Хранители Севера

Раздался тихий, но отчётливый щелчок.

Внутри стены прошёл глухой, мощный гул, словно огромный каменный зверь где-то в самых недрах земли пошевелился во сне. Древний механизм скрипяще заскрежетал, приходя в движение. Бернар инстинктивно отпрянул на шаг. Стена перед ним задрожала, заколебалась. Вертикальный шов, почти незаметный ранее, стал медленно, со скрежетом расходиться, открывая тёмную, зияющую щель. Изнури потянуло ледяным сквозняком, пахнущим сыростью, плесенью и вековой пылью подземелья.

– Бинго! – вырвалось у него с торжествующим шипением.

Он не сдержал широкой, хищной ухмылки. По спине пробежала знакомая искра – гремучая смесь азарта, волнения и инстинктивной готовности к бою. Пальцы сами собой сомкнулись на рукояти меча чуть крепче, ощущая надёжность холодной стали.

«Главное – вернуться назад.»

Юноша задержал дыхание и шагнул в чёрный провал проёма. Позади раздался тяжёлый, окончательный грохот. Камни сомкнулись с сухим скрежетом, словно гигантская каменная челюсть захлопнулась за его спиной, отрезая путь к отступлению. Ладонь скользнула по шершавой, влажной стене, нащупывая хоть какую-то опору в абсолютной темноте. Первый шаг – и нога провалилась в пустоту, заставив сердце на мгновение уйти в пятки. Лестница оказалась уже и опаснее, чем он ожидал: ступени были кривые, неровные, будто выдолбленные в спешке, а кое-где и вовсе стёртые до гладких, скользких впадин. Снизу, из непроглядной тьмы, тянуло ледяным сквозняком, словно кто-то невидимый и огромный дышал ему навстречу.

Он спускался медленно, почти бесшумно, прижимаясь к холодной стене. Темнота сгущалась с каждым шагом, пока не стала совершенно непроглядной, физически осязаемой. Ни единой искры света, ни малейшего намёка на просвет, только сплошная чёрная масса, да серое марево перед глазами, порождённое собственным зрением, пытающимся ухватиться за несуществующие контуры. Приходилось верить ногам, цепким пальцам и обострённому до предела слуху. Тишина стояла гробовая, звенящая, такая, что даже собственное дыхание и стук сердца в висках резали уши, казались предательски громкими. Где-то далеко, в чёрной пустоте внизу, упала капля воды.

Плюх.

Звук разнёсся гулким, преувеличенным эхом. Он сглотнул ком, вставший в горле.

– Спокойно… – прошептал он себе под нос, и шёпот показался ему криком.

Последний шаг, и нога на мгновение повисла в пустоте, не встретив ожидаемой опоры. Лестница оборвалась внезапно и бесцеремонно, будто её бросили строить на полпути. Но прямо перед ним, угадываясь в мраке, возникла массивная, дубовая, вся иссечённая зарубками и царапинами дверь, словно по ней долго и яростно колотили топорами. Тёмные, почти чёрные пятна на потрёпанной древесине неприятно напоминали запёкшуюся кровь. Бернар замер, вжавшись в тень у стены, и затаил дыхание, прислушиваясь.

Тишина.

– Была не была… – выдохнул он почти беззвучно и толкнул дверь плечом.

Та поддалась неожиданно легко и бесшумно. Он резко отпрыгнул назад, прижался к шершавой стене, затаился, считая про себя секунды. Три. Два. Один. Медленно, как тень, шагнул внутрь.

– Не может быть… – вырвался у него сдавленный возглас изумления.

Вперёд, теряясь в темноте, уходил длинный, неожиданно широкий каменный тоннель. Стены, сложенные из грубого камня и покрытые глубокими трещинами, местами казалось, шевелились – не от движения воздуха, а из-за толстого слоя скользкого, фосфоресцирующего мха, проросшего сквозь швы между камнями и пульсирующего тусклым, зловещим светом. Потолок нависал низко, давя на плечи, создавая гнетущее ощущение, что тоннель медленно, но верно сжимается с каждым шагом. Бернар сморщился – в нос ударил тяжёлый, спёртый запах сырой земли, гнили и чего-то кислого.

