Хранители Севера

– Ты прав, – Адриан выговорил с усилием, заставляя свои голосовые связки работать.

Он медленно, почти с благоговением, протянул руку и кончиками пальцев коснулся век отца. Тонких, полупрозрачных, как старый шёлк. Одним плавным, прощальным движением он провёл по ним, и глаза, ещё так недавно смотревшие на него с последней решимостью, навсегда закрылись.

– Прощай, отец… – его губы дрогнули на миг, но затем, стиснув зубы до боли, он добавил уже твёрдо и громко: – Я обещаю, я справлюсь.

Он сделал шаг назад, освобождая пространство, и коротко кивнул. Белые, безмолвные фигуры разом двинулись вперёд, скользя к ложу короля с призрачной бесшумностью. А юноша развернулся и вышел из покоев, не оглядываясь. Свет в коридоре встретил его с неожиданной, почти враждебной яростью. Солнце, отражаясь от мрамора, било прямо в глаза. Коридор был пуст и безмолвен. Холодные, безупречно ровные стены казались сейчас неестественно прямыми, давящими своей правильностью. Его шаги гулко отдавались в звенящей тишине, звуча одинокими и обречёнными. Брайан шёл рядом, не произнося ни слова, но его молчание было красноречивее любых речей. Впрочем, ненадолго.

– Ты же понимаешь, что они опасны?

Он не уточнял, кто «они». В этом не было нужды. Адриан понял, о ком речь, ещё до того, как вопрос был задан. Где-то впереди, из-за поворота, донёсся приглушённый, надрывный всхлип – плач Доротеи. Юноша инстинктивно сжал губы и ускорил шаг, пытаясь убежать от этого звука, от этой боли. Но Брайан резким движением вышел вперёд, преградив ему путь. Его широкие плечи полностью перекрыли проход, а тень от его фигуры легла на его лицо.

– Ни один наш шпион не вернулся. Ни один, даже Вейн. – Голос Брайана стал жёстче, в нём зазвенела сталь. – А ведь он мог пройти сквозь любую стражу, обойти любую ловушку.

Он сжал кулак, и костяшки побелели. В его словах сквозила не наигранная, а самая что ни на есть настоящая, глубокая тревога.

– У нас нет никакой достоверной информации о них, ничего, кроме баек перепуганных торговцев и бреда наёмников. И все они, как один, твердят одно: они – не люди. Они – порождение тьмы.

Мужчина наклонился ближе, понизив голос до доверительного шёпота, полного мрачных предчувствий.

– У них необычная внешность: белоснежные волосы, насыщенно-синие глаза. Они словно… не от мира сего, Адриан. – Он тяжело, с надрывом вздохнул. – Не просто так все эти годы ходят слухи, что они прокляты.

Адриан с усилием провёл рукой по лицу, пытаясь стереть с него всю усталость, все сомнения, всю накопленную горечь. Его пальцы нервно взъерошили волосы, и он замер, уставившись в пустоту где-то в стороне.

– Я знаю… – тихо, устало выдохнул он. – Но, если бы они и вправду были порождением тьмы… отец не стал бы настаивать на восстановлении договора. Не стал бы связывать с ними своё последнее завещание.

Он повернулся к другу, и в его глазах, наконец, появился проблеск не сомнения, а упрямой, аналитической ясности.

– Здесь есть что-то, чего мы не понимаем. Что-то, что он знал, и не успел или не смог рассказать нам до конца.

Брайан сжал губы, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читалось тяжёлое раздумье.

– У нас слишком мало информации, – повторил он.

Юноша криво, безрадостно усмехнулся. Это была усталая, неубедительная гримаса.

– Вот и узнаем больше, если они, конечно, вообще согласятся говорить, – с напускной, плохо скрываемой бравадой бросил он, хотя в глубине души сильно сомневался, что эти загадочные асуры удостоят его послание даже взглядом.

….

