Другое зеркало реальности

Не подходи. Убью! – нападавшие поняли, что он не шутит…

А утром выяснилось, что у сержанта сотрясение мозга, у другого сломана челюсть, а третий практически лишился своего мужского достоинства. Их отправили в госпиталь, а Юрку – на губу. Потом военный трибунал и… С учетом прошлой судимости впаяли ему пятерик…

Таким было начало биографии Юрия Ивановича. А дальше зоновские университеты сделали из него профессионала. Больше он не сидел, но среди братвы был в большом авторитете. Своей хваткой, умом, смекалкой и ловкостью создал себе имидж. А теперь, когда все стало можно, он легализовался и стал уважаемым предпринимателем. Так проще было решать житейские и криминальные проблемы, оставаться на плаву и поддерживать теплые отношения с властью.

За дверями послышался шум, шаги и невнятный говорок. Дверь распахнулась и в приемную ввалились несколько человек. Трое держали за руки двоих, которые странно подергивались и вдруг начинали хохотать, а потом так же резко обрывали смех и глядели вокруг непонимающими глазами. Секретарша строго взглянула на вошедших и сказала:

– Юрий Иванович просил не беспокоить, он занят…

Один из посетителей огрызнулся было, но секретарша снова очень веско произнесла:

– Он занят! Просил его не тревожить! Вам понятно?

В ее голосе прозвучала холодная угроза и посетители, схватив хохотунов, выскользнули из приемной. Они-то знали, чем может обернуться холодный угрожающий тон секретарши…

А Юрий Иванович в это время сидел в кабинете один и тупо смотрел на матовую поверхность стола. Что с ним происходит? Все, о чем мечталось в юности, достигнуто: положение, сила, власть явная и тайная сосредоточены в его руках. Денег было столько, что он уже и радоваться новым прибылям перестал. А они все шли и шли. Казалось, и усилий Юрий Иванович больше никаких не прилагал, а деньги все равно капали, а кое-где и ручейками бежали в его казну. Даже расходы на поддержку различных официальных проектов и “подогрев зон” не опустошали его кошелька, а, казалось, наоборот – добавляли в него… Томило его что-то непонятное. Время от времени из глубин сознания черным комком выныривала вязкая липкая тоска и пеленой депрессии опутывала мозг. В такие минуты Юрий Иванович старался исчезнуть, спрятаться, чтобы никто из его приближенных, а тем паче мелких шестерок, не видел его в таком состоянии. Шеф всегда оставался шефом и право судить и миловать поддерживал жесткими решениями и несгибаемой позицией в криминальном мире. Но себе он мог признаться в том, что нет больше прежнего решительного и жестокого Юрки-Бирюка. Что-то надломилось в душе респектабельного разбойника и начал он задумываться о жизни. Это оказалось очень трудно – быть честным с собой. Раньше он оправдывал себя тем, что вокруг была несправедливость властей предержащих. Он жил в мире, где каждый был силен стоящей за ним кодлой, где одиночка мог рассчитывать на успех только в том случае, если он рвал всех зубами, давил и ежеминутно доказывал всем, что он яростный, опасный и сильный зверь. Эти качества давно уже стали настоящей натурой Юрия Ивановича, и он представить себе не мог, что вдруг появятся какие-то сомнения. Нерешительность, ненужную осторожность, щепетильность и боязнь причинить вред другим он всегда считал слюнтяйством и уделом слабых, тех, кто работал за оклад и ежегодный отпуск. Сам он никогда и нигде не работал по-настоящему. На воле – потому, что все свои силы направлял на то, чтобы прожить за счет общества. На зоне – из принципа, чтобы не обвиняли в сотрудничестве с властью. Романтика воровской жизни, лагерных отношений даже после двух “ходок” оставалась его внутренней идеологией. Многого добился он в жизни: стал криминальным авторитетом. Потом, когда понял, что можно богатеть легально поднялся и как авторитет официальный. И вот, когда все в жизни устроилось и можно было спокойно приумножать капитал, силу и власть, сомнения поселились в душе Юрия Ивановича…

Началось все с того дня, когда он проездом был в небольшом райцентре, и побывал в местной церкви. Не любопытства ради и не с верой пришел он в храм, а чтобы посмотреть своими глазами на древнюю икону, которую его ребятишки обнаружили. Они по заданию шефа рыскали по глубинке, отыскивая старину, антиквариат и все, что могло принести значительный доход. В Ойе нашли икону, привезли знающего человека, и выяснили, что цена иконы выражается пятизначной цифрой в долларах. Потом доложили шефу, и он сам решил размяться: прокатился в райцентр, чтобы посмотреть на икону.

