banner banner banner
Холостяцкие откровения
Холостяцкие откровения
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Холостяцкие откровения

скачать книгу бесплатно


Домой два одноклассника возвращались молча и без всякой охоты: один мучился от того, что придется ему, помимо собственной воли, заложить, сдать закадычного друга; другой – от предстоящих объяснений с родителями. Надо, конечно, отдать должное их терпению и выдержке: прекрасно сознавая свою обреченность, они не лезли друг другу в душу, не паниковали, не выклянчивали пощады, прощения, стараясь как-то выкрутиться. Ребята родились почти в один и тот же день (Игорь девятого, а Коля седьмого сентября), и тот, и другой рос в многодетной семье, сполна хлебая лиха, и шкодничали нередко вместе, поэтому хорошо понимали друг друга. Кстати, впоследствии их дружба сохранилась на долгие годы, несмотря на разделявшее их расстояние в тысячу и более верст. Регулярно обменивались короткими весточками о себе, а при встрече, когда Игорь приезжал в отпуск на родину, заключали друг друга в крепкие объятия, делились впечатлениями о прожитом. И непременно, уже с иронией, вспоминали далекий сорок пятый, памятный для них, бывших пацанов, не столько счастливым для всех Днем Победы, сколько вышеизложенным драматическим эпизодом.

Всыпал тогда, конечно, отец Игорю ремнем по первое число. И в угол коленками на горох поставил до отбоя, то есть до той поры, когда надо было идти спать. Ох, и неприятное ж это занятие, доложу я вам, господа, голыми коленками на сушеном горохе стоять. От щемящей боли хотелось стонать и плакать, но Игорек терпел, до крови прикусив губу.

В другой раз, когда Игорь был уже постарше, Семен Филиппович учинил ему такую взбучку, причем не ремнем, а конскими вожжами, что бедный малый потом целую неделю ни сесть спокойно, ни лечь на спину не мог – так саднило. Причиной этой расправы послужила жалоба родительницы одного парнишки, которому Игорек в драке случайно попал камнем в голову, после чего пришлось делать перевязку.

Жалостливая, сердешная Ксения Савовна пыталась было спасти сына от жестокого наказания, отговорить мужа, но тот, пронзив ее молнией свирепых глаз, положил конец этим либеральным поползновениям:

– Цыц, женщина! Не вмешивайся, куда тебе не пристало, а то тоже получишь. Он должен твердо уяснить, что всякое зло порождает зло. Провинился – будь любезен отвечать. Я его породил, я его и побью, на путь истинный наставлю. Потом еще спасибо мне скажет, когда вырастет.

И ведь как в воду смотрел Семен Филиппович. По прошествии многих лет Игорь с благодарностью вспоминал отцовские методы воспитания: лупил, мол, и правильно делал, всю дурь из головы выбивал, чтобы не хулиганом и оболтусом каким-нибудь вырос, а настоящим человеком. Правда, таким уверенным и твердым Игорь был лишь на словах – к собственному же сыну, Славику, он старался не применять подобных методов, ограничиваясь серьезным, мужским разговором, который нередко проходил на весьма повышенных тонах, и чувствовалось, требовалось ему больших усилий над собой, чтобы не прибегнуть к старым, испытанным методам. Видимо, впечатлительность, доброта и мягкость, унаследованные им от матушки, превалировали все же над батиной жесткостью.

16.

Застенчивость, которая тоже была свойственна характеру Игоря, длительное время не позволяла ему не то, чтобы познать большую и настоящую любовь, а хотя бы даже познакомиться с девушкой. И тут вновь на себя взял инициативу властный и не терпящий возражений отец, за которого в свое время не по любви, а по сговору родственников выдали Ксению, и который, видимо, решил повторить собственную судьбу уже на примере младшего послушного сына.

Тогда, правда, в семнадцатом, когда свадьбу играли Семен с Ксенией, само время было заговорщическое, революция шагала по стране и требовала незамедлительных, решительных действий. Как раз в день их гуляний прокатилась по местечку волна экспроприации мелких и крупных лавочников. Лихие, хмельные представители неимущего люда растаскивали по своим углам захваченное добро, и один чудак, проносясь на груженой телеге мимо свадебной процессии, вдруг остановился и презентовал молодоженам целый ящик отменной горилки.