«Вот куда они пропадают… Целые подземные ходы сквозь весь город, прямо под ногами у ничего не подозревающих людей.»

Он шагнул вперёд, и облако пыли взметнулось из-под сапог, закрутившись в призрачном свете магических фонарей. Те висели на стенах через большие промежутки, горели тускло, неровно, как угасающие угли, трепещущие на сквозняке. Их колеблющийся свет бросал на каменные своды длинные, искажённые тени, которые шевелились, вытягивались и сжимались. На земле виднелись многочисленные протоптанные следы, глубокие царапины.

«Значит, туннель используют часто. И явно не для мирных прогулок.»

Внезапно слева, из бокового ответвления, донёсся отчётливый шорох. Вместо того чтобы встретиться с неизвестным лицом к лицу, он резко свернул направо, ускорив шаг и сливаясь с густой тенью.

«Лишние свидетели мне сейчас ни к чему.»

С каждым новым поворотом туннель будто сжимался, вжимая его в себя. Воздух становился тяжелее, каждый его шаг гулко отдавался эхом, будто бьющим прямо под рёбра. В ушах стучала кровь, а в груди нарастала тревожная тяжесть.

«Может, стоит вернуться? Доложить? Позвать остальных…»

Но было уже поздно. За очередным поворотом внезапно, со скрипом, распахнулась потайная дверь, почти сливающаяся со стеной. Бернар резко замер, инстинктивно отпрыгнув в тень и сжав рукоять меча. Пальцы сжались так сильно, что костяшки побелели.

«Я попал.»

Из проёма вышел мужчина. И вид у него был такой, что по телу пробежал холодный мурашек. Грязная, когда-то белая рубаха висела на нём клочьями, пропитанная потом, жиром и чем-то тёмным. Брюки держались на верёвке вместо пояса. Из-под рваных рукавов торчали жилистые, обожжённые солнцем руки, усеянные грубыми шрамами и засохшими бурыми пятнами. Тёмные, спутанные волосы, слипшиеся от грязи и сала, прилипли ко лбу и вискам. Лицо покрывал толстый сальный налёт, сквозь который поблёскивали маленькие, свиноподобные глазки. Но особенно врезался в глаза кнут в его руке – длинный, из грубой кожи, с зазубренным металлическим наконечником, на котором чернели засохшие сгустки чьей-то крови.

«Животное. Обыкновенное животное в человеческой шкуре.»

Следом за ним, опустив головы и съёжившись, волочились несколько девушек. Кто-то держался за шершавую стену для опоры, кто-то спотыкался на неровном камне, но ни одна не поднимала глаз. Их тела были истощены до предела и покрыты синяками. Старые гематомы, отливающие грязно-жёлтым и зелёным, смешивались со свежими, что ещё наливались лиловым и багровым. Кое-где на коже зияли уродливые, плохо зажившие шрамы от плетей. Их лохмотья, если это вообще можно было назвать одеждой, висели грязными тряпками, насквозь пропитанные пылью, потом и кровью. Тяжёлые кандалы на измождённых лодыжках, соединённые толстыми, короткими цепями, намертво впивались в кожу, оставляя кровавые ссадины и звеня при каждом жалком шаге. У некоторых на бледных, осунувшихся щеках виднелись грязные дорожки от слёз, а на ресницах засохшие, кристаллизовавшиеся капли.

Мужчина заметил его. Его маленькие глазки расширились, а на толстых губах расползлась широкая, мерзкая ухмылка, обнажающая кривые, жёлтые зубы. Улыбка, от которой кровь стыла в жилах.

– Смотри-ка, – прохрипел он, лениво взмахнув кнутом в сторону юноши. – Какой улов подвалил!

Слова были сказаны с отвратительной, тошнотворной гордостью, с каким-то животным самодовольством, аак будто он хвастался новым скотом на рынке.

