DARKER: Бесы и черти

Вход в административное здание, как шлагбаум, перегораживал ствол рухнувшей пальмы. Ишай без труда преодолел чешуйчатое препятствие и переступил порог.

– Ого! – озадачился он. Включил аудиозапись и поднес телефон к губам. – Прохладно. Не понимаю почему. Какое-то свойство строительного материала? Изучить вопрос.

В здании хватало и окон, и света. По всем законам физики здесь должна была быть парилка. Но приятное дуновение ветерка высушивало испарину на лбу и шее Ишая. Он переходил из помещения в помещение, и всюду было одно и то же: шелушащиеся стены, пятнистый потолок, пыль и обвисшие провода. Ничего полезного, если только вы не писатель.

Романы Ишая вырастали из образов, а не из идей или сюжетных коллизий. В «Полуночных посетителях», романе, ставшем бестселлером, он использовал собственный опыт – и, конечно, опыт жены и дочери, но родился сюжет из рвущего душу образа: Ронит лежит на больничной койке, позади тяжелейшая операция. Сорок часов хирурги, ЛОР-врачи, электрофизиологи и детские анестезиологи бились над спасением ее жизни. Впереди более мелкие процедуры по удалению остатков опухолевой ткани: медики не стали вскрывать затылок – затылок трехлетнего ребенка! Новообразование величиной с теннисный мяч извлекли инвазивно, через нос маленькой пациентки.

Солнечные лучи пронизывают отделение интенсивной терапии. Нейрохирург говорит, что дрянь, поразившая основание черепа и шейные позвонки Ронит, практически уничтожена, мозг не поврежден, прогнозы самые оптимистичные. Кейла ревет от счастья, а Ишай впитывает в себя запах палаты, тиканье аппаратов жизнеобеспечения и хрупкость своей малышки и точно знает, о чем будет следующая книга, с чего она начнется и чем закончится.

Историю, ради которой он приехал в пустыню, запустил снимок, найденный в интернете. Он запросил у поисковика информацию об изоляторе № 113. Первое же фото – нечто похожее на то, что он видел сейчас из окна администрации: колючая проволока, покривившиеся вышки, замусоренный двор, – заставило испытать приятное томление. Начало книги… «Оазис Сатаны»? Возможно, возможно… Начало было положено. А когда он прочел про американских туристов, появился и сюжет.

Воодушевленный, Ишай перешел к окну, выходящему на хоздвор. Он не видел Ронит, но жена и сын стояли на фоне пальм и ржавых столбов-игреков.

Ишай рассматривал Кейлу издали. На ней были футболка и джинсовые шорты. Ноги длинные, с крепкими икрами. Он вспомнил, что последний его секс был виртуальным, что он не видел жену голой два месяца. В трусах шевельнулось. Следом шевельнулись тени в комнате. Кто-то прошел за спиной.

– Так, время обеда.

Голос матери вернул Ронит на землю. Она провела ладонью по лицу. Под мышками чавкнуло, но и пот был холодным. Будто солнце не палило над изолятором, будто над раскалившимся асфальтом не колебался воздух.

Ронит обернулась. Мама постелила на траве покрывало и доставала из пакета контейнеры с едой.

– Что там внутри? – спросил Мики, подходя к сестре, указывая дулом бластера на темное окно.

– Откуда мне знать? – Ронит повела плечами. Ощущение, словно она побывала в морозильнике, проходило. Тело согревалось постепенно.

– Но ты заходила туда.

– Нет.

– Заходила, я видел.

Ронит приоткрыла рот. Откуда-то она знала – нет, чушь!.. – и все-таки знала, что в конце черного коридора есть черная комната с крошечным оконцем под потолком и тонкий луч света падает на офисное кресло и фигурку, кем-то слепленную и брошенную в темноте. Куколка, человечек из мусора, волос и колючей проволоки…

Но я не была…

Ронит помассировала переносицу, сплюснула пальцами ноздри. В носу пересохло, козявки кололи слизистую.

