Красный волк. Ветер с востока

– Это налла.

– Что это налла? – с трудом ворочая языком от накрывшей его неги, спросил Льенар.

– Налла? Руки Амана. Когда умрешь – попадешь в руки Амана. И он будет тебя баюкать, как отец на своих руках. Это – налла. А ты спишь и видишь сны. Любые, какие хочешь.

– Ты много слов. Смерть – это сон?

– Да. Для тех, кто не грешил при жизни. Кто хубу не нарушал. А грешникам нельзя спать. Грешник не спит. Хочет и не может. Вечность. – он открыл один глаз и посмотрел на Льенара. – Понял?

– Нет, – честно признался Льенар.

– Ты – грешник, тетёр. В Амана не веришь. Хубу нарушаешь. Умрешь и спать не будешь. Никогда. Захочешь, а не сможешь. Понял? Будешь, вот так, – Баху выпятил глаза, и выкатил язык, – всегда. Вечность! Не спать! Понял? А я – буду вот так! – Он сладко потянулся и, положив руки под щеку, захрапел.

Льенар рассмеялся и похлопал Баху по плечу:

– Понял! Понял! Я хубу нарушать – огонь! Пш! Пш! Говер – наш Аман.

– Говер – человек, – отмахнулся Баху, – Аман на небе. Его никто не видел. И не увидит. Только руки его чувствовать можно, – он помолчал. – Сейчас в порт пойдем. Искать твоего Марка. Видишь? Я тебе по-мо-га-ю!

– Спасибо, Баху.

– Спасибо! – усмехнулся Баху. – Пожалуйста!

Торговец удовлетворенно рассматривал Льенара, одетого в кхальские широкие штаны и длинную голубую рубаху.

– Совсем кхал! Борода, волос черный. Вот тут немного седой, на висках. Знаешь? Такой молодой и седой! Знаешь, что седой? Вот тут!

– Да-да… знаю. Знаю.

– Ты много испытал в жизни? Да?

– Не понял?

– Не важно. На! Это – пояс. Подвяжись. Вот так.

Льенар потянулся за мешком с вещами, но Баху его остановил:

– Видишь, я положил внутрь монету. Завтра придешь и заберешь. Чистые! – Он изобразил руками стирку. – Завтра! Запомни мешок, видишь, на нем узор вышит? Запомни! Это твой!

– Понял. Завтра. – пожал плечами Льенар. – Хорошо.

И добавил на пэйском:

– Своруют! Пить дать, своруют. Или пуговицы срежут.

– Хорошо! Пошли в порт, – скомандовал кхал.

Глава VIII. Свой человек на доходном месте

Гавань встретила спутников скрипом канатов, грохотом перекатываемых бочек, голосами грузчиков, постукиванием деревянных колес по булыжникам, смешанными запахами рыбы и человеческого пота. Удивительные механизмы из толстых брусьев, замысловатых блоков и канатов переносили грузы с кораблей на пирс, где мускулистые смуглые рабочие крепили тюки на большие телеги, колеса которых были установлены в узкие колеи, проложенные в брусчатке. К телегам цепляли канат и, вращая огромный ворот, канат наматывали на него, приводя телегу в движение. Она катилась куда-то в большое здание, стоявшее подальше от берега. Льенар с интересом рассматривал чудо-механизмы и дивился, как кхали обходятся без тягловых животных. Оглянувшись назад на город, он увидел высокие стены, с тяжелыми воротами. Изнутри, с тесных улочек было невозможно разглядеть этот величественный каменный ансамбль, жемчужинами которого являлись две огромные башни. Зато из порта, со стороны моря вид на них открывался завораживающий. Приглядевшись, он увидел на башнях темные проемы бойниц, из которых торчали толстые черные трубы. «Что это?» – поинтересовался Льенар, показывая на непонятные трубы, но Баху уже тащил его за руку в сторону пирса.

