Хранители Севера

Бах!

Первый удар с той стороны пришёлся в массивное дерево. Доски задрожали, жалобно скрипнули, железные петли натянулись, угрожающе застонав.

– Чёрт… – выдох вырвался сквозь стиснутые зубы, в груди пылал огонь.

Боль в спине взорвалась новым, ослепляющим спазмом. Он почувствовал, как по спине течёт что-то тёплое и липкое. С усилием повернул голову, пытаясь увидеть. В его плече, чуть ниже ключицы, торчала рукоять кинжала – тёмное лезвие ушло в плоть почти до самой рукояти.

– Чёрт… – прошипел он сквозь стиснутые зубы, и его пальцы сами нашли рукоять.

Один резкий, отчаянный рывок. Внутри что-то хрустнуло и вспыхнуло ослепляющим пламенем боли. Он застонал, едва не падая в обморок. Клинок вырвался из плоти с влажным, рваным звуком. В глазах потемнело, комната поплыла. Густая, тёмная кровь немедленно хлынула по его боку, заливая рубашку, шлёпая тяжёлыми каплями на пол. Не думая, почти на автомате, он вогнал окровавленный клинок в замочную скважину. Провернул рукоять с усилием – раздался сухой, металлический хруст. Замок заклинило.

«Этого хватит… на пару секунд, не больше.»

Он оттолкнулся от двери, чувствуя, как слабость подкашивает ноги, и сорвался с места вперёд, вверх по крутой каменной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Каждое движение отдавалось в теле тупой, разрывающей вспышкой боли. Снизу уже раздался оглушительный грохот – дверь не выдержала. Топот тяжёлых сапог, яростные крики, рёв голосов нарастали, как волна, надвигающаяся сзади. Он влетел в верхний коридор, почти падая. Глаза метались по стенам, выискивая знакомые ориентиры.

«Где выход?! Как открыть, чёрт тебя побери?!»

Холодная, липкая паника подступала к горлу, но он с силой оттолкнул её прочь.

«Есть! Там!»

Взгляд зацепился за чуть выступающий камень в кладке. Он выделялся – едва заметно, но достаточно для тренированного глаза. Юноша резко, из последних сил, толкнул его ладонью. Раздался сухой, скрипучий звук. Камень сдвинулся, открывая узкую, тёмную щель. Он нырнул в неё, проскользнул наружу и вывалился в грязный, заваленный хламом задний двор. Упал на одно колено, тяжело опёрся о холодную стену. Сердце колотилось в висках, в такт пульсирующей ране на плече. Позади послышался нарастающий грохот и крики. Они были уже близко. Ещё секунда, и они нагонят его.

Бернар поднял голову, судорожно оглядываясь: наглухо запертые двери, груда разваливающихся ящиков, кучи тряпья, мокрый мусор под ногами. Укрыться было негде. И тут его взгляд упал на распахнутое окно на втором этаже «Дома Роз». Лёгкие занавески трепетали на ночном ветру.

– Высоко… – выдохнул он, чувствуя, как слабость подкашивает ноги.

Рука инстинктивно вцепилась в больное плечо. Тело мелко дрожало от истощения и потери крови, что всё ещё сочилась тёплой струйкой. Но выбора не было. Он оттолкнулся от стены, нащупал шаткую опору в полуразвалившемся ящике, прыгнул, и пальцы впились в ржавую водосточную трубу. Та жалобно заскрипела, но выдержала. Он подтянулся. Стон боли вырвался из его горла. Ещё толчок – нога нашла крошечный выступ в кирпичной кладке. Потом другой. Он карабкался, игнорируя огонь в мышцах, пока наконец не дотянулся до подоконника. Пальцы впились в камень. Последний, отчаянный рывок, и он перекатился через подоконник, исчезнув в пространстве комнаты. Резко дёрнул занавески, и прислонился спиной к стене, делая короткие, рваные вдохи. В висках стучало. Где-то снизу, сквозь щель в окне, уже доносились грубые, раздражённые голоса погони. И тут же, рядом, едва слышно прошелестела лёгкая ткань, а в воздухе повис тёплый, чуть терпкий запах жасмина, смешанный с розовой водой.

