banner banner banner
Холостяцкие откровения
Холостяцкие откровения
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Холостяцкие откровения

скачать книгу бесплатно


– Да что ты, что ты, – принялся успокаивать ее Игорь, – мне все здесь очень нравится, только не хочется опаздывать в училище.

– И я тебе нравлюсь? – напрямую полюбопытствовала Марина.

– Конечно, – добродушно ответил парень.

– А чем докажешь? – Она с таким темпераментом и азартом пронзила его взглядом, что он невольно отвел свои глаза в сторону.

– Да я-я не-е знаю, – попытался уйти от конкретного вопроса Драйзеров, – разве слова недостаточно?

– Недостаточно, – твердо стояла на своем Марина, – позволь тогда мне решить, как убедиться в твоей искренности. И учти, курсант, – она была явно в ударе, щеки ее пылали, очи тоже горели бесноватым огоньком, а командирский голос так чеканил слова, будто выбивалась дробь строевого шага, – я прощаю твою неловкость, неучтивость, угловатость поведения по отношению ко мне, к даме, только потому, что ты еще очень молод и глуп, надеюсь также, что это не пожизненно.

Игорь, слегка ошалев, обидевшись от такого необычного поворота речи, попытался было встать под видом удаления к месту общего пользования, но она, крепко ухватив его за локоть, скомандовала: – Спокойно, сидеть! – И уже более ласково и нежно добавила:

– А теперь проверим тебя на тест, насколько ты умеешь держать слово. – Марина поставила перед ним стакан и наполнила его до краев водкой. – Если выпьешь до дна, поверю тебе, доказательство искренности будет налицо, а нет – значит, хилым, гнилым ты окажешься.

– Но.., – Игорь хотел было возразить, но она не позволила ему докончить:

– Никаких "но", милый друг, сегодня мой день, сегодня все мои желания должны исполняться. Не ты ли, кстати, не так давно желал мне счастья. Вот, будь любезен, на деле докажи, как ты способен осчастливить женщину.

Аргумент был убийствен, и Драйзерову не оставалось ничего другого, как взять в руку стакан и медленно, но верно опрокинуть его в себя, тем самым удовлетворив прихоть этой не на шутку разошедшейся красивой женщины.

– Умничка. А теперь на брудершафт. – Игорь не успел нормализовать дыхание от прежней солидной порции, как она плеснула себе и ему в стакан еще граммов по тридцать. – Ну же, дорогой, ну же, – торопила она его, как бы опасаясь, чтобы не передумал.

Драйзеров выпил и эту долю, после чего она недвусмысленно придвинулась к нему как можно плотней:

– Что ж ты медлишь, кавалер, а может, брезгуешь?

Жар ее горячих, мягких губ, ощущение упругой, рвущейся наружу груди окончательно затуманили голову бедному парню.

Жанна, заметив сей пассаж, выбрала подходящий момент, чтобы отвести именинницу в сторону и сделать ей наставления:

– Ты что позволяешь себе, подруга?! Не порть мне, пожалуйста, дядюшку. Он, к твоему сведению, еще мальчик, а ты ведешь себя с ним, как весьма развратная дама.

– Нотации будешь у себя дома читать, – незлобно парировала Марина, – а сегодня я хочу, чтобы он был мой, понимаешь, мой. Наш бабий век такой короткий, а мы все чего-то ищем, ищем и в результате остаемся, как старухи у разбитого корыта. Да, собственно, я уже, наверное, и есть старуха – двадцать восемь как-никак. Так пусть же счастье будет хоть призрачным, мимолетным… На один день… На одну ноченьку… Он такой хороший, милый. Мне почему-то всегда ужасно не везло на мужиков: все попадались какие-то прохиндеи, норовили только себя потешить, ублажить, а на меня им, собственно, было наплевать. – По щеке Марины покатилась крупная слеза, но именинница, быстро справившись с этой секундной слабостью, перехватила слезу платочком и, изобразив подобие улыбки, продолжила:

– Не гневись на меня ради Бога, Жанночка. Да, я, быть может, сильно пьяна, грешна, но, поверь, не от злого умысла хочу совратить твоего Игоря. По душе он мне пришелся, люб. Глядишь, может, и я стану чище и добрей, побыв с ним. Ну что, дорогая, поделаешь, если на каждого парня у нас в стране десять девчат. А на хорошего – ку-у-да больше. Хорошие, они ведь все по тюрьмам да на войнах погибают. А кто уцелел – к рукам быстро прибирают. Вот и приходится нам, опоздавшим, довольствоваться всякой дрянью.