Бернар почувствовал, как внутри у него что-то с громким треском ломается и вскипает бешеным, неконтролируемым гневом. Всё, что он так тщательно пытался держать под контролем, рвалось наружу. Ладони затряслись, ногти впились в кожу так сильно, что на них выступили капельки крови.

«Вмешайся. Останови это. Сейчас же.»

Внутренний голос кричал, разрывая его изнутри. Тело напряглось, готовое броситься вперёд. Меч был уже наполовину вытащен из ножен, холодная сталь зловеще блеснула в тусклом свете. Но…

«Если я это сделаю – они узнают. Скроются, исчезнут в этих бесконечных туннелях, и мы больше никогда их не найдём. Всё пойдёт прахом.»

Он с такой силой сжал челюсти, что зубы затрещали. Вскипевший гнев давил на грудь, словно расплавленный металл, готовый вырваться наружу. Каждый нерв горел огнём, требуя действия.

«Я должен… Но не сейчас. Мне нельзя вмешиваться, я не могу раскрыть себя.»

Это решение давалось ему мучительно, каждая клетка тела восставала против него.

– Да… хорошенькие… – выдавил он сквозь стиснутые зубы, голос прозвучал хрипло и неестественно. Он резко прикусил губу, не давая себе сказать больше, почувствовав во рту солоноватый вкус крови. Опустил взгляд, чтобы скрыть адское пламя, пылавшее в его глазах.

«Мне жаль… Простите.»

Грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Он медленно, почти машинально, скользнул взглядом по пленницам, запоминая каждую деталь: рваные, грязные платья, свежие гематомы под рёбрами, ужасные следы ожогов, кровавые ссадины на щиколотках от тяжёлых цепей. Хаос внутри него грохотал, рвался наружу, как дикий зверь, сорвавшийся с цепи. По спине прошла судорожная дрожь. Он прикрыл глаза на мгновение и сделал шаг в сторону, пропуская их мимо себя, чувствуя, как сердце разрывается на части.

– Да, самых красивых нашёл, – самодовольно протянул наёмник, его ухмылка стала ещё шире. Глаза блестели грязной похотью, в них читалась животная жажда власти над беззащитными. Он облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы, медленно, с отвратительным наслаждением, смакуя каждую из своих больных фантазий.

Но вдруг он заметил. Заметил, что одна из девушек – хрупкая, с большими, потухшими глазами – смотрит не в пол, а прямо на Бернара. Смотрит по-настоящему, с последними остатками надежды, мольбой и отчаянной верой. И его лицо мгновенно перекосилось. Щёки налились багровой злостью, глаза сузились до щелочек, ухмылка исчезла, сменившись гримасой ярости.

– Ну, всё, хватит глазеть! Как тупое стадо! Двигайтесь!

Резко шагнув вперёд, он грубо схватил первую попавшуюся девушку, ту самую, что посмела поднять взгляд, за плечо. Та вскрикнула от боли и неожиданности, пошатнулась, не удержалась на ногах и рухнула на колени. Она упала прямо перед Бернаром. Пальцы её тонких, измождённых рук дрожали, когда она судорожно, с последними силами схватилась за его лодыжку.

– Пожалуйста… – едва слышно, на грани шёпота, вырвалось у неё, – помогите нам… умоляю…

Её руки сжимались всё сильнее – худые, болезненно бледные, покрытые заусенцами и кровоточащими царапинами.

– Ах ты! – зарычал мужчина и со всей злости ударил её ногой в бок.

Тонкое, хрупкое тело дёрнулось и отлетело в сторону. Она захрипела от боли, согнулась пополам, схватившись за бок, где уже проступало синее, зловещее пятно. Колени подкосились, руки бессильно дрожали. Она пыталась прикрыть голову, спрятаться, стать как можно меньше, невидимой. Но этого было ему мало.