В храме к нему подошел священник и спросил:

– Вас что-то интересует?

– Вот эта икона…

– Это очень старая икона. Говорят, что она здесь со времени открытия храма. А это уж лет триста будет. И никогда она не покидала стен церкви. После войны пытались ее снять для реставрации, но произошло странное что-то. Ходили, ходили по храму, а икону не могли найти. И староста церковный тогда тоже потерял ее. Уехали реставраторы, а она снова на прежнем месте объявилась. Господь глаза отвел людям, чтобы не трогали святыню…

Юрий Иванович выслушал рассказ и хмыкнул. Уж он-то знал, что чудес на свете не бывает… И когда подумал про ловко спрятанную икону и легенду, придуманную попом, ему показалось, что кто-то внимательно посмотрел на него. Это чувство внимательного взгляда было ему знакомо. Не раз приходилось ощущать на себе такие взгляды. И как правило ничего хорошего это не предвещало. Юрий Иванович оглянулся, но рядом, кроме священника никого не было. И все-таки он чувствовал взгляд. Он крутил головой, пытаясь увидеть источник своего беспокойства и, вдруг, наткнулся глазами на икону. Именно наткнулся… С темной доски на него смотрели скорбные, плачущие глаза Богородицы. И как смотрели. Они проникали в сердце, открывали в нем такое, о чем Юрий Иванович даже не догадывался. Он оцепенел перед образом и не мог ответить на какой-то вопрос священника. А тот, видно, понял, что происходит с человеком и тихо отошел в сторонку.

В голове авторитета творилось странное, он словно разговаривал с кем-то. Бесплотный голос, звучал в нем. И голос этот спрашивал:

– Ты хочешь украсть образ?

– Я хочу украсть образ, – мысленно повторил Юрий Иванович. Он не понимал почему, но не мог лгать этому голосу.

– Это будет твоей главной ошибкой. Остановись, еще не поздно…

– Я не хочу останавливаться… Кто ты, чтобы приказывать мне?

– Я – это ты… Но ты, который скрыт и вечно следует с тобой. Я – это зеркало твоей совести. И сейчас ты смотришься в него… Посмотри на себя внимательно – ты перестал быть человеком. Ты – хищник!

После таких слов вряд ли человек долго протянул бы на этом свете. Но кого было винить сейчас авторитету? Звучал голос, что-то показалось… Чепуха все это, сопли розовые. А он мужик жесткий и хваткий. Поэтому сделает то, что решил.

А голос внутри лишь усмехнулся этим мыслям и произнес:

– Твоя гордыня либо поднимет тебя и возвысит, либо низвергнет в грязь. Остановись пока не поздно. Ты на краю пропасти и следующий шаг будет в никуда…

Из церкви Юрий Иванович вышел в состоянии апатии и отрешенности. Уселся в свой лимузин и, подняв облако пыли, укатил восвояси. Однако, с того времени и начались в нем перемены…

Во глубине себя…

Тот прошлый глубинный страх, что топил его в своем черном омуте, отступил, исчез, растворился. Еще с минуту он приходил в себя и вдруг с пронзительной ясностью понял, что его безмолвные вопли-призывы о помощи дошли… Их услышали, им вняли и помогли… Кто? Если бы он знал, то верно, смог бы ответить себе на многие другие вопросы, которые каждый день всплывали из глубин сознания. Сергей понимал, что все его попытки как-то ответить себе с помощью привычных понятий, оказываются не просто безуспешными, но и вредными. Всякий ответ уводил его в сторону от истинного знания. Он чувствовал это…

Утром, когда он анализировал вчерашние события, ему пришло в голову, что все происшедшие перемены имеют в основе своей единый корень. В чем он? Их Учитель в школе единоборств говорит, что только сам человек может быть творцом судьбы. Старухи, которые приходят в гости к его бабушке, частенько, охая повторяли: “На все воля Божья…” Лично он… А лично он болтался как флюгер на ветру и не было у него точного понимания, не было внутренней уверенности и в зависимости от мнения собеседника, он становился то фаталистом и сторонником Высшей Воли, то исповедовал самостоятельность и безграничные личные возможности… А где же правда?

