Хранители Севера

Но всё это было ложью.

Каждая слеза, каждая рана, каждое “ещё чуть-чуть” – всё рассыпалось в прах. И в этот миг её осенило. Ей ничего не нужно: ни спасения, ни чьей-то любви, ни разрешения быть собой. Ей нужна была только свобода. Свобода от чужих ожиданий, от страха не соответствовать, от боли быть “не такой”. И тогда девочка сделала выбор. Она приняла свою судьбу. Приняла себя – такую, какая есть. Когда она открыла глаза, в них уже не бушевал Хаос, там горело нечто иное: её огонь, её воля, её ярость.

Она подняла взгляд на мужчину перед ней. И вдруг он показался ей маленьким, хрупким. Потому что она больше не нуждалась ни в нём, ни в его одобрении, ни в его холодной, безмолвной любви. Мелисса закрыла глаза, на мгновение погрузившись в ту самую тьму, что ещё недавно пыталась сломать её. Но теперь тьма была её, и она больше не боялась.

– Хаос, ты подчиняешься мне, – её голос, низкий и звонкий одновременно, ударил по каменным стенам, заставив воздух дрожать.

Тьма, что ещё секунду назад обвивала её, словно живая, вдруг замерла – почувствовала, впервые за всё время она усомнилась.

– Я хозяйка этой силы. Я призвала тебя, и я контролирую тебя!

Каждое слово обжигало язык, как лезвие, накалённое до бела. Но с ними в груди разгоралось нечто новое – власть. Тьма дёрнулась, забилась, как пойманный зверь, завизжала пронзительно, бешено закрутилась в вихре – и рассыпалась. Искры, как золотистые капли дождя, осыпались вниз. Защитный барьер вспыхнул, затрещал, ослепив даже каменные стены. Андрэ резко прикрыл глаза рукой, но даже сквозь пальцы свет резал зрение.

А потом…

Тишина.

Силы покидали её. Ноги подкосились, и она рухнула на холодный, жёсткий пол. Грудь вздымалась прерывисто, каждый вдох давался с хрипом. Мышцы горели, тело ныло, но, несмотря на это, на её лице проступила широкая, искренняя улыбка.

“Я справилась”

Но мир не дал ей передышки.

– Вставай. Сейчас же!

Голос вонзился в сознание, как ледяная игла под рёбра. Она дёрнулась, пытаясь поднять голову, но тело больше не слушалось – мышцы превратились в мягкую, бесформенную массу, будто кто-то вытащил из неё все кости.

“Встать. Надо встать.”

Но даже мысль об этом казалась невозможной. Магия, ещё минуту назад клокотавшая в жилах, исчезла, оставив после себя только выжженную пустоту. Сквозь слипшиеся ресницы она увидела расплывчатые очертания зала. Горло горело, язык прилип к нёбу, во рту стоял вкус крови и пепла.

И вдруг – прикосновение. Холодные пальцы впились в щёку, и по спине пробежали мурашки. Она медленно подняла взгляд, преодолевая туман в голове. Наставник смотрел на неё. Но это был не тот взгляд, которого она ждала: ни тени одобрения, ни намёка на гордость, только плоская, безжизненная усмешка, растянувшая его губы.

– Слабачка.

Он резко отдёрнул руку, будто обжёгся. Её голова беспомощно упала набок. Пальцы наставника медленно вытерлись о грубую ткань брюк, потом он развернулся. Шаг. Два. Уходил так же спокойно, как приходил. Спина прямая, шаги ровные. Уходил, потому что был уверен – она не поднимется.

Но он ошибался.

Воздух с хрипом ворвался в её лёгкие, обжигая изнутри. Челюсти сжались до хруста – металлический привкус крови разлился по рту. Алая струйка сочилась из разбитой губы, падая на чёрный камень пола.

Кап. Кап. Кап.