Раздался резкий, испуганный женский вскрик.

Он резко обернулся, инстинктивно отшатнувшись от стены. Перед ним стояла девушка, едва прикрытая тонким полотенцем, перехваченным на груди тугим узлом. Вода всё ещё стекала по её плечам и рукам, скатывалась каплями по гладкому бедру, исчезая за краем ткани. Её смуглые, длинные пальцы вцепились в полотенце с такой силой, что костяшки побелели. Он узнал её. Та самая незнакомка с рынка. Её лицо было мягким, округлым, но с хищной утончённостью в чертах. Узкие, чуть раскосые глаза цвета тёмного мёда горели испуганной тревогой. Длинные ресницы отбрасывали тени на высокие скулы. Густые, мокрые волосы, чёрные как смоль, прилипли к шее и ключицам. Пухлые, чуть приоткрытые губы дрожали. Она казалась невесомой: узкие плечи, тонкая талия, хрупкое, почти детское телосложение.

Юноша дышал тяжело, с хрипом. Плечо горело адским огнём, будто в него вбили раскалённый докрасна гвоздь. Боль расходилась горячими волнами по шее, отдавалась в локоть и бок. Кровь всё ещё текла, он чувствовал, как рубашка промокла насквозь и липла к спине. На лезвии того кинжала явно было что-то. Яд. Холодная слабость уже начинала разливаться по венам.

Голоса снизу, стали громче и злее.

– Он не мог далеко уйти! Проверяйте всё! Чердаки, спальни, ванны! Найдите его!

На лестнице что-то громко скрипнуло. Они приближались к этой комнате. Взгляд незнакомки метнулся к двери.

– Кто вы?! – прошептала она, и её голос дрожал. – Как вы сюда попали?

Её пальцы ослабели. Полотенце чуть соскользнуло, обнажив линию ключицы. Губы приоткрылись, готовые издать крик. Она собиралась звать на помощь.

– Подожди! – прошипел он, вскинув ладони в умиротворяющем жесте, хотя каждое движение отзывалось огнём в ране. – Я не причиню тебе вреда! Правда.

Юноша попытался сделать шаг вперёд, но боль в плече вспыхнула с новой, ослепляющей силой. И он рухнул на одно колено, едва удержав равновесие. Губы скрипнули от сдерживаемого стона. Тёмная кровь стекала по его запястью, капала на полированные половицы, расползаясь алыми пятнами. За дверью раздался отчётливый скрип шагов – кто-то остановился прямо у входа. Он затаил дыхание, и девушка инстинктивно сделала то же самое.

– Прошу… всего пять минут, – прошептал он, едва шевеля губами, чтобы звук не вышел за пределы комнаты. – Мне нужно всего пять минут, и я уйду. Они не узнают.

Её грудь вздымалась неровно, выдавая внутреннюю бурю. Снаружи продолжали кричать. Грубо, зло, с откровенной угрозой. Кто-то с грохотом сорвал с петель ставни в соседней комнате, где-то упало металлическое ведро, зазвенев на каменном полу. Бернар знал – один шаг за эту дверь, и он труп. Но она всё молчала. В её больших, тёмных глазах промелькнула целая буря эмоций: сначала чистый, животный страх, потом тяжёлое, неуверенное сомнение, и, наконец, твёрдое, почти отчаянное решение.

– Хорошо, – прозвучало так тихо, что он скорее угадал это слово по движению её губ, чем расслышал.

Бернар резко, с облегчением выдохнул. Они оба замерли в напряжённой тишине. Она стояла у двери, всё ещё прижимая к себе полотенце одной рукой, вторая лежала на замке. Он – у окна, одной рукой прижимая окровавленную рану на плече.

