Красный волк. Ветер с востока

– А, ты узрел мою перевязанную руку?! И что?! – Оливер подошел к крестьянину поближе. – Смотри же, что у меня под тряпочкой.

Он сунул палец под повязку и достал крупный фортресский золотой. Сунув монету под нос крестьянину, Оливер покрутил её в пальцах так, чтобы крестьянин мог хорошенько разглядеть.

– Это чёй-то? – продолжая прикидываться равнодушным, невозмутимо спросил крестьянин.

– Это самый большой золотой, что ты видел за свою жизнь! Не так ли?

– Ну, похоже на то.

– Он твой! – Оливер протянул ему монету. – Бери! Не веришь? Разве воры так поступают? Думаешь обманываю?

– Чего надо-то?

– Нам нужна комната, – повторил Оливер, – для меня, для этого тетера и для собаки. Золотой за угол, и еще один золотой за еду. Через неделю получишь еще столько же. Ну? Как тебе?

Крестьянин взял монету из рук Оливера, взвесил ее на ладони и жадно посмотрел на вторую, которую достал из-под повязки чужестранец. Оливер снова крутил в пальцах золотой, соблазняя им крестьянина.

– Еще один золотой! – облизнув сухие губы, проговорил крестьянин.

– Жадность – большой грех, мой дорогой, – нравоучительно проговорил Оливер улыбнувшись.

– Однако, у меня есть, что предложить за него – ответил крестьянин.

– Скажи, что ты готов предложить, и, возможно, нас это заинтересует, и я соглашусь попрощаться с еще одним золотым.

– Я готов предложить своё молчание.

– Хм… Это справедливо, – кивнул Оливер. – И, знаешь, что? Я добавлю еще один, если ты раздобудешь для нас пару кувшинов псусы.

– Псусы здесь не достать, – шляпа селянина закачалась в отрицании, – могу раздобыть аграсы.

– Это даже лучше!

– Но, завтра.

– Договорились!

– Идем! – крестьянин легко закинул на плечо свою мотыгу и бодро зашагал в сторону домика в конце поля. Оливер и Льенар направились за ним.

– Как тебя зовут, добрый человек? – спросил Оливер крестьянина.

– Авак, – бросил через плечо крестьянин и укоряя потребовал, – не топчи грядки!

– Авак! – Оливер, усмехнувшись, указал Льенару пальцем на спину, идущего впереди поселянина. – Иногда, мне кажется, что у этих кхали совсем нет фантазии. Я знаю тысяч десять людей с этим именем. Десять тысяч! Не меньше!

– Чего про меня говоришь на своей тарабарщине? – насторожился Авак. – Пакость замышляете?

– Нет, дорогой! Говорю этому тетеру, что у тебя прекрасное имя, что оно означает «добрая вода». Правильно?

– Правильно.

– Скажи, Авак, а твоя жена вкусно готовит? Гаркам может состряпать? Аграсу лучше под гаркам.

– У меня нет жены, – ответил Авак, не поднимая глаз. – Я сам неплохо готовлю. Будет вам и гаркам, и аграса, и мясо могу достать.

– Ого! – оживился Оливер. – Какое? Учти, если это зайчатина, или эти ваши костлявые и жилистые тушканчики, то не стоит даже беспокоиться, обойдемся без этой дряни.

– Нет, – Авак оскорбился, но не подал виду. – Баранина, козлятина, косуля…

– Вот это – другой разговор! – обрадовался Оливер. – Откуда такое разнообразие? Охотники знакомые есть что ли?

Вопрос был проигнорирован.

– Готовить будете сами, я к мясу не прикасаюсь!

– Конечно-конечно! Сами, всё сами!

Зайдя во двор, Авак омыл ноги и обул мягкие туфли. Он очистил от земли мотыгу и тоже помыл её, грязную воду при этом слив не в землю, а в таз. Оливер локтем толкнул в бок Льенара и сказал:

– Я же говорил тебе, помнишь?