Мики пристально всматривался в сестру.

– Глаза сломаешь, – буркнула Ронит, решительно отходя от здания. Чуть не споткнулась о брошенный огнетушитель и ругнулась. Благо мама не услышала.

– Ронит, присмотри за братом. – Кейла взяла двумя пальцами обрезок проволоки, оттащила его в кусты и отряхнула руки. – А ты, Мики, никуда не уходи. Я позову папу.

– Мамочка, когда мы будем смотреть камеры?

– Когда поедим. – Кейла прошла мимо отрешенной Ронит.

– Класс! – Мики выстрелил лазерным лучом в незастекленное окно. Мрак полыхнул озлобленно, в короткой вспышке света заметались скрюченные существа. – Так вам! – хмыкнул мальчик.

– Ишай?.. – Кейла обошла развалюху с усеянным крапинками фасадом. На площадке мужа не было. Только тени кивающих ветерку пальм ерзали по холмистому асфальту, да стайка изумрудных мух парила над офисным креслом. – Ишай, мы собрались пообедать.

Кейла заглянула в дверной проем. Живительная прохлада. Должно быть, Ишай нашел работающий вентилятор или даже кондиционер. Но разве здесь есть электричество?

Обвисшие провода перечеркивали безоблачное небо. Кейла вошла в здание, окликая супруга.

Когда-то Ишай покорил ее своей фантазией. С первого же свидания он стал сочинять их вселенную, вселенную для двоих, позже – для троих, четверых. Устные истории, понятные лишь посвященным сказки, стишки и шутки. Ничего похожего на то, что приносило ему гонорары. Он дал ей солнечный и умиротворенный, пронизанный счастьем мир, где приключения всегда заканчивались хеппи-эндом, а в мозгах детей не формировались опухоли. Кейле все мечталось, что вместо очередного маскулинного триллера Ишай напишет детское фэнтези – у него бы получилось.

– Милый! – по привычке позвала она, прикусила язык и аукнула в тенистый коридор: – Ишай! Удели детям пять минут!

Ответом была тишина, нарушаемая только шлепаньем сандалий по бетону и едва слышным шорохом в сумраке.

Просторный зал за поворотом прежде служил столовой. Сальный кафель, стойка для столовых приборов, шкафы, отразившие гостью в металлических дверцах, разрозненные модули линии раздачи. На крышке витрины лежал мобильный телефон. Кейла приблизилась и взяла его в руки. Пробудила от дремы – на заставке муж позировал рядом с английским коллегой Ли Чайлдом. Фото было сделано во время турне Ишая по Европе.

«Самодовольный болван, – подумала Кейла беззлобно. – И растяпа».

Она посмотрела по сторонам.

– Ты забыл мобилку!

Из соседнего помещения, вероятно кухни, вылетела муха.

Кейла поднесла телефон к глазам. Помешкала и резко провела большим пальцем направо, вниз и вверх по диагонали – движение, подсмотренное у мужа. Телефон разблокировался. Уровень сигнала был превосходным. Ощущая вину («Опять за свое? Мало тебе?..»), Кейла клацнула по иконке мессенджера. Приложение открылось, и Кайла судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Сразу под утренним сообщением от свекрови следовало ночное – от той самой суки.

У Кейлы заныло в груди. Кровь прильнула к лицу, загудела в ушах. Она промахнулась мимо нужной полосы на дисплее, снова нажала и словно транспортировалась прямиком в ад. Ад состоял из дикпиков, пошлых и страстных фраз, описаний, куда и в какой позе, из признаний в любви и восхвалений писательского гения господина Равица. Кейла скроллила онемевшим пальцем. Каждый день, каждый чертов день они были на связи, Ишай и сука, и будто бы только то и делали, что круглосуточно дрочили. Перед ее глазами плыли обнаженные селфи суки, ее вагина со всех ракурсов, и когда Кейла решила, что хуже уже не будет, она увидела собственное фото.