Лавируя между суетящимися грузчиками и громыхающими грузами, они прошли в маленький домик у самой пристани. Внутри за высокой конторкой стоял человек, по лицу которого было понятно сразу – он здесь власть. Его брови были сдвинуты, губы поджаты, взгляд пронзительно и остро буравил посетителей. Средним пальцем правой руки, испачканным несмываемыми чернильными пятнами, он, казалось, указывал на строку в раскрытой перед ним толстой книге.

Невысокий толстячок что-то пытался доказать ему, размахивая руками и тряся бородой, но власть лишь молча слушала. Лишь только толстяк иссяк, строгий мужчина изрек единственное слово: «Пять!», и Льенар его понял. Взорвавшись гневной речью, посетитель все же извлек из-за пояса кошелек и принялся отсчитывать монеты, выкладывая их на бюро и сопровождая каждую слезами и бормотанием. Отсчитав пять, он протянул требовательно руку получил в нее медный жетон и быстро вышел, обиженно шепча что-то под нос.

Как только дверь за просителем захлопнулась, напускная строгость слетела с лица чиновника. Он расплылся в улыбке, сверкнул зубами, а потом, расставив руки в стороны, обнял Баху, даже немного его приподняв.

– Дядя! Какими судьбами!

– Сива! Как поживаешь? – радостно приветствовал Баху племянника.

– Хорошо, дядюшка! Хорошо! – он наклонился к его уху. – Это кто?

– Это… – Баху подозвал Льенара. – Это – Ли! Он с острова Крамах. Познакомьтесь.

Сива протянул руку Льенару, спрашивая дядю:

– Он понимает на кхали?

– Считай, что нет! Так… пару слов.

– Аман с тобой, Ли!

– Аман с тобой, Сива! – ответил Льенар.

– Неплохо! А ты говоришь, пару слов! Самые главные слова он знает! Выпьем чаю?

– Хорошо! – ответил Льенар. – Выпьем чаю!

– Ба! Да он знает все, что нужно! – засмеялся Сива и провел гостей в маленькую комнату за своим рабочим местом.

Они расселись вокруг низкого столика, и Сива, для того, чтобы вскипятить воду, принялся раздувать небольшими мехами угли в маленькой печке. Баху по-хозяйски достал из сундучка чашки, мешочек с чаем, и все что нужно для чаепития.

– Много чай! – сказал Льенар. – Чай, чай…

– Надо много пить! – покивал Сива. – Жарко!

– Ли ищет человека. Тот должен был приплыть месяц назад, может два. Он тоже с острова Крамах, и зовут его Марк. Посмотришь в своих книгах?

– А он сам как сюда попал? – сощурился Сива. – Я его впервые вижу. Он давно в Алхабре?

– Я не знаю. Три дня назад я его нашел в своей лавке. Он спал под прилавком.

– Пешком пришел? Потому что через порт он не проходил. Я бы его запомнил.

– Ты думаешь он врет?– Не знаю. Вдруг он виги?

– Да, нет! Не может быть! Он с Крамаха. У него целый кошелек золотых! – он скорчил серьезную мину. – Крамахские деньги. Я носил меняле и он сказал – точно крамахские!

– Целый кошелек? – заинтересовался Сива. – Золотых?

– Я не понял, – встрял Льенар, – что он говорит?

– Он говорит, – ответил Баху, изображая перелистывание страниц, – надо книгу посмотреть.

– Да-да, – Сива поднялся из-за стола, – вот, прямо сейчас и посмотрим!

Он вышел и вернулся со своей увесистой книгой.

– Так… Значит месяц-два назад? Марк?

– Марк, Марко, Морко… – закивал Льенар.

– Посмотрим… Вот неделю назад заходил корабль из Пуршвала.

– Смотри с Крамаха!

– Ах, ну да! С Крамаха… Это Пэй?

– Пэй! Пэй! – заулыбался Льенар.

– Смотри, как радуется, – хмыкнул Сива и пролистнул еще несколько страниц. – Вот! Полтора месяца назад был корабль с Крамаха. Привезли сукно и пеньку. Отменная пенька, надо сказать! Я бухту для нужд порта взял. И недорого!