Авак поставил мотыгу в специальную стойку для инструментов. Пройдя по мощенной камнем дорожке до дерева, росшего во дворе, он вылил грязную воду ему под корни. И только после этого Авак жестом позвал гостей в дом. Разувшись на пороге, Оливер и Льенар прошли за хозяином внутрь и сразу же попали в чистую и светлую комнату почти без обстановки.

– Один живешь, без женщины, а дома уютно! – похвалил Оливер, оглядывая опрятную комнату.

– От женщин беспорядка больше всего, – усмехнулся Авак. – Садитесь к столу.

– Верно заметил! – кивнул Оливер. – И не только беспорядок. Скажу честно, уж кому знать, если не мне! Случилось мне однажды… Ты послушай, послушай, – Оливер похлопал Авака по плечу, – тебе будет интересно! Здесь, в Кхали, такое едва ли могло случиться, и тебе возможно покажется враньем, то, что я сейчас расскажу. Но, на нашем с Ли острове, это – запросто!

– Я люблю хорошие истории, – Авак уселся напротив гостей и, зазвенев посудой, принялся готовить чай. – Ты рассказывай, рассказывай, – сказал он с улыбкой, – а я пока заварю. Ничего нет лучше, чем послушать сказку под душистый чаёк после тяжелого дня.

Глава ХI. Красота погоста

Рассказ Оливера

Давно это было. Был я тогда молод, ловок, да удал. И тут мне рассказали, что в доме одного торговца припрятана внушительная сумма. Поведал не кто-нибудь, а блудливая жена этого купца, с которой я… прекрасно проводил время. В любовных делах я как хороший ювелир. Весь Пэй об этом знает. Словом, немолодая, но резвая бабёнка, в качестве благодарности за мой талант или по женской болтливости, всё мне растрепала. А может быть, ненавидела своего благоверного за скупость и мужское бессилие. Она знала о моём нечистом промысле, но, видимо, любовная страсть и горячая постель затмили ей разум, и язык её развязался. Выложила что, где и сколько лежит. Я, конечно, сделал вид, что их семейное богатство не очень меня интересует, однако, запомнил, где лежали монеты торговца. Надо сказать, что денежки у меня тогда водились, и до первой хорошей пирушки в трактире я и думать не думал обчищать эту горе-жену. Но когда моя последняя монета упала в руку трактирщика, и в кувшине закончилось вино, на неё купленное, я решился. «Хотя бы немного монет из кармана торговца мне не помешают», – вот такая мысль сама собой пришла мне в голову. В очередной раз, оказавшись на супружеском ложе торговца и его жены, я оставил ненаглядную спящей после нашей бешеной случки, а сам потихоньку оделся и спустился в подвал.

Торговец считал, что суму с его многолетними сбережениями в мешке с брюквой никто искать не станет. Наивный! Вначале, он должен был зашить жене рот. И кое-что ещё…

Поначалу, я хотел взять немного, но, когда развязал веревку и запустил руку в золото, вдруг понял, что не смогу оставить даже одной монеты. Схватив мешок, я преспокойно покинул гостеприимный дом.

Но спокойствие оказалось недолгим. Вскоре, моё место в кровати купчихи занял начальник городской стражи, которому она тут же и пожаловалась. Мол, такой-сякой – попользовался, да ещё и ограбил.

Страж закона оказался то ли человеком чести, то ли женским угодником, то ли просто позарился на золото. Решил он меня отыскать, заточить в темницу, а монеты забрать. Хорошо что в городе, кроме купчихи, жило немало любвеобильных женщин. Их болтливые язычки и моя молодецкая удаль выручили меня и в этот раз, и я вовремя «сделал ноги». Бросился куда глаза глядят. Уж больно мне не хотелось за решетку.

В ночном сумраке я вышел из города и зашёл в лес, который окружал покинутое мною поселение. Целую ночь и целый день я шёл среди деревьев. Меня стала одолевать жажда, захотелось есть, я едва перебирал ногами, но суму торговца с монетами, несмотря на усталость, конечно же не бросил. Мысль о том, что этих денег хватит лет на пять хорошей жизни без забот и хлопот подбадривала меня.