Он чувствовал, как её взгляд скользит по нему, изучая, будто невидимые пальцы касаются его кожи. Видел боковым зрением, как она вглядывается в его лицо, скрытое в полумраке. Её глаза остановились на его волосах – белых, как первый зимний снег, выбившихся из-под капюшона. На его светлой, почти прозрачной коже, контрастирующей с грубоватыми, резкими чертами лица и острыми скулами. Его глаза были не просто голубыми – они светились холодным, неестественным светом изнутри, как два осколка льда.

Асур.

Она слышала это слово раньше – от болтливой Бетти, которая вечно таскала с базара самые невероятные сплетни. Шёпотом рассказывали, что в столице появились северяне. Белые, как сама смерть. Говорили, что у них нет жалости, что они убивают без предупреждения, не зная пощады. Что они не люди – демоны, пришедшие с ледяных пустошей. И вот один из них стоял перед ней. Настоящий. Она смотрела на него, и первоначальный страх постепенно начал растворяться, уступая место чему-то другому. Вместо него она почувствовала непрошенный, странный, почти постыдный интерес.

За дверью снова раздался голос, на этот раз совсем близко:

– Он не мог далеко уйти. Найти его! Обыскать каждую щель!

Незнакомка вздрогнула так, будто по её спине провели ледяным лезвием. Пальцы крепко, до боли в костяшках, сжались в кулаки. Она узнала его с первого слова. Рольд. Один из тех, кто постоянно проходил мимо неё с самодовольной, жирной ухмылкой, как будто всё здесь, включая самих людей, принадлежит лично ему. Один из тех, кто оставлял за собой шлейф из грязи, страха и чувства унизительной вины, от которого потом неделями не отмыться. В груди у неё что-то болезненно сжалось. Вспышки воспоминаний хлынули на неё, как ведро ледяной воды: страх, брезгливость, полная беспомощность, от которой хотелось кричать и биться головой о стену. Она снова почувствовала себя той испуганной, затравленной девчонкой, которой была всего несколько месяцев назад. Но сейчас… Сейчас внутри что-то громко щёлкнуло, и вместе с болью пришла мысль – резкая, ясная, обжигающе злая:

«Я никому не скажу, что он здесь. Пусть ищут. Пусть сходят с ума. Это будет моей маленькой, тихой местью.»

Бернар невольно задержал на ней взгляд. Что-то в ней переменилось, и он уловил это на уровне инстинкта. И вдруг увидел её не просто как красивую, испуганную девушку, а как женщину с характером, с решимостью, тлеющей в глубине тёмных глаз. Волны чёрных волос касались её ключиц, влажные пряди липли к золотистой коже. На её утончённом, с мягким овалом лице проступал лёгкий румянец. Кожа была с тёплым, медовым отливом, будто в ней жило само солнце. Он поймал себя на том, что смотрит слишком пристально и долго. И когда её глаза внезапно метнулись в его сторону, сердце его дёрнулось, словно его застали за чем-то запретным.

«Что, чёрт возьми, со мной?» – мысленно выругался, чувствуя, как по щекам разливается непривычный жар.

В груди вопреки логике что-то вспыхнуло. Он сглотнул. По спине прошёл горячий ток, ладони внезапно вспотели, а в животе разлилось странное, сковывающее напряжение.

– Кр-кровь… – прошептала она, и её голос дрогнул, предательски выдавая волнение. – Она не останавливается…

В следующее мгновение она уже резко, почти неуклюже развернулась и бросилась к резному комоду у стены.

– Не д-двигайся! Я… я найду что-нибудь!

Юноша всё ещё стоял, прислонившись к прохладной стене, стиснув зубы до боли. Мир вокруг плыл и качался. Перед глазами то темнело, то вспыхивало кроваво-красным. Он сильнее сжал рану на плече, но толку не было – тёплая, липкая кровь продолжала сочиться сквозь пальцы, заливая ладонь, стекая по руке тонкими струйками. Алые капли падали на тёмное дерево пола – одна, вторая, третья, образуя маленькие лужицы.