– Не отвлекайся! – поправил его Баху. – Я чай заварю, а ты ищи-ищи!

– Пенька, сукно… Команда – шесть человек. На берег не сходила, пробыли день. Капитан… не разберу! Сам написал и не разберу! То ли Жон-Сон, то ли Кон-сан… не важно! Отгрузили им шесть бочек воды, и муки десять мешков на нужды. Вот! Пассажир один. Представился, как Маркус.

– Маркус? – Льенар придвинулся к книге и без разрешения в нее заглянул.

– Вот, – Сива ткнул пальцем в строку и прочитал, – Мар-кус!

– М-да, – Льенар поморщился и заговорил на пэйском глядя на мужчин:

– Ничего же не понятно! У вас буквы совсем другие. Это и не буквы! Крючки какие-то! Вот чего он мне пальцем тычет? Я поверить должен, что он мне прочитал? Может там написано, что Льенар идиот?

– Мар-кус, – повторил Сива и кивнул, – полтора месяца назад.

– Когда-когда?

– Месяц, – Баху нарисовал пальцем на столе круг и добавил еще пол круга.

– И что? Куда он делся-то потом? Как искать-то его? Ну, ладно… Ладно-ладно! Прибыл – уже хорошо. Маркус… Да он это! Он! – подумав немного, он обратился к Сиве на кхали:

– Ты знаешь он? Его знаешь? Что он?

– А! Видел, видел, точно! Припоминаю! Заплатил пошлину и пошел по своим делам. Куда – не знаю! Такой он, – говорил Сива, уже глядя на дядю, – худой, бледный, как больной. Волосы длинные, светлые. Одно слово – Крамах! Они там все одинаковые!

Сива втянул щеки и прикрыл глаза, изображая истощенного человека. Жестами изобразил длинные волосы.

В задумчивости Льенар повторил сказанное:

– Ну, да… худой. Худой и бледный. Правильно. И волосы длинные…

Он показал на свои волосы и указал на белое полотенце на столе:

– Су?

– Су-су! – закивали оба кхалийца.

Оставив Сиве золотой, Льенар с торговцем вышли из порта в город. Пройдя по кривым улочкам, снова пришли на базарную площадь. Баху открыл свою лавочку и принялся смахивать пыль с горшков и тарелок.

– Поздно открылся. Народ уже прошел. Всё. Теперь ничего особо не продашь. Садись вот тут, рядом. Куда ты пойдешь? Как искать будешь? А? Приехал и всё! Ну… должен же твой Маркус где-то жить? Давай, поспрашиваю у людей?

Льенар только развел руками, ничего не понимая.

– Посиди! Посиди здесь, а я похожу, поспрашиваю! Ищу Маркус! – сказал он, изображая поиски. – Сиди! Ладно?

Баху вышел из лавки и исчез за углом.

Глава IX. Экзекуция

Льенар прикрыл глаза и облокотился на стену. Дрема стала одолевать его, но внезапно раздавшиеся резкие звуки заставили проснуться. Где-то неподалёку трубили в трубы. Перекличка отрывистых и протяжно-вздыхающих сигналов складывалась в мелодию.

Выглянув из лавки, он увидел, как горожане устремились на призыв труб куда-то в сторону замка. Недолго думая, Льенар присоединился к толпе. Людской поток подхватил его, сжав со всех сторон, и понес. Неожиданно, людская масса остановилась, и он оказался прижат к чьей-то спине. Возвышавшемуся над низкорослыми кхали, Льенару было видно, что улицу оцепили солдаты и не пропускали зевак. Что-то должно было произойти. Все чего-то ждали, вытягивая шеи и глядя на ворота замка. Замерев, словно во время штиля, людское море слегка покачивалось. Звуки труб, доносившиеся из-за закрытых ворот замка, внезапно оборвались и через паузу вновь зазвучали, но теперь уже монотонно и угрожающе.