И снова наступила ночь. Сил уже не было вовсе, и я упал на траву, тяжело дыша. В глазах мутилось, но, почти сквозь темноту поступающего беспамятства, я вдруг увидел сквозь ветви далёкий тусклый огонек. Собравшись с силами, я поднялся и побрёл к спасительному свету и вскоре вышел на небольшую поляну, едва освещенную луной. Картина, которая передо мной открылась, привела бы в ужас даже героя: вся поляна была усеяна свежими могилами. А за этим небольшим погостом виднелся крохотный домик, с тем самым огоньком в окошке, который был виден издали. Съежившись и прижав к груди суму с монетами, я осторожно шел между могилами к домику.

Домик был очень маленький, скромный, но аккуратный. Перед тем как заявиться к хозяину, я решил заглянуть в окно, чтобы не нарваться на банду разбойников или какую-нибудь нечисть. И каково же было мое удивление, когда я сквозь тонкую занавеску увидел стройный женский силуэт. Силы откуда-то снова появились во мне, и я уверенно постучал в дверь.

Открыли не сразу. Сначала за дверью послышались робкие шаги, затем дверь приоткрылась, и в щель я увидел милую юную девушку с распущенными светлыми волосами. Она испуганно смотрела на меня, придерживая дверь за ручку.

– Что вам угодно? – робко спросила она.

Я так был очарован ее прелестным, невинным лицом, что не нашел сразу, что сказать. Никак у меня в голове не укладывалось, как это прекрасное создание может вообще здесь находиться, в глубоком лесу, окруженная могилами. Не дождавшись ответа, девушка повторила:

– Что вам надо? – на этот раз голос ее звучал увереннее, она чуть сдвинула брови, и от этого ее нежное лицо стало еще краше.

– Я… – начал я, едва подбирая слова, – я путник… сбился с дороги… забрёл, мне нужно в город…

– Город в той стороне, – перебила меня девушка и сдержанно махнула рукой в сторону, откуда я пришел.

– У меня нет сил идти. Я очень хочу пить и есть. Я не причиню вам вреда.

Видимо у меня действительно был изможденный вид, и голос мой звучал страдальчески. Девушка поверила в мою искренность и отпустила ручку двери, предлагая войти.

Я вошел и осмотрелся. Это было очень скромное жилище, похожее на монашескую келью: узкая кровать, небольшой стол, пара стульев и большой сундук. Пожалуй, это все, что я увидел сразу. Девушка оглядела меня с ног до головы и отступила на шаг назад, придерживая на груди, накинутое наспех платье. Я подумал тогда, что девушке такого возраста и такой красоты стоило бы носить даже дома более изысканный наряд. Но на ней было простое серое и бесформенное платье, хотя было заметно, что под одеждой ее скрывается безупречная фигура.

– Я дам вам воды, – сказала она, слегка дрожащим голосом, – ждите здесь.

– Только разрешите мне присесть, иначе я просто рухну на пол, – сказал я, прислонившись к стене.

Девушка придвинула мне стул и я, кряхтя, опустился на него, положив на колени суму с монетами.

– Ждите, – повторила красавица и, оглядываясь, направилась в чулан, расположенный за каким-то сундуком и отделённый от остального помещения занавесью серого цвета. Ещё раз остановившись, она оглянулась снова и, бросив: «Ждите!» исчезла в чулане. Оттуда донеслось звяканье посуды. Вскоре девушка появилась снова с глиняной кружкой, такой большой, что ее бледная узкая рука казалась просто крохотной. Она подошла и протянула до краёв наполненную водой кружку. Я аккуратно, чтобы не пролить ни капли, взял ее и жадно выпил до дна. Девушка чуть заметно улыбнулась:

– Хотите еще? – спросила она.

– Если можно. – ответил я и улыбнулся ей в ответ.

Она принесла мне еще воды, и я снова выпил целую кружку.

– Наверное, больше не стоит. – заботливо сказала моя спасительница.

