Другое зеркало реальности

Часто над человеком возобладают страсти: плотской любви, лести, власти, силы! Но все тлен в понимании тех, кто поднялся выше. Второй слой – это страх и страсть. Это мысль в конуре догм и поклонение идолам, воинствующее незнание и знающее безразличие. Это мир, подмявший человека и сделавший его своим рабом. Это погоня за призраком гордыни и значительности…

А достигший третьего уровня возвращается в мир любви и гармонии. Он начинает видеть природу, ощущать жизнь в ее данности и многообразии. Первые шаги здесь становятся открытиями, но не каждый воспринимает их так, как надо. Многие в погоне за внешней святостью незаметно опускаются на второй уровень. А те, кто смиренно и спокойно следуют дальше, находят сокровищницы знания. Но то лишь начало уровня. А в конце его путников ждет распад мира. Он рассыплется на множество и вновь станет непонятным и закрытым. И в том испытание, ибо кто-то остановится, понимая природу и довольствуется этим. А тот, кто, увидев распад мира, пытается собрать его, поймет, что ему уготовано и проникнет в тайну жизни!

Но собирая мир, каждый будет ошибаться. И эти ошибки помогут человеку, ибо через них он увидит свои заблуждения и получит неоценимую возможность прикоснуться к единственно верному решению. И тогда перейдет…

На четвертый уровень. Он поймет единство всего сущего в мире. И каждому придется выбирать между добром и злом. Ибо силу, собранную каждым, можно употребить как во благо – для движения и очищения, так и во зло, для наказания тех, кого сочтет виновным. Он получит власть над людьми и миром, но власть будет дана во искушение и испытание. Ибо всяк, кто уподобит себя Высшему Судие – будет бит многократно, и будет судим людьми, и сам начнет судить, и здесь остановится и скатится в котел страстей второго уровня.

Однако останутся малые, кто пройдет испытания властью и силой. Они будут изгнаны и удалятся, чтобы в тишине и пустоте, открывшейся перед ними, осознать свое изгнание и унижение, как ступени познания и принять их с радостью.

Они и войдут в пятый уровень, где познают тайну тайн – Путь к источнику Всеобщего Света и приобщатся к Самому Источнику. Здесь идущие, испив из источника, увидят Путь в новые выси. Они узнают, что Свет – промежуток между крайними состояниями мира – материальным и «ничто». Это знание даст силу концентрации мысли. Ею можно изменять мир, но кто примет на себя ответственность за такие перемены? Каждый достигший, одною только волей своей способен создавать миры и вершить их судьбы. Но созданные однажды, миры будут жить своей жизнью, ибо создателям свойственно забывать о своих творениях. И потому все достигшие этого уровня благо видят в ОТРЕШЕНИИ.

Отрешившись от могучей концентрации мысли, очистите дух свой от множества образов, которые возникают помимо воли и за хрустальными очертаниями прячут Истину!

Только отрешенные войдут в шестой уровень бытия. Им будет дана возможность встать над потоками Света, Времени, Жизни. Истинно отрешенный становится всем и все становится им… Жертвуя часть себя – он прибавляет себе, ибо он – это все – и невозможно отнять от всего часть, которая не осталась бы в новом качестве Всеобщего…

– Остановка, отрешение, тишина – суть шестого уровня. Он дает понимание отрешения и само отрешение. Истинно отрешенные – незаметны, они живут обычной жизнью и с виду полны эмоций. Но в том проявляется жизнь тела. Дух же очищен и в глубоком покое, исследует мир возможностями своего тела.»

Старик остановился и перевел дух. Мудрые сидели притихшие и когда голос чтеца замолк, зашевелились. Один медленно сказал:

– Принимаем ли мы, братья, эту мудрость предшественников? Я не могу воспринять ее сразу и безоговорочно. Я вижу много такого, что не согласуется с описанными законами…

– Брат, ты спешишь… Не торопи свой разум, ибо он еще не осознал всей глубины сказанного нам…

– Предшественники оставили нам свое послание, но уверены ли мы, что это послание от них?

Спор неторопливо разгорался, и старик чувствовал себя чужим в этом зале. Мудрые забыли о нем. Его словно и не было никогда, а ведь только что они с благоговением внимали ему.