Столица пребывала в смятении, и весть, пришедшая с утренним туманом, вползла в узкие улочки Белграда раньше первых лучей солнца. Она просочилась сквозь плотные ставни богатых особняков, прокралась в дымные трубы бедняцких кварталов, где воздух был густым от запаха дешёвой похлёбки и влажного пепла, и зашептала на ухо спящим горожанам, нарушая их покой ледяным дыханием. К полудню, когда солнце наконец разорвало пелену облаков, весь город уже знал – король Люциус Д'Альбон мёртв.

У дворцовых ворот, украшенных позолотой, столпился народ. Старый пекарь, в муке до локтей и в потёртом фартуке, сжимал в своих мозолистых пальцах помятый берет, а рядом с ним замерла худая пряха, чьи обычно ловкие пальцы бессильно повисли вдоль простого шерстяного платья, сотканного из грубой, колючей нити. Даже городской глашатай, всегда такой важный в своём бархатном камзоле с позументами, сейчас молча кусал губу, пряча дрожь в голосе и глядя в землю.

Короля любили не за золото королевских карет и не за пышные балы, на которые простой народ мог лишь заглядывать через высокие заборы. Его любили за то, что в голодное время он сам объезжал окраины в простом сюртуке, раздавая тёплый хлеб из собственных запасов, и за то, что мог запросто зайти в душную лавку кожевника и целый час говорить с хозяином о тонкостях выделки, пахнув потом и дубильными веществами.

А теперь толпа замерла в тягостном молчании, придавленная грузом неведомого будущего. Лишь где-то у фонтана всхлипывал ребёнок, да ветер, не знающий печали, играл чёрными лентами на флагах, уже приспущенных в знак траура. В наступившей тишине витали невысказанные вопросы: что ждёт их дальше, кто взойдёт на трон, неужели Молодой Принц, и справится ли он? Люди шептались на улицах, переговаривались на рынках, пряча тревожные взгляды и озираясь через плечо, но один слух волновал их больше всего – слух о приходе проклятых людей. Заключить мир с Севером, для многих, означало заключить мир с самой тьмой.

Даже сквозь пелену всеобщего горя Сертанский рынок продолжал жить своей буйной, нерушимой жизнью. Воздух здесь, давно пропитавшийся запахами жареного миндаля, чужих пряностей и свежей выпечки, гудел от криков торговцев, смешанных с перезвоном монет, создавая странный контраст с мрачной тишиной, окутавшей остальной город. Пёстрые тенты колыхались над головами, отбрасывая пляшущие тени на вымощенные булыжником улицы. Стая голубей, как обычно, суетилась под ногами, но сегодня птицы были странно нервны, взлетая при каждом резком звуке и тут же снова опускаясь на землю, будто не в силах решить, бежать ли от невидимой опасности.

На углу, у лотка со специями, старый Харви, сутулый торговец с сединой в бороде, похожей на изморозь, дрожащими пальцами перебирал мешочки с корицей и кардамоном. Его привычное: «Свежие пряности с юга!» – сегодня так и не сорвалось с губ, вместо этого он, понизив голос почти до шёпота, склонился к соседу, торговцу керамикой: – Ты слышал? Они напали на повозку виконта Лорана. Ни один не выжил. Ни… один.

Молодая Луиза, что торговала лентами и брошами, аккуратно, ровно расставляла товары на подносе, но пальцы её предательски дрожали, а взгляд всё время ускользал куда-то вдаль, за пределы рыночной суеты. – Говорят, они не отбрасывают тени, – сказала она кому-то невпопад, будто вспоминая чей-то шёпот, услышанный в тёмном переулке.

У лавки оружейника, где витрина слепила глаза блеском начищенных кинжалов, собралась небольшая толпа. Бравый капитан городской стражи, грузный, с густыми усами, обычно не прочь был перекинуться парой слов с любым, но сейчас мрачно разглядывал новый клинок в своей руке.