– Да, пожалуй, не стоит, – Я согласился и откинулся на спинку стула. – Как вас зовут?

– Анаис, – поклонившись ответила девушка.

– А меня Оливер, – представился я, – иду в Ториеншир наниматься на службу. Слыхал им нужны наемники, – слукавил я, – и вот… заблудился.

– О! – она восторженно подняла брови. – Вы воин?!

– Ну, в некотором роде.

Анаис снова смерила меня взглядом:

– У вас очень уставший вид, Оливер! Вы не дойдете до города Н. До него слишком далеко для пеших прогулок. – Она улыбнулась, и я увидел ее безупречно белые зубы. – Я могу… – неуверенно продолжила она, – накормить вас, только вот снедь моя очень простая, но, думаю, в вашем положении…

– Я даже не знаю, как вас и благодарить, Анаис! Вы просто…

– Не надо, Оливер! Помогать ближнему – долг каждого под этими небесами. – Она подняла одну руку, как бы указывая вверх. – Пойдемте, я помогу вам умыться.

Анаис проводила меня в чулан и поливала мне на руки теплой водой из кувшина.

– Поставьте вашу суму, ведь вам она мешает.

Я категорически отказался от этого предложения, усмехнувшись и про себя рассудив, что целое состояние вряд ли может кому-либо помешать даже в такой ситуации.

От теплой воды, уюта и предвкушения еды я постепенно начал приходить в себя, и, усевшись за стол, спросил у Анаис:

– Вам не страшно жить в глуши, да еще и в окружении покойников?

Девушка поставила на стол чугунок с вареной картошкой, положила аккуратно наломанную лепешку и сказала:

– В лесу с дикими зверями жить не так страшно, как в городе… среди людей.

– Бывает и так, – согласился я, – ну, а такая близость к погосту вас не смущает?

– Бояться стоит живых, а эти люди мертвы, и они пали, защищая свой народ от иноверцев.

– Все эти могилы – это солдаты, погибшие в сражении под Ториенширом? – уточнил я.

– Да, – покачала головой Анаис, разливая по кружкам горячий и душистый травяной отвар.

– Но ведь бои только начались! Откуда?..

– Ну и могилы недавние, как вы видели… Вы же разглядели их в темноте?

– Да, все могилы свежие, но… так быстро!

Анаис пожала плечами. А потом на секунду отвлеклась и, казалось, задумалась.

– А хотите немного вина? – вдруг предложила она. – Говорят, оно расслабляет. Мне кажется, это вам сейчас нужно.

«Говорят, оно расслабляет…» – повторил я про себя слова Анаис и подумал: «если только «говорят», то откуда у нее вино?» Но девушка словно прочитала мои мысли:

– Братья заезжали ко мне в гости и оставили недопитую бутылку. Они считают, что их оно расслабляет. Ну, я и подумала, может оно на всех так действует – расслабляюще. Вы же долго были в пути, вам надо.

– Пожалуй, не откажусь от кружечки, – ответил я, и девушка принесла из чулана бутыль с мутной жидкостью и еще одну глиняную кружку.

– А вы? – спросил я у Анаис, – вы разве не выпьете со мной?

– Нет, нет, что вы! Я никогда и не пила.

– А если совсем малость?

– Совсем малость?

– Да, конечно, несколько капель! Просто, чтобы поддержать измученного путника и будущего воина!

– Да? – Анаис засомневалась, – ну, разве что поддержать…

– Исключительно! И только лишь! – обрадовался я и, залпом выпив уже остывший настой, освободил кружку под вино для Анаис. Разлив по кружкам мутную жидкость из бутыли, я сказал:

– Хочу выпить за ваше сердце, за вашу душу и… за вашу красоту!

Анаис скромно опустила глаза, вцепившись в ручку кружки бледной рукой.

Потом мы одновременно подняли наши чаши, выпили до дна и принялись за еду.

Анаис почти ничего не ела, а только цедила теплый настой. Щеки ее порозовели, она смущенно смотрела на меня и улыбалась.