Нельзя сказать, чтобы он так уж всерьез задумывался о глубинном смысле бытия. Учитель советовал тренировать не только мышцы и кулаки. Это-то у него получалось здорово…Рукой запросто мог толстенную доску сломать.

– Концентрируй свою волю, сжимай ее в тугой узел, сделай ее крепче любой стали и тогда перед тобой не будет преград. Твоя воля поможет тебе выйти из бесконечного вращения колеса сансары, оборвать череду реинкарнаций и достичь Нирваны…

Конечно, Учителю было легко говорить о том, что он уже превзошел. Никто же из соратников по школе, так и не сумел сконцентрировать себя по-настоящему. Часами смотрели на огонь свечи, рисовали на стене точки и медленно, переводя взгляд с одной на другую, впадали в состояние полного отрешения от действительности, но пока это не давало видимых результатов. Никто еще не смог, как Учитель, мгновенно переместиться в другой конец зала. Просто исчезнуть в одном месте и появиться в другом. Когда они пристали к нему с просьбой объяснить, как это делается, тот только усмехался и говорил: «Надо быть внимательным…»

И вот сейчас, когда он попытался расслабиться и окунуться в поток внутренней жизни, с ним произошел такой казус: “Это, наверное, сумасшествие начиналось…”

Мысль показалась ему не просто спасительной, но объясняющей все. Никто толком не мог объяснить почему люди сходят с ума, но все знали, что от усиленных занятий медитациями можно свихнуться… Он с удовольствием ухватился за эту мысль и, казалось, сразу нашел объяснение своим проблемам. Показалось даже, что кто-то внутри радостно хихикает и потирает ладошки. Однако, из глубин психики просачивались недовольство и тревожный туман. Усилием воли он отогнал сомнения и заставил себя широко улыбнуться. Вспомнил, как Учитель говорил им:

Начинайте утро с улыбки и тогда весь день будете радоваться. Улыбайся, даже если тебе этого не хочется…

Когда он попробовал насильственно растянуть губы в улыбке, сначала возник протест, а потом, действительно стало легче. Клубок злости в груди растаял, голова прояснилась…

Птицы за окном пели звонкими утренними голосами, первые машины пробегали по асфальту, а город с утра умытый и свежий, казался радушным хозяином, раскрывшим перед близкими улицы и переулки. Было что-то необъяснимо притягательное в утренней чистоте пустых улиц. Он каждое утро бегал по ним к парку и наслаждался ощущением чистоты и бодрости.

Среди старых деревьев парка несколько пенсионеров занимались физкультурой. Они с уважением смотрели не него, и ему нравилось видеть в их глазах огоньки восхищения.

Сергей выбежал на знакомую лужайку и встал так, чтобы пенсионерам было видно, как он выполняет комплекс разминочных упражнений. Отточенная пластика движений, медленные и плавные развороты могучего тела, стремительные нырки и уходы, короткие, резкие удары руками – завораживали. Словно танец он исполнял связки упражнений, не забывая уголком глаза ловить восхищенные взгляды…

Неожиданно он увидел нового человека. Одет тот был неказисто, в старом обтрепанном костюме, стоптанных башмаках и казался обыкновенным бомжем, который ночевал в парке. Он стоял на кромке лужайки и с интересом наблюдал за боевым танцем. Это добавило уверенности в движениях, и Сергей стал делать упражнения явно на показ, чтобы невольный зритель мог любоваться игрой мышц под загорелой кожей… Но что-то не ладилось в выверенном кружеве движений. То нога странно подгибалась, то рука не слушалась… Он встряхнулся и начал снова, но отработанного рисунка действий не получалось, как будто кто подталкивал его в ключевом повороте или наклоне, и получалось неуклюже, как у новичка… Он посмотрел на нового зрителя и увидел, что у того в глазах искрится странный голубой огонь. На мгновение их глаза встретились, и бродяга погасил огонек в глазах, опустил голову и побрел прочь. Однако, стоило бомжу отвернуться, как сковывающее чувство прошло, руки снова начали вязь движений, ноги задвигались легко и уверенно. Тело выполняло привычные действия, а он соображал: неужели этот мужик так его спеленал… Вот это да! Он слышал о таких методах борьбы, но считал рассказы легендами…

Ему было уже не до занятий. Он бегом бросился за бомжем и за поворотом аллеи столкнулся с ним нос к носу.