Не то с воплем, не то с мычанием, она упёрлась ладонями в холодный пол. Пальцы скользили по гладкому камню, оставляя кровавые полосы. Ноги дрожали как в лихорадке, но – поднимались. Мир закружился в вихре, когда она встала. Пот заливал глаза, смешиваясь с кровью на губах. Каждый вдох обжигал, каждый выдох вырывался со стоном. Она смотрела ему в спину. Смотрела так, будто могла прожечь дыру между лопаток одним лишь взглядом. Наставник замер не оборачиваясь, но его плечи слегка дёрнулись

“Всё ради тебя, дочка… Когда-нибудь ты поймёшь.”

Но вслух сказал лишь:

– Хорошо. Тренировка ещё не закончена. Начинай сначала, – и повернулся к ней, скрестив руки на груди. В его глазах не было ни одобрения, ни жалости, только холодная, безжалостная выдержка.

Она выпрямилась во весь рост, стиснув зубы. Кровь продолжала течь по подбородку, капая на тренировочную одежду.

– Да. – прошептала она хрипло, и приняла боевую стойку, хотя каждый мускул в теле кричал от боли.

…

Мелисса шагнула в просторный каменный зал, и холодный воздух обжёг легкие. Камни под ногами, отполированные тысячами шагов, скользили, отражая дрожащий свет факелов. Их колеблющиеся тени плясали по стенам, будто живые существа, наблюдающие за ней. Она остановилась в центре зала, резко развернувшись к наставнику. Его тёмные, как безлунная ночь, глаза изучали её безмолвно. В этот момент тяжёлые железные двери захлопнулись с глухим, окончательным скрежетом, и он провёл ладонью над замком. По стенам тут же побежали золотистые символы, вспыхивая, как звёзды на вечернем небе. Защитный контур активировался. Теперь никто не сможет ни войти, ни выйти.

Шаги наставника глухо отдавались в тишине, каждый удар подошв о камень врезался в сознание Мелиссы, сливаясь с бешеным стуком её сердца. Широкая ладонь лежала на рукояти меча.

Шаг.

Ещё один.

Меч вылетел из ножен с резким свистом, и клинок вспыхнул синим пламенем. Удар был смертельным. Её тело среагировало раньше, чем разум. Она рванулась в сторону, но лезвие всё равно задело её – острая боль рассекла плечо, и горячая кровь тут же пропитала ткань рукава, растекаясь липкой тенью. Она даже не вскрикнула, стиснула зубы, чувствуя, как капли крови падают на камень. Лестар не улыбнулся, не сказал ни слова. Он просто принял боевую стойку, и его глаза сказали всё за него: "Покажи мне, на что ты способна."

Девушка медленно выпрямилась, и достала свой клинок. Тренировка началась. Она цокнула языком, раздражённо поджав губы. Плечо горело, но не от пореза – в глубине раны копошилось что-то, крохотные щупальца, впившиеся в плоть. Она резко встряхнулась, сгоняя оцепенение.

Вокруг вспыхнули золотистые письмена, трепеща в воздухе, пытаясь удержать невидимый напор. Наставник больше не сдерживался. Его глаза налились кровью, превратившись в два алых омута. Лицо исказилось: скулы заострились, кожа натянулась, обнажая оскал. Даже дыхание изменилось – стало тяжёлым, прерывистым, наполненным звериным рыком. Чёрные жилы выползли по его рукам, извиваясь под кожей, как ядовитые корни. Они пульсировали, наполняя его силой, которая не принадлежала этому миру.

Взмах.

Лезвие просвистело в сантиметре от её головы. Она увернулась, чувствуя, как ветер от удара рвёт волосы.

Резкий выпад вперёд. Атака.

Клинки столкнулись с оглушительным звоном. Удар отозвался в запястьях тупой болью. Ещё удар – куда мощнее предыдущего. Она парировала, стиснув зубы, с яростным криком оттолкнула наставника, и, не давая ему ни секунды передышки, напала. Её клинок пронёсся в опасной близости от его шеи.

“Чуть— чуть… Ещё бы чуть— чуть…и задела бы.”