– Живите счастливо, – пожелал чудак, – и выпейте за здоровье раба Божьего Филимона! – И погнал дальше свою телегу, упиваясь внезапно свалившейся на его голову свободой. А растроганные щедростью экспроприатора Филимона молодожены еще долго смотрели вслед уносящейся вдаль повозке, а потом весело, дружненько принялись употреблять в дело столь к месту и вовремя подвезенный подарок.

– Пора тебе, сынка, о будущем подумать, – завел Семен Филиппович серьезный разговор, когда Игорю исполнилось шестнадцать лет, и он пошел в десятый класс.

– Что вы имеете в виду, тату?

– Во-первых, в профессии тебе надо твердо определиться, чтобы начать свою копеечку зарабатывать. Тут вот зять Иван, муж Нади, зовет тебя в Житомир, в военное училище поступать. Там он большая шишка: кафедрой какой-то заведует, так что, говорит, поспособствует, если что, конкурс успешно пройти. Ты, конечно, обмозгуй это дело, но думаю, оно стоящее, надо соглашаться, потому как счастье само, можно сказать, в руки идет… Ну так как, согласен? – выждав паузу, строго спросил отец.

– В общем, неплохо было бы, конечно, – искренне признался Игорь, – только вот, не знаю, сдам ли все экзамены, как надо.

– Ну вот и добре, порешили, – заметил довольный Семен Филиппович. – А насчет экзаменов ты, будь ласка, постарайся. Иван, разумеется, своего шурина в беде не оставит, поможет, но и ты головой поработай. Ты же у нас вроде головастый, да и не в кого тупым быть… Теперь вот еще что, – отец крякнул и повертел пальцами свой пшеничный ус. – Ты, сынка, не сегодня-завтра семьей своей должен обзаводиться.

– Да что вы, батя, – густо, подобно девице, покраснел Игорь, – рано еще.

– Тут главное не в сроке, – опять посуровел Семен Филиппович, – а в правильном выборе. Ты, я смотрю, в этом деле совсем не силен, не то, что Леонид, братец твой гулящий. Не успел в армию уйти, а уже Маньку запузатил. Так еще носом теперь воротит: не нравится, мол, характерами не подходим, разводиться буду. Чувствую, не выйдет из этого паршивца толка. Поэтому не хотелось бы, чтобы ты пошел по его непутевым, блудным стопам.

– И что же вы предлагаете, тату? – напряженный весь поинтересовался сын.

– Да вот, кажу, нет у тебя еще жизненного опыта в этом деле и, может, даже хорошо, что за юбками не гоняешься. Стало быть, надо прислушаться к мнению старших, – все вокруг да около, витиевато подбирался отец к изложению сути, – их опытом воспользоваться… В общем, сынка, подыскали мы тут с родными подходящую тебе, порядочную, хозяйственную невесту, которая в недалеком будущем может стать неплохой тебе жинкой.

– И кто же она? – все в таком же напряжении спросил Игорь.

– Маруся, дочка Михайленко Степана, что на консервном робыть. Очень приличная семья. Мама – врач-терапевт, сама Маруся на продавца учится. Они нам дальними-дальними родственниками приходятся. Она, конечно, немного полноватая и постарше тебя на полтора года, но, сам понимаешь, не это главное для надежной, совместной жизни.

Игорь визуально знал эту девушку, но никаких, в том числе и дружеских, отношений с ней не поддерживал и поэтому деликатно попытался уточнить:

– Мне трудно сказать сейчас что-либо определенное, я ведь даже не знаю, как она сама ко всему этому отнесется? И как вообще пришла идея – познакомить ее именно со мной?

– Не переживай, – коротко ответил батя, – она не против.