– Где же… – её голос доносился до него приглушённо, словно сквозь толщу воды. – Ну же… она должна быть где-то здесь…

Он слышал, как шуршит ткань, как шелестят платья, выброшенные из ящика, как шёлковые ленты скользят по полу. Всё это казалось странно нереальным, будто он наблюдает за чужим сном. Белое кружево, розовые сорочки, сладкий запах пудры, мыла и её духов – всё смешалось с нарастающим шумом в ушах и приглушённым гулом шагов и криков снаружи. Она нагнулась за упавшей лентой, и чёрные локоны упали ей на лицо. Полотенце чуть соскользнуло с плеча, обнажив изящную ключицу и гладкую, почти сияющую кожу.

Он резко отдёрнул взгляд, чувствуя, как жар разливается по его шее. Глаза упёрлись в стену, в потёртые дубовые доски, где каждый сучок, каждая трещина вдруг показались ему невероятно важными. Сосредоточился на потёках старого лака, будто в них заключалось спасение, но это не помогало. Сердце забилось чаще и громче. Он чувствовал, как каждый удар отдаётся в висках, как спина покрылась холодной испариной. Румянец заиграл на его обычно бледных скулах, разливаясь по лицу. И с каждым вдохом в груди нарастало глухое, непонятное, смущающее волнение. Зрачки расширились, почти поглощая ледяной оттенок радужки. Он нервно сглотнул, пытаясь взять себя в руки.

– Вот ты где! – Она схватила небольшую деревянную коробочку с красным крестом и кинулась обратно к нему. – Пож-ж-алуйста, с-с-ядьте, – мягко, но настойчиво попросила она, указывая ладонью на широкую кровать с кружевным покрывалом.

Бернар, к своему собственному удивлению, подчинился, сам не понимая, почему беспрекословно послушался её тихого, дрожащего голоса.

«Это просто интерес…» – попытался убедить себя он. Но слова в голове звучали фальшиво и неубедительно. Юноша медленно, с усилием опустился на край кровати. Плечо отозвалось пронзительной болью, но он не подал виду, лишь чуть сильнее сжал зубы. Скинул плащ. Тяжёлая, мокрая ткань шлёпнулась на пол с глухим звуком. Когда-то белая рубашка теперь была пропитана тёмно-алым. Ткань неприятно липла к телу. Кровь всё ещё сочилась из раны, и с каждым глотком воздуха силы, казалось, покидали его, унося с собой и ясность сознания. Он привык к боли. Слишком хорошо знал её вкус и цвет, но сейчас, когда он встретил её неуверенный, тревожный, почти испуганный взгляд, он впервые за долгое время почувствовал что-то другое – острое и щемящее. В груди кольнуло.

Незнакомка, глядя на ужасающую рану, резко побледнела, её смуглая кожа приобрела сероватый оттенок.

«Слишком много крови…»

Кровь растекалась по светлой простыне, капала на пол, пропитывая воздух густым, металлическим запахом. Она замерла на месте. Руки её дрогнули, взгляд стал стеклянным и пустым. Мир вокруг как будто отодвинулся, потерял чёткость. Кровать, стены, вся комната – всё поплыло и закружилось. Желудок болезненно сжался. На губах проступил солоноватый привкус. Сегодняшний скудный ужин – хлеб с сыром и глоток молока – подступил к горлу, требуя выхода.

«Нет. Нельзя. Возьми себя в руки.»

Она шагнула назад, инстинктивно прижав ладонь к животу, пытаясь удержать подступающую тошноту.

– Давай… Астра… соберись, – прошептала она себе едва слышно, как заклинание, называя своё имя впервые за долгое время.

«Глубокий вдох. Дыши.»

Грудь медленно наполнилась холодным, обжигающим лёгкие воздухом.

«Выдох.»

Она знала, как бороться с паникой. Училась этому не раз. И не от хорошей жизни. Медленное, контролируемое дыхание, полная сосредоточенность на процессе – это всегда спасало. Если сконцентрироваться на дыхании, можно забыть о чужой боли, а если подключить воображение – мысленно перенестись туда, где нет ни страха, ни Рольда, ни этой ужасающей крови.