– Думаешь, тут кто-то над тобой сжалится?! – заорал он, слюнявя губы, и влепил ей ещё один удар. – Неблагодарная! Я тебя сейчас научу смотреть куда положено!

Время замедлилось, растянулось. Бернар чувствовал, как горячая кровь гудит в ушах, а холодный пот стекает по позвоночнику тонкими ручейками. Девушка больше не просила, просто лежала на холодном камне. Её руки бессильно раскинулись, пальцы слегка подрагивали. Плечи вздрагивали от подавленных судорог. Глаза были полуприкрыты, на бледных щеках размазаны грязь и слёзы. Из уголка рта тонкой алой ниткой стекала кровь. Остальные пленницы вжались в стену, припав к земле. Их тела мелко дрожали, кандалы звякали при каждом судорожном вздохе. Кто-то тихо, беззвучно рыдал, слёзы капали на пыльный пол. Кто-то закусил губу до крови, лишь бы не издать ни звука. Гнев распалялся в нём. Меч звал к действию, рукоять жгла ладонь. Он мог убить этого ублюдка. Сейчас. Два быстрых движения – и всё кончено. Холодный клинок положит конец этому кошмару.

«Но если я это сделаю…»

Сзади, из темноты коридора, раздался женский голос – хрипловатый, прокуренный, сорванный годами сигарет и крепкого алкоголя, но при этом невероятно властный:

– Стой, Салли!

Мужчина застыл на месте, будто его ударили невидимой плетью. Он втянул голову в плечи, весь напрягся. Его наглый взгляд мгновенно потух, сменившись подобострастным страхом.

Из той же двери, бесшумной лёгкой поступью, вышла женщина. Высокая, стройная, слишком ухоженная и безупречная для этого места грязи и страданий. На ней было узкое платье цвета тёмного изумруда, облегающее фигуру, как вторая кожа. Ткань переливалась при свете, подчёркивая каждый изгиб. Ни одной лишней складки. На шее – сложное ожерелье из тонких золотых нитей, сплетающихся, как змеи, на ключицах. Запястья украшали ажурные браслеты, лёгкие, словно паутина, но издающие едва слышный, холодный металлический звон. В одной руке она держала изящный веер чёрного лака с золотой инкрустацией. Она не торопилась, брезгливо, одним движением переступила через тело девушки, валявшееся на полу, словно это была куча мусора.

Стук.

Веер резко ударил по ладони.

Стук.

Мужчина вздрогнул, съёжился ещё больше под её тяжёлым, пронизывающим взглядом.

– Простите, госпожа… – выдавил он, и его голос стал сиплым, почти шёпотом. Страх сочился из каждой поры.

Стук.

Глухой, отрывистый хлопок веера прорезал воздух.

Стук.

Быстрый, точный взмах. Веер пронёсся по воздуху и тонкой, острой кромкой полоснул мужчину по щеке. На смуглой коже тут же выступила узкая красная царапина. Но он не издал ни звука, лишь опустил голову ещё ниже, вжимаясь в плечи.

Она подошла ближе, остановилась в двух шагах. Наклонила голову и посмотрела вниз, на изломанное тело девушки. Её идеально подведенные красные губы раздражённо поджались.

– Никчёмный отброс, – бросила раздражённо. – Где мне теперь найти ещё одну? На обучение каждой уходят недели.

Она цокнула языком, выражая досаду, развернулась, и её холодный, оценивающий взгляд упал на Бернара. Он стоял чуть в стороне, застывший, как статуя. Лицо скрывалось в глубокой тени капюшона, но кулаки были сжаты так, что пальцы побелели, а напряжение исходило от него почти физически. Женщина чуть прищурила глаза, изучая его.

– А ты у нас кто такой? – голос прозвучал лениво-любопытно, но в нём чувствовалась стальная хватка.

Стук.

Веер снова отстучал по её ладони, мерный, неторопливый, как отсчёт времени до казни.

Он задержал дыхание. Сердце гулко ударило один раз, другой, отдаваясь в висках.