Лезвие её меча зависло в воздухе, и Лестар поймал его голой рукой. Но это уже не была рука человека. Кожа потемнела, словно покрылась инеем, пальцы обросли синеватой бронёй, скованной изо льда. Он дёрнул клинок в сторону, и её швырнуло назад. Подошвы сапог скользнули по камню, высекая искры. Она едва удержалась, не потеряв равновесие, и замерла. Капля пота скатилась по виску. Но в её сознании не осталось ничего, кроме одного – противника. Тишина в зале была гнетущей, прерываемая только её тяжёлым дыханием и низким, животным рыком, доносящимся из груди мужчины.

– Где твой хаос?! – рявкнул он.

Голос его прокатился по коже, поднимая мелкие волоски на затылке. Он не давал времени. Каждый новый удар был тяжелее, быстрее, смертоноснее.Он двигался с нечеловеческой яростью. Его шаги были порывами ветра, удары – ударами бури. Хаос и плоть слились воедино, превращая его в безжалостного зверя.

Мелисса едва поспевала. Сталь визжала в её руках, рукоять меча скрипела в пальцах. Суставы горели, будто ломались изнутри. Если бы не годы изматывающих тренировок – её тело уже давно бы лежало бессильное и окровавленное. На шее вздулась жила. Её лицо оставалось собранным, почти спокойным. Но в глазах пылала ярость.

– Хочешь поиграть? – прошептала она, почти ласково. – Хорошо.

То, что ещё оставалось страхом —исчезло. Внутри осталась пустота, в которую она шагнула осознанно. Она позвалаего.

Хаос.

Он ждал этого. Всегда ждал. Загнанный, заточённый, Хаос теперь поднялся – медленно, с наслаждением, как зверь, наконец сорвавший цепь. Он растёкся по её венам, заполнил мышцы, напитал каждую клетку. По коже поползли чёрные знаки. Они извивались, сплетаясь в узоры, которые невозможно было запомнить – стоило отвести взгляд, как линии уже менялись, жили своей жизнью. Её глаза вспыхнули алым, зрачки сузились в вертикальные щели. Сегодня Хаос был голоден, и она – тоже. Грудь вздымалась в такт бешеному сердцебиению. В ушах стоял грохот прибоя собственной крови. Мир раскололся, стал слишком чётким – она видела каждую пылинку в воздухе, каждый микросдвиг мышц на лице наставника. Слышала, как грохочет его сердце, как шумит кровь в его венах, как дрожит воздух от его выдоха. Из её горла вырвался хриплый рык. Губы растянулись в хищной ухмылке, и на них сверкнули клыки. Она лениво провела языком по острию, смакуя вкус будущей крови.

Защитные символы на стенах вспыхнули ослепительным золотом. Магия барьера завыла, воздух задрожал от напряжения.

Удар слева – он парировал.

Справа – промах.

И снова удар, и снова мимо.

Клинки звенели, сталкиваясь с яростью, в которой не осталось ни капли тренировки. Это был не бой ученика и наставник. Это был танец – жестокий, рваный, каждый шаг мог стать последним. Металл визжал, воздух звенел, каждый выпад рвал пространство между ними. Мелисса двигалась как на инстинктах, то уклонялась, то рвала дистанцию, снова бросаясь вперёд. Всё было на пределе. Сухожилия горели, грудь вздымалась в бешеном ритме.

Хаос шептал.

С каждым ударом, с каждым взмахом меча она уходила всё глубже. Разум —таял, сомнения – исчезали. Боль превращалась в наслаждение. Сила бурлила в венах, разливалась огнём, и в этом было опьяняющее удовольствие. Чем дольше длился бой, тем очевиднее становилось: если она не остановится сейчас, то уже не сможет. Но она не хотела останавливаться, хотела только больше. Каждый взмах меча наполнял её животным восторгом. Пальцы онемели от напряжения, сжимая рукоять так, что кости хрустели. Клинок стал продолжением её руки, её воли, её ярости.

"Еще!" – нашёптывал Хаос, заполняя сознание.

"Еще!" – вторило её тело, жаждущее боя.

