скачать книгу бесплатно
И завернувшись по маковку в дорожную накидку, Джамбулат исчез в сгущающейся тьме теремных коридоров.
Олег Святославович ещё долго смотрел ему вслед.
– Самоха! Огня дай! – хрипло прокричал он во мрак, оглядываясь и щурясь наползающей из углов и маленьких окошек мгле.
Будто вспомнив то, что забыл ранее, князь встрепенулся, повернулся к столу, налил в кубок мёду, отломил кусок остывшего пирога, да так и остался сидеть, не пригубив яств.
На пороге показался Самоха со светильней, в которой горела толстая сальная свеча. Поставив её на стол, служка поджег лучину, ткнул ей в стоявшие по углам светлицы массивные резные лампады, привезенные князем то ли с Родоса, то ли из Византии. Запалив небольшую светильню на столе и, поклонившись, он удалился, так и не будучи замеченный властителем, всё сидевшем и размышлявшем о гостях внезапных, да потаённых желаниях.
В стене напротив стола тихо раскрылась маленькая дверь и в светлицу вошла статная темноволосая красавица-половчанка. Неслышно ступая, она подошла ближе и, присев рядом с Олегом Святославовичем, положила свою хрупкую ладонь на его руку.
– Князь мой! – услыхал он сквозь раздумья женский голос.
Встрепенувшись Олег Святославович отложил снедь, обтёр руки о кафтан и поднял голову:
– Краса ненаглядная! Люба моя, Караса Осолуковна! – заключая в объятья жену, расплескался медовыми речами князь. – Нешто ты сызнова, как лёгкий ветерок, по терему витаешь? Я и не слыхивал, как ты вошла.
– Скажи мне, князь, за какой это надобностью к тебе Джамбулат пожаловал? Он не тот с кем князю за одним столом пировать пристало. Джамбулат лишь своей выгоде верен, лишь о себе печётся.
– Краса моя ясная, не стоит тебе головку худыми думами замутнять.
– Кабы его конь у крыльца тебе худого не сулил, не стала бы.
– На сей раз Джамбулат ко мне за помощью пожаловал.
Княгиня удивлённо уставилась на мужа:
– И что же всесильному военачальнику Хорезма понадобилось?
– Просит слово замолвить перед ханом Осолуком. Войско ему требуется.
– Войско! Нешто ты и слово ему дать успел? Атасы и голову в сторону хорезмийца не повернёт. Не простил он ему убийства ни Каракюрта, ни Каюма.
– Знаю, краса моя ясная! И потому прошу – уговори отца дать войско мне. За то со всех земель, что под копытами его резвых коней окажутся, он данью возьмёт, чем захочет.
– Велики посулы твои. Токмо что за надобность тебе в войске? Ты сызнова Русь воевать удумал?
– Что ты, и не помышлял, краса моя ясная! Есть у меня надобность в Рязань сходить. Сказывают, там приюта сыскал хан Дамир. Мне до него дела нет, а вот Джамбулату он шибко надобен. Запои?м оного хана, он к моим ногам половину Руси положить обещался.
– Да в умели ты, Олег Святославович? – в ужасе отшатнулась от мужа красавица – половчанка. – Чтобы не сотворил тот хан, да защитят тебя духи и боги вышние на него идти. Сам пропадёшь и войско погубишь!
Князь Олег налил в кубок мёду, отпил и развалился на лавке:
– Что так?
– Он, как и его атасы Явуз-хан хитер, умом не слаб да с духами говорить горазд. Сила за ним немалая стоит. Ежели он один пред войском в степь выйдет, и то одолеть его непросто будет.
– А тебе ведомо, в чём его сила? Как сломить непокорного?
– Того никто не ведает. Сказывают, что за Дамиром этим старец Хамзир приглядывает. А супротив сааршы[28 - Сааршы – колдун.] ни один хан кыпчакский, хазарский или ещё какой не встанет, ибо смерть лютая ждёт всякого, кто на одну тропку с ним выйдет.
Князь поднялся от стола, подошёл к княгине, сжал плечи:
– Спужали, как я погляжу красу мою ясную эти россказни о ведуне. А кто его видел-то, Хамзира этого? Вот ты или атасы твой встречали старца, что такой ужас на вас нагнал?