– Я… новенький, – выдавил наконец, заставляя голос звучать глухо и покорно, в то время как каждая мышца в его теле кричала от ярости.

Он не смотрел на неё, его взгляд был прикован к девушке у её ног. К её обмякшим, неестественно вывернутым рукам, к тёмным локонам, прилипшим к вспотевшей щеке, к свежим ссадинам, пересекшим бледную кожу. Её глаза были открыты, но пугающе пусты, словно кто-то вынул из них душу.

Женщина медленно, с преувеличенной скукой выдохнула.

– Ясно-о… – протянула она, растягивая слова, будто он уже успел ей наскучить. Её тонкая, изящная кисть, унизанная звенящими браслетами, чуть приподнялась в небрежном жесте.

– Идём, поможешь мне вместо этого никчёмного идиота.

Взмах веера в сторону мужчины, что так и стоял, вжав голову в плечи.

– От неё нужно избавиться, и поскорее.

Бернар едва сдержал порыв. Стиснутые зубы впились в внутреннюю сторону щеки. Острая, отрезвляющая боль удержала его на месте. Алое марево хаоса подступило к глазам, расплывая очертания лиц в одну пульсирующую, кровавую массу. Гнев гудел в висках навязчивым, оглушительным шумом.

«Нет! Нельзя. Они получат своё, но не сейчас.»

Ногти впились в ладони, прорвали кожу. Горячие точки боли мелькнули в сознании, но он их проигнорировал, сделав шаг вперёд. Сапоги глухо скрипнули по камню. Ещё один шаг. Он опустился на корточки рядом с безжизненным телом. Девушка казалась невесомой, хрупкой, как сломанная птица. Голова её безвольно откинулась назад, и тёмные волосы соскользнули, обнажив нежное, слишком юное лицо. Тонкая дорожка засохших слёз тянулась от глаза к подбородку. Приоткрытые губы, бледные и потрескавшиеся, будто всё ещё пытались прошептать то последнее слово, что не успело сорваться. Она выглядела так спокойно, будто наконец обрела покой, которого её так жестоко лишили. Он зажмурился на мгновение. Слова сорвались с его губ едва слышным шёпотом, который никто, кроме него, не услышал:

– Прости…

Но он сам знал: эти слова ничего не значили. Они не могли ничего изменить.

Позади раздался лёгкий шелест шёлкового платья. Женщина, не удостоив его взглядом, кивнула в сторону тёмного коридора, откуда он пришёл.

– Идём.

В её голосе не было ни капли сочувствия, ни тени удивления или интереса. Тон был ровным и холодным, каким приказывают выбросить сломанную вещь.

Он поднялся, бережно, но твёрдо прижимая к себе безжизненное тело. Оно было удивительно лёгким. Шёл молча, мысленно просчитывая каждый шаг, каждый возможный вариант развития событий. Один неверный шаг – и всё кончено.

«Я должен что-то сделать… хоть что-то…»

Он не смотрел вниз. Не мог. Чувствовал, как её кровь уже проступает сквозь ткань его плаща, и знал, что этот ощущение останется с ним навсегда. Коридоры тянулись перед ним, одинаковые, мрачные, залитые трепещущим светом фонарей. Сырость ударила в нос, смешавшись с запахом пыли и старого камня. Они дошли до той самой массивной двери, что вела наверх.

«Куда дальше? Не думаю, что нужно на выход, нет, они точно уносят тела в другое место. Но куда?»

Бернар почти незаметно замедлил шаг. Его взгляд скользнул в сторону – туда, где туннель расходился на два ответвления. Он остановился, всего на миг, делая вид, что поправляет ношу.

Женщина за его спиной мгновенно замерла. Что-то в его движении, в этой микроскопической заминке, насторожило её. Не ошибка, нет – он двигался слишком уверенно для новичка. Слишком целеустремлённо. Веер в её руке застыл в воздухе.

– Куда это ты? – её голос уже не звучал лениво и томно. В нём появилась тонкая нить настороженности и недоверия.