Она уже заносила меч для решающего удара, когда на мгновение замешкалась. Этого мгновения хватило. Лезвие Лестара со всей силой врезалось ей в бок, отбрасывая на каменный пол. Воздух вырвался из легких с хриплым стоном. Спина пронзительно заболела от удара о камень. Ладони, разодранные о шершавую поверхность, оставили кровавые отпечатки.

– Хватит. На этом всё, – прозвучало над ней.Звяканье стали – меч возвращался в ножны.

Мелисса лежала на спине, судорожно хватая ртом воздух. В ушах звенело. И сквозь этот звон пробился мерзкий шепот: "Слабачка. Слабачка. Слабачка…" Она зажмурилась, но голос не умолкал.

– Нет! – Вырвалось у нее. Голос сорвался на крик— Я не слабачка!

Рывком поднявшись, она снова сжала рукоять меча. Кровь сочилась между пальцев, но боль только подстегивала ярость. Хаос вскипел в жилах, требуя продолжения. Первым же ударом она рассекла наставнику рубаху, оставив на груди кровавую полосу.

– Что ты творишь?! – взревел он. – Остановись! Контролируй себя!

Но она уже не слышала. В ушах гудела кровь, сознание затягивало красной пеленой. Удар следовал за ударом, каждый мощнее предыдущего. Лезвие свистело в воздухе, выписывая смертоносные дуги. Лестар отступал, парируя с нарастающим усилием. Его глаза, ещё минуту назад холодные, теперь расширились от тревоги. Он видел – ученица теряет контроль. Видел, как черные прожилки расползаются по её шее, как ногти впиваются в рукоять, оставляя в дереве кровавые борозды.

– Мелисса! – в его голосе впервые прозвучала настоящая тревога. – Верни контроль!

Но было уже поздно. Последний удар со звоном сломал клинок наставника пополам. Осколки стали, сверкая, разлетелись по залу. Её меч с мокрым хрустом вошёл в плоть, и тёмное пятно начало расползаться по его простой льняной рубахе, пропитывая ткань. Внутри неё что-то дико завопило от восторга, но этого оказалось мало. Дыхание перехватило, глаза прилипли к тонкой алой струйке, ползущей по его боку. Руки сами просились нанести ещё удар, ещё, чтобы увидеть больше этой тёплой красной влаги.

– Нет… – вырвалось у неё хриплым шёпотом.

Она зажмурилась так сильно, что в глазах зарябило, пытаясь выдавить из себя эту липкую, чужую жажду. Грудь ходила ходуном, будто внутри действительно бились два сердца – её собственное и то тёмное, что поселилось в глубине. В ушах стоял гул. Меч в её руке дрожал, лезвие медленно опустилось, и окровавленный кончик мягко чмокнул о каменный пол. Пальцы то сжимались в судороге, то разжимались, не понимая, кому они принадлежат – ей или той тьме, что заполнила её изнутри. С каждым неровным выдохом сознание прояснялось, оставляя после себя только горькую правду – она поддалась. Чудом вырвалась обратно, но… Меч

– Я… – голос сорвался, стал чужим. – Я потеряла контроль…

Она с ужасом смотрела, как наставник, стиснув зубы, прижимал ладонью рану. Кровь сочилась между его пальцев, текла по мускулистому запястью, оставляя красные дорожки на белоснежной коже. Его лицо оставалось каменным, но в глазах, в этих обычно таких твёрдых глазах было только разочарование.

– Чёрт… – выдохнул он, и это слово повисло в воздухе тяжёлым облаком.

Тишина стала такой густой, что в ушах зазвенело. Он смотрел то на кровь на своей руке, то на неё, и губы его плотно сжались. Морщины на лбу стали глубже, глаза бегали из стороны в сторону. Это был первый раз. Первый раз, когда она действительно потеряла контроль. Когда он поднял на неё глаза, они были тяжёлыми и безжалостными.

– Что это было? – его голос прорезал давящую тишину.