Знакомство состоялось на Пасху. Собрались семьями под предлогом празднования этого святого Дня. Маруся, конечно, была во всем нарядном, накануне простояла в очереди в дамский зал, и поэтому ее ухоженная головка представляла собой очень даже впечатляющее зрелище: химическая завивка тогда только-только входила в моду. Нельзя сказать, что Игорь пришел в неописуемый восторг от их помолвки, но и особо противиться тоже не желал: девушка была, в общем-то, неплохая, с покладистым характером. Они встречались несколько месяцев. Но далеко их отношения не заходили, ограничивались редкими поцелуями и разговорами на философские темы. Игорь мог часами обсуждать то или иное политическое событие, недавно происшедшее в мире, делиться впечатлениями о прочитанной книге, просмотренном кинофильме, а Маруся, в основном, молчала и завороженно его слушала. Ей нравилось слушать этого не по годам рассудительного, взрослого, серьезного человека, которого, к тому же, прочили ей в женихи. А его устраивало осознание собственного лидерства в их необычном дуэте. Вскоре подоспела пора – ехать поступать в Житомирское Краснознаменное зенитно-артиллерийское училище. Перед отъездом он пообещал Марусе:

– Я буду тебе писать, а ты будешь отвечать?

– Конечно, буду.

– И ждать меня будешь?

– А ты этого хочешь?

Игорь, не ожидавший столь прямого контрвопроса, слегка растерялся и, поколебавшись, ответил все же уклончиво:

– Кто же не хочет. Приятно, когда тебя не забывают и ждут.

Слово они свое сдержали: он писал, она отвечала и ждала. Но даже в письмах их отношения не переходили эту невидимую грань, дружеско-товарищескую, за которой люди обычно теряют голову от любви.

Впрочем, Маруся, успевшая привыкнуть к этому ученому, во многом не похожему на своих сверстников парню, попыталась было еще более к нему приблизиться, послав к его Дню семнадцатилетия (на момент поступления Игорю до семнадцати не хватало более месяца, и если бы не его протеже Иван Григорьевич Топытько, сумевший убедить приемную комиссию закрыть на это глаза, могли бы и не допустить до экзаменов) символическую почтовую открытку. На репродукции картины художницы В.А.Орловой были изображены двое милых, симпатичных молодых людей, которые в ожидании метро (название картины – "В московском метро"), сидя на скамейке, ведут приятную беседу. Собственно, если судить по шикарному букету в руках девушки, с любовью смотрящей на кавалера в погонах и в то же время внимательно слушающей его рассказ, они уже никого и ничего не ждут – здесь состоялось их свидание, и им безумно хорошо вдвоем. А на обратной стороне карточки после слов поздравления Маруся вывела свое сердечное пожелание: "Дорогой мой Игорь, как я хочу, чтобы мы были так же вместе, как эта пара. И я надеюсь, что мы будем вместе. Обязательно! Правда, Игорек?" Радоваться бы парню, что девка к нему так липнет. Другой бы на его месте, гуляка-повеса, любитель приключений, не преминул бы воспользоваться моментом. А он же еще более посерьезнел, задумался, как быть? С одной стороны, и девушку обижать не хотелось своим истинным признанием, а, с другой, и "лапшу вешать", обнадеживать тоже не мог…

17.

Он тайно обожал другую, и никакую больше. Вообще, надо признать, господа, он своим безупречным в молодости поведением явно бы озадачил американских ученых-эволюционистов, пришедших на исходе развращенного двадцатого века к сенсационному выводу: человек по сути своей не является существом моногамным, то есть неверность якобы записана в генетическом коде человека и наследуется в течение тысячелетий из поколения в поколение. А Бернард Шоу так вообще безапелляционно заявил, что, мол, мужчине, любящему на протяжении жизни всего одну женщину, надо бы обратиться в больницу или… повеситься. Вот так, уважаемые, не больше и не меньше, хороши же советы, последовать им – так одни беспутные гуляки останутся на земле. Вот Сатана-искуситель рад-то будет! А теперь, господа, предлагаю расслабиться и вместе с одним западным журналом совершить биографический экскурс с пикантными подробностями великих и известных мира сего, как бы подтверждающих вывод эволюционистов. Вызывает, правда, некое удивление, откуда могли взяться столь точные данные интимной жизни, но, как говорится, что дали, то и преподношу:

"Чингисхан (1155-1227). Имел пять жен и пятьсот любовниц. Свою жизнь закончил на ложе любви – заколотый побежденной им на поле боя тангутской королевой. Официальная причина смерти – несчастный случай: упал с лошади.