Он почувствовал, как внутри всё сжимается в ледяной ком. Сердце стукнуло один раз, медленно и тяжело, словно молот по наковальне. Сейчас. Малейшая нестыковка, и его проверят. Достаточно будет одного вопроса, на который он не знает ответа.

– Эй, ты ведь говорил, что новенький? – она сделала шаг вперёд, и её тень накрыла его.

Плащ скрывал его руки, сжатые в белые от напряжения кулаки. Он не позволил ни единой мышце дрогнуть, ни одной эмоции отразиться на скрытом в тени лице.

– Да, – бросил он коротко, глухо, заставляя голос звучать покорно и отрешённо.

Стук.

Веер резко ударил по её ладони, и звук эхом разнёсся по каменному мешку туннеля.

Она медленно сузила глаза, пристально вглядываясь в него, пытаясь пронзить взглядом тень капюшона. Пауза затянулась, наполняясь густым, тяжёлым подозрением. Оно сгущалось в её взгляде, как ядовитая туча перед смертоносной грозой.

– Тогда покажи свой знак, – её голос резко сбросил томную, вежливую маску, став плоским и требовательным.

Он не успел даже подумать, что ответить.

Хлоп.

Дверь с грохотом распахнулась, будто её выбили ударом плеча. В коридор ворвалась волна спёртого воздуха, пахнущего дешёвым вином, перегаром и потом. Вошли четверо. Их фигуры заслонили скудный свет.

– А та малышка была хороша, как и говорил Дейв! – прорычал один, низкорослый и коренастый, и залился глупым, пьяным хриплым смехом.

Бернар даже не обернулся. Он уже чувствовал на себе тяжёлый, скользкий взгляд одного из них – жирного, с масляными, заплывшими глазками и толстой, мясистой физиономией, покрытой щетиной. Тот уставился на безжизненное тело девушки в его руках.

– О, какая красотка притихла… – выдохнул тот с придыханием и, покачиваясь на нетвёрдых ногах, подошёл ближе.

Толстые, грязные пальцы потянулись к её бледной щеке, грубо скользнули по холодным губам. Затем он, мерзко ухмыляясь, медленно, с отвратительным наслаждением, сунул большой палец ей в полуоткрытый рот, намеренно проталкивая его глубже.

– Мягкая ещё… – прошипел он, облизывая губы жирным языком.

И этого было достаточно. Юноша сорвался.

– Ты что творишь?! – рыкнул он.

Одним резким движением он оттолкнул наёмника с такой силой, что тот, ахнув, отлетел назад, зацепился за собственные ноги и тяжело грохнулся на пол. Бернар тут же опустился на колени, бережно, почти с нежностью опуская безжизненное тело девушки на холодный камень. Его плечи ходили ходуном от сдерживаемой ярости. Внутри всё кипело и рвалось наружу.

«К чёрту осторожность. К чёрту всё.»

Плащ сполз с плеч, капюшон соскользнул. Его лицо полностью обнажилось – тусклый свет ближайшего фонаря лёг прямо на него, безжалостно выхватывая резкие, напряжённые черты, сжатую до хруста челюсть и яркие, ледяные, полные чистой, неразбавленной ненависти глаза. Женщина резко вдохнула, ахнув от неожиданности и узнавания.

– А вот и крыса затесалась в нашу норку… – пробормотал один из наёмников, самый высокий, с выбритым черепом и кривой, гнилой ухмылкой. Он уже вытаскивал из-за пояса длинный кинжал с кривым, потемневшим от старой крови лезвием.

Бернар не стал ждать.

Рывок. Сталь блеснула в полумраке короткой, смертоносной вспышкой.

Швик.

Его собственный клинок вошёл точно, безошибочно – прямо в горло ближайшего противника. Тот лишь успел широко открыть глаза, беззвучно захлопать губами, схватиться за шею, но было уже поздно. Тёплая, алая кровь хлынула наружу, забрызгав его, стены и пыльный пол. Наёмник осел на землю не издав ни звука.