– Говорят, принц слишком молод… – прошипел тощий торговец шелками, поправляя бархатную повязку, скрывавшую пустую глазницу.

– Отец его был мудр, – добавил кто-то из-за спины.

– А сын… слишком мягок, – отрезал капитан, не поднимая взгляда от стали.

– А кто тогда? Совет? – вскинулась женщина в потёртом сером платье, от которого пахло сухими травами и сыростью. – Эти старые вороны только и ждут, чтобы урвать свой кусок.

В тени под навесом сгрудились гильдейские информаторы, их лица оставались каменными, но глаза бегали, ловя каждое слово.

– А если договор подпишут? – перебил молодой подмастерье, вытирая сальные руки о заляпанный фартук.

Старый моряк, с кожей, высушенной солёным ветром, хрипло расхохотался:

– Договор с северянами?.. – он сплюнул в сторону. – Это как договориться с бурей.

Седовласый, крепкий мужчина, стоявший поодаль, краем уха ловил эти перешёптывания. Резко захлопнув книгу в своей руке, он направился внутрь старой лавки. Щелчок замка прозвучал громко. Лавка закрылась раньше обычного. Прихрамывая на правую ногу, он прошёл между высоких стеллажей, где в строгом порядке стояли кожаные фолианты и древние трактаты с потрескавшимися печатями. Воздух пах воском, старой бумагой и сушёными травами, запахом знаний и забвения. В дальнем углу, где свет едва пробивался сквозь пыль, его костлявые пальцы нашли неприметный том в выцветшей синей обложке. Он нажал, и в стене что-то провернулось, каменная кладка застонала, и книжный шкаф отъехал в сторону, открывая узкий проход. Холодный воздух, пахнущий сыростью, ударил в лицо. Спускаясь по истёртым временем ступеням, он насвистывал странную, протяжную мелодию, и уголки его губ, скрытые густой бородой, дёргались в едва заметной улыбке. С каждым шагом становилось прохладнее, лёгкий иней окутывал камни, пока внизу их не засыпало хрустящим снегом. Воздух звенел от морозной свежести, и где-то внизу послышался шорох и странное щебетание. Он остановился, переводя дыхание, старая рана на ноге ныла знакомой, почти привычной болью.

Небольшое помещение внизу встретило его молчаливым сиянием: каждый камень был затянут прозрачной ледяной плёнкой, а с края стола свисали длинные сосульки. Лёгкие обжигало при каждом вдохе. Шум на секунду стих. Со всех сторон, на заледеневших выступах, словно живые статуи, восседали белоснежные птицы, их перья переливались, как лунный свет, а чёрные глаза-бусины неотрывно следили за ним. Мгновение, и комната наполнилась радостным гулом, птицы зашевелились, защебетали, узнавая хозяина.

– Я тоже рад, – прошептал он на языке, который мир считал мёртвым.

Он прошёл к письменному столу, провёл рукой по столешнице, оставляя тёмную полосу талой воды, и развернул пергамент. Острое перо заскользило по поверхности, выводя аккуратные буквы. На край стола бесшумно опустилась одна из птиц, её длинные когти нетерпеливо царапали лёд, а голова склонилась над текстом с любопытством. Она защебетала. Мужчина усмехнулся.

– Ты? Ну ладно…

Когда последняя строка была закончена, он скрутил пергамент в тонкую трубочку и обвил лентой из тонкой кожи лапку птицы.

– Готово, малютка.

Птица взмыла и опустилась на его рукав, острые коготки впились в ткань. Поднимаясь обратно, он почувствовал, как леденящий холод от тела птицы начал медленно проникать в его руку, начиная с кончиков пальцев. Крошечные кристаллики инея ползли по коже, оставляя за собой замысловатые узоры, похожие на морозные цветы, а рука постепенно теряла чувствительность, но он знал, что это ненадолго, ведь он давно привык к этой странной особенности своих пернатых посланников.