Джакомо Казанова (1725-1798). "Я еще не встречал ни одной женщины, которая смогла бы устоять передо мной." Итак, не устояли: сорок семь итальянок, девятнадцать француженок и восемь немок, а также (в качестве особой категории, без сносок на национальность) тридцать одна девственница. – Предвижу и предвосхищаю, господа, ваши сальные, скептические улыбки: вот вам, мол, и знаменитый распутник Казанова; оказывается, наяву он не такой уж и гигант по части дамского пола, наделали, так сказать, много шума из ничего вокруг его персоны; а ведь, по сути, по реальным делам и возможностям он каждому десятому, а может, и пятому русскому деревенскому Ваньке в подметки не годится. Так-то оно так, милостивые государи, но речь-то идет о знаменитостях. А посему продолжим – :

Вольфганг Амадей Моцарт (1756-1791) под звуки "волшебной флейты" соблазнял своих… учениц.

Наполеон Бонапарт (1769-1821). Его интимные отношения с женой не сложились из-за того, что в самый неподходящий момент его укусила собачка Жозефины, видимо, приревновавшая свою хозяйку. Что касается его многочисленных внебрачных связей – отбором "кандидаток" занимался его адъютант.

Рихард Вагнер (1813-1883) каждой из своих двух жен объявлял, что слишком стар для любовных утех, и отправлялся… к молоденьким "музам".

Пабло Пикассо (1881-1973) – трое внебрачных детей. Возраст его возлюбленных уменьшался прямо пропорционально увеличению его собственного. Одной из них была Мария-Тереза, 17 лет: "Он был великолепен и ужасен." Мария-Тереза повесилась, когда Пикассо оставил ее.

Эрнест Хемингуэй (1899-1961). Пресловутый ген требовал удовлетворения по три раза на день и в итоге довел "хозяина" до импотенции.

Людовик Х (1710-1774). Мадам Помпадур, когда больше не могла удовлетворять страсть монарха, снабжала его пятнадцатилетними девушками.

Чарли Чаплин (1889-1977): одиннадцать детей, бесчисленное множество любовниц – в поисках их он был неутомим до самой своей смерти.

Джон Кеннеди (1917-1963). Около 1600 любовниц. – Вот гигант, так гигант! Не на почве ли ревности или любовной мести, искусно прикрываемой политикой, лишили его жизни в цветущем возрасте?! – (в их числе несравненная Мэрилин Монро). "Секс мне необходим каждый день, иначе очень голова болит."

Мао Цзэдун (1893-1976) требовал в приказном порядке: "Каждый день – девственницу." Свою страсть и возможности "подогревал" инъекциями женьшеня. Его последнюю любовницу Ланг Пинг (Голубое Яблоко) после его смерти казнили.

Энтони Куинн, 79: "Я часто любил четырех женщин одновременно. Больше всего мне хотелось бы иметь гарем."

Карлос Менем, глава Аргентины. Громкий скандал из-за его связи с подругой его сына, дочерью главы оппозиции. "Я люблю женщин – это лучше, чем если бы я любил мужчин."

Ален Делон изменял Роми Шнайдер с фотомоделью Натали, Натали – с Мирей Дарк и т.д. "Мне всегда нужно несколько женщин одновременно."

Билл Клинтон, 48: 10 любовниц, по крайней мере, известных. Его телохранитель: "Когда у него срывалось "рандеву", он в бешенстве топтал ногами свой радиотелефон."

Мик Джеггер, 51: (группа "Роллинг Стоунз"). Не счесть имен, как женских, так и мужских, связи с которыми ему приписываются. Его жена Джерри Хэсл: "Главное, чтобы я оставалась № 1."

Принц Чарльз Уэльский, 45. Ночь перед свадьбой с Дианой он провел у своей любовницы Камиллы, связь с которой длится четверть века…"

В эту славную плеяду можно смело вписать и немало имен достойных представителей России, к примеру, почти всех императоров, а заодно и императриц, а также обожаемого и почитаемого всеми Александра Сергеевича Пушкина, который, видимо, опираясь на свой богатый опыт, вывел незамысловатую, но удивительно точно подмеченную формулу любви: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей." Но, господа, не следует забывать и другие, возвышенные примеры истории. Иван Сергеевич Тургенев до конца жизни пронес в своей душе трогательную, нежную любовь к одной-единственной – Полине Виардо. Антон Павлович Чехов также до гробовой доски оставался верен своей супруге Ольге Книппер. А вспомните купринский "Гранатовый браслет", сюжет которого, кстати, взят из жизни. Это ли не шедевр истинной добродетели, бескорыстной, долговечной и чистой любви?!