– Ладно уж, – сдалась подобревшая Жанна, – оставляю его тебе. Только смотри: головой за него отвечаешь. А с училищем мы этот вопрос с папочкой как-нибудь утрясем. Предупредим по телефону, что Игорь остается у нас в связи.., скажем.., с вывихом ноги… Шел, мол, к нам и по дороге неудачно оступился, так что пока на выходные побудет у нас… В общем, придумаем что-нибудь. Но ты все же, пожалуйста, будь осторожна с ним, не "залети" смотри, а то пойдут потом разборки.

– Дурочка, – столь же незлобно отреагировала Марина, – неужто я враг себе и твоему семейству. Не волнуйся, все у нас с ним получится славно. Однако пора вернуться к гостям, чтобы они нас не потеряли.

Без главного виновника торжества публика уже действительно заскучала, поэтому ее предложение прозвучало как нельзя кстати:

– Ну что, дорогие, не пора ли нам организовать танцы?

– Пора, пора, – дружно поддержали гости.

Стол тут же задвинули в угол. Марина включила проигрыватель, поставила вальс и, торжественно произнеся: "Дамы приглашают кавалеров," элегантно протянула руку Игорю, увлекая его на середину комнаты. Девушки, последуя ее примеру, тоже быстро разобрались по парам: кто – в роли кавалера, а кто – дамы. Захмелевший Драйзеров переминался с ноги на ногу, как неповоротливый увалень, не зная, что предпринять.

– Танцуй же, танцуй, – подбадривала его Марина, – не топчись на месте.

– Я не умею, – откровенно признался курсант, – не научил никто.

– Ах, горе ты луковое, – сокрушенно, с иронией закачала головой именинница, – что ж мне делать с тобой, неученым таким?! Ну давай будем учиться, пока я жива… Эту ножку ставь сюда, эту сюда… Так… Поворот… Не останавливайся… Крутимся, крутимся, крутимся… Ну вот, вроде немножко получается… Однако, этот противный свет режет мне глаза. Милый, выключи, пожалуйста.

Слегка пошатываясь, Драйзеров подошел к выключателю, и комната погрузилась в темноту, и лишь светящаяся точка граммофона не позволяла назвать ее, темноту, сплошной.

Вальс сменили на пластинку с фокстротом. И вновь Марина взяла инициативу в свои руки, давая уроки послушному ученику. Внезапно она крепко прижалась к нему и, обдав его уста горячим дыханием, промолвила тихо:

– А не поменять ли нам тему занятий, мой сладкий?

– В каком смысле? – не сразу понял Драйзеров.

– Я утомилась и хотела бы прилечь. Составь мне, пожалуйста, компанию.

– Да, но.., – Марина решительно прикрыла ему рот своей ладошкой:

– Опять ты кого-то словно запрягаешь. И почему ты такой нудный, Игорек?! Мы же вроде договорились, что ты мне сегодня пожелал счастья, так будь же, черт тебя подери, джентльменом до конца, не понуждай разочароваться в твоих способностях… А насчет училища не беспокойся, мы с Жанной переговорили, она все уладит… Или, может, ты просто не хочешь быть со мной, – в голосе именинницы зазвучали тревожные и вместе с тем требовательные нотки, – не хочешь?! Тогда можешь быть свободен, я тебя не держу.

В который раз ошарашенный Игорь стоял на месте, не в силах что-либо ответить и предпринять. Расценив это как согласие остаться, она принялась увлекать его в другую комнату, и он столь же послушно, как телок, последовал за ней в предчувствии какого-то необычного, страстно влекущего блаженства.

– А сюда никто не зайдет? – еще что-то соображая, поинтересовался курсант, стаскивая с себя сапоги.

– Никто, мой милый, никто, – ее горячие поцелуи сводили его с ума и перед тем, как окончательно потерять голову, он успел задать последний вопрос из области рационального мироощущения:

– Так ты что, одна живешь?

– Нет, с родителями, но сейчас они на даче, так что не волнуйся…

20.