Меня разморило от тепла, вина и еды, веки мои отяжелели.

– Что заставило вас поселиться в таком… удивительном месте? – спросил я Анаис, отодвигая пустую миску.

– Жизнь! – вздохнув, сказала она.

– Да ну! Какие ваши годы, Анаис?

– Годы невелики, – согласилась девушка, – да жестоки.

– Расскажите! – попросил я.

– Рассказать?

– Конечно!

– Ну, что ж, воля ваша. История моя не из приятных, но мне нечего скрывать. Такова уж моя жизнь!

Я разлил остатки вина по кружкам, мы выпили, и Анаис принялась рассказывать:

– Я родилась в бедной семье в Ториеншире. Родителей скосила чума, когда я была совсем маленькая. Нас у матушки было пятеро: двое мальчиков и три сестры, одна из которых я. Старшая из моих сестер умерла при рождении, а вторая покинула наш мир уже девицей. Остались я и два старших брата.

Расцвет моего отрочества пришелся на сложные для Ториеншира времена. Это были предвоенные годы, и город погряз в мятежах, пьянстве, разврате, блуде, безнаказанном воровстве, убийствах и насилии. И вот, когда тучи над городом стали сгущаться и запахло войной… – Анаис замолчала. Глаза ее заблестели. Она глубоко вздохнула несколько раз и продолжила. – Был теплый вечер. Я возвращалась от троюродной тетушки, мы с ней допоздна пекли пироги с облепихой. Я шла домой с корзинкой, радостная, что наконец-то могу угостить своих братьев чем-то таким, что приготовила сама. Но вот, проходя мимо трактира «Гасиопандрот», я услышала за спиной свист и оглянулась – один из моих братьев имел привычку подзывать свистом. Но это был не он. У входа в трактир, казалось, едва держась на ногах, стоял здоровый пьяный мужик с рыжей всклокоченной бородой. Он был одет в солдатский мундир и сохранял равновесие лишь ухватившись за столб трактирного крыльца. «Эй, красавица! – крикнул он, когда я оглянулась. – Что несешь?! Запах-то какой от твоей корзины… аппетитный!» И мне так это польстило тогда, что я остановилась.

– Пирожки с облепихой. Я сама их пекла, – сказала я.

– Правда?! – удивился мужик. – угостишь дяденьку?

И тут я, довольная и наивная дурочка, доставая на ходу из корзинки пирожок, сама подбежала к бородатому. Вместо того, чтобы взять протянутое угощение, он схватил меня за руку и потащил к двери. Я даже почти не сопротивлялась, потому что не понимала, что происходит. Военный затащил меня в трактир и швырнул в центр зала, между столами. Корзина выскочила из моих рук и пирожки рассыпались по грязному полу. Едва поднявшись, я обнаружила себя в прокуренном и заплёванном помещении полном людей, лица которых с трудом можно было назвать человеческими. Вокруг сидела солдатня с раскрасневшимися мордами. Их было не меньше пятнадцати, а то и все двадцать. Они показались мне одинаковыми; у всех были бороды, и все с туповатым интересом разглядывали меня. Так, обычно, смотрят жестокие дети, только собираясь замучить незнакомую беззащитную зверушку. А тот, что швырнул меня, подошел и прорычал: «Ну что, угостишь дяденек? Только вот пирожки твои нам на хрен не нужны! Жратвы у нас полно, а вот баб, как ты видишь, нету!» и тут он стащил с себя штаны и, развернув, толкнул меня на засаленный деревянный стол. Разорвав юбки и сдёрнув мои кружевные панталончики, солдат навалился на меня сзади. Он страшно ревел, сопел и слюнявил мне затылок. Это было настолько омерзительно и ужасно, что я даже не чувствовала боли. Потом он вышел, и кто-то другой, намотав мои волосы на кулак, ткнул меня лицом в растресканную столешницу. Сколько их было – не помню. Я потеряла сознание, а очнулась на улице, недалеко от трактира. Платье на мне было разодрано, рядом валялась пустая корзинка. Я кое-как добралась до дома, где меня встретили братья. И старший спросил лишь: «Кто?» Я едва смогла произнести: «трактир «Гасиопандрот»…

Анаис замолчала. По щеке ее потекла слеза.