Ишай сфотографировал ее в пятницу, пока она спала. Крупный план, подсветка, пещеры ноздрей на половину экрана, беззащитное одутловатое лицо. Ишай написал: «Понимаешь, почему у меня не встает на эту свинью?»

Кейла сдавила телефон в кулаке. Телефон спросил, надо ему выключиться, перезагрузиться или перейти в «режим полета». Кейла застонала. Кружилась голова. Рот наполнился кислотой. Кейла зарычала и швырнула телефон в стену. Он разлетелся на детали, которые забарабанили о бетон.

Кейла вылетела из здания, отшатываясь от теней и оттирая плечом побелку. Ишай стоял возле офисного кресла, растерянно озираясь.

– Малышка, а где…

– Тварь! – Кейла ринулась на него, пинаясь и царапаясь.

– Ты… Что ты делаешь?! – Он увернулся.

Жена словно обезумела. Белее мела, полосовала ногтями воздух, всерьез намереваясь разукрасить лицо мужа кровоточащими царапинами.

– Да что с тобой такое?! – Ишай ойкнул от боли: пальцы Кейлы зацепили подбородок. Перехватил запястье, второе. Зафиксировал, пораженный немотивированной вспышкой агрессии. – Перестань! Дыши!

– Ублюдок! Ты писал ей!

– Что? Нет! Я… Когда?

– Вчера! Позавчера! Каждый сраный день!

– Не писал, Кейла! С тех самых пор – ни разу!

– Я видела телефон! Я читала своими глазами! Ты фотографировал меня во сне!

– Да остановись! – Ишай легонько оттолкнул жену и на всякий случай ретировался за кресло. Кейлу трясло. – Видела телефон? Какого… Где, черт подери?!

– В столовой! Ты забыл его в столовой, ублюдок!

– Кейла… Дети услышат…

– Ах, дети?!

– Кейла! Мой телефон у меня. Вот – мой телефон! И тут нет интернета.

Он снял блок, ткнул в жену мобильником. На экране он приобнимал Ли Чайлда.

– Вот! Читай!

– Я…

Кейла облизала губы, глядя на телефон мужа как на нечто, чего не могло существовать в природе. Внезапно она развернулась и кинулась в дверной проем.

– Кто-нибудь мне объяснит? – Ишай потер подбородок и пошел за Кейлой, совершенно сбитый с толку. Жену он застал в тюремной столовой. Осоловевшими глазами она изучала пыльный пол.

– Его нет… – прошептала Кейла. – Клянусь богом, я держала его в руках, читала весь этот ужас, швырнула об стену, но телефона нет.

– Телефон есть, – напомнил Ишай, осторожно касаясь локтя Кейлы. – Телефон есть, а где наши дети?

– Ребята? – Кейла прижала кулаки к вискам. Невидящими глазами она смотрела на кресло в середине пустого двора и на полянку для неудавшегося пикника. Солнце нагревало овощные салаты и питы, но кожа Кейлы еще ощущала прохладу столовой.

– Наверное, зашли в дом. – Ишай пошагал к приземистой постройке.

Кейла обернулась, холкой почуяв чей-то острый, как осколки стекла, взгляд. Мохнатые пальмы покачивали опахалами, но силуэт в их тени оказался просто пятном на цементе забора.

Кейла поспешила за Ишаем. Он шел по темному коридору, как по палубе попавшего в шторм корабля, качаясь от дверного проема к дверному проему, осматривая скудно освещенные комнаты. Единственное, что они могли предложить визитерам, – пыль и бетон, мелкий сор и чьи-то джинсы, гниющие на полу.

– Я поняла. – Кейла ввинтила взор в затылок мужа. – У тебя два одинаковых телефона, так?

Ишай тяжело вздохнул и остановился. Его лицо, возникшее в клине света, было бледным, активно двигались желваки.