Мелисса не выдержала этого взгляда. Плечи её дрогнули, глаза сами собой опустились вниз. Она чувствовала его разочарование – оно обвивало её, сжимая грудь, ломая изнутри. Ему даже не нужно было её ругать. Он уже всё сказал этим взглядом. Стыд сдавил горло туже любой петли. Она и сама не понимала, почему так вышло. Почему сегодня Хаос был таким живым, таким громким, таким жадным. Почему голос в её голове звучал как её собственный. И почему в тот короткий миг ей так хотелось видеть больше крови.

– Этого больше не повторится, – прошептала она, уставившись в каменный пол, где уже образовалась маленькая лужица крови.

Кап.

Кап.

Кап.

Каждый звук отдавался в висках. Мужчина стоял неподвижно, его взгляд уткнулся в голую стену, будто там были написаны ответы на все вопросы. Потом он резко выдохнул, почти фыркнул, и грубо откинул со лба выбившуюся прядь белых волос, оставив на ней кровавый след.

– Это недопустимо, – его голос был ровным, почти безэмоциональным. – Ты должна держать силу в узде.

Он не кричал, даже не посмотрел на неё, но эти слова обожгли сильнее, чем раскалённое железо.

– Завтра продолжим. А сейчас – уходи.

Он просто махнул рукой в сторону двери, даже не удосужившись повернуть голову.

Она чуть не побежала. Схватила меч, едва не уронив его дрожащими руками, и выскочила из зала. Дверь захлопнулась за ней с таким звуком, будто крепость тоже разочарована в ней. Тёмные коридоры встретили её ледяным молчанием. В голове стучало только одно: "Я потеряла контроль". Слова наставника горели в ушах.

Хаос.

Он всегда был с ней. В каждом заклинании, в каждом ударе меча. Она думала, что приручила его, нашла с ним общий язык. Но сегодня он вёл её, как марионетку, дёргая за невидимые нити. И она позволила этому случиться. Злость подкатила к горлу, горячая и горькая. На себя, на Лестара, на этот мерзкий голос, что шептал, уговаривал, царапался изнутри, как голодный зверь. На повороте она резко остановилась у стрельчатого окна. За ним чернели скалы, а ветер выл в ущельях, словно разделяя её ярость. Один порыв ворвался внутрь, хлестнув по лицу ледяными брызгами дождя. Мелисса впилась пальцами в подоконник. Казалось, ещё немного, и камень треснет под её хваткой.

Атрея.

Земля, где даже воздух казался гуще, тяжелее, словно пропитанный древними страхами. Где тени растягивались длиннее, чем должны, а страх становился твоей второй кожей раньше, чем ты успевал понять почему. Здесь, у самой грани миров, каждый ребёнок с пелёнок знал – ты никогда не бываешь один. Что-то всегда рядом. Дышит тебе в затылок, шепчет за спиной, заглядывает через плечо, когда ты читаешь или спишь.

"Почему… Почему именно сейчас?!"

Глубокий вдох. Морозный воздух обжёг лёгкие. Пальцы впились в ладони так, что под ногтями выступила кровь.

" Я обязана контролировать силу. Но что, если… если я не смогу?"

Эта мысль вползла, как змея, в самое сердце – холодная, ядовитая.

“Нет!”

Она резко тряхнула головой, будто могла стряхнуть сомнения. Глаза поднялись к чёрному, бездонному, затянутому рваными тучами небу. Между ними мерцала одинокая звезда.

“Я не слабая. Нет. Завтра. Завтра я докажу это всем. И себе в первую очередь.”

Девушка расправила плечи. Кровь на руках уже застывала, превращаясь в темные корки.

– Никогда больше, – прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Но где-то в глубине, в самом тёмном уголке сознания, тот голос тихонько засмеялся.

После того случая тренировки стали куда жёстче. Её будили ещё до рассвета, когда небо только начинало светлеть на востоке, а воздух был таким холодным, что каждый вдох обжигал лёгкие. Выводили на площадку, где утренний иней хрустел под сапогами, и гнали до тех пор, пока руки не переставали слушаться, а ноги не подкашивались от усталости. Солнце только поднималось, а она уже была на грани. С друзьями она почти не пересекалась. Лишь иногда их мимолётные взгляды встречались через стол в столовой. Даже Талли изменилась. Лицо подруги осунулось, глаза стали напряжёнными. Её, как и Мелиссу, стали забирать на индивидуальные занятия, и никто не объяснял зачем.