– Вот такая моя история.

– А дальше?! Что было дальше? – взволнованный рассказом девушки, проговорил я. – Братья нашли их?! Здесь-то ты как оказалась?

– Братья? Конечно, нашли. Этой же ночью побежали к трактиру, подперли дверь, заколотили окна и подожгли дом.

– Солдаты оставались там? – недоумевая спросил я.

– Да. Все сгорели заживо, – вздохнула девушка. – Но они были настолько пьяны, что ничего не услышали и, может быть, ничего не почувствовали. Как и я, когда они надо мной надругались…

Спустя пару дней братья отвезли меня сюда – подальше от сгнившего от беспредела города, от молвы и позора. Так сказать, до лучших времен. Берегут они меня очень. Ведь одна я у них сестричка осталась, надо ещё замуж выдать.

– А сами, значит, в городе остались?

– Нет, здесь они…

– Где здесь?! – испугался я. Встреча с такими решительными и безжалостными мстителями, которым нечего было терять, не сулила ничего хорошего.

Анаис улыбнулась, и посмотрела на меня захмелевшим взглядом:

– Здесь они, в лесу. От войны и суда скрываются. Ну, и разбойничают чуть-чуть. Жить-то как-то надо.

– И сколько же они собираются по лесам шарахаться? Тебя в глуши держать?

– Не знаю, – пожала плечами Анаис, – наверное, до лучших времен. А я и не тороплюсь никуда, лучше здесь…

– Чем лучше? – спросил я.

– Чем в гадком и мерзком городе, где каждый теперь будет ухмыляться мне в лицо и шептаться за спиной!

Она застонала и заплакала, закрыв лицо руками. Горе её было неподдельно.

И тут мне так ее стало жалко! Юную, горемычную и уже загубленную жизнь. Отложил я свою «золотую» суму на пол – до этого она у меня на плече висела – подошел, опустился перед ней на колени и обнял. Показалось мне, что задрожала она в объятиях моих и вроде как не от страха… Подумав так, убрал я руки ее от лица и поцеловал горячо… в губы. Так, чтобы забыла она слюнявые пасти и безжалостные лапы насильников. А девушка, от губ моих отстранившись, взяла за руку и к кровати повела. Как подвела, так мы и упали в объятия друг другу. Поначалу, я на суму свою посматривал, а когда она платье сняла, и я её прелести увидел, так и забыл про всё.

Кровать была узкой, кровать была твердой, а девушка на ней – мягкой, нежной и страстной одновременно. Видно и я ей показался очень желанным. И вот лежим мы, прижались друг к другу. Она мне на ухо шепчет:

– Хорошо-то как, Оливер! Так хорошо мне никогда не было. Как долго я тебя ждала! – И целует нежно в шею… в подбородок… в губы… Вдруг, слышу, за окном ржание лошадиное.

– Что это?! – шепчу ей, а сердце уже колотится.

– Родные мои! Братья! – вскочила Анаис с кровати, платье с пола подобрала, накинула наспех.

– И что же теперь делать? – на меня, словно ступор напал.

– Убьют они тебя, убьют, убьют! – запричитала Анаис.

«Ну, – думаю, – попал ты, брат Оливер!»

– Делать-то что?! – шепчу ей снова.

– В сундук прячься, – не раздумывая отвечает Анаис.

Я стремглав к сундуку, прям как есть, голый. Откидываю крышку, он, кстати сказать, почти пустой оказался. «Очень – думаю, – удобно!». Залезаю в сундук, крышку за собой захлопываю, притаился, едва дышу. И вот дверь хлопнула, тяжело застучали каблуки по деревянному полу. «Здоровые мужики, видимо» – думаю. Зашли, поздоровались с сестрой. Голоса грубые, низкие. Снова шаги, все ближе и ближе. Вдруг остановился один и… едва слышный удар и глухо звякнуло что-то.