– Ублюдок! – рявкнул массивный, лысый, как булыжник, Гэри. Его рёв оглушительно прогремел под низкими сводами. Он рванул с пояса тяжеленный меч, широкий, с зазубренным лезвием, и бросился вперёд, как разъярённый бык. Остальные двое, опомнившись, ринулись за ним.

Бернар отскочил в сторону. Сталь просвистела в сантиметре от его головы, срезав несколько белых прядей. Он пригнулся, поднырнул под следующий удар, скользнул по пыльному полу, подняв облако грязи, и резко вскочил в оборонительную стойку. Клинки встретились с оглушительным лязгом. В тесном, душном коридоре стены будто сходились, не оставляя места для манёвра. Сырость и запах плесени висели в воздухе, проникая под кожу. Скита одного из наёмников мелькнула сбоку – изогнутая, как ятаган. Он парировал удар в последний момент, отступая под натиском. Его глаза метались, фиксируя малейшее движение трёх противников. Сердце колотилось в висках, сливаясь с ритмом боя.

– Ты уже труп, слышишь меня?! – прорычал Гэри, вкладывая всю свою мощь в очередной рубящий удар, способный раскроить пополам.

Он бил грубо, неумело, но чудовищный вес его тела делал каждый удар сокрушительным. Бернар отразил первый – отдача болезненно отозвалась в локте. Второй – клинок скользнул по плечу, распоров ткань и оставив на коже тонкую красную полосу. Третий… Он не стал ждать. Поддался инерции движения вперёд, сделал резкий шаг вбок, развернул корпус и вонзил свой клинок под рёбра Гэри – чётко, холодно, безжалостно, как учил их старый наставник. Тот застыл на месте, выпучив маленькие глазки, и выдохнул с громким, пузырящимся свистом. Последнее, что он увидел в этой жизни, – это яростный, ледяной взгляд голубых глаз.

Юноша тяжело выдохнул, оборачиваясь на звук приближающихся шагов. Спина липла к мокрой от пота рубашке. Тёплая кровь медленно капала с его клинка на камни. Пальцы сильнее сжали рукоять, став продолжением холодной стали.

Хлоп.

Веер резко ударил по бледной ладони. Женщина всё ещё стояла у стены, не шелохнувшись. Но теперь в её глазах, вместо страха или гнева, плясали искры холодного, расчётливого азарта.

– Хватит играть с ним, – процедила она, раскрывая губы в ухмылке. – Убейте его. Живо.

– Умри! – заорал один из них. Тяжёлый топор в его руках блеснул в тусклом свете, и он метнулся вперёд, как разъярённый зверь, не видя ничего вокруг.

Бернар сделал чёткий шаг вбок, встречая размашистый удар лезвием своего меча.

Звяк!

Искры взметнулись в воздух. Шаг назад, потом молниеносный выпад в бедро. Крик боли. Противник отшатнулся, захромав, оставляя за собой неровный кровавый след.

Но последний наёмник был опаснее. Быстрый, гибкий, со коротким изогнутым клинком, он атаковал с неожиданной, змеиной ловкостью. Его меч свистнул у самого виска, и он едва успел парировать, почувствовав, как ветер от лезвия шевелит его волосы.

Ошибся, рассчитал не всё.

В следующее мгновение что-то холодное и острое впилось ему в спину, чуть ниже лопатки. Он зарычал от внезапной, жгучей боли, сжав рукоять меча. Мир на секунду съёжился до одного сплошного, пульсирующего красного пятна. Сжав зубы до хруста, он развернулся на каблуке и с дикой яростью взмахнул мечом. Клинок пронёсся в воздухе, вспоров пространство между ним и врагом. Наёмник отпрянул, чертыхаясь.

Взгляд в сторону – решение пришло мгновенно. Бернар бросился к единственной двери, что вела отсюда. Рывком распахнул тяжёлую створку и влетел в узкое помещение за ней, тут же навалившись на дверь спиной всем своим весом.