Он уже не слышал, как захлопнулась в прихожей дверь: гости разошлись по домам, разумеется, по-английски, не простившись, полагая справедливо, что счастье дороже этикета. И ни о чем не думал, наслаждаясь ее ласками и одаривая ее тем же…

Когда он проснулся, Марина уже хлопотала на кухне. Заглянув в комнату, она весело улыбнулась:

– Ну как, дорогой, тебе спалось на новом месте?

– Прекрасно, – Игорь чувствовал себя неловко и не мог открыто смотреть ей в глаза.

– Там я сварила какао, кофе, извини, нет. Ты любишь с молоком или без?

– Сгущенное молоко очень люблю, – как ребенок, признался Драйзеров.

Через пару минут она принесла ему кружку с горячим напитком, от которого исходил приятный аромат, и глубокое блюдечко, до краев наполненное его любимым сгущенным молоком…

– Спасибо, Мариночка, большое, – поблагодарил курсант, с удовольствием проглотив и то, и другое. – Вчера я, кажется, перебрал, поэтому давление немножко подскочило.

– Оно у тебя не от этого подскочило? – с намеком заметила Марина.

– От чего же?

– От любви, – констатировала она, обвивая его шею руками и награждая за бурную, полную впечатлений и страстей ноченьку затяжным поцелуем в губы.

– Ты думаешь?

– Уверена.

– А ты знаешь, у меня вообще склонность к повышенному давлению, – вдруг стал развивать эту неуместную мысль Игорь, – перед медкомиссией, когда поступал в училище, выпил, наверное, с десяток бутылок кефира, который мне очень помог. Со ста семидесяти согнал до сто тридцати. Это меня и спасло, а так бы забраковать могли.

– И тогда, конечно, мы вряд ли с тобой бы увиделись, – философски изрекла Марина, как бы возвращая его в русло разговора, интересующего их обоих. – Ты хоть изредка будешь ко мне наведываться?

– Не знаю, – выдавил из себя Драйзеров, – как получится. – Он не мог ее обманывать, поэтому густо покраснел.

– Ты не стесняйся, – тоном прекрасно все понимающего человека заметила Марина, – захочешь прийти – приходи, буду рада тебя видеть.

– Видишь ли, – замялся Игорь, ему было мучительно трудно раскрыть ей свою, как ему казалось, сердечную тайну, – ты очень красивая, добрая.., мне было просто замечательно с тобой. Я получил огромное удовольствие, наслаждение, но… Я уже давно люблю одну девушку, которая…

– Я знаю, – спокойно сказала Марина, прервав его на полуфразе.

– Как? – Лицо Игоря вытянулось от удивления. – Откуда ты могла это знать? Тебе кто-то рассказал?.. Но кто?

– Да успокойся, голубчик, – Марина тепло взглянула на парня, – никто мне о тебе ничего не рассказывал, просто ночью иногда ты называл меня Тамарой, Томочкой. Вот и весь секрет.

– Неужели так и называл?!

Она вновь утвердительно кивнула головой.

– Вот это я дал, отчебучил, – сокрушался Игорь, – прости, Марина, не обижайся на меня.

– Глупенький, мне не за что на тебя обижаться, и извинения в данном случае неуместны. Все естественно, и я прекрасно тебя понимаю.

– И даже после того, что ты узнала, ты согласна со мной встречаться? – Игорь даже привстал с кровати, настолько невероятным казалось ему спокойное отношение этой красивой женщины к выстраданному им признанию.

– А почему бы нет, сладенький мой. Я же не в жены к тебе набиваюсь. Люби себе, пожалуйста, на здоровье свою Тому, но и меня, прошу, не забывай.

– Да нет, Марина, ты что-то не то говоришь… Или ты притворяешься, или я в бредовом состоянии нахожусь – не пойму.

– Да что тут непонятного, дурачок ты безнадежный, – с любовью пожурила Марина, – тяжело мне без мужика, а с кем попало тоже не хочется. Вот и положила глаз на тебя, ненаглядный мой. – Она вновь, зажмурившись, кошечкой прильнула к нему, пытаясь поцеловать, но он мягко отвел ее в сторону.

– Подожди.

– Ну что еще! – уже в сердцах воскликнула Марина. Его болезненное самокопание начинало ее раздражать.

– Так тебе действительно все равно, кого я люблю?

– Ну а если я скажу, что нет, дорогой, не все равно: хочу, чтобы ты любил только меня одну, одну и больше никого, от этого что-то изменится, ты, очертя голову, бросишься в мои объятья и забудешь свою пассию?! Конечно же, нет. Поэтому к чему мудрить, зачем лукавить? Надо принимать жизнь таковой, какая она есть на самом деле, а не сооружать воздушные замки.