Ворота распахнулись, и из них появился судья Махараби, облаченный в парадный яркий наряд с плеткой наперевес. Со всех сторон его окружали воины, прикрывая огромными круглыми щитами. Махараби двигался торжественно, неспешно переставляя ноги. Рослые солдаты, приноравливаясь к его шагу, семенили, будто шли по раскаленным углям. За ними двигались трубачи. Их инструменты были настолько велики, что двоим приходилось нести трубу на специальных поясах, а один трубил, раздувая щеки до невероятных размеров. За трубачами вновь следовали солдаты, они вели пятерых человек, слегка подталкивая каждого тупыми концами копий. При их появлении, толпа заволновалась и чуть не прорвала оцепление.

Вглядевшись в их лица, Льенар признал в одном из пленников своего сокамерника. Оливер шел, высоко подняв голову, и улыбался. Изредка он вскидывал руку и приветственно махал людям, вызывая всеобщее возмущение. Оливера это забавляло.

Льенар стал протискиваться назад, выбираясь из толпы. Он оглядывался, пытаясь понять, куда ведут арестантов. Цепочка стражей тянулась до самых городских стен, и он поспешил туда. У ворот собралось особенно много народа. Выглядывая поверх голов, Льенар увидел нескольких солдат, стоящих у горящей жаровни. К ним-то и подвели осужденных.

Махараби взошел на помост, украшенный разноцветными флагами и пестрыми лентами, и сел на приготовленный для него высокий стул, обтянутый ярко-желтой материей. В руках он по-прежнему сжимал длинную плетку. Трубы взревели особенно громко, и толпа замерла. Махараби поднял плетку и начал негромко говорить. Стоявший подле него, человек в высоком красном колпаке громко повторял его слова, разделяя их паузами. Еще несколько глашатаев в таких же красных колпаках повторяли выкрики первого в паузах, которые он делал. Люди молча слушали, лишь иногда качая головами в знак одобрения.

Наконец, Махараби поднял плетку и назвал чье-то имя. К судье подвели одного из арестантов и блюститель закона, не вставая с трона, несильно стегнул его. Стража потащила осужденного к жаровне и один из экзекуторов, стоящих рядом, достал из огня длинный металлический прут, сплющенный на конце. В толпе заохали женщины. Арестант положил руку ладонью вниз на столик у жаровни и зажмурился. Через секунду к его руке приложили раскаленное клеймо, и он завизжал от боли. Спустя мгновение ему на руку наложили чистую повязку пропитанную чем-то жирным.

Взяв преступника под руки, конвойные сопроводили его до открытых ворот, развернули спиной к выходу и подталкивая древками копий выставили вон. Как только он оказался снаружи, ворота закрылись, чтобы тут же открыться снова. Изгнанный все еще стоял на прежнем месте. Тогда стражники строго закричали на него и замахали копьями. Он оскалился, как собака и, смачно плюнув в сторону города, развернулся и пошел по дороге.

Махараби назвал следующее имя, и вся история повторилась, только на сей раз слез и проклятий было больше. Изгнанный долго стоял на коленях и о чем-то умолял стражу, баюкая перевязанную руку, как младенца. Солдаты, покричав и помахав копьями, ничего от него не добились. Преступник отказывался уходить. Тогда гвардеец с красными перьями на шлеме – видимо, начальник, подошел к нему и присел на корточки. Он говорил с изгнанным. По вздрагиванию красных перьев было видно, как он кивал и качал головой, объясняя что-то. Наконец, он и вовсе положил левую руку на плечо наказанного человека, а правой – утер ему слезы на щеках. Преступник кивнул головой, поддерживаемый стражником встал на ноги и, низко опустив голову, пошел следом за первым, уже превратившимся в темную фигурку на дороге.

– Оли Вер! – произнес Махараби, и сокамерника Льенара подвели к помосту.

– Аман с тобой, васахи! – громко, чтобы слышали все, сказал вор, и глубоко поклонился.

– Аман с тобой, Оли Вер! – ответил Махараби, и легонько стегнул преступника плеткой.