Изба

Девочки, изнеженные городские создания, которые и в поход-то отправились только для того, чтобы покрасоваться перед парнями с своих новых, якобы туристических нарядах, неожиданно ощутили в себе опыт и навыки мудрых женщин. Измученного, ободранного Димку раздели, обмыли, перевязали чем смогли и уложили на охапку свежей травы, которую нежными ручками надрали прямо тут же – на поляне. А теперь вот сидели у костра, неспешно переговаривались и каждая ощущала в себе упрятанное в глубины бессознательного, а теперь проснувшееся знание заботливой боевой подруги, которая омоет раны, накормит, успокоит… Только маленькая Катя хныкала и куксилась. Она испугалась и не смогла перебороть свой страх…

– Девочки, надо сходить в эту избу и все выяснить, – решительно сказала Лена. Была в ней внутренняя сила и к ее словам прислушивались все. Девчонки отреагировали по-разному… Кто-то готов был хоть сейчас идти на соседнюю поляну и выяснять что там случилось. А кто-то – это было видно – старался скрыть глубинную тревогу за напускным безразличием. Только маленькая сразу заявила:

– Я боюсь и никуда не пойду…

– Тогда иди обратно, в город.

– Я и обратно боюсь идти… Девочки, не бросайте меня здесь…-заплакала она.

– Хватит нюнить… Сиди с раненым, мы сами сходим, следи за костром, мы скоро…

Трое девчонок поднялись и пошли к кустам на границе поляны. Когда они продрались сквозь тугие заросли, изба показалась покосившейся еще больше. И не было в ней ни движения, ни шума – ничего… Оробевшие девочки подобрались к дверям и заглянули в проем. Внутри было пусто. Сгнившие половицы провалились, сквозь дыры в полу проросла трава. Бревна стен позеленели от времени. В дальнем углу стоял полусгнивший стол, покрытый каким-то зеленым налетом. Сквозь дыры в крыше виднелось небо. Что же тут произошло? Куда подевались их спутники?

– Наверное, они ушли куда-то в лес и там столкнулись со зверями… А Димка успел отбиться и убежать… – предположила одна. И это объяснение всем понравилось. Ну, в самом деле, что еще можно было придумать?

Лена шагнула на порог, поскользнулась на плесени и чуть не упала внутрь избушки. В глазах на миг потемнело и она почувствовала незнакомый и странный запах. Но темнота в глазах тут же прошла, и она повернулась к порогу. Подружки стояли на солнышке и удивленно смотрели на нее:

– Чего это вы так уставились?

– Ты где была?

– Как это где, здесь… Я на пороге стояла.

Девчонки переглянулись и попятились.

– Эй, вы чего?! Я же здесь… Лена рванулась за порог и снова в глазах у нее потемнело, на мгновение в нос ударил странный запах… Она стояла возле избенки, ноги утопали в траве, жужжали шмели, щебетали птицы, ленивый жаркий ветерок покачивал ветви и все в мире казалось безмятежным и мирным. Только подружки улепетывали от нее. Их спины мелькали среди кустов. Лена кинулась следом и почувствовала, что бежать трудно. Она посмотрела на свои ноги и остановилась. Вместо привычных джинсиков и кроссовок, на ней были какие-то странные короткие штаны, подпоясанные веревкой. На ногах тяжелые башмаки с загнутыми вверх узкими носами. Легкая футболка с надписью «Reebok» исчезла. Вместо нее тело обтянула холщовая рубаха, а поверх был надет грубый кожаный жилет на шнурках. Лену разобрал страх. Она, уже не думая, стремительно понеслась подальше от избы, проломилась сквозь кусты и вылетела к палаткам.

Девчонки стояли полукругом, вооружившись кто чем. Даже маленькая Катя схватила какой-то сучок и стояла, плача от страха…

– Вы чего, дуры…-Заорала Лена. – Очумели совсем! Это же я…

Девчонки нерешительно переглянулись и снова повернулись к Лене:

– Ты откуда?

– Из избы. Да вы что тут с ума посходили!? Я это, я – Лена!

Девчонки опустили свое вооружение и настороженно ждали. Лена медленно подошла к ним и притронулась к ближней. Та ойкнула, но руку не отдернула. А Лена трогала своими руками подруг и те вроде избавлялись от наваждения, трясли головами, недоуменно моргали. Когда все успокоились и вернулись к костру, Лена спросила:

– Что случилось, чего вы так испугались?