Он лихорадочно переваривал сказанное, пытаясь постичь истину любви. Да, умом он понимал эту женщину и мысленно с ней соглашался, но сердце, еще не испорченное, пылкое, чуткое его сердце, сопротивлялось, не желало разделять подобную точку зрения.

И тем не менее он еще два раза встречался с Мариной, познавая необузданную, чувственную страсть, прежде чем окончательно и бесповоротно решил поставить здесь точку и во всем признаться Тамаре, покаяться перед ней. Поразительно, невероятно, милостивые дамы и господа, но прервать знакомство с Мариной ему стоило гораздо больших внутренних усилий, мучений, нежели исповедаться в содеянных грехах перед любимой. Конечно, будь он поопытней, попрактичней в такого рода делах, то, наверное, никогда бы не сознался одной, тем более очень и очень любимой, в том, что, продолжая ее любить, обладал другой, хотя и физическая близость, не подтвержденная сердечным позывом, как бы и не рассматривается как измена. Но девятнадцатилетний Драйзеров был настолько наивен и благороден, что искренне верил в это же самое благородство любимой. В принципе, его чистосердечные намерения вполне бы были понятны и оправданы, если бы любимая была еще и столь же горячо любящей: ведь если любишь, то и прощаешь, на многое закрываешь глаза. Но чувства Тамары по отношению к Игорю на тот период были настолько хрупки, непрочны, что готовы были в любой момент раствориться, исчезнуть, как туман, который так похож на мираж, обман. И исповедь Драйзерова явно тому поспособствовала. В ответ она написала ему такое гневное письмо, что Игорь потом еще долго-долго не мог прийти в себя, горько сожалея и раскаиваясь в том, что стал виновником происшедшей катастрофы. В отличие от Марины, она заявляла, что каждая женщина в этом мире мечтает и желает быть исключительной в глазах своего рыцаря; он же, по ее мнению, оказался таким же подлецом, как и предыдущий ее друг, которого она очень любила. На словах, мол, все вы – мастера заливать, обещать, а на деле, на поверку – ничтожества. В общем, она настоятельно просила, даже требовала забыть ее и больше не беспокоить. Но он все-таки вновь и вновь предпринимал попытки возобновить с нею связь, посылая одно письмо за другим и взывая к ее доброте и милосердию. Напрасно, тщетны были его страдания. Лишь еще несколько поздравительных открыток получил он от Тамары, в которых весьма скупо, сухо, в нескольких строчках напоминала она о себе, как бы отдавая дань его слезным заверениям, мольбам.

21.

Справедливо говорят, что одна беда не ходит. В ту злосчастную ночь, когда Игорь заступил в наряд, караул, ему было ужасно плохо на душе: личная жизнь совершенно не клеилась. На помощь пришел Витек, товарищ, тоже заступивший на службу: выпей, мол, и все пройдет, как раз и компанию составишь… В общем, заправились они и другие часовые тогда капитально, и надо же было так случиться, что поздно ночью, в разгар самого сна, прибыл проверить караульную службу сам начальник училища. За два года учебы подобный ночной визит высокого начальства на памяти насмерть перепуганных курсантов был в первый раз и – не в бровь, а в глаз. Уже потом прояснилась причина сего внезапного посещения, но об этом чуть позже. Нетрудно догадаться, какую реакцию у генерала вызвала полусонная, полупьяная компания под ружьем. Разумеется, всех, включая начальника караула, тут же с наряда сняли и заменили на трезвых. Бедолаги, включая и Драйзерова, которому, безусловно, вряд ли уже чем-то мог помочь влиятельный родственник, мысленно попрощались с училищем и лишь молили Бога, чтобы вопрос об их отчислении не принял более крутой оборот: ведь, по идее, грубо нарушив Устав – свод армейских законов, они заслуживали сурового наказания, вплоть до вынесения приговора трибуналом. Да, уважаемые, в армии тогда был железный порядок, и все, начиная от рядового и кончая маршалом, старались неукоснительно его соблюдать. То, что случилось в училище (наряд оказался абсолютно не боеспособным), и другие подобные ситуации расценивались как ЧП, и к виновникам принимались жесточайшие меры, чтобы впредь никому не повадно было. Во многом, благодаря заслуженному авторитету всеобщего любимца Георгия Константиновича Жукова, тогдашнего Министра обороны страны, сохранялся в армии боевой настрой, дух, и была эта самая железная дисциплина, без которой, собственно, и невозможно представить вооруженные силы. И без которой не выиграли бы вторую мировую войну. Ведь что бы там ни заявляли наши прошлые и нынешние союзники, партнеры по жизни, именно Красной Армии выпало на тяжкую долю в ожесточенных боях не только остановить врага, но и погнать его назад, освобождая земли нынешних независимых государств. Об этом, господа, забывать не стоит.