Окно распахнулось с тихим скрипом, и в комнату ворвался ветер, принося с собой аппетитный запах горячего хлеба и отдалённый гул встревоженного города. С мостовой донеслись взволнованные голоса двух служанок, горячо споривших между собой:

– Твоя леди Элинор слишком стара для принца!

– Зато не пустая кукла, как твоя леди Изабелла!

Мужчина тихо усмехнулся.

«Какие всё-таки простые у них заботы».

Птица на его руке встрепенулась, радостно защебетала и, не теряя ни секунды, выпорхнула в распахнутое окно, устремляясь навстречу порывам ветра. «Лети», – проводил он её взглядом. Белое пятнышко взмыло высоко в небо, поднимаясь к облакам, пока совсем не скрылось в их мягких объятиях. Мужчина не переживал – он знал, что послание донесут, они всегда доносят. Встряхнув рукой, он сбросил с рукава остатки инея и вернулся к своим делам. Теперь ему оставалось лишь ждать.

А птица, несмотря на свой малый размер, обладала поразительной силой и выносливостью. Усиленно работая мощными крыльями, она без устали устремлялась вдаль, в ту сторону, куда её так неудержимо влекло.

Домой.

На север.

Глава 3

Первые лучи солнца упрямо пробивались сквозь высокие окна, растекаясь по полу золотистыми полосами и обжигая веки Мелиссы. Расплачиваясь за вчерашнюю забывчивость, она сдавленно застонала и с головой нырнула под подушку, пытаясь скрыться от назойливого света.

– Мрргх… – её бессмысленное, но искреннее ворчание утонуло в ткани, которая хоть и холодила щёку, но уже не спасала.

Нехотя приподнявшись, она взъерошила рукой спутанные после тревожной ночи волосы, которые падали на лицо, цепляясь за губы и ресницы. Зевнув, тяжело опустила ноги на холодный пол и тут же пожалела о резком движении – перед глазами замелькали чёрные мушки, заставив её на миг пошатнуться и замерть. Потом, короткими сердитыми шагами, она направилась к окну и с глухим шорохом задернула шторы, отсекая солнечный натиск. В комнате повис мягкий полумрак, нарушаемый лишь тонкими лучами по краям ткани, оставлявшими на полу вытянутые золотые полоски.

– Так-то лучше, – удовлетворённо прошептала она, потягиваясь в темноте.

Вернувшись в кровать, она с удовольствием уткнулась лицом в подушку. До тренировки оставалось почти целых сорок минут, которые она твёрдо намеривалась посвятить тому, чтобы выкинуть из головы всё, что успело влезть туда за ночь. Но едва глаза сомкнулись, из глубин памяти выплыли навязчивые образы: изматывающие тренировки, треск разрываемой грани и лицо пленника перед самой смертью.

– Не сейчас, – сквозь зубы прошептала она, переворачиваясь на бок.

Мысленные картины, словно рой ос, жужжали и жалили, путаясь в мыслях. Она сжалась в клубок, натянув одеяло до подбородка, пытаясь найти укрытие в тепле, среди мягких подушек, где реальность казалась такой далёкой.

«Ещё пять минут. Всего пять минут…»

Тишину внезапно разорвал скрип дверных петель, и в комнату хлынул утренний свет, пересёк пол и полоснул по краю постели. В этом свете на пороге застыла высокая тень.

– Ты ещё не встала? – раздался недовольный высокий голос.

Его обладательница, пыталась привыкнуть к полумраку, всматриваясь в очертания комнаты.

– Мелисса!

Тишина в ответ была оглушительной. Только слабый ветерок колыхнул занавеску, будто смеясь над её попытками.

– Мелисса! – теперь уже громче, с оттенком раздражения.

«Ясно, и снова я буду виновата… Ну уж нет. Не сегодня», – промелькнуло у неё в голове.