– Ты специально его оставил на витрине. Чтобы я прочла переписку, верно? А потом как-то убрал телефон, будто мне все привиделось. Ты хочешь развестись? Вот таким способом, да?

– Я не хочу развестись.

Он протянул к ней руку, но Кейла уклонилась:

– Не тронь!

– Послушай себя, – терпеливо сказал он. – Два телефона, серьезно? Я не был в столовой, я увидел, я… – Мышцы его лица дрогнули. – Я пошел к баракам. Потом вернулся, и ты напала на меня. Зачем бы мне… И как бы…

В этом не было логики. Если только где-то в темноте не прятался сообщник Ишая. Возможно, та сука здесь. Кейла завертелась. Когда он снова попытался к ней прикоснуться, прижалась к стене.

– Но я держала его в руках! – жалобно сказала она. – Я читала переписку! Ты отправил ей мое фото и писал всякие гадости обо мне. Вы надо мной потешались!

– Кейла, – сказал он вкрадчиво, – между мной и этой женщиной все кончено. Ни единого сообщения с тех пор. Я не слал ей твое фото, боже, неужели я поступил бы так? Разве я способен на такое?!

Глядя в затравленные глаза жены, Ишай подумал, что она сейчас поймает его за язык, скажет, чтобы он не смел заикаться о порядочности, но Кейла вдруг обмякла.

– Нет, – произнесла она. – Не способен.

– Не писал. – Он наклонился, и они столкнулись козырьками бейсболок. – Клянусь нашими детьми.

– Значит, я рехнулась. – Ресницы Кейлы затрепетали. – У меня галлюцинации.

Ишай поджал губы.

– Я тоже кое-что видел, – негромко сказал он и увлек за собой жену.

В конце коридора брезжил свет. Отворенная дверь вывела на задний двор, в узкий закуток между двумя глухими стенами.

– Видел – что?

Ишай прошел в дальний конец туннеля, убеждаясь, что Ронит и Мики не засели в папоротнике, вздумав разыграть родителей. В стыках плитки зеленел мох, копошились жучки.

– Видел – что? – повторила вопрос Кейла.

Он ответил, глядя мимо нее:

– Ты сочтешь меня сумасшедшим.

– Ишай?

Он сглотнул.

– Я видел дока Кноллера.

Кейла непонимающе моргнула:

– Доктора Кноллера? В смысле здесь? В тюрьме?

Ишай коротко кивнул и произнес упрямо:

– Пятнадцать минут назад в административном здании я видел дока Кноллера собственной персоной. Как вижу тебя.

Ишай зажмурился на миг, позволяя картинке заполнить сознание. Таинственная, да что уж там – антинаучная прохлада выхолощенного помещения. Кейла и Мики в окне, где апрель и жара. Шорох за спиной. Ишай оборачивается. В нескольких метрах от него в дверях стоит старый знакомый Равицев: заведующий нейрохирургическим отделением больницы в Петах-Тикве. От изумления Ишай теряет дар речи. Доктор Кноллер выглядит ровно так же, как двенадцать лет назад, когда Кейла и Ишай ринулись к нему через приемный покой, измученные ожиданием. На нем синий медицинский костюм и халат. Регулярно обновляемая страница дока Кноллера в соцсетях наглядно демонстрировала процесс облысения, но у человека в дверном проеме густая копна волос, растрепанная, как в день окончания операции. Только тот док Кноллер улыбался во все зубы, устало и счастливо, и нес Равицам благую весть. Этот же…

Часы, пока Ронит удаляли опухоль – хордому, один случай на десять миллионов детей, и его крошке выпала сломанная спичка, – эти часы были бесконечностью в аду. Ишай гнал прочь самые жуткие варианты. В альтернативной вселенной, той, в которой Бог оставил Равицев, нейрохирург выходил из операционной с серым печальным лицом и молча качал головой.

Именно так поступает человек в дверном проеме административного корпуса изолятора № 113, как две капли воды похожий на помолодевшего дока Кноллера. Вздыхает и качает головой. И раньше чем опешивший Ишай успевает отреагировать, уходит в коридор.

– И где он? – спросила Кейла.

Мысль, что муж затеял некую коварную игру, она отмела, а других идей в запасе не было.

– Нет его здесь, – ответил Ишай.

– Так есть или нет?

– Я прошерстил здание и двор и никого не нашел.

– Он что, привиделся тебе?

Ишай посмотрел в тупик закоулка. Сколы на цементе издали напоминали множество крошечных лиц, беззвучно вопящих со стены.

– С этим местом что-то не так. Давай отыщем детей и смотаем удочки.

Кейла была «за» обеими руками. В полутемном коридоре, по пути к выходу на хозяйственный двор, Ишай думал о прохладе среди пустыни и почти нащупал мысль, которая показалась ему чертовски важной, но мысль не оформилась, ускользнула.

– Погоди-ка, – сказала Кейла. – По-твоему, это какая-то мистика? Мобилка-призрак? И призрак доктора Кноллера?

Им было прекрасно известно, что спаситель их дочери жив и здоров: они не виделись много лет, но переписывались в социальных сетях и недавно поздравляли нейрохирурга с днем рождения и Песахом.

– Я не знаю. Я просто собираюсь…

Ишай замолчал, не договорив. Равицы встали соляными столбами на крыльце. По двору наматывало восьмерки офисное кресло. Кейла вцепилась в предплечье мужа. Без посторонней помощи кресло катилось на скрипучих колесиках, как детская железная дорога, как одинокий конькобежец на льду. Круг, второй, третий. И замерло, повернувшись к людям ободранной спинкой.

Прошло секунд десять, прежде чем Кейла спросила:

– Что это за место, Ишай?

Если верить интернету – и бывшему десантнику Луффу, – изолятор № 113 не отличался драконьими нравами; даже близко не Абу-Грейб или Гуантанамо. И по сравнению с другими израильскими исправительными учреждениями он был что курорт с повышенной текучкой: вмещал до трех сотен осужденных, из них треть мотали минимальные сроки длиной в несколько недель, а максимальные, больше года, доставались в основном дезертирам. Однако же только за последние десять лет существования в сто тринадцатом покончила с собой дюжина человек – расследованием занимались независимые журналисты, но так и не пришли к внятным выводам. Среди самоубийц было два тюремных сержанта, оба с разницей в год застрелились на посту.

Копируя в блокнот информацию, Ишай ерзал от возбуждения. Это было оно, это был новый роман.

Бунт девяносто девятого года тоже вызывал вопросы. Группа заключенных взяла в заложники надзирателей, вооружилась и забаррикадировалась на кухне. Причины не выяснены: сидеть мятежникам оставалось по месяцу из полученных трех. Естественно, после того как они сдались военной полиции, им накинули сроки и конвоировали их в гражданскую тюрьму.

– Параша – этот изолятор. – Десантник Луфф за прошедшие два года скинул десяток кило и отпустил окладистую бороду. Они с Ишаем устроились на летней террасе, Луфф был рад снова поболтать с писателем, он словно знал, что рано или поздно писатель вернется. – Нас не били, ничего такого, харчи были не то чтоб мишленовские, но жрать можно, и охрана уважала: свои же. Но при мне пацан вскрыл себе паховую вену осколком тарелки, насилу спасли. Чувак из «морских котиков», зверь, а не мужик, кричал по ночам. Я слышал, пацаны и мочились во сне, как дети с энурезом.

– А что за кошмары вы видели? – спросил Ишай.

– Думаешь, я помню? – слукавил Луфф, но сказал, выдержав паузу: – Война… Отчим… Говорю же, нам всем снилась какая-то дичь, и охранникам тоже. Они делились. Ребята просили их перевести.

– Почитаешь про изолятор этот – словно про проклятый замок пишут.

– Не, друг, – засмеялся Луфф, – я в проклятия, в чертовщину не верю. Там, черт его знает, в стенах что-то, ртуть, может. Или в земле химия какая. Или на нас эксперимент ставили, добавляли в еду депрессанты. Только когда меня турнули, все как рукой сняло. Стоило за порог выйти.

– Вы про американцев же наверняка в курсе? Про тех туристов?

– Да, – помрачнел Луфф. – Не стоило им туда соваться. Дурная история, совсем дурная.

– Я о них и буду писать, – признался Ишай. – Не только о них и не совсем о них, но задумка такая. Найти ответ, что там произошло.

– Вот как? – Луфф странно покосился на писателя.

«Веришь ты в чертовщину, – подумал Ишай. – Побольше моего веришь».

Американцев звали Джонатан Проски и Люк Дарбро. Молодые хипстеры катались по миру, их интересовали индустриальные объекты, оставленные людьми места. В две тысячи тринадцатом они сняли квартиру в Хайфе. Вскоре перестали выходить на связь с родными. Полиция искала их месяц, а нашли американцев случайно такие же сталкеры. Джонатан Проски и Люк Дарбро умерли от голода и жажды, запертые в камерах заброшенного изолятора. Перед смертью они ели подошвы кроссовок и ремешки своих фотоаппаратов.

– Кто-то же должен был изготовить ключи, чтобы запереть их, – вслух рассудил Ишай.

– Я так скажу, – проговорил Луфф. – Не только ключи, друг, но и замки. Потому что всяко, когда расформировали изолятор, замки с камер срезали.

– Ронит! Мики! Это не смешно!

Кейла выбежала к обшарпанным складам. Пот тек по спине, но ее колотил озноб.

Ишай возвратился на территорию тюрьмы через главные ворота, вертя в руках бесполезный мобильник. Мимикой показал, что детей у машины нет. Кейла выругалась.

– Никуда они не денутся, – сказал Ишай с наигранной бодростью.

– Какого черта ты нас сюда привез?! – выпалила Кейла.

– Ты же сама…

– Я что, знала? Ты что, сказал мне, что здесь водятся привидения?!

– Это не привидения, малышка.

– Да ладно! – фыркнула она.

Блуждающий взгляд Ишая зафиксировался на административном здании и лестнице, привинченной к стене.

– Стой здесь.

– Ага, сейчас!

Кейла опередила, первая вскарабкалась по лестнице. Она думала о телефоне, который видела – или не видела, о доке Кноллере, бродящем по изолятору, об ожившем кресле. И еще о чужом присутствии, ощущаемом кожей. Наблюдатели, таящиеся вокруг, в кустах, в ветоши, в черных окнах корпусов.

На плоской крыше кренилась опутанная проволокой сетчатая ограда, лежали металлические мостки с перилами, целый лабиринт разветвляющихся мостков. Они вели к вышке, перекидывались со здания на здание, соединяя постройки. Вышка напоминала космический корабль из американской ретро-фантастики, а ее прожектор – порыжевшую голову робота ВАЛЛ-И. Кейла, не слушая просьбы мужа быть осторожнее, пробежала по мосткам и поднялась на вышку. Солнце накалило железо, но этот жар не пугал, в отличие от прохлады помещений внизу.

– Ронит! – во все горло завопила Кейла. – Мики!

Ишай присоединился к ней, он выкрикивал имена дочери и сына, обходя будку по кругу, вглядываясь в пейзаж. Холмы и пустоши снаружи. Пальмы, горбатый асфальт и хлам внутри. Колючка и офисные кресла, вызывающие теперь неконтролируемую дрожь. И никаких детей.

– Смотри! – ахнула Кейла.

Справа, за прогулочным двориком, на пороге тюремного барака чернел предмет знакомой формы.

– Это бластер Мики, – сказал Ишай.

– Фу, как некрасиво! – хихикнул Мики, отвлекаясь от наводнивших двор космических пиратов.

– Фто? – Ронит сфокусировала на брате рассеянный взор, опомнилась и поймала себя на том, что ковыряется в носу, до предела возможностей погружая в ноздрю фалангу. Она вынула палец и показала Мики язык.

Деревья согласно кивали кронами. На покрывало для пикника осторожно заходили следопыты-жуки.

– Почему мама с папой поссорились? – вдруг спросил Мики.

– Не знаю. Надоели друг другу, наверное.

– Нет. – Мики насупился. – Нельзя друг другу надоесть. Так не бывает.

– Ты мне надоел. – Ронит хотелось в город, к интернету, к подругам, к Сивану.

– А ты мне – нет, – сказал Мики, простодушно улыбаясь, и Ронит подавила желание крепко обнять его. – Знаешь что?

Она так и не узнала. Брат замер, уставившись туда, откуда Равицы пришли. Его загорелое личико вытянулось. Ветерок донес до ушей Мики рокот двигателя.

– Никуда не ходи, – велела Ронит.

Мики не послушался. Он сделал несколько неуверенных шагов и побежал.

– Мама тебя прибьет, – констатировала Ронит лениво.

Мальчик выскочил к воротам. Их автомобиль уезжал, петляя вместе с дорогой: уже не догнать. Мама стояла у грязной кирпичной избушки, обхватив плечи руками, точно замерзла.

– Нашу машину угнали! – крикнул Мики. – Где папа?

– Папа уехал, – ответила мама чужим голосом.

– В магазин? – Мики моргнул.

– Он уехал насовсем. Он нас бросил.

– Нет, – сказал Мики. – Врешь!

Мама обратила к нему глаза, похожие на стеклянные шарики, мертвые, как изолятор в пустыне. Она где-то посеяла кепку. В волосах, которые так нравились Мики, запутались веточки, обрезок колючей проволоки застрял в слипшихся локонах, как бигуди.

– Папы больше нет.

– Что ты ему сказала?! – всхлипнул Мики, замахиваясь бластером. – Зачем ты на него кричала? Пусть папа вернется! Пусть сейчас же вернется!

Он топнул ногой.

– С кем ты разговариваешь? – спросила Ронит, приближаясь.

– Папа уехал… – сквозь слезы выдавил Мики.

– Сдурел? Кто куда уехал? – Ронит посмотрела на припаркованную «мазду».

– Ты что, ослепла?!

– Мики, хватит.

Ронит потянулась, чтобы угомонить брата: устроить истерику на ровном месте – это было совсем на него не похоже.

Брат исчез.

Исчезло вообще все: небо, земля, тюрьма.

Ронит поднесла руки к лицу. Она не видела рук. Ничего не видела.

В три годика она едва не умерла. В детали родители посвятили ее пару лет назад. У Ронит была опухоль мозга: гадость размером с персик врачи удалили через нос.

Она не помнила болезнь и операцию, но помнила тьму, обволакивающую, бархатистую и будто бы осязаемую, липкую на ощупь. Сейчас эта тьма коконом окутала Ронит.

– Ты чего? – испуганно спросил Мики.

Ронит захрипела и прижала ладони к вискам. Ее голова пульсировала. Размякшие костные пластины выдувались там и тут. Пальцы панически зашарили по скальпу, стараясь втиснуть обратно тошнотворные кочки, вздувающиеся под кожей.

От боли и ужаса Ронит не могла кричать. Она сипела, с отвисшей нижней губы лилась слюна. Череп стал подобием яйца с гуттаперчевой скорлупой; немыслимый птенец толкался изнутри, ища выход. Что-то, по ощущениям похожее на куриную лапу, высунулось из ноздри. Ронит попыталась ухватиться за холодную, скользкую и шершавую конечность, увенчанную когтями, но конечность вырвалась и втянулась обратно в носовую полость. Нос при этом увеличился втрое.