Только событие особой, государственной важности помогло тогда ребятам избежать наказания. Дело в том, что как раз в ту ночь во все воинские подразделения поступило шифрованное донесение о том, что в Венгрии, где дислоцировались советские части, произошел вооруженный мятеж. Всем войскам надлежало быть приведенными в полную боевую готовность. Потому-то тогда и прибыл срочно в училище сам начальник. Пока в верхах дружественных стран велись переговоры о мирном урегулировании конфликта, войска Прикарпатского военного округа подтягивались к границе, готовые в любую минуту перейти ее и совершить марш-бросок. Вскоре по тревоге были подняты и курсанты Житомирского училища. Они уже знали, куда им предстоит командировка. Мирные переговоры не увенчались успехом, а посему в дело была пущена армия – как надежный и испытанный аргумент в разрешении весьма запутанных и далеко зашедших вопросов.

Курсантов, как десантников, усадили на танки и – вперед! Еще накануне отправки до будущих офицеров дошли, долетели недобрые, грозные слухи о происходящем в Венгрии.

– Ты смотри, что задумали, – сообщал один другому, – хотят расторгнуть Варшавский военный Договор и выйти из социалистического блока…

– Да, видно, неймется фашистским недобиткам-мадьярам, усташам, хотят взять реванш за поражение во второй мировой.

– Говорят, такие зверства учинили в наших военных городках. Врывались в жилища, стаскивали сонных с кровати, издевались и убивали. Не щадили даже детей: головой – об стенку или разрывали на части… Сволочи, садисты…

С таким вот идейным багажом и с твердой верой в свое правое дело мчались на танках советские солдаты, курсанты и офицеры. И их, право, нельзя осуждать: они выполняли приказ, к тому же в памяти более старшего поколения еще свежи были воспоминания о минувших годах недалекой кошмарной войны, в которой на стороне главного ее инициатора – германского фашизма активно выступали и австро-венгерские формирования. Уступать же в период холодной войны за здорово живешь кровью и потом завоеванные в честном бою позиции никто не собирался. Вопрос "Кто кого?" тогда был чрезвычайно актуален. Правители буржуазно-демократических стран, так рьяно якобы отстаивающих права человека и вовсю раструбивших о "советской интервенции", почему-то скромно умалчивали о захватнической в то время политике Франции и Англии в Алжире и Египте, о недавних "выяснениях отношений" Америки с Кореей. Так уж, видно, устроена психология стороннего, но заинтересованного наблюдателя: видеть соринку в чужом глазу и не замечать бревна в собственном.

Несколько суток в составе резервных подразделений курсанты провели на границе СССР в боевой готовности. Но им, к счастью, так и не довелось понюхать пороху, поскольку мобильные войска первого эшелона под командованием боевого, легендарного полководца, маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева, сломили сопротивление оппозиции за считанные часы. Сохраняя выдержку, самообладание, входили наши части в города Венгрии, по возможности стараясь не стрелять. Но разъяренные, опьяненные сиюминутным успехом горе-повстанцы, словно те моськи, лающие на слонов, активно выказывали свою агрессию: забрасывали танки бутылками с зажигательной смесью, выкрикивали непристойности, на пятиконечных звездах рисовали фашистские свастики, провоцируя на серьезные столкновения. Не обошлось, конечно, без потерь с той и с другой стороны, но, слава Богу, конфликт удалось погасить в весьма короткие сроки.