Она решительно направилась к кровати, её босые ноги бесшумно скользили по холодному полу. На секунду замерев, словно раздумывая стоит ли рисковать, она протянула руку к смутному силуэту…

Вжжих!

Тёмная фигура сорвалась с кровати с молниеносной скоростью, схватила её за запястье и рывком повалила на пол. В следующий миг к горлу Талли был прижат тонкий кинжал, светящийся холодным голубым светом.

– Чёрт возьми, Талли! – голос Мелиссы был хриплым от сна. – Сколько раз я говорила не будить меня так?!

Лезвие слегка дрогнуло, оставляя на коже едва заметную царапину.

– Тренировка… – прошептала она. – Мы опоздаем…

Стиснув зубы, девушка осторожно отвела лезвие в сторону, освобождая шею, где уже проступала тонкая розовая полоска.

– А если бы я не остановилась? Что бы я сказала твоему отцу? Что его дочь погибла от случайности?!

Мелисса резко вскочила, бросив кинжал обратно на кровать.

– Ты же знаешь, что нам простят смерть только от зверей хаоса. И никак иначе.

Талли нахмурилась, её светлые брови сомкнулись в одну резкую линию. Тяжело было признавать, что её путь выбрали за неё.

– Ну, это может касается тебя, – она скрестила руки на груди. – В моём случае, мне ещё простят, если я прикрою твою спину.

Где-то вдалеке раздался гулкий удар колокола, его медные волны покатились по каменным коридорам крепости, оповещая о начале нового дня.

– Талли… – Мелисса внезапно обняла подругу, прижавшись щекой к её плечу. Вдох, и в ноздри ударил знакомый аромат цветов, так не похожий на их суровую жизнь. – Ты же знаешь… Ты не просто мой напарник. Ты моя подруга.

Она отстранилась, и в её глазах вспыхнул знакомый огонь.

– Да и я не настолько слаба, чтобы меня приходилось защищать! – с напускной лёгкостью добавила она, неловко рассмеявшись. – Никому не позволю пожертвовать собой ради меня!

Но Талли не засмеялась в ответ. Её губы сжались в тонкую ниточку, а взгляд упал на пол, будто она внезапно заинтересовалась узором трещин между плитами. Каждое слово поддержки подруги приносило не утешение, а острую, ноющую боль, от которой сжималось в груди – знакомое чувство, которое она давно научилась скрывать за маской спокойствия.

«Ты должна стать тенью её величества», – зазвучал в голове суровый голос отца. «Она – самое ценное. Защищай её любой ценой».

Эти слова прожигали душу, будто раскалённое клеймо, став её неоспоримой судьбой и путами, не позволявшими вздохнуть полной грудью. Девушка никогда не хотела держать меч – видя ужасы битв, она мечтала лишь о свободе, вспоминая, как в детстве пряталась в библиотеке, зачитываясь романами о дальних странах, где не было войн. Ей грезились простые вещи: запах свежеиспечённого хлеба по утрам, возможность выбирать одежду не по практичности, а по красоте, чьи-то тёплые руки, обнимающие с любовью. Она всего лишь хотела простого человеческого тепла и собственного выбора, но её судьбу решили задолго до первого крика.

Сделав шаг назад, Талли тяжело вздохнула и провела пальцем по царапине на шее.

«Прейди в себя.»

– Значит, в следующий раз я должна буду кричать с порога? – она подняла бровь, и в её глазах мелькнула слабая тень улыбки.

Мелисса хмыкнула, подбирая с кровати кинжал:

– Или хотя бы брось в меня подушкой.

– Хорошо, в следующий раз так и сделаю, а сейчас давай, тебе пора одеваться. Мы опоздаем на тренировку… Опять.

Принцесса закатила глаза, театрально застонала и плюхнулась обратно на кровать.

– Кто вообще придумал эти ранние тренировки? – пробормотала она, натягивая одеяло на голову. – Я не пойду. Плевать на всё. Пусть накажут.