Отстранив от себя окружавшие копья, Оливер подошел к жаровне и протянул правую руку. В тот момент, когда раскаленный металл прожигал его плоть, он улыбался и другой рукой махал толпе. Улыбка получилась натянутой, но эффект произвела. Пощёлкивания языками, одобряющий гул мужских голосов и восхищенные вздохи женщин прокатились над площадью.

Оливер позволил наложить на себя повязку, поблагодарил лекаря, еще раз поклонился судье, и, широко шагая, прошел не останавливаясь через ворота. Стража их почти закрыла за спиной Оливера, когда красноперый стражник, вдруг понял, что церемония изгнания пошла не по плану. Под смех толпы он бегал из стороны в сторону, требуя не закрывать ворота, и кричал своим подчиненным, что изгоняемый должен выйти спиной. Но было поздно. Когда ворота открылись вновь, Оливера и след простыл. На дороге виднелись только две фигуры изгнанных ранее. Красноперый в злобе пнул сапогом дорожную пыль, и толпа неодобрительно загудела. Спохватившись, он сложил руки на груди и поклонился на все четыре стороны, прося прощения у земли за свой неблагородный поступок.

После того, как все пятеро осужденных были изгнаны, толпа начала расходиться, обсуждая увиденное. Льенар слышал со всех сторон восхищенные голоса и повторяющееся имя «Оли Вер». Иногда, к нему присоединяли слово «тетер».

Запыхавшийся Льенар вбежал в дом Баху, едва успев сбросить сапоги. Миса зачем-то попыталась его остановить, но Льенар вежливо ее отстранил. Бегом он влетел в отведенную ему комнату и схватил свою торбу. Чикуца, обрадованный его возвращением, запрыгал вокруг, яростно виляя хвостом. Старшая дочь Баху подошла к нему, заглядывая в глаза, и что-то взволнованно спросила, взяв за руку.

– Я знаю, что делать! Я вернусь! – сказал он на пэйском и звонко поцеловал ее в щеку. Девушка смущенно зарделась, отпустив его руку и опустила глаза. Уже натягивая сапоги на террасе, Льенар выложил прямо на доски три золотых монеты.

– Спасибо! – крикнул он убегая. – Спасибо за все! – прокричал он на пэйском, уже выскочив за забор.

Растерянная Миса подобрала монеты и, убирая их за пояс проговорила:

– Тетер – он и есть тетер! Как безумный бегом бегает, будто пожар у него! Деньгам цены не знает. Три золотых за ужин и ночевку… – Спохватившись она оглянулась по сторонам и испуганно закричала:

– Баху! Баху, ты где?!

Глава Х. Удачная сделка

Льенар добежал до городских ворот. Помост, на котором восседал васахи, уже разобрали, и от прошедшей церемонии осталась лишь жаровня с тлеющими углями. Стражники, охранявшие вход в город, увидели его в сопровождении собаки и хотели было остановить. Но красноперый задержал их. Махнув рукой в сторону Льенара, он что-то сказал стражникам, но Льенар разобрал только «тетер» и имя Махараби.

– Су! – крикнул он и помахал им рукой. – Тетер Ли! Махараби… – и добавил на пэйском: отпустил, в общем! Можно мне!

Выйдя за ворота, он огляделся по сторонам. Впереди виднелись горы, далекие и голубые. Слева, докуда доставал взгляд – холмы, покрытые редкими лесами, уходящие к морю, справа – бесконечная рыжая степь из песков. Льенар в растерянности смотрел то в одну сторону, то в другую. Три дороги расходились от ворот Алхабры: в горы, в степь и к холмам.

– Ну, что скажешь? – обратился он к псу. – Куда мог пойти вор, изгнанный из города? В горы не пошел! Мы бы видели… В степь? Что там делать вору? А вот в холмах… – он посмотрел налево, – наверняка есть поселения. А? Как думаешь?

Чикуца коротко глянул на него и засеменил в сторону холмов.

– Ты уверен? – крикнул Льенар. Пес остановился и призывно посмотрел на человека.