Так вот, милейшие, наш скромный герой Игорь Драйзеров, тоже вопреки выводу ученых-эволюционистов, относился к числу однолюбов. Во всяком случае, если любовь к одному человеку вкрадывалась в его сердце, то к другим он оставался равнодушным до тех пор, пока не происходила катастрофа, то есть, образно выражаясь, не разбивались чувства вдребезги, как корабль о скалы. На других девушек он мог, конечно, засматриваться, вернее, смотреть, но лишь с одной целью: чтобы сравнить и еще раз убедиться в том, что нет на свете человека, прекрасней его избранницы.

18.

Его сердечной зазнобой была Тамара, девушка из параллельного класса. Видел он ее постоянно, а вот разговаривать, точнее, обмолвиться, обменяться несколькими словами, предложениями довелось всего один раз. Дело было зимой ранней, на улице установилась гололедица. Они возвращались из школы, она – впереди, а он шел чуть сзади. Вдруг, вскрикнув и взмахнув невольно рукой с портфелем, Тамара оказалась на земле. Игорь, разумеется, быстро подбежал, помог подняться. Она поблагодарила, посмотрела ему в лицо и внезапно разразилась чистым, звонким девичьим смехом. Игорь так оторопел от столь неожиданной реакции той, которая несколько секунд назад пребывала в горизонтальном положении, отделавшись серьезным ушибом, слава Богу, не переломом, что выронил из рук только что подобранную книжку (содержимое раскрывшегося портфеля разлетелось по сторонам).

– У тебя такие смешные рожки на голове, – объяснила, наконец, причину разразившегося веселья девушка, – прямо как у чертика из мультфильма.., забыла только название. На вот, сам посмотри, – она порылась в портфеле и протянула ему зеркальце.

Вид действительно был настолько смешон, что Игорь и сам рассмеялся. А она тем временем извлекла из сумки еще и расческу и собственноручно привела его голову в порядок. Теперь он уже ее благодарил, смущенно улыбаясь.

– Кто ж тебе, парень, рога уже успел наставить? – В ее глазах блеснул озорной огонек, слегка обжегший его и без того горячее юное сердце.

– Да вроде некому, – на полном серьезе признался Игорь.

– А что ж так плохо?

– Что рога не наставляют? – он охотно включился в словесную игру.

– Нет, что некому.

– Жалеют, наверное.

– Да тебя не жалеть – любить надо: ты вон какой заботливый, внимательный, чернявый. Ты из какого класса?

– Из 10-В.

– А я из "А", так что соседи. И что, в вашем "В" нет ни одной, которая б тебе приглянулась?

– Наверное, нет.

– А может, ты слишком переборчивый? – девушка вновь звонко рассмеялась. – Прынцессу шукаешь?

– Не угадала, – неожиданно смело для самого себя выпалил Игорь, – с тобой хочу познакомиться… Можно?

– Тамара, – протянула она руку.

– Очень приятно. А меня Игорем нарекли.

– А что ж ты, Игорь, без шапки зимой ходишь?

– Еще в прошлом сезоне украли, а новую пока не успел приобрести.

– Поторапливайся, а то не заметишь, как и всю зиму пробегаешь с замерзшими ушами, – полушутя-полусерьезно отреагировала Тома. – Однако, мне тоже надо торопиться: неотложные дела. Так что, прощевай, Игорек.

– А проводить тебя можно? – Его глаза выражали надежду.

– Не стоит, я человек занятой, к тому же взбалмошный. Не смотри, что сейчас я такая веселая, на самом деле я очень строгая и даже бываю злой. Так что тебе со мной лучше не связываться. – Сказав это, она махнула ему рукой и побежала в своем направлении. Словно окаменевший, онемевший, стоял Игорь посреди дороги, провожая тоскливым взглядом свою первую, столь нечаянно нагрянувшую и столь же стремительно убегающую любовь.