– Нет.
– Стало быть, нет его и в помине, ведуна того. И не пристало верить тому, что очи твои ясные невидали.
Караса Осолуковна хотела было что-то сказать, да князь наложил на её уста палец.
– Не кручинься и головку милую страхами не забивай. С таким военачальником как Джамбулат, да с войском, что у хана Осолука, ни одному княжеству не устоять. А хану Дамиру и подавно. Ступай! А поутру гонца к атасы пошлём. Давненько он у нас не гостил.
– Не приедет он. Самим надобно.
– Ну, так и гонец тогда не к чему. Сами поутру и поедем. Ступай, ступай… – подтолкнул он жену к двери.
Караса молча кивнула и скрылась за маленькой дверцей. Пройдя тёмными коридорами и неслышно спустившись по потайной лестнице, она распахнула низенькую дверку и оказалась в маленькой светёлке. Одинокая лучина тускло освещала нехитрое убранство: лавка, стол сундук, да узкая лежанка.
– Самоха! – шёпотом позвала красавица-половчанка. – Самоха, ты тут?
Но в светёлке никого не оказалось. Присев на лавку, Караса принялась размышлять, где носит этого мальчишку, когда дверь тихонько отворилась и высокая щуплая тень скользнула в комнату.
– Самоха! – вновь тихо позвала Караса.
Тень съёжилась, сжалась, и крадучись вышла на свет.
– Тьфу ты, спужал! – встала половчанка. – Где ты ходишь, когда нужон?
И не дожидаясь ответа, схватила служку за руку и усадила рядом с собой на лавку.
– Сказывай, что слыхал? Об чём князь с воеводой и хорезмийцем говорили?
– Ох, княгиня-матушка, – покачал головой Самоха. – Худое затевают оне, ох, худое! На Рязань идти хотят хана какого-то ловить. Воеводу того, что в терему привечали, Олег Святославович обещался в Рязанском княжестве наместником посадить, а себе все прочие земли взять. Затем во?йско ему нужно. К хану Осолуку, батюшке твоему, кланяться собирается.
– И о каких землях они сказывали?
– О ростовских, муромских да суздальских. А ещё новгородских…
– Стало быть, князь Русь воевать собрался!
– Как есть собрался, княгиня-матушка.
Самоха шмыгнул носом и поднял умоляющие глаза на княгиню:
– Доколе же терпеть нам? Неужто опять смотреть станем на бесчинства князя?
– Не станем, Самоха. Князь поутру тебя к атасы посылать собирался, да я в степь напросилась. Со мной поедешь. Поодаль ото всех держись, на глаза князю зазря не попадайся. А как в чисто поле выедем, скажу, что делать. Ты узелок собери, ибо сюда больше не вернёшься. Как не жаль мне с тобой расставаться, а надо. Собирайся. Я к себе пойду, пока князь не кинулся.
Глава 6
В хлопотах и заботах не успели заметить, как настал грудень[29 - Грудень – конец октября – начало ноября.]. И лишь когда раньше срока ударили морозы, скорый приезд невесты, да и сама свадьба перестали казаться призрачными, словно позднее марево над рекой.
В Рязань потянулись купцы с товарами, рыбари везли лучшую рыбу, охотный люд из окрестных деревень доставлял свежую дичь, пекари ставили хлеба, в теремных подвалах квасили брюкву с поздними яблоками и варили меды. Постепенно всё готовилось к предстоящей свадьбе князя Владислава.
Дамир всё чаще пропадал в кузне и у восходного холма, где стояли шатры вольного народа. Владелина понимала: среди половцев он чувствовал себя ближе к покинутой, безвозвратно утраченной родной земле. Вспоминая о непростых днях на чужбине накатывали всё чаще, тем тяжелее становились думы о предстоящей свадьбе, не её, но князя. Ей хотелось, чтобы брат выжил тогда, в детстве. И это он готовился бы теперь к свадьбе. И его невесту ожидали со дня на день. А она…
– Опять головку тяжкими думами терзаешь, княже? – услыхала Владелина над ухом шёпот боярина Магуты. – Так гляди, те, кому не пристало, чего пронюхают, да лихое об тебе сказывать станут?