– Ты, когда в избу шагнула – исчезла… Только что была и нет тебя… И не было минут пятнадцать. Мы перепугались, хотели уже бежать, а из избы твой голос и потом ты сама появилась, только какая-то странная. Это новая одежда нас смутила… Ты где ее нашла? Класс, как в кино про старину…

– Подождите, подруги. Я никакой одежды не одевала. Вошла и вышла, а эти тряпки на мне откуда – я не знаю…

Девчонки завозились и отодвинулись от нее. – Ой, Ленка, ты нас не пугай!

Долго старались понять они друг друга и наконец выяснили:

Лена шагнула за порог и исчезла. Подружки решили, что она скрылась за стеной и ищет что-то там. Прошло четверть часа и когда они уже забеспокоились и хотели сами заглянуть в избу и посмотреть, что там случилось, Лена вдруг возникла на пороге, одетая в это странное платье. Да и в ней произошла неуловимая перемена, которую можно только почувствовать. И перемена эта вызвала у девушек страх. А когда Лена снова шагнула на порог и пропала, девчонки не выдержали и побежали к своим палаткам. Там хоть все было понятно и потому казалось безопасным. Скоро они услышали позади крик Лены и припустили еще быстрее.

Когда Лена услышала о том, что с ней происходило, то сначала и слова не могла сказать. Она сопоставила происшедшее с тем, что пережила сама и смутное знание шевельнулось внутри. Ничего конкретного, только странное ощущение, что она сейчас вспомнит очень важное. Оно капризной мыслью выныривало в сознании и, вильнув хвостиком, исчезало. Каждому, наверное, знакомо это чувство, когда понимаешь и хочешь что-то сказать, а слов для этого нет – забыл.

Черные ночи в Ойе

После происшествия с мертвой колдуньей отец Никодим сна лишился. Все думал и молился. Но мысли лезли в голову несуразные, а молитва оставалась неуслышанной. А в городке творилось страшное. Каждую ночь по улицам шлялись мертвяки, пугали редких прохожих, наводили морок на обывателей и дело дошло до того, что люди перестали выходить на улицы. Раньше летними вечерами парни с девчатами устраивали настоящие праздники в городском садике. Пели, плясали, потихоньку выпивали в кустах. Даже дрались между собой. По чахлым аллейкам степенно прогуливались люди постарше. В закатных сумерках население любило пообщаться. Сидели на крылечках домов, компаниями собирались на завалинках. Мужики играли в домино, в карты, а бабы судачили о своем, о женском, и в эти мирные тихие вечера рождалось особое ощущение устойчивого покоя, который струился по улицам поселка. И вдруг эта нечисть! Сначала один – два случая, а потом, как будто плотину прорвало.

Горожане обращались к местной власти, но городской голова только руками разводил. Он и сам жил в Ойе и был свидетелем происходящего. В область жаловаться он даже не пытался. Поднимут на смех, скажут, спятил там совсем и снимут с должности, как пить дать – снимут! После того, как местная милиция пыталась гоняться за покойниками по улицам, выяснилось, что те в руки не даются, а если кому и удалось дотронуться до них, то потом на руках вздувались страшные волдыри и долго воняло мертвечиной. Так что стражи порядка старались не обращать внимания на всю эту погань, поскольку, вроде бы вреда от нее не было. Однако, вред появился. После одного из ночных маршей мертвецов, в домах стали киснуть продукты, коровы болели, солонина пропадала, а мука делалась вонючей и непригодной к еде. Тогда отца Никодима и пригласили в администрацию. Сам голова провел его в кабинет и почему-то начал доказывать священнику, что все происходящее в городке есть чья-то неумная шутка.

– Да какая же шутка, помилуйте, Василий Трифонович! – вскинулся отец Никодим. – Ведь для людей сплошное беспокойство. Ладно бы просто пугали, а они сейчас безобразничать начали. Третьего дня у соседки моей корову удавили, мальчишку одного хватали, так он с кожными нарывами в больнице лежит. А сколько продуктов у людей перепортили? Мы ведь с вами дождемся, что эта пакость начнет нас просто глодать. В сказках помните как: «Мертвец всегда норовит молодую девушку или ребенка украсть, или еще какой вред учинить” …

– Вот вы, батюшка, как человек верующий и служитель Божий нам и помогите. Бессильны мы оказались, бессильны… – Голова развел руками. – Тут с обычными-то проблемами не разобраться никак, а еще эта напасть на наши головы. Мы ведь хозяйственники, а как с нечистой силой бороться – это вам должно быть ведомо…