Потом, когда им доводилось мимолетно видеться, все их общение ограничивалось коротким "здравствуй", и она так же стремительно уносилась вперед, своей дорогой, как будто и не было между ними ничего, и ему оставалось лишь уныло смотреть ей вослед и ощущать, как безрадостно сжимается сердце. Да, собственно, и не было между ними ничего такого, что могло бы давать ему повод во что-то верить, на что-то надеяться. Так себе, случайное, уличное знакомство, перекинулись несколькими фразами, а вот поди ж ты: запала она ему в сердце глубоко. А подойти вновь и заговорить не решался. Вроде уж все, настроит себя: сегодня подойду обязательно и выложу ей все, как на духу. И во сне приходит, и наяву постоянно в голове возникает ее образ, где бы ни находился и чем бы ни занимался, и, в общем, трудно ему без нее, невозможно. Но как только живая, такая желанная, она появлялась в его поле зрения, во рту пересыхало, язык отнимался, в глазах мутнело, темнело, и парень окончательно терялся, становился безропотным, безвольным, как теленок, которому только и оставалось, заливаясь в душе слезами, издать протяжное: "Му-у-у."

"Ничего, – сам себя утешал Драйзеров, – если поступлю в училище, обязательно ей напишу, и тогда уж во всем признаюсь." Но и тут не смог обойтись без посредника в лице двоюродной сестры Жанны, с которой они были одногодки. Жанна, как и большинство девушек, склонных к романтическим поступкам и мечтающих о захватывающей, необычной любви, с радостью согласилась стать курьером в амурных делах Игоря. Накануне отъезда в Житомир Драйзерову удалось узнать только фамилию Томы, но бойкой, энергичной сестренке Жанночке не составило особого труда в небольшом провинциальном городке разыскать любимую девушку друга-родственника и передать ей от него письменное послание.

Чтобы кого-то в чем-то заинтересовать, нужно прежде всего постараться вызвать у него удивление. Эту несложную житейскую мудрость, сам того не ведая, очень даже удачно и применил Игорь по отношению к Томочке. Она действительно была несказанно удивлена, шокирована и растрогана, читая наполненные теплотой и нежностью строки того самого "чертика", которого некогда расчесывала посреди скользкой дороги, покрытой льдом. По правде сказать, она уже и забыть его успела: ведь с момента их мимолетного знакомства пролетел почти год! А он ее постоянно помнил, и не только – боготворил, если верить тому, что было в послании. Письмо Драйзерова пришлось кстати еще и потому, что буквально за неделю до этого Тамара всерьез поссорилась, разругалась со своим бывшим ухажером, который, как удалось ей выяснить, параллельно успевал подбивать клинья к другой зазнобе.. Чтобы немного успокоиться, забыться, отвлечься, она и переключилась на Игоря. Так между ними завязалась переписка.

Теперь вы понимаете, господа, почему наш герой, совершенно противоположный по поведению экс-ухажеру Томы, оказался в столь двусмысленном, затруднительном положении, получив открытку от формально повенчанной с ним Маруси, фактически признавшейся ему в своих чувствах.

Преодолевая огромную неловкость, жалость к ней, Драйзеров постарался как можно тактичней, безболезненней объяснить Марусе нелепость их ситуации. Она ответила не сразу, лишь через пару месяцев, видимо, мучительно борясь с собой и все еще надеясь на чудо: а вдруг заблуждался, писал в порыве не лучшего настроения души?! "Друг мой! – обращалась смиренная Маруся. – Поздравляю тебя с Днем Победы Советской Армии! Желаю от всей души только отличных успехов в учебе и счастья в личной жизни. – И дальше, немного отступив, коротко сообщала: – Я все теперь поняла…"

О, он умел ценить людскую верность и преданность, будучи сам по натуре таковым. Эти две пожелтевшие со временем открытки навечно пронес и сохранил в своей душе. Как, впрочем, и открытки от Томочки, содержание коих по глубине чувств, надо признать, заметно уступало предыдущим.

19.

Увольнительные Драйзеров нередко проводил в кругу семьи своего родственника – полковника Ивана Григорьевича Топытько, в обществе Жанны, его взрослой дочери (прошу не путать, милейшие, с тезкой – двоюродной сестрой Игоря) и ее подружек. В один из таких дней он попал, что называется, с корабля на бал: Жанна как раз торопилась на день рождения к подруге и захватила его с собой.