– Где он?! – раздался голос одного из братьев.

И тут я понял: сума моя «золотая» ему под ноги попалась. Анаис молчала. «Выдаст – не выдаст?!» – думаю, а у самого зубы стучат.

– Где?! – повторил свой вопрос один из братьев, но голос его прозвучал ближе и страшнее.

– Кто он?! – раздался похожий голос, однако, немного мягче первого.

– Травник… – прозвучал слабый голос Анаис, – травник он.

– Травник?! – грозно повторил первый брат.

Было слышно, как размеренно он ходит по комнате, видимо вынюхивая и высматривая следы «травника».

– Он совсем не бедный, этот травник, как я погляжу! – ухмыльнулся второй брат и раздался звон монет.

Честно признаюсь, такая вдруг злость на меня накатила! Мало того, что ни за что, ни про что убить могут, так ещё и ограбят! Захотелось выскочить из сундука, а там – будь что будет!

– Я ничего о нём не знаю… – начала было Анаис, но брат перебил ее:

– Где он?!

– Он… пошел с лес за… лунным папоротником…

– Когда вернется? Ведь он вернется?

– Еще бы! – ответил второй брат за сестру. – Кто ж такие деньжищи бросает! Вернется, как миленький! А тут еще и красавица такая… ждет его!

– Так когда обещал вернуться?

– К утру обещал – ответила Анаис.

Раздался тяжелый резкий удар, как будто-то упало что-то твёрдое.

– Вот, – сказал первый брат, – когда вернётся, отрежешь ему яйца! Ты знаешь как, не впервой! И чтобы помалкивал! А не захочет жить без яиц, жить вообще не будет! Так ему и скажи, далеко в лесу не убежит. А нож под подушку положи. Там сподручнее будет. – Пошли! – видимо первый брат обратился ко второму, и снова застучали каблуки, хлопнула дверь, и в наступившей тишине я услышал, как плачет Анаис. Немного погодя, удостоверившись, что братья уехали, я вылез из сундука. Девушка жалостливо посмотрела на меня.

– Я все слышал. – сказал я.

– Мне… мне… надо отрезать тебе… – она показала взглядом мне ниже пояса – это…

– Анаис, это невозможно! Изуверы! Вы тут все умом тронулись?!

– Оливер, ты не знаешь моих братьев! Они найдут тебя в лесу и убьют, они посадят тебя на кол, они разорвут тебя на части!

Тут я вспомнил, что братья сделали с насильниками. Сомневаться в решительности и жестокости ее братьев явно не приходилось. По крайней мере в том, что касалось целомудрия их сестры. Однако, прощаться со своими яйцами в мои ближайшие планы не входило, а умирать не было желания совершенно. Моя голова лихорадочно работала.

Анаис указала на кровать:

– Ложись! – сказала она и взяла со стола оставленный братом огромный нож.

– Ты сошла с ума, Анаис!

– Я спасу тебе жизнь! – почти закричала она.

– Подожди, подожди! – просил я.

И тут мой взгляд остановился на маленьком окошке. За ним в изменчивом лунном свете виднелись ряды могил.

– Подожди! Кажется я придумал!

С этими словами я вытащил из-под кровати свою одежду, быстро оделся, выхватил нож из рук девицы и, выбежав на улицу, направился к самой свежей могиле. Я рыл землю ножом и руками, и вот, наконец, показался мертвец в поддоспешнике. Освободив тело убитого воина ниже пояса и уже приготовив нож, чтобы отрезать ему яйца, я вдруг обнаружил, что они отсутствуют – кто-то поработал до меня. Тогда я оставил оскопленного бесстыдно зиять рваной раной под открытым небом. Соблюдать приличия не было времени. Бросился к соседней могиле, и снова принялся рыть, и снова обнаружил мертвеца без яиц. И так я перерыл несколько могил у дома Анаис, потом несколько могил вдали от дома, и везде отрытые мною покойники были кастрированы.