Отец Никодим выслушал городского руководителя и вышел на улицу удрученный. Он давно знал администратора. Человек тот был неплохой, в безбожные времена служил в горисполкоме, не вредничал, своей властью не кичился, занимался городскими проблемами и делал свое дело честно и старательно. С настоятелем церкви он никаких отношений не поддерживал, разве что раскланивался при встречах… Но то, что он сейчас запросил помощи у священника, для отца Никодима не было чем-то неожиданным. Город пребывал в тихой панике! Городские старики знали, как отваживать нечисть, какие слова для этого говорить и как строить защиту… Но, когда покойники повсеместно шляются по улицам, никаких старичков не хватит, чтобы прикрыть город от напасти. Нужна огромная сила, какой у людей нет. Отец Никодим понимал, что бороться с дьявольскими чарами надо было верой и молитвой. И то, и другое в Ойе было изрядно порастрачено. И хотя в последнее время прихожан в церкви прибавилось, священник на этот счет не обольщался. Много было пришедших в храм из конъюнктурных соображений. Искренней веры они не ведали, и ему только предстояло достучаться до очерствевших сердец, зажечь в них огонек понимания…

Что было делать местному священнику? Молиться? Но разве мало он молится, ночными бдениями изнуряя себя. Видать мало, коли нечисть распоясалась и нет от нее покоя…

В одну из таких бессонных ночей и случилось с отцом Никодимом нечто, не поддающееся описанию и логическому анализу. Как обычно, вечером отправился он в храм на молитву и там преклонил колени перед древним образом Богородицы. И едва только прошептал первые слова молитвы, как все закружилось вокруг него, голова поплыла в звездном тумане, сквозь тело потек тонкий, нежный свет, и в душе родился восторг. Такое счастье охватило священника, что он раньше и представить себе не мог. Сила подхватила его и вознесла в выси, где пространство было наполнено нежным сиреневым светом, и он ощутил себя стоящим на пике высокой скалы. Под ним в долине раскинулся их городок, и он различал улицы, дома, храм и кладбище… На себе отец Никодим чувствовал какие-то доспехи, которые, казалось, и не весили ничего, однако давали чувство защищенности, уверенности… Сначала он слушал новые переживания, но потом понял, что от него ждут другого. Он внимательно вгляделся в городок в долине и понял, что тот только внешне напоминает Ойю. При детальном рассмотрении многое было странным. Увидел отец Никодим, как со стороны ближнего леса, в котором раскинулось непроходимое болото, на город ползет темная туча. Белые стены храма, могилы священников в церковной ограде стояли на пути у грязи, и она останавливалась перед ними, но ручейками обтекала храм и струились по улицам городка. А в болоте, откуда исходил поток грязи, что-то сверкающе черное клубилось и посверкивало темными молниями. Черные молнии, на черном фоне. Странно и страшно было видеть их отсюда, с вершины скалы.

В голове у отца Никодима раздался, спокойный, добрый и отстраненный голос.

– Ты на пороге испытаний, но не жди, что силой своей веры одолеешь чужую силу. Твоей веры для того недостаточно. Прими помощь от тех, кто идет вместе с тобой. Пока вы не видите друг друга, но они рядом…

Потом долина с городком исчезли, и священник почувствовал себя идущим по тесному, узкому коридору. Стены нависали над ним и давили со всех сторон, и ему нестерпимо хотелось вырваться на свободу из каменного плена. А впереди забрезжил свет, и он побежал к выходу. Но бежать было трудно и отец Никодим остановился. И в его голове вновь зазвучал голос:

– Ты растратил свои силы на бесплодные поиски. Остановись, оглянись. Ты не один, ты повторяешь себя много раз, но понять это не в состоянии. Молись и проси – помощь будет дана!