– Ты очень даже кстати, – по дороге объяснила племянница, – среди званых к Марине, имениннице, много девушек, а парней – кот наплакал, хоть скрасишь нашу девичью компанию.

Действительно, в квартире, куда они заявились через час, не считая Игоря, был еще одетый по гражданке один молодой человек, но, как говорится, при деле, то есть с девушкой. А потому нетрудно догадаться, какое неподдельное любопытство выразилось в нескольких парах глаз в связи с приходом этого бравого курсанта.

– Знакомьтесь, – обратилась Жанна к присутствующим, – это Игорь, мой драгоценный, милый дядюшка, он же без пяти минут лейтенант нашей доблестной и непобедимой армии. Прошу любить и жаловать.

– Хороша же подруга, – с игривым укором заметила именинница, – так долго скрывала существование такого молодого, приятного и, надеюсь, неженатого дяди.

– Да, действительно, – подхватила одна из присутствующих, – негоже зарывать клад столь глубоко. Где бы мне разыскать подобное сокровище – дядюшку лет эдак двадцати-двадцати пяти.

– Глубже искать надо, дорогая, – заметила третья, вызвав всеобщее оживление, веселый смех.

Драйзерова сия лестная характеристика, высказанная дамами немного старше его по возрасту, разумеется, ввела в некоторое смущение, он даже слегка покраснел, растерялся. С минуту-другую держал букет, обдумывая, как его преподнести, в смысле – что сказать этой блистающей ослепительной красотой имениннице… Надо сказать, господа, что Игорь Семенович всю свою сознательную жизнь, до конца дней своих строго придерживался жизненного правила: никогда не ходить в гости, а тем более по случаю того или иного празднования, с пустыми руками, или, как он говаривал, с голым поцем. Так и в данном случае, решительно не согласившись с Жанной (мол, ничего не надо тебе брать, я уже приготовила ей подарок, ты для них и с пустыми руками будешь подарком), он настоял несколько отклониться от курса, чтобы забежать в цветочный магазин, где на последние свои курсантские копейки купил замечательный букет из алых роз… Теперь он вертел его в руках, не зная, как совладать с непонятно от чего охватившим его волнением. Словно разгадав внутренние терзания Игоря, ему на помощь пришла Жанночка:

– Ты знаешь, Марина, мой дядюшка оказался на редкость галантным кавалером. Потащил меня в цветочный магазин, хотя мы и так уже опаздывали к назначенному тобой времени, и вот результат его внимания и хлопот. – Она перевела взгляд на стоящего Игоря с букетом, как бы подталкивая того к действию. – Какая прелесть, не правда ли?! Признаюсь, дорогая, я даже позавидовала, что не у меня сегодня именины.

Игорь, наконец, протянул Марине букет, скромно добавив от себя:

– Поздравляю, желаю радости и счастья.

– О, благодарю вас, вы очень любезны, – лицо Марины озарилось шикарной улыбкой. – Присаживайтесь, дорогие гости, – пригласила всех к столу именинница, – вроде уже все в сборе, ожидать больше некого.

Так случилось, а возможно, этого пожелала Марина, места Игоря и ее за столиком оказались рядом. Он, конечно, как мог, ухаживал за ней: подавал то, другое блюдо, щедро отпускал всевозможные комплименты. И в то же время не забывал посматривать на часы, чтобы не опоздать на вечернюю поверку. Это обстоятельство, безусловно, не могло ускользнуть от наблюдательных, не сводящих с него глаз Марины.

– Игорь, ты, видимо, глубоко несчастный человек, – попыталась грустно пошутить дама.

– Это почему же?

– Потому что счастливые, как известно, часов не наблюдают, а ты только и занят тем, что периодически на них поглядываешь. Между прочим, можешь этим самым очень обидеть хозяйку, меня то есть. И еще я заметила: ты совсем не пьешь, только пригубляешь. Нет, мне это явно не нравится. Тебя, наверное, здесь что-то не устраивает, признавайся немедленно. – Марина уже была довольно навеселе, что помогало ей вести себя с собеседником именно так, как она того и желала в душе, но при этом она отдавала отчет своим словам, то есть ее речь была вполне осознанной.