– Ну что ж! Давай попробуем, – сказал он себе под нос, и последовал за Чикуцей. – В конце концов, что мы теряем?! Мы-то можем вернуться! А этот вор… Оливер… единственный в этой стране, с кем я могу поговорить. И он может мне помочь. Точно! Он знает об этой стране все! Мы найдем его! Я чую! А ты?

Пыльная, извилистая дорога подняла их на пологий холм, и перед глазами Льенара развернулся завораживающий пейзаж. После узких раскаленных городских улиц Алхабры, изматывающего пекла пути, зелёные склоны холмов и цветущая долина, прочерченная серебрившимися каналами, представлялись потерянными в пыли драгоценным изумрудами в оправе. Прямые укатанные дороги рассекали пейзаж на одинаковые равные квадраты. В углах каждого участка темнели аккуратные плоские крыши крестьянских домов. Светлые навесы укрывали от палящего солнца ухоженные дворики. В зелёных полях горбились спины работающих крестьян. Они трудились, ритмично взмахивая мотыгами. Их фигуры в белых длинных рубахах и широкополых соломенных шляпах напоминали горсть риса, равномерно рассыпанную по всей долине.

Потрепав Чикуцу по голове, Льенар поспешил спуститься с холма. На полпути ему повстречался старик. Он ковылял в сторону города, укрываясь от солнца под большим бумажным зонтом. Льенар ещё издали изобразил на лице приветливую улыбку, но старик прошел мимо, не удостоив ни молодого человека, ни его собаку даже взглядом. Льенар остановился и долго смотрел вслед удаляющемуся неприветливому старику, с интересом разглядывая замысловатый рисунок на его зонте.

Позади раздалось радостное повизгивание Чикуцы. Обернувшись, он увидел, как, неизвестно откуда взявшийся Оливер, треплет за загривок собаку.

– Ты… Ты откуда взялся? – удивленно спросил Льенар.

– Я то? Из тех ворот, что и весь народ, – отшутился Оливер.

– Дорога ведь пустая была! Не было тебя!..

– А, может быть, я сам Шуарвали? Не думал? Зачем ты за мной увязался?

– Ну… я… я видел, как тебя заклеймили и изгнали из города. – неуверенно проговорил Льенар.

– И что? Пожалел меня? Или что? Поплелся за земляком? Соскучился по родному говору? Поболтать захотелось?

– Не совсем так. Хотя, может, и поэтому. Да. Я хотел поговорить с тобой.

– О чем со мной говорить? Раньше я промышлял в городе и был уважаемым вором. Знал что брать и у кого. Знал где скрыться, знал где сбыть. Эти местные только на людях святоши, а у каждого, поверь, у каждого такие мыслишки грязные, да еще и мелкие. При виде чужого золотого глаз у них так и горит. Обокрасть или отнять просто – это, конечно, нет, это – хубу! А вот так все обставить, чтобы ты сам отдал – это они мастера. Да, и ворованным не чураются. Коли ты им задарма вещь принесёшь, пусть у матери его краденую – не побрезгуют. Вот так, братец! А с виду все чинно благородно. Все святые!

А тут? – Оливер сплюнул в пыль и развернувшись пошёл в сторону деревни.

– И куда ты теперь? – Льенар пошёл рядом с ним.

– Туда, где вот это – он показал забинтованную руку, – ничего не значит. Может, рвануть домой, на Пэй? А? Как ты думаешь?

– Ты говорил, что тебя там ждёт виселица.

– Да. А тут я с голоду помру. Никто не захочет иметь дело с клеймёным вором. Хубу…

– Я! Я буду иметь с тобой дело! Ты мне нужен!

– Ох-ох-ох! – рассмеялся Оливер. – Не смеши! Будешь кормить меня до конца дней моих грешных? Я видел сколько у тебя в кошельке. Немало! Но на всю мою жизнь не хватит. Я планирую ещё долго коптить небо.

– Есть ещё!

– Не-е-е, не заливай!

– Поможешь провернуть одно дело, и я тебе заплачу.