– Это, вы там на меня смотрели…

– Ну и что? – удивился мужичок. – Разве смотреть запрещается? Вы так ловко все проделывали, вот я и любовался…

– Нет, это… Я хотел спросить, что вы там со мной делали?

– Что я делал? – удивился бомж. – Я и не умею ничего… Показалось вам, молодой человек, показалось… Куда уж мне против вас… Вы вон какой, Илья Муромец!

В последних словах явно прозвучала издевка, но придраться было не к чему. И боец, опустив голову, пробурчал:

– Извините, ошибся я.

– Ошиблись юноша, ошиблись… Бомж хихикнул и неторопливо пошел в глубь парка. А Сергей молча переваривал обиду. Да, мужичок обидел его. Не словами, нет, но тоном, голосом, взглядом. А он проглотил обиду и смолчал. Другому бы немедленно влепил затрещину, после которой обидчик неделю в себя приходил, а здесь что-то держало его, Непонятное и странное чувство скованности снова опутало тело, и он мог только молча слушать, да лепетать невнятно…

В спортзале, где они тренировались, было светло. Сквозь открытые окна тянул солнечный сквозняк, он выветрил плотный запах пота, тяжелой физической работы. Этим запахом пропитаны все спортзалы. А сегодня пахло свежестью, и настроение у бойцов перед тренировкой было умиротворенным.

Вошел Учитель и сразу же резко рванул всех голосом.

– Бегом, по кругу, быстро! Напор, скорость! Сергей, подойди ко мне!

Он подошел и увидел в глазах Учителя что-то такое, чего и сам испугался.

– Что сегодня с тобой произошло?

– Ничего, Мастер!

– Не лги! Я вижу, что в тебе что-то меняется. Ты тренируешься помимо нас?

– Нет, Мастер! Я… Нет, Мастер! У меня и в мыслях не было работать с кем-то еще. – Он твердо решил об утренней встрече не рассказывать ничего. Да и не мог он рассказать внятно. Что-то показалось, увидел бомжа… Ребята на смех поднимут…

А Учитель внимательно посмотрел ему в глаза и вдруг в нарушение всех заведенных в школе правил, крикнул:

– Поединок… Сергей против всех…

Сигнал сразу разбил команду на две неравные части: семь против одного. И раньше такие поединки практиковались, но только после основательного разогрева, отработки техники, как бы в заключение занятия. Один отбивался от всех. Отбивался всерьез, а они нападали, как собаки на обложенного зверя. Но всегда эти поединки были игрой, и все знали, что после тренировки вместе пойдут домой и расстанутся на остановке друзьями и снова встретятся в зале через день…

А здесь резкий, как выстрел выкрик Учителя был полон странного чувства. Он словно разорвал дружескую связь между бойцами. Они все, разом, поняли, что поединок будет всерьез. В головах еще не укладывалось, как это они будут лупить Серегу в полный контакт, но уже понимали, что будут это делать…

В подтверждение их мыслей Учитель громко крикнул:

– Полный контакт, без ограничений…

Сергей остолбенел. Почему именно он стал мальчиком для биться… Почему Учитель вдруг так рассержен на него, ведь он даже в мыслях ничего не делал.

Первый удар пришелся в плечо. Это была разведка. Противники окружили его со всех сторон, умело маневрировали, держали дистанцию, не мешали друг другу. Это в кино многочисленные компании бьют кого-то. На самом деле в толпе только путаешься под ногами приятелей. Бойцы предпочитают быть один на один с противником, чтобы чувствовать его и прогнозировать поведение. В этом поединке никто не мешал своему соседу. Цель была – достать общего для всех противника, достать всерьез и для этого надо было держать дистанцию, ловить момент поворота, наносить упреждающие удары…

Сергей напружинился. Мышцы налились злой силой. Он себя не подставит. Пусть попробуют его взять, он …

Додумать не успел, мощный удар сбоку оборвал дыхание, и пол закружился в глазах. Он упал на колено и почувствовал, как в голову забарабанили короткие удары. Показалось, будто хрустнуло что-то, и темнота поглотила его…

* * *

…Он стоял на коленях перед темными от времени образами и о чем-то молил иконы. Он понимал, что просит что-то, обращаясь к непонятной для него силе, просит истово и искренне. Он верит, и его вера проникает сквозь невидимые преграды и достигает цели… Его мольбу слышат…