Священник мысленно перекрестился и почувствовал, как в сердце рождаются неведомые слова. Он понимал, что в нем звучит молитва, восходящая прямо в горние выси и нет для нее преград, ибо она рождена Духом и направлена к Богу… Потом коридор исчез и он увидел себя взбирающимся на отвесную стену. Близко, совсем близко гребень стены и вот он уже хватается рукой за край… Рука срывается, и он начинает падать спиной назад и вниз. Дух перехватило от мгновенного страха… Но чья-то мощная рука уперлась ему в спину, толкнула вверх и он снова ухватился за гребень и взобрался на отвесную стену. Встав на ноги, глянул вниз и увидел, как следом карабкаются еще трое. Молодой, здоровенный парень легко забросил свое тело на верхушку и, широко улыбаясь, встал рядом со священником. На вершину карабкался еще один человек. Вокруг его тела струилось тонкое голубоватое сияние, с рук стекали искорки золотистого света… Отец Никодим хотел протянуть ему руку, но неодолимая сила сковала его и в голове прозвучал уже знакомый голос:

– Пусть поднимутся сами. Каждому дано и каждый должен исполнить данность…

Последним по стене карабкался человек, чье лицо показалось знакомым. Священник не пытался вспомнить его. Ему было радостно чувствовать этих людей рядом. Он знал, что их связывает нечто большее, чем единомыслие и стремление помочь друг другу.

Они стояли на вершине стены и смотрели вверх. Там, в бездонном сиреневом свете разворачивалось удивительное … Стремительные потоки силы водопадом низвергались на них, и тот, у которого светилось тело, распахнул свои руки навстречу. Сияние вошло в него, а потом и в остальных. Они почувствовали, как тела наполняются могучей и радостной силой…

Счастье казалось беспредельным, оно заполнило все пространство бытия, и четверка, стоявшая на верхушке стены, растворилась в нем. Счастье от жизни, счастье от соединения, долгожданного и наконец свершившегося… Они слушали силу, пульсировавшую в телах и в душах, они радовались слиянию с бесконечным, живым, трепетным, любящим их…

Видение исчезло также внезапно, как и началось. Отец Никодим стоял перед иконой Богородицы в храме и с удивлением осматривался. Он только что побывал в ином мире, где все было понятно. Он еще чувствовал на своем лице сполохи сиреневого света, жил переливами силы в теле, он был одним из той четверки и всеми сразу. Но он уже снова стал настоятелем храма, священником из маленького прихода, в котором творилось неладное.

Свечи перед иконой догорали и в их мечущемся пламени отцу Никодиму почудилось, что на него внимательно смотрят скорбные глаза древней иконы. Он попытался сердцем прочитать молитву, но не вязалось… В голове стало пусто, а потом возникло желание уйти из храма. Он вышел на крыльцо церкви и в лунном свете увидел, что по периметру церковной ограды, обращенной к загородным лугам, колеблется густая, кисельная тень. Спустившись с крыльца, он решительно пошел к ограде и почувствовал леденящий страх. Неживой холод проникал в тело, наполнял его ужасом и толкал обратно. Тело вопило: «Беги, спасайся!» А внутри вдруг ожил голос: «Позови их, обопрись на их силу…»

Мысленно отец Никодим воззвал к своим неведомым друзьям. Он просил у них помощи…, и она пришла. Сзади возник огромный, в человеческий рост оранжевый эллипс, из глубины которого истекал нежный свет. Сияние усилилось и отец Никодим пропустил сквозь себя волны силы. Это напоминало ветер, обдувающий человека сзади. Он мысленно положил крест размером во весь сияющий эллипс и поток силы стал мощнее. Эллипс надвинулся на священника и втянул его в себя. И когда он входил внутрь, появилось чувство, что он проходит сквозь ворота в другой мир. Обостренные чувства раскрыли перед его мысленным взором удивительную картину. От эллипса в бесконечность конусом расходилось пространство света. Оно напоминало расширяющуюся в бесконечность воронку. И оттуда, из непостижимых глубин шел мощный поток силы. А те, с кем он недавно стоял на вершине стены, едва заметными силуэтами угадывались в глубине потока.