В детстве, когда её родители были ещё живы, и они с младшей сестрой жили в тёплом, пусть и тесном доме. Для своей сестры на ночь она всегда придумывала сказки. То о русалках в морских пещерах, то о храбрых принцессах из далёких заснеженных земель. Сестра засыпала, уткнувшись носом в её плечо, с ладошкой, сжавшей край её ночнушки. Те вечера пахли тёплым молоком, беззаботным смехом и абсолютной безопасностью. С тех пор всё изменилось до неузнаваемости. Но сказки остались, они прятались где-то глубоко внутри, как спасательный круг. И в минуты самого острого страха, боли, невыносимой реальности – они возвращались, спасали, помогали забыться.

«Ты справишься. Ты сможешь»

Она мысленно повторила эту фразу, и почувствовала, как ледяной страх понемногу отступает, уступая место решимости.

– Р— р— рубашку… – её голос предательски дрогнул. Она сглотнула ком в горле, заставляя себя говорить твёрже. – Её нужно снять. Она вся… в крови.

Бернар только слегка кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Его лицо оставалось спокойной, бесстрастной маской, но взгляд… его пронзительные голубые глаза стали чуть мягче, в них мелькнуло что-то похожее на понимание. Он медленно, с видимым усилием потянулся к пуговицам, расстёгивая одну за другой. Не торопясь, будто давая ей время привыкнуть, и в то же время – проверяя её реакцию. Ткань шуршала под его пальцами. Рубашка, насквозь мокрая и тяжёлая, распахивалась неохотно. Под ней открылась обнажённая грудь: чётко очерченные ключицы, мощные линии плеч, упругий пресс. Свет лампы ложился на его кожу мягко, рисуя выразительные тени на каждом мускуле.

Девушка не могла отвести взгляд. Просто не могла, словно заворожённая. Она замерла, приоткрыв губы. Где-то глубоко в животе отозвалось тёплое, смущающее, пугающее чувство, сердце вдруг забилось чаще и громче. Зрачки расширились, дыхание сбилось. Её глаза сами собой скользнули ниже – по плоскому животу, по сильным, иссечённым шрамами рукам…

«Стоп! Что ты делаешь?»

Резко, как по щелчку, она отвела взгляд вниз, уставившись на свои собственные дрожащие пальцы, чувствуя, как жар заливает её щёки.

– Какой… красивый пол, – пронеслось в её голове совершенно бессмысленно и глупо, но это дало ей возможность спрятаться, уткнуться взглядом в потёртые дубовые доски, будто в спасительный якорь, удерживающий от стыдливого смущения.

Юноша едва заметно усмехнулся уголком губ, заметив её реакцию. В его обычно холодных глазах мелькнула тень не то насмешки, не то чего-то более мягкого.

– Готово, – негромко произнёс он, и его голос, обычно чёткий и твёрдый, прозвучал ниже, с лёгкой хрипотцой.

Незнакомка вздрогнула, быстро кивнула, и, прижимая деревянную аптечку к груди, словно щит, сделала неуверенный шаг вперёд. Щёки её всё ещё пылали предательским румянцем, но во взгляде, пусть и с трудом, пробивалась решимость. Пальцы слегка дрожали, когда она раскрыла коробку. Внутри аккуратно лежали стерильные ткани, белые бинты, пузырёк с тёмной настойкой, игла с ниткой… Всё, что нужно. Теперь осталось только коснуться. Она задержала дыхание, будто собираясь прыгнуть в ледяную воду, и осторожно протянула руку. Подушечки её пальцев – тёплые, чуть влажные от волнения – едва ощутимо скользнули по его спине.

Бернар вздрогнул от неожиданного прикосновения. Его губы сжались в тонкую, напряжённую линию. Он изо всех сил старался не двигаться, сохраняя каменное спокойствие, но мышцы под её лёгкими пальцами всё равно непроизвольно напряглись, выдавая, насколько он чувствует каждое её касание.