* * *

Одновременно он чувствовал себя сидящим в странной машине. Вместо привычного руля был штурвал, отдаленно напоминавший самолетный. Зеленью мерцали в темноте кабины невиданные приборы, тихо звучала незнакомая музыка и механический голос произнес на русском, но со странным, непривычным акцентом:

– Двести метров до точки перехода…

Он хорошо запомнил эту фразу, но понять ее смысл не мог, хотя и осознавал, что это обычная фраза…

* * *

Следующим видением было холодное каменное подземелье, где при свете факелов он увидел седого старика, который разгребал испревшую солому и шептал что-то. Он не узнавал слов, но смысл понимал. Старик разгреб кучу и поднял тяжелое ржавое кольцо, закрепленное в каменной плите. Потянул за него, и плита неожиданно легко отъехала в сторону…

* * *

…Элегантный, мужчина в салоне дорогого заграничного автомобиля. Он видел его со стороны и был им самим одновременно. Он чувствовал злобу и решимость добиться своего любой ценой. Он знал, что люди, сидящие рядом с ним боятся его гнева и сжались, чтобы невзначай не задеть его…

* * *

А потом пришла тьма. Та самая, которую он уже видел и ощущал вчера. Тьма, полная жизни. И снова где-то в глубинах ее возник страх, удушливый, беспросветный, парализующий волю…

А сбоку, из темноты появилось лицо утреннего бомжа. Только глаза у него светились жутким мертвенно голубым светом. Он усмехнулся и заглянул сверкающими глазищами в самую глубину его – Сергея – сознания.

– Видишь, – прозвучало у него в уме, – ты все-таки не смог отказаться от моей силы! Тебе очень хотелось обладать ею. Ты страдаешь, но сила будет тебе дана… И тогда ты станешь непобедимым. Реши, что ты хочешь? Просто прийти в себя и вернуться домой, или же получить мою силу и стать победителем?

Где-то в глубинах психики звучало слабенькое: “Откажись… откажись…” А желание превосходства громко кричало:« Дай силу, проси силу!»

– Сомневаешься, ну ничего, скоро созреешь, – хихикнул бомж и пропал. И чернота начала отступать. Он тяжело заворочался на полу и поднялся на четвереньки. Ноги и руки дрожали, голова бессильно падала. Он услышал голос Учителя:

– Все по местам. Работайте между собой…

Потом он почувствовал мягкие прикосновения пальцев мастера. Голова немного прояснилась, ему помогли сесть. Разбитыми губами он прошептал:

– За что, Мастер?

– Я проверял тебя, – неожиданно мягко ответил тот. – Мне показалось, что сегодня в тебе родилось зло… Но, к счастью, я ошибся!

В темноте

Когда машина вывернула с лесной дороги на трассу, доктор включил автопилот и расслабился. Бортовой анализатор считал импульсы настроения водителя и включил подходящую музыку. Колеса шуршали по дороге. По обеим сторонам от нее в лучах света фар мелькала стена леса. Автопилот объявил: “двести метров до точки перехода…” И тут что-то случилось. Доктор почувствовал неожиданную резкую боль в боку, обожгло губы, голова наполнилась странным звоном и сознание провалилось в туман. Он попытался вырваться из этого состояния, но ему почудилось, что кто-то сильно ударил его по затылку и сознание окончательно погасло. Он провалился в темноту…

…Радость…

Каждый вечер священник приходил в храм – проверить все ли в порядке. Он привык сумерничать в церкви и неспешно думать о своей жизни. А сегодня ему хотелось просто молиться. Перед темным, суровым ликом Богородицы пал он на колени и, перекрестившись, начал читать молитву. Но знакомые слова не выговаривались, словно что-то мешало произносить привычные фразы. Вместо слов в сердце родился жар. Он разливался по всему телу, потом стал пронизывающим, струящимся и, казалось, растворил в себе тело. А слова, новые, неожиданные как бы сами собой лились из сердца и обращены они были к Божьей Матери – той, чей лик скорбными глазами смотрел на него с иконы.