Отец Никодим закрыл глаза. То, что он испытывал сейчас невозможно было описать какими-то словами. Наверное, это и было состояние Благодати, снизошедшей на священника. Ветер силы пронизывал его, со всех сторон обдувал дыханием жизни. Из внутреннего пространства эллипса появился сверкающий крест. Он стремительно увеличивался в размерах, стал выше человеческого роста, достиг высоты березы… Потом вспыхнул ослепительным сиянием, словно импульсом выбросил из себя мощный поток… Из черноты за оградой раздалось шипение, как будто клубок змей пищал от боли. Тьма лопнула и начала расслаиваться. Сквозь кисельно липкую тень прорвались лучи света и не осталось больше единого фронта черноты. Она разрозненными клубками покатилась по полю к дальнему черному лесу. Жуткий, леденящий вой повис в лунном небе и резко оборвался. Все стихло, чернота за церковной оградой исчезла, мятный лунный свет заливал двор, добавляя зелени в белизну храма, зачернил березу и дрожащими лучами проник сквозь листву на могилы прежних священников. Исчез и сияющий эллипс позади настоятеля, растворился огромный сверкающий крест. Все замерло… Мирная тихая ночь опустилась на Ойю. Отец Никодим почувствовал облегчение. Словно сбросил груз со своих плеч. Он твердо знал, что победил. Он одолел нечисть, что наступала на городок. Странное это было состояние: облегчение, чувство исполненного долга, и усталость, свинцом заполнившая тело. Превозмогая себя, он поднялся по ступеням храма и вошел внутрь. Перед образом Богородицы все еще теплился огонек догорающей свечи. Когда отец Никодим упал перед иконой на колени, ему показалось, что в глазах Божьей матери появилось что-то новое. И он понял – не было больше скорби в ее взгляде…

Мир за порогом…

Димка наконец-то пришел в себя. Он открыл глаза и долго непонимающе смотрел на девчонок. Потом, наконец, понял, кто рядом и слабо улыбнулся.

– Девочки… Я дома, да?

– Дома, Димочка, ты только не расстраивайся. Скажи, что случилось с вами?

В этот момент его глаза наткнулись на Лену в ее странном наряде. Он судорожно вытянулся, глаза снова закрылись, и он забормотал что-то на непонятном языке. Потом затих. Девчонки зашипели на Лену.

– Видишь, он тебя боится, уйди… Он что– вспомнил, а ты помешала…

Но Димка снова открыл глаза и начал искать взглядом Лену. Когда увидел, то заговорил с ней, произнося странные, непонятные слова. Он спрашивал ее о чем-то и ждал ответ…

– Димочка, ты не узнаешь меня? Это же я, Лена, – ласково зашептала она, наклонившись к нему. Димка удивленно смотрел на нее и, казалось, не узнавал. Но вот до него дошло, он что-то сообразил и прошептал в ответ по-русски:

– Ленка, я уж думал больше никогда вас не увижу…

– Димочка, что с вами случилось, где все, мальчишки наши? Ведь никто, кроме тебя не вернулся…

Димка тяжело вздохнул и попросил:

– Дайте поесть чего-нибудь… Там на одной хлебной траве держались, еле ноги таскали…

Девчонки сообразили, что сейчас от него ничего не добиться и лучше всего подождать. Одна маленькая Катя паниковала:

– Дима, а нам здесь не опасно оставаться, а вдруг с нами что случится?

– Здесь не опасно… К избе не ходите, а здесь продержимся…

Пока он ел консервы прямо из банки, девчонки подкинули сухих веток в огонь, заварили чай и теперь смотрели на Димку со страхом и любопытством. Они понимали, что услышат, быть может, страшное, ждали известий и боялись их. Древняя женская сущность проснулась, и они готовы были пойти за мужчинами в долгий опасный путь, но их никто и никуда не звал. Когда Димка насытился и снова упал на травяную подстилку, девчонки не выдержали:

– А теперь рассказывай! Мы извелись тут совсем… Что с вами случилось?

Худо дело, девоньки… В таком переплете мы оказались… Помните, когда гость наш говорил, что мы сидим на колдовском месте?

Девчонки только кивали и завороженно смотрели на Димку. Тот устроился поудобнее и начал рассказывать:

– Этого нашего гостя все зовут Странник. Мы вместе с ним подошли к избе, и он снова спросил, все ли твердо решили сходить в гости к лесным людям. Мы ответили, что сомневающихся нет, и тогда он шагнул в избушку. Просто перешагнул порог и пропал. Ну, мы-то решили, что он скрылся в темноте, лунного света не хватало, чтобы высветить внутренность избы. И пошли следом за ним внутрь…

Когда я перешагнул порог, то сначала что-то мигнуло, а потом в нос ударило запахом странным, и я на мгновение ослеп. А когда снова начал видеть, то ничего не понял. Мы стояли в большом зале. Сквозь переплеты окон светила луна, за стенами шелестел лес. Мы даже удивиться не успели переменам. Странник открыл дверь наружу и позвал нас за собой. Мы – бараны! Ничего не думали, потопали, как замороченные. Да так и было. Это уж я потом понял, что на нас морок напустили…