Талли скрестила руки на груди и выдохнула, возвращая на лицо привычную маску невозмутимости.

– Вставай! Или я тебя стащу с кровати!

Ответом ей стал лишь недовольный бубнёж.

– Мы не побежим дополнительные круги из-за тебя. Точно не сегодня! – она горделиво провела ладонью по белоснежной льняной рубахе, где голубые завязки идеально сочетались с цветом её глаз. – Я хочу, чтобы она оставалась чистой хотя бы до обеда.

Её губы поджались, а во взгляде мелькнуло искреннее беспокойство о новом наряде.

Мелисса приподняла бровь. Одно лишь выражение подруги – эта смесь важности и детской обиды – стало последней каплей. Сначала из её сжатых губ вырвался лёгкий смешок, потом ещё один, и вот уже комната наполнилась звонким, неудержимым смехом, от которого дрожали даже занавески.

– Талли… я… не могу! – девушка едва успевала ловить воздух между приступами смеха, театрально вытирая воображаемые слёзы.

Но стоило ей встретиться с её взглядом, как веселье вмиг улетучилось. Талли стояла, скрестив руки, её брови почти срослись на переносице, а взгляд мог бы заморозить даже пламя. Мелисса резко выпрямилась, быстрым шагом обошла подругу по кругу, делая вид, что оценивает наряд с важностью придворной швеи, затем остановилась, кивнула и торжественно подняла большой палец вверх:

– Действительно красивая! Главное, чтобы эти завязки не увидел сэр Виргар, а то одними кругами ты точно не отделаешься.

Эффект был мгновенным. Тень недовольства с лица подруги будто сдуло ветром, уступив место торжествующей улыбке, обнажающей идеально ровные зубы. Но больше всего девушку насторожил тот самый, слишком знакомый лукавый блеск в её светло-голубых глазах.

– Я так рада, что тебе она понравилась! – Талли раскинула руки, словно собираясь обнять весь мир. – Потому что я купила тебе такую же!

На мгновение в комнате воцарилась тишина. А затем…

– Что?!

– Она уже лежит в твоём шкафу. Быстрее надевай!

Мелисса застонала, закрывая лицо ладонями.

«За что…»

Её взгляд метнулся к подруге в последней надежде, но та стояла, уперев руки в бока, с тем самым непоколебимым выражением, которое не оставляло места для возражений.

– Да… – сквозь зубы пробормотала она, уже мысленно представляя, как «случайно» порвёт эту дурацкую рубаху на первой же тренировке.

– Давай-давай! – Талли хлопнула в ладоши, её глаза сияли торжеством. – Тебе давно пора обновить гардероб.

Девушка тяжело вздохнула, бросая последний тоскливый взгляд на свою старую, поношенную, но такую удобную рубаху, висевшую на спинке стула.

«Прощай, старый друг…» – мысленно попрощалась она, издав ещё один страдальческий стон, и с покорностью осуждённого направилась к шкафу.

Там, аккуратно сложенный, лежал её экземпляр «подарка» – та же белая рубаха с голубыми завязками, лишь чуть короче в подоле и свободнее в плечах. «Хотя бы не душит…» – с облегчением подумала она, никогда не признаваясь вслух, что в глубине души всегда завидовала длинным ногам Талли. Вытянув рубаху перед собой, она тщательно осмотрела её, надеясь отыскать хоть один изъян, но напрасно.

С неохотой сбросив свою мягкую тунику, едва доходившую до колен, она накинула новую одежду. Прохладная ткань, мягкая, как первый снег, приятно коснулась кожи, а лён, обработанный с ювелирной тонкостью, шуршал, обволакивая тело. Мелисса невольно задержала дыхание, чувствуя, как рубаха идеально ложится по плечам, не стесняя движений. «Чёрт… Она действительно… удобная…»– с удивлением осознала она. «Только не дай ей это понять», – мысленно прошипела себе, бросая взгляд на подругу, но та, к счастью, была слишком занята самолюбованием перед зеркалом.