Лестар с каждым днём всё больше погружался в мрачное молчание, отдаляясь ото всех, и в его глазах поселилась какая-то глубокая, разъедающая душу тревога, которая медленно, но верно выжигала в нём всё человеческое, превращая в тень прежнего себя, особенно теперь, когда миссия в Бермон неумолимо приближалась, и больше всего его мучили мысли о дочери, её безопасности и том, справится ли она.

В своём тесном кабинете, пропитанном запахом старых книг, выцветших чернил и вековой пыли, он сидел за массивным дубовым столом, заваленным свитками и документами, а бледный свет единственного магического кристалла, витающего у его плеча, отбрасывал неровные тени на измождённое лицо, пока он в который раз перечитывал злополучный отчёт, где красной нитью проходили одни и те же слова: "несобранна, импульсивна, невнимательна, не готова, нестабильна в бою" – и с каждым прочтением его пальцы непроизвольно сжимались сильнее, мня хрустящий пергамент, а глубокие морщины на лбу становились ещё заметнее, пока он не отшвырнул проклятый документ, резко вдохнул, сложил его пополам и засунул во внутренний карман, после чего подошёл к узкому стрельчатому окну.

За стеклом раскинулось низкое, тяжёлое небо Атреи, по которому ползли свинцовые облака, изредка разрываемые бледным светом луны, а за стенами крепости высились чёрные, как сама вечность, зубчатые скалы, за которыми начиналась бескрайняя северная тьма, и ледяной ветер бился в оконную раму, напоминая о приближающейся опасности, пока мужчина стоял неподвижно, всматриваясь в эту пугающую даль, где даже магия становилась бессильной, словно надеясь, что если будет смотреть достаточно долго, то тьма сама выдаст ему ответы на мучившие его вопросы.

Так незаметно пролетел целый месяц.

Глава 6

Раннее морозное утро встретило жителей Атреи громким звоном. Высоко над черепичными крышами, кружилась стая белоснежных птиц. Словно предвестники холода, они рассекали небо лёгкими тенями, задевали крыльями дым из труб и рассыпались звонким щебетом. Их трели сливались с воем ветра, и вместе они становились неотъемлемой частью этой земли, её дыханием. На улицах уже кипела жизнь: горожане, кутаясь в меховые плащи и подбитые волчьим мехом кафтаны, спешили к главной площади. Дети, громко смеясь, бежали вприпрыжку, пуская пар изо рта, а старики шаркали сапогами по обледеневшему булыжнику, придерживая шапки от ветра и чертыхаясь сквозь усы. У прилавков торговки, раскрасневшиеся от стужи, хрипло зазывали прохожих – на их столах дымились круглые караваи, булки с тмином и глиняные кружки с пряным медовым напитком. А над всем этим, словно гигантский страж, высеченный из черного базальта, возвышалась крепость Атреи. Её стены, испещрённые глубокими шрамами от бесчисленных битв, казались живыми: каждая трещина, каждый скол напоминали о ярости хаоса, который не раз пытался сокрушить её. Башни, острые, как клинки, впивались в небо, а на их шпилях трепетали алые флаги. По зубчатым стенам неспешно шагали стражи. Внизу, у массивных ворот, стояли двое часовых – широкоплечие, в плащах с меховыми оплечьями, бороды их были с инеем, а в глазах – напряжённое ожидание. Они молча переглянулись, услышав, как со стороны площади донёсся гул голосов.

Сегодня – особенный день.