– Сколько? – с деловитой издёвкой спросил Оливер.

– Сто. Сто золотых! – не задумываясь, выпалил Льенар.

Оливер пристально посмотрел ему в глаза:

– Ну, допустим. А что за дело-то? Но только учти, я – вор, не убийца!

– Да. Нужно украсть.

– У тебя в кошельке где-то половина, от того, что ты обещаешь. Я бы мог его стащить, и ты бы не заметил.

Оливер прищурился и замолчал:

– Сто пятьдесят! – он снова хитро посмотрел в глаза Льенару, – Да, сто пятьдесят и говори, что надо украсть? Статую Амана? Документы на чужое имя? Женщину…?

– Мужчину! – отрезал Льенар.

– Чего-чего? – глаза Оливера округлились.

– Помнишь, ты говорил про колдуна в пещерной тюрьме?

– О нет! – замотал головой Оливер. – Нет, нет и еще раз нет!

– Не спеши отказываться. Назови свою цену. – произнёс Льенар серьёзным тоном.

Оливер почесал затылок, не прекращая отрицательно качать головой:

– Ну-у-у… – было видно, что он жутко боится продешевить. – Триста! – он, наконец, решился. – Но! – Оливер поднял указательный палец кверху. – Ты будешь делать, что я скажу.

Льенар согласился, кивнув в ответ.

– И еще одно условие: сотню прошу вперед!

– Но… – Льенер ощупал свой пояс. – при себе у меня нет столько. Послезавтра смогу.

– Ладно, – Оливер протянул руку, – давай, что есть, остальное потом.

Льенар отдал Оливеру кошелек, тот взвесил его на ладони и хмыкнул с сомнением:

– Ладно, – сказал он, – пойдем. Попробуем снять угол в этой деревне. Плату за проживание добавишь к обещанным трём сотням.

Пригладив прилипшие ко лбу волосы, Льенар судорожно вздохнул. Сердце колотилось от облегчения, что ему согласились помочь.

Они спустились в долину и остановились у первого дома. В поле, недалеко от жилища, работал крестьянин. Увидев путников, он облокотился на свою мотыгу и устало сдвинул соломенную шляпу на затылок. Наслаждаясь минутным перерывом в работе и возможностью поболтать с путниками, он улыбался. Неизбалованный встречами с незнакомыми людьми, крестьянин заметил, что один из путников – чужестранец, и это вызвало у него еще больший интерес. А уж собака, сопровождавшая странную парочку, и вовсе привела его в восторг.

Это был еще молодой мужчина со смуглым до черноты лицом, покрытым множеством морщин от ежедневной работы под палящим солнцем. Его узловатые пальцы крепко сжимали черенок мотыги. Он немало удивился, когда к нему обратился чужестранец, а не кхал с собакой:

– Аман с тобой, добрый человек!

– Аман с тобой, тетер! – ответил крестьянин, с недоверием косясь на забинтованную руку чужестранца, свободно говорящего на кхали.

– Мы с другом хотели бы снять угол. Нет ли у тебя свободной комнаты в доме, или, может, посоветуешь к кому обратиться?

– С виду ты тетер, а говоришь, как кхал…

– Давно тут живу!

– А этот? – крестьянин кивнул на Льенара. – Молчит чего?

– Аман с тобой, – поклонился Льенар, приложив руку к сердцу. – Меня зовут Ли.

– А… тоже тетер. И собака у вас? А вы знаете, что…

– Знаем, знаем! Но сам васахи его отпустил. Нет хубу. Видишь, собака без веревки. Никто ее не принуждает.

Крестьянин посмотрел на собаку, потом на Оливера, затем на Льенара, потом опять на Оливера:

– Нет. – отрезал он. – Не сдам я вам комнату. Ты вор, наверное! Пусти тебя в дом – ночью меня так обнесешь, что я без штанов останусь.

Он обтер ладони о тряпицу на поясе и снова взялся за мотыгу, потеряв всякий интерес к двум чужакам, стоящим у края поля.