Астра замерла, задержав дыхание. Словно заворожённая, она изучала его спину, ощущая кончиками пальцев каждый шрам, каждый рельеф. Их было так много. Белёсые, узкие полосы, как следы от верёвок или лезвий, одни длинные и ровные, другие короткие и рваные, пересекающиеся в причудливом, почти ужасающем узоре, словно нити на старом, истрёпанном гобелене. Некоторые уже почти слились с кожей, другие всё ещё были свежими и розовыми. Она почти бессознательно вела пальцами вдоль одного шрама, затем другого. Где-то глубоко внутри у неё болезненно защемило.

«Сколько боли он прошёл?.. Сколько раз был на грани?.. Кто мог так искалечить?..»

Она могла бы ещё часами рассматривать каждую отметину на его теле, если бы её не отвлекло тихое, сдержанное покашливание, больше смахивающее на сдавленный смешок. Опомнившись, девушка резко отдёрнула руку.

– Прос-с-тите, – смущённо пробормотала она и тут же наклонилась к аптечке, стараясь скрыть лицо. Длинные чёрные волосы соскользнули вперёд, образуя завесу. Щёки вспыхнули новым жаром, дыхание сбилось.

«Успокойся, Астра. Что с тобой? Это просто раненый человек, а ты ему помогаешь. Это ничего не значит. Ничего…»

Но её тело отказывалось верить разуму. Пальцы всё ещё предательски дрожали, а взгляд, против её воли, вновь скользнул по его мощному плечу, по чётким линиям мышц, напряжённых от сдерживаемой боли. Каждая секунда рядом с ним будто натягивала невидимую струну – между тревогой, жгучим любопытством и чем-то ещё, чего она пока не могла понять и назвать.

Смуглые пальцы лихорадочно перебирали пузырьки и тканевые свертки, лежащие в коробочке, пока наконец не нащупали нужное – маленький стеклянный флакон с прозрачной, как слеза, жидкостью. Астра преподнесла его к тусклому свету лампы, с усилием сдвинула пробку. Комнату тотчас наполнил резкий, обжигающий нос запах спирта.

Бернар узнал его мгновенно. Спина вздрогнула сама по себе, рефлекторно. Челюсть сжалась до хруста, пальцы непроизвольно свелись в белые от напряжения кулаки.

– Чёрт, – выдохнул он сквозь зубы, едва сдержавшись, когда первая холодная капля упала на открытую рану.

Жжение вспыхнуло немедленно, будто кто-то поднёс к коже раскалённое докрасна лезвие. Его лицо дёрнулось, губы сжались в тонкую, бескровную полоску. В глазах мелькнула короткая, ярая вспышка боли. Он не закричал, только шумно, с хрипом выдохнул, впиваясь взглядом в стену.

Девушка замерла, на миг испуганно глядя на него. Её ладонь дрогнула, но она не отняла её. Она знала: сейчас нельзя сдаваться, нельзя проявлять слабость, поэтому лишь сжала губы покрепче и прижала к ране сложенную в несколько слоёв чистую ткань, впитывающую кровь.

– Потерпите… – прошептала она, и её голос прозвучал твёрже, чем она ожидала. – Сейчас станет легче.

Кровь продолжала упрямо сочиться, и девушка с тревогой поняла, что проклятая рана была гораздо глубже, чем казалось сначала. Ткань в её руках темнела на глазах, становясь тяжёлой и липкой. Она прикусила нижнюю губу до боли, стараясь сосредоточиться только на действиях, а не на панике, подступающей к горлу. На её лбу выступила тонкая, холодная испарина.

– Вам нужен лекарь, – наконец выдохнула она, не отрывая взгляда от кровавого месива на его плече. Голос её дрогнул. – Рана слишком серьёзная. Я постараюсь… хотя бы остановить кровотечение, но это ненадолго…

– Ничего, мне не надо много, – резко перебил он её. – Только дотянуть до замка.