Перейдя к штанам, девушка на секунду залюбовалась. Тёмные, почти чёрные, они были сшиты из кожи змеевика – редчайшего материала, который добывали только на Северных скалах. Каждый воин мечтал о таком облачении: лёгком, как шёлк, но прочном, как кольчуга. Штаны облегали каждую линию тела, соблазнительно подчёркивая округлости, но при этом не стесняя ни единого движения. Проведя ладонью по ткани, она ощутила под пальцами едва уловимый рельеф чешуи.

Последний штрих. Груди коснулась маленькая подвеска в виде белой птицы, висящей на чёрном шнурке. Пальцы сами сомкнулись вокруг металлического силуэта. Не спеша, едва касаясь босыми ногами пола, она подошла к зеркалу и с любопытством взглянула на своё отражение.

Перед ней стояла незнакомка. Тренировочный костюм плотно облегал её фигуру, подчёркивая природную грацию и красоту: высокую грудь, тонкую талию, крепкие бёдра, годами закалённые бесконечными тренировками. Мелисса провела рукой по животу, ощущая под пальцами твёрдый рельеф мышц. Её волосы – белоснежный водопад, ниспадающий до поясницы – мягко колыхнулись при движении. В отличие от других воительниц, предпочитавших короткие стрижки, она никогда не решалась расстаться с этой роскошью. Их тяжесть, их шелковистость… Это было единственное, что напоминало ей, что она – не просто оружие. Но не только они выделяли её.

Глаза.

Они притягивали взгляд с первого мгновения – глубокие, насыщенные, цвета ночного неба перед бурей. На фоне бледного, почти прозрачного лица и белоснежных волос они смотрелись особенно ярко. У каждого, кто прошёл инициацию, этот оттенок был свой, но неизменным оставалось одно – пронзительный, прямой взгляд, от которого хотелось отвернуться, и невозможно было, словно он заглядывал в самую душу и видел больше, чем позволено. Девушка повертелась перед зеркалом, тщетно пытаясь сохранить на лице маску недовольства, но…

– Ну что? – Талли подошла сзади, положив руки ей на плечи, и её глаза сияли торжеством. – Готова признать, что я разбираюсь в одежде лучше, чем ты в боевых стойках?

Мелисса скрипнула зубами. Этот день становился всё хуже. Или… лучше? Она сама уже не была уверена.

– Давай уже, – резко развернулась она, пряча внезапную уязвимость под маской привычной суровости. – Сэр Виргар нас убьёт, если мы опоздаем.

– Жаль, что мы всегда носим штаны. Эх, надеть бы хоть раз настоящее платье…

Принцесса медленно приподняла бровь.

– Иногда мне кажется, у тебя в голове вместо мозгов бантики, – она щёлкнула пальцами перед носом подруги. – Как ты собираешься тренироваться в платье? Да и куда ты наденешь его здесь, на Севере?

Талли фыркнула, скрестив руки на груди.

– Да ну тебя! – её светло-голубые глаза сверкнули, как лёд на солнце. – В платьях и не нужно драться! Они созданы для того, чтобы показать, какие мы красивые! Чтобы мы могли почувствовать себя настоящими леди… – она с отвращением дёрнула подол своих кожаных штанов. – А это? Это же одежда мужчин. Она совсем нас не красит!

Мелисса покачала головой, собираясь что-то ответить, но громкий стук в дверь разрезал её тираду.

– Войдите! – Голос прозвучал громче, чем она планировала.

Подруга за её спиной едва заметно вздрогнула. Они обе уже знали, кто стоит за дверью, ещё до того, как она откроется. Воздух в комнате сразу потяжелел, наполняясь властной, подавляющей энергией, одной из самых сильных в крепости.