Он ощущал себя раздвоенным. Тело жило своей жизнью, а душа пела от ощущения близкого счастья. Тело чувствовало боль в голове, боку, казалось какая-то сила перехватывает дыхание, но душа была словно невидимым барьером отгорожена от тела и продолжала молиться. Неописуемая радость нисходила на священника, растворяла в себе и рождала чувство всепоглощающего счастья. Он понял, что все вокруг него – живое, пронизанное радостью бытия. И живой мир излучал любовь, направленную на него. Он понимал и осознавал ее и отзывался сердцем… Не слова рождались в его груди, а песня без слов, песня восторга и экстатического подъема. Он молил только об одном, чтобы озарение счастья не кончалось…

Но все оборвалось также неожиданно, как и возникло. И только скорбные глаза с иконы смотрели на него и в их глубине ему чудились искорки любви и понимания. А в голове звучало колоколом: “Твое время не пришло!”

Он не сразу понял, что слышит в своем уме ответ на невысказанную мольбу. О чем же он просил, о чем? Ах, да! Он мучился своим неопределенным положением и просил дать силу, понимание, волю, чтобы выстоять… А потом как-то незаметно для себя взмолился, чтобы помогли уйти из этой суеты, стать схимником, или затворником…

Тело напомнило о себе свинцовой тяжестью в руках и ногах. Болел бок, губы, дыхание тяжелое и сиплое с трудом прорывалось в легкие. Он чувствовал себя избитым, хотя уже много лет ни в каких потасовках не участвовал. Он хотел посмотреть, отчего такая боль появилась в боку, повернул голову и в этот момент что-то темное обрушилось на него и священник в беспамятстве упал на каменный пол храма…

Подземелье

Когда стражники провели оборванного старика к привратнику, тот важно посмотрел он на странного гостя и спросил:

– Кого это вы тут привели к нам? Надо было не сюда его вести, а вон туда – на кухню. Пусть там просит еду, а здесь ему делать нечего, здесь к мудрым вход и еды тут нету…

– Дак это, он к мудрым и просится. Пришел говорит к ним, а перед ним ворота возьми и закройся, будто специально. Никто ведь их не закрывал, а они сами вот взяли и закрылись, да еще и на засов задвинулись. А с ним вместе птица была, так она этот засов клювом и открыла…

– Ты чего мелешь-то? Засов клювом… Эвон как тебя с пива разморило… У меня в комнате деревянная задвижка, дак я ее рукой не могу …

Гость оборвал их разгорающийся спор. Он крикнул громко, так, чтобы его услышали все:

– Я пришел к мудрым с поручением. Они захотят выслушать мою весть…

Привратник посмотрел на старика, потом с сожалением поджал губы и медленно протянул:

– Мудрые сами зовут тех, кого хотят, а тебя не звали, и ты стой здесь, а если есть хочешь, иди на кухню, бабы еду перебирают и тебе дадут чего-нибудь…

Старик, казалось, даже подскочил на месте. Он заорал слабым голосом:

– Ты, дубина, понимаешь, что я пришел с поручением к мудрым. Я должен передать им это…

Привратник словно и не слышал крика. Он только поудобнее устроился в проеме двери и подпер плечом каменный косяк:

– За дальним холмом лес кончается и дальше нету ничего. Я в молодости там был, на самой меже, дальше мне отец не велел ходить. За межой, говорит, другая земля, где люди не живут и сразу дохнут, как мухи осенью. А отец у меня знал, что говорил… Значит не мог ты быть за межой, там люди не живут…

Старик покраснел, затрясся, но сказать ничего не успел. Привратника отодвинули изнутри и на пороге появился высокий худой человек в длинной белой рубахе до колен. Стражники попятились. Мудрые не любили, когда нарушали правила, и потому могли снять их с караула и отправить на грязную работу, убирать за домашними животными…

– Кто ты? – спокойно спросил мудрый, – Что ты хочешь нам сказать и кто тебя прислал?

Гость слегка поклонился и ответил:

– Я пришел из-за межи, что пролегла на гребне холма. Эта межа делит наш мир и тот, что в большом лесу…

– Оставь, мы знаем… Что ты должен был сказать нам?

– Меня прислал Странник. Он скоро приведет сюда людей из большого мира.

– Мы не слышали вести! Почему ты пришел без знака?

– Тот, кто отправили меня сюда, не мог дать знак. Его украли огни из чащи. Ты знаешь, что они не возвращают краденого… Но Странник сказал мне другое: он назвал место, где скрыт свиток. Я приведу вас к нему…