Площадь медленно заполнялась людьми. Кто-то переговаривался шёпотом, кто-то нервно мял в руках меховые перчатки, кто-то, затаив дыхание, смотрел на высокий помост, установленный перед крепостью. По краям площади, вплоть до главных дверей, стояли мраморные колонны. Они поднимались вверх – мощные, молчаливые, каждая из которых достигала высоты нескольких человек. Гладкая поверхность чёрного камня холодила ладонь, и не было на них пустого места: всю колонну покрывали имена – тысячи, десятки тысяч. Каждый резной знак – имя воина, павшего в битвах за защиту Атреи. Говорили, что в каждом имени осталась часть души, того, кто отдал свою жизнь ради будущего королевства. И если задержаться у колонны подольше, можно услышать шелест голосов, а иногда ощутить лёгкое, почти невесомое присутствие у плеча. Никто не знал, правда это или просто старая легенда, но жители Атреи верили, и проходя мимо колонн, часто останавливались, чтобы прикоснуться к именам, выбитым на камне. Для многих это был способ почувствовать связь с теми, кто ушёл. Колонны были не просто частью площади, они были её сердцем, частью королевства, напоминанием о цене, за которую выковывается будущее. Каждый камень, каждое имя, каждый шаг, всё здесь – часть великой истории, которую Атрея продолжает писать.

Девчонка лет семи, укутанная в заячий тулупчик, пыталась прочесть имя у самого низа.

– Мама, а почему их так много? – невинно прошептала она.

Мать, не отвечая, лишь крепче сжала её руку в своей потрёпанной перчатке. Старая Лира, старуха, чьи сыновья так и не вернулись в Кровавый день, каждое утро приходила и проводила морщинистыми пальцами по знакомым строчкам, шепча что-то под нос. Иногда на камне оставались слезы, но мороз тут же превращал их в лёд.

На вершинах древних колонн, замерли каменные статуи – свирепые звери хаоса, высеченные из чёрного гранита руками неизвестных мастеров. Крылатые твари с оскаленными пастями и алыми рубиновыми глазами, будто застывшие в момент прыжка волки с выгнутыми спинами – все они смотрели на площадь сверху, и казалось, вот-вот сорвутся с каменных постаментов. Дети, проходя мимо, невольно жалась к матерям, хватаясь за складки их поношенных юбок, но взрослые лишь молча смотрели на статуи. Эти чудовища были частью Атреи, частью её истории, напоминанием о том, что тьма всегда идёт рука об руку. Город не прятался от своего прошлого – он смотрел ему в глаза каждый день. И сегодня, когда ветер гулял по узким улочкам, он казался особенно живым. Он трепал алые флаги на шпилях башен, заставляя их хлопать, как паруса корабля, попавшего в бурю. Порывы скользили по потемневшим булыжникам мостовой, срывали с прохожих шапки, завывали в узких бойницах старых стен. Воздух был наполнен шумом и движением, и казалось, сам город дышал полной грудью, готовясь к чему-то важному. Даже статуи, обычно неподвижные, сегодня казались почти живыми – их каменные глаза следили за площадью, а острые когти будто сжимались от порывов ветра.

День только-только начинал разгораться, когда по площади, заполненной народом, пробежал лёгкий шёпот, словно первый весенний ветерок, трогающий верхушки деревьев. Люди стояли так плотно, что плечо к плечу, локти к локтям, и в их приглушённых голосах, в быстрых взглядах, которые они бросали друг на друга, читалась скрытая надежда. Кузнецы в своих потрёпанных, пропахших дымом фартуках, с руками, покрытыми старыми ожогами и новыми мозолями; торговки, чьи ладони огрубели от постоянной работы, но лица при этом светились неожиданной нежностью; даже мальчишки-подмастерья, обычно такие озорные, – все они сегодня говорили об одном: о принцессе, о её миссии, о том, что, возможно, именно сегодня ход истории сделает тот самый поворот, которого ждали годами. Их шёпот, тихий, но упрямый, как ручей, пробивающий себе дорогу сквозь камни, нёс одну и ту же мысль: “Возможно Атрея снова откроет свои двери”. Двери, которые так долго были закрыты для всего мира. Двери, за которыми, может быть, ждёт новая жизнь. И в этом шёпоте, в этих глазах, обращённых ко входу в крепость, была не просто надежда – была вера. Такая крепкая, что, кажется, её можно было потрогать руками. А солнце между тем поднималось выше, и его лучи, пробиваясь сквозь утреннюю дымку.