Теперь, как известно, Варшавский Договор, увы, приказал долго жить, как и расстались, разбежались по своим углам по воле бездарных политиков страны социалистической ориентации. Блок же НАТО, в противовес которому, кстати, и был заключен вышеназванный Договор, не только не распался, но и с завидным упорством продвигается на восток, ближе к России, стремясь заглотить в себя все новых и новых членов. Когда нарушается разумный баланс политических сил на планете, что, господа, происходит?..[1 -

24 марта 1999 года, еще до выхода нашего романа в свет, "миротворческий" альянс, начиненный смертоносными "сюрпризами", присвоив себе функции всенародного воспитателя, обрушился возросшей своей мощью на неколенопреклоненную Югославию. Вновь на Балканах, как и в начале века, запылало зловещее пламя разгорающейся войны. Печальный кольцевой образ для двадцатого столетия, не правда ли, друзья?.. И не эту ли трагедию имел в виду знаменитый провидец Нострадамус, еще в веке предсказавший большую угрозу для существования человечества в 1999 году?!. (Прим. автора)]* Вот именно, возникает иллюзия в горячих умах, соблазн мирового господства. Что и приводит в конце концов к великим потрясениям – на потеху правителям и на горе простым людям, коим отводится трагическая роль пушечного мяса. Руководителей-государей, не видящих дальше своего носа, не защищающих, не отстаивающих интересы своего народа и не просчитывающих предоставленную им Богом и народом партию на много ходов вперед, обычно называют временщиками. Только людям, опять же, от этого не легче: им хочется жить в мире, достатке и согласии сегодня и навсегда, а не терпеть муки неизвестно за что и как долго.

Ну вот, сказав все, что мы о них, великих (в смысле высоко сидящих) мира сего, думаем, можно со спокойной совестью вернуться к нашим героям… В декабре 1957 года новоиспеченный лейтенант Драйзеров покидал солнечную Украину, чтобы проходить дальнейшую службу на суровом Урале. Как ни странно, но именно он сам (такую возможность ему предоставили) выбрал глубинку России – Уральский военный округ. Хотелось побыстрей с головой уйти в службу, познать неизведанную даль, уносящую его от нерешенных личных проблем. Но там, естественно, поджидали его новые проблемы, новые головоломки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

22.

Семейные неурядицы у супругов Драйзеровых стали происходить чуть ли не сразу после их свадьбы, хотя, казалось бы, что им делить?.. Продав подаренный Игорю трофейный великолепный немецкий аккордеон, они купили полутораспальную железную кровать – первый предмет их еще не существовавшей совместной мебели. Пару табуреток и тумбочку на время Игорь позаимствовал из солдатской казармы. Вот, собственно, с этого и начиналась их бытовая, семейная жизнь. Но капризы женщин известно какие: то денег не хватает, то муж недостаточно внимателен, то выйти в свет некогда, то еду не из чего приготовить… В общем, ссоры то периодически возникали, то потухали, но тем не менее жизнь продолжалась. Но был один человечек по имени Славик, который как бы объединял и примирял в трудную минуту маму с папой. Причем не только фигурально, но и вполне конкретно.

Случались дни, когда до зарплаты оставалась неделя или более, а лейтенантский кошелек уже был пуст. В ожидании зарплаты приходилось поститься, перебиваясь легкими элементарными продуктами – хлебом, крупами и т.д. В один из таких напряженных периодов затягивания поясов Славик слонялся по улице, как вдруг его внимание привлекло следующее. У солдата, несшего на плече объемистую коробку, выпала сзади и покатилась по дорожке крупная жестяная баночка. Стоял яркий, погожий день, и солнечные зайчики, словно поддразнивая мальчугана, прыгали ему в глаза. Славик, разумеется, тут же сорвался с места и побежал за банкой. Солдат даже не обернулся, видимо, потери он не ощутил. Мальчик же, спрятав находку за пазуху, счастливый и довольный помчался домой. И, судя по хмурым выражениям лиц родителей, подоспел он вовремя. Был обед, и Лена накладывала в тарелку Игорю вареный картофель без подливки.

– А что, – с грустью в голосе поинтересовался Игорь, заранее зная ответ, – больше ничего нет?

– Как видишь.

– Ну хоть бы лук поджарила.

– Там всего пару головок осталось на суп.

– Неужели так быстро все поели?

– Нет, кое-что запрятала, – съехидничала Лена и добавила отрешенно, – просто не знаю, как дотянуть до получки. Все запасы, как ветром сдуло.

– А вот и не все! – Славик подошел к столу и вытащил из-за пазухи банку.

Родители переглянулись многозначительно, а затем последовал естественный в такой ситуации вопрос: