Красный волк. Ветер с востока

Женщину с яблоками встречал Горг. Он взял у нее корзины и отнес куда-то, а девушка вернулась к телеге и, через некоторое время, снова зашла в трактир с корзинами яблок. Так она прошла мимо меня несколько раз, и каждый раз в руках у неё были корзины, доверху заполненные яблоками. Когда она проходила, я вновь и вновь глубоко вдыхал аромат яблок, прикрывал глаза и делал большой глоток вина, вспоминал прошлое.

Скоро женщина уехала, получив от Горга несколько монет. Она ушла, а вот из головы моей хмельной, словно и не уходила.

После пары-тройки добрых кружечек меня потянуло в город. Признаюсь, детская надежда вновь встретить это чудесное создание не покидала меня. В своих пьяных фантазиях я уже заранее отыскал обворожительную садовницу. В этих бесплодных поисках я провел не один час и, пока бродил по городу, опустошил ещё бутылочку.

Надо признаться, у меня уже давно не было женщины. Эта независимая прелестница стала первой, которую я повстречал после долгих странствий, после рискованных воровских дел, когда я не раз мог лишиться и жизни, и свободы. А тут ещё этот запах!

И раз уж, думаю, такое дело, потерял я её, загляну-ка в блудный дом. Затушу пожар, так сказать. Поспрашивал у местных, подсказали, направился, да только моя вожделенная с её яблоками никак не забывается. И тогда сиганул я через забор в чей-то сад, надрал яблок полные карманы и к блудницам. Просила пьяная моя душонка, нашептывала, чтобы я бабу поимел в яблоках, ну, то есть, чтоб аромат был соответствующий – яблочный.

Блудницы приняли меня хорошо. Любое желание исполняли. И с яблоками тоже. Тех, что из кармана, конечно же, не хватило на все мои яблочные фантазии, но я монетой звякнул, и появились яблоки в большом количестве. Так вот, девицы эти продажные и ели их, и натирались ими, и куда только не прикладывали и в какие только места свои укромные не засовывали! Однако, удовлетворения я не получил.

Под утро возвращаюсь в «Вечную жизнь». В голове деревянной только одна мысль – найти яблочную незнакомку, и, с вопросами о ней, я бесцеремонно заваливаюсь в комнату трактирщика. Благо Горг не спал.

– Не спится? – неприветливо спросил он.

– Да, – говорю я, – какой там сон! Скажи, Горг, – сразу перехожу к делу, – кто та женщина, что привезла тебе вчера вечером яблоки?

– Та пышная черноволосая красотка? – Горг оскалился в мерзкой улыбке.

– Да, она красотка! – подтвердил я. – так кто она?

– Это моя племянница. Её зовут Рада. Только, замужем она. У них небольшое хозяйство недалеко от города. Вот она мне и подвозит, что надо для стряпни. А из яблок я вино делаю. Хорошее! Попробуешь?

Я, конечно же, согласился. Горг, достав из шкафа бутылку, на треть наполненную желтоватой жидкостью, протянул мне:

– Пей. Я утром не пью. А тебе, я смотрю…

Не дослушав его, я взял бутылку и, в несколько больших глотков, осушил её до дна.

– А вот это ты зря! – возмутился Горг, когда я поставил на стол пустую бутылку. Он тут же её перехватил и переставил на пол. – Разве можно пустые бутылки на столе оставлять?! Ты что, приметы не знаешь?

Я вытер рукавом рот и, махнув рукой, молча вышел прочь.

Весь день я проспал. К вечеру, проснувшись от жуткой головной боли, спустился в трапезный зал, чтобы поправить здоровье. Только снова сев у окна и, выпив пару кружек, принесенных Горгом, я пришел в себя. И остановиться бы мне на этом, но рука сама потянулась за третьей кружкой, потом за четвертой, потом за пятой, потом… А потом я вновь услышал за окном знакомые скрип колес и ржание лошади. Сердце дрогнуло. И вновь передо мной она! И снова в ее руках корзины с яблоками, снова она, не глядя на меня, проходит мимо, и я опять вдыхаю этот чудесный аромат. А когда Рада шла обратно, я уже не растерялся и смело подошел к ней.

– Прошу прощения… – я старался казаться галантным. – Меня зовут Оливер. А вас?

– Рада, – ответила женщина и улыбнулась. И голос ее был прекрасен, как журчанье лесного ручья.

– Рада, мне сказали, что вы торгуете фруктами и посоветовали приобретать яблоки только из вашего сада.

– Мы продаём не только яблоки, – деловито сказала она, принимая мой притворный интерес за чистую монету. – есть…

– Сегодня меня интересуют лишь сочные, спелые яблоки, но, если мы столкуемся, мне может подойти и другой товар, – довольно смело оглядывая её, сказал я. – Однако… можем ли мы побеседовать об этом с глазу на глаз? Не люблю, когда кто-то лезет в мои дела. – я огляделся и понял, что сказал полную ерунду, потому что зал был совершенно пуст. Даже Горга здесь не было. Но Рада даже не улыбнулась.

– Хорошо. – серьезно отвечала она, – где мы можем переговорить?

– Да… вот… хотя бы… – я растерялся, поражённый своим неожиданным успехом. – в моей комнате? Она здесь, в «Вечной жизни», наверху, последняя комната у окна…

– Договорились. Ждите меня у себя, – сказала Рада. – Я занесу все корзины и поднимусь к вам.

– Может, мне вам помочь?

– Нет! – бросила она на ходу.

Вернувшись к своему столику, я махом выпил кружку вина и направился в свою комнату ожидать Раду.

И вот она появилась, зайдя тихо, без стука. Ее прежний деловитый вид куда-то подевался. Она смущённо улыбалась, а волосы были распущены. Я вскочил с кровати, подошел к ней и уткнулся носом в ее плечо. Она не отвергла меня.

– Как от вас пахнет яблоками! Вы просто чудо, Рада, вы просто чудо! – шептал я, вдыхая ее спелый аромат.

Она все поняла и обвила мою шею руками:

– Я догадываюсь, вам не нужны яблоки?

– Если надо, – ответил я, – я готов купить все яблоки вашего сада!

– В этом нет необходимости, их купят и без вас.

После этих слов она, не говоря больше ни слова, скинула с плеч лямки платья, оголив роскошную грудь.

Спустя мгновение мы уже полностью голые лежали в кровати. А немного погодя прекрасная наездница оседлала меня и мы галопом вознеслись на пик наслаждения.

Жаль, что о таком не принято рассказывать внукам! Эту бешеную скачку я не забуду до самой смерти!

В страсти Рада была прекрасна, ненасытна и безудержна! Впрочем, я тоже был вынослив и неутомим.

При каждом движении моя всадница то становилась легче пера, то всем своим весом заставляла меня рычать от наслаждения…

Лежа, я не мог не любоваться ее взлетающей и опускающейся высокой и тяжёлой грудью. Рада вцепилась мне в плечи, двигалась все быстрее и быстрее, все чаще и чаще дышала, и я дышал все чаще и чаще, утопая в летнем яблочном аромате ее тела. И вот, со сладострастным стоном она остановилась, сжала мои бедрами своими и прижалась своей грудью к моей. Я ощущал себя взмыленным конём в яблоках. Мы затихли.

Почти во сне я услышал её голос. Она шептала мне на ухо:

– Мне пора.

– Останься, – я еле шевелил губами.

– Нет, не могу. Завтра… я приеду завтра. Ты будешь ждать меня в своей комнате, когда я приеду.

– Да, – сказал я и уснул.

Проснувшись к полудню, я попытался понять, было ли что-то на самом деле или всё это просто приснилось. И, как обычно, мне показалось, что без пары-тройки кружек здесь не обойтись. Для ясности. Так, начав с вина, я скоротал день в размышлениях и ожиданиях. К вечеру, изрядно во хмелю, я ждал Раду, развалившись на кровати у себя в комнате.

Она вновь появилась без стука. Я хотел было встать с кровати, чтобы встретить ее, но она жестом остановила меня и, не зажигая свет, легла рядом со мной, уже расстегивая платье. И тут, я уловил едва ощутимый запах пшеничного хлеба. Такого же как тот, который пекла моя мать.

– От тебя хлебом пахнет, – прошептал я, целуя её в шею.

Её кожа покрылась мурашками и, почти сквозь стон, Рада прошептала:

– Да, я привезла лепешки дядюшке Горгу…

Я, не дав ей договорить, закрыл её рот поцелуем, и мой язык проскользнул между ее губ.

Теперь уже мне пришлось укрощать эту норовистую «яблочную лошадку», но и в этой роли она была так же великолепна, вздрагивала подо мной и издавала ненасытные стоны, переходившие в страстные крики…

– Останешься? – без всякой надежды спросил я, когда мы насытили свою страсть.

Рада улыбнулась. Молча встала с кровати и, на ходу накинув платье, вышла из комнаты, бросив на прощанье:

– Завтра вечером!

Как только дверь закрылась за ней я заснул.

На третий день я опять ждал ее в своей комнате уже изрядно пьяный. В этот раз она принесла с собой запах парного молока и одарила новой волной воспоминаний о моем детстве. Близость наша стала нежной и долгой, теперь мы, словно изучали друг друга, получая и возвращая обильные ласки.

Касаясь ее безупречного тела, я упивался молочным, ароматом, проваливался в далёкое прошлое. К моему стыду было в этом что-то личное и очень порочное. Вспоминался родной дом, стол посреди комнаты, миска с ломтями пшеничного хлеба и моя молодая мать, наливающая парное молоко из большого кувшина в глиняную кружку…

С Радой мне было очень хорошо, и это была не просто очередная случка, а возвращение в родные пенаты одинокого бродяги-кобеля…

Четвертый день своего проживания в «Вечной жизни» я вообще помню смутно. К вечеру я был не просто сильно пьян, я был очень сильно пьян, но Раду ждал. Ждал и уснул. А проснулся от чьих-то объятий и… от сильного запаха сырой рыбы. Я открыл глаза и увидел в темноте Раду. Она улыбалась, как обычно, но, прижавшись к ней, я почувствовал, что вся она была мокрая и холодная.

– Что с тобой? Ты замерзла?

– Я привезла дядюшке Горгу рыбу, – ответила она. – Семь бочек речной рыбы. Вся пропахла этой проклятой рыбой, пока возилась с ней.

– А почему ты мокрая?! – спросил я.

– Я очень переживала, – смутилась Рада и прошептала. – Даже мне не нравится этот запах, а уж тебе… Это ведь не яблоки. И не хлеб с молоком…

– Откуда ты знаешь? – потрясённо спросил я.

– Знаю. Теперь я многое знаю… Я боялась, что ты отвергнешь меня. Здесь, у дядюшки Грога я попыталась помыться, но этот привязчивый запах… Он не отстает. Мне кажется, он уже всегда будет со мной. – она замолчала и виновато опустила глаза.

– Рада, милая моя Рада! Знаешь ли ты, что мой отец был рыбаком? – сказал я ей тогда. – Для меня нет ничего ужасного в запахе рыбы. В родительском доме через день пахло сырой рыбой. Не переживай! Лучше иди ко мне, я тебя согрею. Ты вся продрогла.

И я, поцеловав Раду за ухом под мокрыми волосами, перевернул ее на живот и лег сверху. В этот раз она была необычайно покорна, молчалива, извивалась подо мной и лишь в самом конце застонала, как не стонала никогда раньше.

На следующий вечер она снова пришла ко мне словно видение из сна. Разбудила и легла рядом. И снова от нее пахло рыбой, и вновь пряди ее мокрых волос холодили мою грудь и живот. Мне опять пришлось согревать ее озябшее тело и, несмотря на мое изрядное подпитие, я ощутил такой экстаз, которого не испытывал ни с одной из женщин-предшественниц моей Рады.

Едва мы отдышались, она собралась уходить. И вдруг, случайный свет, попавший в окно с улицы, на мгновенье осветил ее лицо. А надо сказать, что я уже давно не видел ее лица при свете, ведь почти все наши встречи случались в сумраке. Так вот, когда я мельком увидел его, оно было бледным, словно разбавленное водой молоко, а под обеими глазами темнели синяки. Я тут же вскочил с кровати и на неверных ногах подошел к ней. Она закрыла лицо руками.

– Кто это сделал?! – спросил я.

Она лишь мотала головой и ничего не отвечала.

– Кто?! – настаивал я. Но Рада так и стояла голая передо мной, закрыв лицо руками.

– Муж?! – предположил я.

Женщина промолчала и на этот раз. Тогда я сел на кровать и, опустив пьяные глаза, сказал:

– Я, завтра же утром! Завтра утром! Слышишь! Явлюсь к нему и все расскажу про нас. Все расскажу! Я не позволю ему… – выкрикнул я и, стиснув зубы, поднял взгляд… Рады уже не было.

Ночью я почти не спал. Хмель медленно выходил из меня. Я ворочался и все представлял нашу встречу с мужем Рады. Думал и прикидывал, какой он из себя. Я подбирал слова для мужского разговора. Потом представлял, как разобравшись с благоверным Рады, мы соберем её вещи, и отправимся ко мне на родину, туда, где все запахи такие родные и любимые. С этими мыслями я ненадолго задремал.

Под утро, словно что-то кольнуло меня в сердце, я встал с кровати, трясущимися руками натянул на себя одежду и направился в трапезную. Зал был пуст, только лишь Горг стоял у одного из столиков и вяло тер его тряпкой. Как раз он-то и был мне нужен. Я подошел к трактирщику и сел перед ним на стул.

– Горг! – обратился я к старику.

Он прищурившись посмотрел на меня, отложил тряпку и молча ушел для того, чтобы через пару минут вернуться с початой бутылкой вина в руке. Поставив ее на стол, он присел рядом со мной и кивнув хрипло сказал:

– Выпей.

Я откупорил бутылку, сделал пару больших глотков и протянул ее трактирщику. Но тот лишь отрицательно покачал головой:

– Я же говорил тебе, что утром не пью. А тебе, мне кажется, надо.

– Горг, скажи мне, где живут твоя племянница и ее муж? – спросил я трактирщика и сделал еще несколько глотков.

– Зачем тебе? – немного помолчав, хрипло поинтересовался Горг.

– Хочу купить у них рыбы… много рыбы! – соврал я.

– Послушай, – сказал мне Горг, – ты что-то выдумываешь, и я не могу понять для чего. Эта семья никогда не торговала рыбой. И я даже скажу тебе, почему они этого не делают, хотя вполне могли бы. Муж Рады падает с пеной у рта и трясётся как сумасшедший только прикоснувшись к рыбе.

Я был очень удивлен. Но подумал: «Старик чего-то не знает».

– Ну, хорошо. Я возьму у них яблок и молока. Что там еще у них есть?! Мне много чего нужно. – выпалил я и приложился к бутылке.

Пристально посмотрев на меня, старик лишь отрицательно покачал головой:

– Боюсь, сынок, что сейчас не самое подходящее время…

– Почему? – удивился я.

– Горе у них в семье… Рада покинула этот мир…

– Как?! – опешил я.

– Утопилась в реке… или утопили… кто ж знает-то.

– К-к-когда? – я запинался, а сердце мое неожиданно пустилось вскачь.

– Третий день уже пошел. Сегодня погребенье и… – трактирщик безнадёжно махнул рукой, – всё… Вот так! А ты говоришь… рыба, яблоки…

– Ты врёшь, старик, я же только вчера видел ее!