Он смотрел на неё, не отрываясь. Расстояние между ними было меньше шага. Он чувствовал, как пахнут её волосы – сладко, мягко, с чуть терпкой ноткой, как полевые цветы, прогретые солнцем после дождя. Видел, как напрягаются тонкие мышцы на её шее, когда она наклоняется ближе, как прядь чёрных волос всё время выбивается и падает на лицо, а она с лёгкой досадой убирает её за ухо.

Астра старалась не смотреть на него прямо, но ощущение его пристального взгляда жгло кожу, будто он касался её пальцами. Руки её работали автоматически – бинт, настойка, сильное прижатие раны. Но мысли разбегались, а внутри скреблось непонятное, смущающее волнение. Он был слишком близко, слишком реален, слишком… живой в этом насквозь фальшивом и жестоком месте. Она с силой выдохнула и полностью сосредоточилась на ране. Дыхание выровнялось, взгляд стал сосредоточенным, цепким. Тонкие, ловкие пальцы вскрыли ещё один пузырёк – щелчок пробки, и воздух наполнился пряным, терпким запахом трав. Она снова смочила ткань и на этот раз дольше удержала её у раны, прижимая изо всех сил. Кровь, наконец, начала медленно останавливаться. Девушка чуть выдохнула с облегчением, отступая на шаг. Быстро вытерла запачканную ладонь о край своего полотенца, свернула свежий отрез ткани в плотный валик и аккуратно, но уверенно прижала его к его плечу. Потом в ход пошла фиолетовая лента, тонкая, почти невесомая, но прочная. Она обвивалась вокруг его тела, ложилась плотно, туго, но без лишней грубости. Её руки двигались уже без тени страха, уверенно и умело, будто она делала это не в первый раз.

Бернар не шевелился, застыв в напряжённой позе. Боль была острой, жгучей, но терпимой. Он стиснул зубы, сосредоточившись не на ней, а на голосах, доносившихся из-за двери: тяжёлые шаги, неразборчивое ворчание. Кто-то грубо матерился, кто-то спорил, потом – наступила тишина.

Они ушли.

Он должен был выдохнуть с облегчением, расслабить напряжённые мышцы, но не смог. Внутри словно что-то сжалось в тугой комок, будто часть его с необъяснимым ожиданием ждала, что они вернутся, что появится повод остаться здесь подольше.

«Тьма вас побери», – мысленно рявкнул он на себя, с силой отводя взгляд в сторону. Плечи его дёрнулись от внезапного раздражения на собственную слабость. Он заставил себя отвлечься и только теперь по-настоящему заметил, где находится. Комната была как из какого-то диковинного сна, словно декорация из роскошной восточной сказки. Стены, обтянутые тканью цвета спелого мёда, мягко мерцали в тёплом свете ламп, отбрасывая золотистые блики. На полу лежал ковёр с замысловатыми тонкими узорами, настолько мягкий и глубокий, что казался тёплым мхом под ногами. В центре комнаты возвышалась огромная кровать. Широкая, с тёмным деревянным изголовьем, искусно вырезанным в виде переплетённых ветвей. Над ней колыхался лёгкий балдахин из полупрозрачной ткани, будто струящийся туман. Сама постель утопала в десятках подушек всех размеров: бархатных, шёлковых, расшитых сложными узорами золотыми нитями. Воздух был густой, тёплый, напоённый ароматами сандала, ладана и чем-то сладким, возможно, сушёными лепестками апельсина. Этот мягкий, чувственный, явно женский аромат разливался по телу, как тёплое вино, расслабляя и дурманя. Всё здесь, от каждого изящного узора на шторах до маленькой золотой чаши с тлеющими благовониями, навевало мысли о далёких, экзотических королевствах и запретных удовольствиях.

– Я закончила, – её мягкий, чуть глухой от смущения голос вернул его в реальность.

Он обернулся. Астра стояла в двух шагах от него, опустив взгляд, побоявшись встретиться с ним глазами. Руки её были сцеплены за спиной, пальцы беспокойно теребили край полотенца. Щёки горели ярким румянцем, и её тёмная, золотистая кожа казалась ещё теплее и живее в рассеянном, льстивом свете лампы.