Встрепенулась она, наскоро огляделась. В думных палатах окромя неё и боярина Магуты, только воевода.
– Прав ты, Яр Велигорович! О делах помышлять надобно.
– Вот и я об том! Что за думы терзают тебя? Вижу, неспокойно на тебе. Взгляд затуманенный, тоскливый. Неужто вновь о свадьбе печалишься? Не кручинься, не волнуй головку мыслями тяжкими. С князем муромским всё сговорено, решено всё да продумано. Не тревожься так понапрасну. Обойдётся всё, ладно будет!
Владелина вздохнула, взяла со стола грамоту и принялась читать. Да только письмена перед глазами заплясали и стали расплываться.
– Негоже так себя распускать, княже! – на плечо легла крепкая рука воеводы. – Дарина, девица хоть и беспутная, да сговорчивая. Созналась. Повинилась в содеянном. Впредь дала слово быть покорною, не перечить, во всём мужа слушаться. Коли вышло так, не нам противиться. Стерпится. Прогони тоску, да пойдём со мной! А свитки подождут! Верно сказываю, Яр Велигорович?
– Всё так, Артемий Силыч. Мудры речи твои! – закивал боярин и кинулся спешно собирать со стола грамоты. – Ступай, княже, с воеводой. А то всё в делах, да в заботах. Так и захворать недолго!
– Погоди, Артемий Силыч! О свадьбе ещё спросить хочу. Помнишь, Яр Велигорович, как ты в первый раз мне о ней поведал? Все вы с батюшкой ладно рассудили. Да о первой ночи позабыли…
Переглянулись вельможи. Не укрылось от Влады, что неловок разговор им, тягостен. С тоской глядел на её Яр Велигорович.
– Вон об чём кручинишься, княже! Эх, князю-батюшке об том в свой черёд должно было сказывать. Ну-ка, сядь-ка поближе. Поведаю… – позвал боярин, постучав ладошкой по лавке. – Вот что скажу тебе, коли так тревожишься. Невесте твоей про всё ведомо. Знает девка за кого замуж идёт.
Владелина подскочила с лавки, затряслась вся:
– Да в уме ли ты, Яр Велигорович? Кто без ведома моего посмел об таком сказывать?
– Тише, тише, княже! Не гневись! – сгрёб её в охапку воевода и зашептал оглядываясь. – Об том князья ей поведали, когда о свадьбе вашей сговаривались. Был в Рязани муромский князь, когда с тобою да княжичем та беда приключилася. И подмена сея с дозволения его была сделана. Ну а когда Дарину с полюбовников поймали, тут он и вспомнил об том, что за князем Рязанским тайное ведает. И решил укрепиться, упрочиться, сей союз создав.
– Когда б батюшка твой воспротивился и о женитьбе Владислава ни условились, не сидеть бы ему князем в Рязани. Покорился он властителю муромскому и нам пристало волю его принять.
– Детё же само по себе не народилось. С кем-то путалась Дарина та, – тяжко вздохнула Влада.
Воевода с боярином переглянулись:
– С байстрюком боярским безсоромница спуталась. Рос в крестьянской семье он, пастушком. От него прижила мальчонку-то. Пастушка того за провинность казнить желали, да боярин вступился. Его был грех, признал сына. Пожалели ублюдка, прогнали из княжества прочь. Дарину ту тебе в жены просватали. А ребёночка, что народился, спрятали до поры, чтоб об том не прознал никто, – виновато опустил голову Яр Велигорович.
– И дитя это прочут мне в наследники…
Владелина замотала головой, поднялась и, отвернувшись, подошла к оконцу. Солнечные блики отразились на шитом золотом кафтане и сафьяновых сапогах.
– Что же раньше об том не поведали?
– Да забот и без того полно было, недосуг. А теперь вот и срок пришёл.