– Мне бы наказать тебя за эти слова, – глаза Горга внезапно сверкнули огнём и тут же погасли, – но я понимаю – молодость. Ты видел Раду?

– Ну… да… – неуверенно проговорил я.

– Обознался, значит, – Горг покосился на почти пустую бутылку в моей руке, намекая на то, что я с пьяных глаз спутал Раду с другой женщиной. – Правда, таких красавиц в нашем городке больше нет. Одна она такая… была – Рада. А жила она за холмом, на…

– Не надо, Горг! – отрезал я, чувствуя как неожиданные спазмы сжимают горло. – Не надо… теперь.

Мне пришлось в несколько глотков допить яблочное вино. Иначе, я бы просто разрыдался, прямо тут, перед трактирщиком.

– Ну, как знаешь. – сказал Горг и собрался было уходить, но увидев, что я поставил на стол пустую бутылку, сдвинул брови:

– Завязывай ты с этой привычкой, сынок! – старик подошел к столу и забрал пустую бутылку.

После его слов моя нижняя челюсть затряслась мелкой дрожью. Я вскочил со стула и бросился в свою комнату. Захлопнул за собой дверь, упал на кровать, уткнулся лицом в подушку. Так и пролежал около часа, а когда встал, чтобы спуститься в трапезный зал и взять еще пару бутылок вина, на своей постели я с вдруг обнаружил несколько рыбьих чешуек. Значит наши «рыбные» встречи не были горячечным бредом! Кто же приходил ко мне в постель холодный и мокрый?!

В этот же день я съехал из «Вечной жизни». Впрочем, и городок этот я тоже покинул. Слишком многое здесь напоминало мне о ней. Здесь живет… жила… Рада.

Глава XXI. Воровские планы

—Ты сказочник, Оли! – Льенар с искренним чувством восхищения приобнял рассказчика за плечи. – Врун и болтун! Но мне понравилась твоя история. Расскажи еще что-нибудь!

– Да пожалуйста! Сколько угодно! О чем ты хочешь послушать? О коварстве друзей? О похотливых распутных женщинах? О злокозненных серых?

– Расскажи, как мы будем делать наше дело.

– Наше дело… – вздохнул Оливер. – Тут все просто. Значит так… Пещера, в которой находится водяной мешок и наш приз, возле порта. Ты был в гавани. Видел слева гору?

– Видел, – кивнул Льенар.

– Не доходя до порта ярдов пятьдесят есть узкий проулок. Если по нему пройти, уткнешься в ступени, высеченные в горе. Ровно сорок три.

– Чего сорок три? – не понял изрядно захмелевший Льенар.

– Ступени сорок три. Ты вообще, как? Может я тебе завтра расскажу?

– Нормально, нормально. Продолжай.

– Ну-ну… На вот, – вор протянул Льенару большой кусок жирного мяса, – закусывай. Сорок три ступени ведут к небольшой, три на четыре ярда, площадке. На ней дежурят два стража. Вход в подземелье закрыт воротами. Ну как, ворота… решетка на петлях. Но! Есть замок. В Кхали это редкость, но тут он есть! Ключ от замка хранится у начальника стражи. Ты его видел. Весь такой в красных перьях, как петух бойцовый!

– Это тот, что командовал, когда тебя из города изгоняли?

– Эй! – возмутился Оливер. – Когда меня, как ты выразился, изгоняли из города, командовал я! Но сейчас не об этом… Замок открывают только, когда надо поместить в мешок нового узника и выкинуть останки прежнего жильца. Где-то в пятидесяти, ну, может, шестидесяти ярдах от входа стоят эти самые водяные мешки. На специальном помосте, над подземной рекой. Их там с дюжину.

– Так много? – удивился Льенар.

– Я тоже не знал, – Оливер криво усмехнулся. – Да, с дюжину. Не меньше десятка, точно. Мешок, по сути – стены из кирпича, обмазанного обожженной глиной. Как кувшин в кувшине. А между стен – вода. Говорят, однажды, один узник умудрился вынуть кирпич.

