильнее, чувствовали острее. Их мечи, заряженные магией, могли рассечь доспехи как пергамент. Один обученный маг стоил десятка обычных бойцов. Но за такую мощь приходилось платить собственной жизненной силой – каждый заклинательный жест вытягивал энергию прямо из души. Переступи черту – и ты уже не воин, а труп.

Но Асуры нашли другой путь. Их армия не нуждалась в традиционных магах – они создали нечто новое, чудовищное, противоречащее самой природе. Даже дети без врожденного дара могли стать оружием, пройдя через Посвящение.Лагеря отбора не делали различий между мальчиками и девочками – всех ждали одинаковые испытания, одинаковые муки. Детей, едва достигших одиннадцати лет, забирали из семей и бросали в этот ад, где из них выбивали всё слабое, всё человеческое. Те, кто выживал, проходили Посвящение. Ритуал, после которого многие не узнавали себя в зеркале. Их кожа становилась бледной, как снег, волосы – белыми, как пепел. Но главное изменение происходило внутри. Они больше не чувствовали холода, не дрожали от страха, не плакали от боли. Люди шептались, что лучше умереть, чем стать одним из этих "белых демонов". Их сила была особенной – они не рождались с ней, а брали её у своих врагов. Но за эту способность приходилось платить страшную цену.

Хаос, та самая тёмная сила, что давала мощь чудовищам, могла наделить ею и человека. Но она выжигала душу, оставляя лишь пустую оболочку. Тех, кто слишком далеко заходил в слиянии с Хаосом, называли Безликими – они теряли не только человеческий облик, но и саму свою суть. В состоянии Зверя воин становился чем-то пугающим – его движения превращались в молниеносные атаки, раны заживали на глазах, а боль просто переставала существовать. Но чем дольше длилось это состояние, тем труднее было вернуться назад. Сознание затуманивалось, в голове оставалась лишь ярость, а тело начинало меняться, кости хрустели, принимая новые формы.

Лишь самые сильные духом могли контролировать эту трансформацию. Остальных ждала быстрая смерть – их же товарищи закалывали потерявших разум собратьев без колебаний. Потому что безумный воин с силой демона был страшнее любого врага – он не знал страха, не чувствовал боли, и убивал всех подряд, будто слепой ураган смерти.

…

– Я услышал, как вы все рады… – его голос разрезал тишину, холодный и острый, как зимний ветер. Каждое слово падало на плечи воинов тяжелыми ледяными глыбами.

Строй замер. Кто-то сглотнул так громко, что звук разнесся по всему плацу. Другой воин задержал дыхание, будто боясь, что даже шум выдоха привлечет внимание командира. Все взгляды уперлись в снег перед сапогами – никто не осмеливался поднять глаза.Лестар медленно прошелся вдоль шеренги, его тяжелый взгляд скользил по лицам, ища малейшие признаки слабости.

– Прекрасно, – наконец произнес он, и это слово прозвучало как приговор. – А теперь… по наставникам. Приступить к тренировкам. Немедленно.

– Есть, сэр! – рявкнул строй, и голоса слились в едином рёве.

Плац ожил в одно мгновение. Десятки сапог взрыхлили серый снег, раздались резкие команды, металлический лязг оружия. Воины на ходу поправляли тренировочные костюмы, закалывали распущенные пряди волос, перебрасывались короткими взглядами. Общее настроение висело тяжелой тучей, но ни один рот не раскрылся для жалоб – все прекрасно знали, на что подписывались.

– Талли! – её окликнули.

Одно имя, и всё внутри девушки сжалось. Пальцы впились в ткань рубахи у пояса, дыхание перехватило. Она не сразу обернулась, чувствуя, как с каждым его шагом, снег хрустит все ближе, а сердце бьется все чаще.

– Сегодня вы с Бернаром тренируетесь с Виргаром.

Лестар едва заметно кивнул в сторону наставника. Тот, широко расставив ноги, уже орал на группу новичков, размахивая руками. Его лысая голова блестела на солнце. Старый, неровный, будто кто-то провел раскаленным гвоздем от виска до скулы, шрам краснел, как всегда, когда Виргар злился. А злился он часто. Его "уроки" запоминались не знаниями, а сломанными ребрами и ноющими по ночам синяками.

– Поняла, – прошептала Талли, уставившись в промерзшую землю. Только дрожащие пальцы, вцепившиеся в подол рубахи, выдавали, как ей страшно.

Лестар медленно перевел взгляд

– А с тобой, Мелисса…мы поработаем отдельно.

У нее перехватило дыхание. Губы сами собой сжались, чтобы не вырвался стон. Она лишь кивнула, чувствуя, как в животе холодеет от дурного предчувствия.

"Каменный Зал… Опять этот проклятый Каменный Зал…"

Бросив последний взгляд на друзей, она увидела, как Талли грызет губу до крови, а Бернар стоит, скрестив руки, его обычно насмешливый взгляд теперь был серьезен и тревожен. Мелисса попыталась улыбнуться, но получилось только криво. Развернувшись, она побрела за наставником, чувствуя, как ледяной ветер с башен рвет её волосы, а слепящее солнце заставляет щуриться.