Обхватив голову, Влада заходила по думным палатам. Раз прошла из конца в конец, и ещё раз. Когда в другой раз шла мимо боярина, ухватил её Яр Велигорович за рукав, потянул на лавку:
– Успокой думы тяжкие. Князю степенным быть должно. Пред гостями не след нам срамиться. Ты прими что есть. Стерпится… А мы тут завсегда, рядом с тобой. Коли в чём нужда, поможем. Верно сказываю, воевода?
– Верно, Яр Велигорович! Не кори себя понапрасну, княже! – Артемий Силыч покосился на боярина. – В том вины твоей нет. Ты скажи лучше, смирился хан Дамир? Помню зело горяч был, как о свадьбе услыхал. В Муром войско вести вознамерился. Насилу успокоили.
– Ой, не ведаю я, Артемий Силыч! – тряхнула она головой, глядя, как во двор княжеского терема въехала повозка с бочками. – Мы об том и не говорили с той поры. Да и не вижу я Дамира совсем. Он то в кузне с Гайлисом пропадает, то в полях скачет. В покои почитай две седмицы не хаживал, в шатре ночи коротает.
– Так мы сами к нему наведаемся, – засобирался воевода. – На просторе оно и дышится легче, и разговор без сторонних ушей ладится. А я тебе Борича отправлю. Он вас посторожит. Никого близко не подпустит.
– Что ты, Силыч! – Владелина развернулась и, подбежав, зашептала с укоризной, поглядывая на воеводу. – Да неужто ещё и Боричу ведомо про тайну мою?
– Борич сотник добрый! – поспешил успокоить её воевода. – Чего не пристало не спросит, слова лишнего не скажет. Не ведомо ему не об чём. Но за тебя, он любому брюхо вспорет. При Симеоне и десятником бы не стал. Воевода прежний тех, кто умишком горазд не привечал, сторонился. Кабы не ты, да те разбойники в лесочке, так на стене и служил, или на воротах. Я за ним зорко слежу. Добрый воин, страж надёжный. Не печаль головку-то, пойдём!
– И правда, поезжай в поле, княже! Развей тоску! А я тут сам управлюсь. Фёдора, вон, в помощники кликну. А воротишься, мы тебе всё обскажем, кто чего просит, у кого надобности какие есть, а? – уговаривал боярин.
– Что поделать с вами, коли просите? Поеду! – согласилась Владелина.
***
Третий день Дамир не покидал селение. Вокруг бурлила жизнь. Кыпчаки обжились, привыкнув к новому месту. И хотя теперь стену между шатрами и полем не поставили, степная стража надёжно охраняла селение.
Попервой каждый всадник, показавшийся на пути к холму, заставлял хвататься за сабли. Но теперь степные жители обвыклись. Рязанцы всё чаще наведывались за разными надобностями. Стража пропускала их свободно, загодя отличая добрых людей от беспутных. Да и сами кыпчаки поутру отправлялись в Рязань – кто к мастеровым, кто на конюшни или торжище, а кто на ремонтные работы. И хотя за ещё одни год следы былого пожарища окончательно стёрлись, в самом городе дел накопилось немало.
Дамир сидел в шатре у очага. Нащупав под одеждами амулет, он смотрел, как потрескивая и подбрасывая яркие искры, в затейливом танце плясало пламя. Долго ли? Он и сам того не ведал, пока не услышал, как в шатёр кто-то вошёл. Схватившись за кинжал, он резко вскочил и развернулся.
– Мой хан! Что за тяжкие думы терзает тебя который день? – у входа стоял Усман. – Не ждать ли беды нам?
– Ты чего бродишь по?темну? – не ответил ему Дамир.
Увидав удивление на лице верного воина, он поднял голову. Свет над очагом, не такой яркий как в жаркие месяцы, освещал свод.
– Господин! Ты вновь просидел до?светла, – Усман топтался у входа, смущая догадками.
Подойдя совсем близко, Дамир напомнил:
– Не я тебе господин, Усман. Князю Рязанскому мы служим.
Воин поклонился.
– Всё так, мой хан.
– Случилось чего, что ты пришёл?
– Случилось.
Усман оживился.
– Воевода гонца прислал. Велит тебе взять двух верховых и к большому холму ехать.