– И что случилось?

– Утонул. Вода из стены хлынула внутрь. Ее оказалось достаточно, чтобы затопить камеру. Но, это если изнутри стены ломать. Итак! В пещеру ведет лишь один известный людям вход. Уверен, есть и другие, но времени искать их у нас нет. Еще есть водопад, называется «Слезы Амана». Он на другой стороне горы. Не уверен, но мне кажется, так на поверхность выходит та самая подземная река, над которой стоят мешки. Значит, войти и выйти из пещеры можно только через охраняемый вход.

– Это плохо.

– Нет. Это хорошо. Нет нужды ломать голову в поисках других вариантов. Можно, попробовать выйти через реку, через «Слезы Амана». Но, сам понимаешь, это чистой воды безумие!

– Безумие, – категорически согласился Льенар. – Безумие и самоубийство!

– Значит, перед нами два стража, ворота и замок.

– Так… – Льенар весь подобрался и, поморщившись, отодвинул подальше кружку с недопитой аграсой.

– Стражу можно, – Оливер принялся загибать пальцы, – усыпить, отвлечь, подкупить…

– Убить! – продолжил Льенар.

– Я – вор, – тоном наставника сказал Оливер, – а не убийца.

– Я могу, – нахмурил брови Льенар, расправив плечи.

– Если мы ворвемся в пещеру на боевом коне, размахивая мечом – через пять минут вся Алхабра будет охотиться за нами. Надо все сделать так, чтобы никто и не заметил, что узник исчез. Чтобы о пропаже узнали только тогда, когда придут выкидывать его кости.

– Ты говоришь там десять каменных мешков. Как мы узнаем в каком сидит наш?

– На этот вопрос я дам тебе ответ прямо сейчас! Он сидит во втором от входа мешке!

– Как ты узнал? – прикрыв один глаз, спросил Льенар.

– Вот у него! – Оливер ткнул пальцем в пустое место, где только что сидел Авак. – Где он? А, неважно! У Авака в городе живет сестра, Завила. У сестры есть подруга Малкха. Они с детства дружат. Ну, там всякое у них случалось… Сейчас не об этом. У этой подруги есть муж, в которого была влюблена жена Авака. Так вот…

– Какая жена Авака? У него нет жены… – Льенар оглянулся по сторонам и развел руками.

– Какая жена? – не понял Оливер. – Сестра я говорю! Сестра Авака Завила живет в городе. У нее есть…

– Подруга Малкха, у которой есть муж, в которого влюблена жена Авака.

– Сестра! – отмахнулся Оливер. – Сестра Авака! Завила! Не сбивай! Так вот этот брат… Тьфу ты, муж! Муж этой… Да, что ж такое! Язык не слушается… Он стражник! Из стражи Амана. И он рассказывал одной из этих, как их? Да ладно! Рассказывал, как они помещали в мешок этого серого. Именно этого! Не тех пятерых которые другие… ну ты понял. А этого! Молодой, худой со светлыми волосами. Маро он его назвал. А рассказывал он потому, что страху натерпелся! Сам этот колдун вёл себя тихо, смиренно даже, видать силы совсем потерял, и (слава Аману!) волосы ему глаза закрывали, не видать его глаз страшных было. Дескать, как они его в мешок закинули, тут же раздался вой. Волчий. Прямо в пещере. И было такое ощущение, словно огромные крылья захлопали под потолком. Они стали торопиться и озираться и, когда уже почти закончили налаживать крышу, в глубине пещеры увидели два светящихся глаза и услышали рычание. Побросали от испуга инструменты и схватились за оружие. Стали ко входу отходить. И вот, смотри! Он говорил: «Волк за нами побежал. Хорошо, что мешок второй от входа был, а не дальний, а то бы он нас догнал. Только ворота захлопнули, зверь к решетке подскочил и даже зубами в прутья вцепился с яростью!».

– Красный? – спросил Льенар.

– Что красный?

– Волк, говорю, красный был? Точнее, его шкура?

– Откуда знаешь? – прищурился Оливер.

– Это точно он! – Льенар хлопнул ладонью по столу. – Наш колдун!

– С тебя тридцать золотых, кстати! Аваку отдашь. Такие истории стоят денег! Только местных, кхальских! А то своими опять расплатишься, так и разориться можно! Ты бы к меняле зашел, поменял бы свои портреты! Я же не единственный зрячий в этом городе!..

Ну, так рассказываю дальше: стражники этого волка копьями потыкали через решетку, он и ушел в пещеру. Вот так… Но говорят, что по ночам, те кто дежурит у входа, слышат в темноте возню и ворчание. Раньше они прямо к решетке приваливались и дремали. Сейчас – даже не подходят.

Слушай дальше… Замок! Полная ерунда, но возится с ним времени не будет, – Оливер встал и подошел к сундуку в углу комнаты, открыл крышку и вернулся за стол с тряпичным свертком. Положив его на стол, он раскинул края тряпицы, показывая огромный навесной замок.

– Ты что? – широко распахнулись глаза Льенара. – Снял его уже, что ли?

– Ты точно в порядке? – не шутя спросил Оливер, уже здорово пьяный. – Это другой замок! Другой, но точно такой же. В Алхабре замки может сделать только один кузнец, и они у него все одинаковые! Понял, да?

Оливер искренне рассмеялся. – Вообще, все в городе!

– А ключи? – серьезно спросил Льенар.

– Нет. Надо отдать ему должное, ключи разные!

– Тогда, зачем нам этот замок? Что нам с ним делать?

– Его мы повесим взамен того, который сломаем на решетке. И никто не заметит, что в пещеру входили. Сорвем замок, сломаем стену, достанем колдуна, выходим и вешаем замок на место! Все! Ничего не было! Чистенько!

– Погоди-погоди! А охрана? Как же охрана? Подкуп?

– Не-а! Стражу не подкупишь! Уж больно они фанатичны. Клятву дают верности Аману. Преступить её – страшный грех!

– Бессонная вечность? – поинтересовался Льенар.

– Откуда знаешь? – удивился Оливер.

– Горшечник рассказал.

– И ты понял его?

– Он очень понятно объяснил. Ну, а что же тогда? Усыпить? Подсыпать им зелья какого сонного?

– Не-а. Они никогда не станут есть, а тем более пить на посту!

– Все же, убить?

– Нет-нет-нет! Это очень рискованно. Ты же воин! Сам знаешь, что такое два копейщика, в броне и со щитами, на лестнице выше тебя. К тому же, убийство вообще, а тем более убийство стража – преступление, за которое одно наказание – смерть. Они должны уйти сами! Это единственный вопрос, который я пока не решил.

– А как мы уйдем?

– Два пути. Можно уйти вверх по лестнице до заброшенного храма. Там перейдём через горный перевал и через день спустимся в долину с другой стороны. Но, это не выход. Дальше-то куда? Можно пойти на восток. Через пять дней пути попадем во владения виги.

Народец – так себе! Я бы не хотел к ним попадать. Безбожники страшные. Человеческие жертвы не самое ужасное, чем они занимаются. И, к тому же, на границе полно застав кхали. У них с виги вечная вражда. Оставаться в Кхали с колдуном тоже нельзя. Можно было бы где-нибудь затаиться. Но рискованно. Три чужеземца, еще и с собакой, привлекают слишком много внимания. Сдадут! Обязательно сдадут. Можно уйти вниз по лестнице и в порт. В гавани нас мог бы ждать корабль. Например, лицисианский. Корабль должен быть в полной готовности и, как только мы бы взошли на борт, отвалить от причала.

– Так, мне нравится! – закивал Льенар. – Корабль – это хорошо!

– Остается решить вопрос, как убрать охрану. Хотя бы на десять минут.

– А как часто они меняются?