скачать книгу бесплатно
«Воля хана для меня закон!»
В тот миг Суюма поняла, красавицы Агын больше нет.
Вскочив с подушек, Суюма оглядела комнату, надеясь увидеть забытый Тамачой кинжал или саблю. Но в этот раз нерасторопный прислужник прихватил оружие с собой. Суюма сжала кулаки. Злость на Дамира переполняла её. И хотя ненависть к Маре была столь же сильна, горькой участи видеть растерзанное тело сына, она ей не желала.
В котле паровало пряное варево, наполняя комнату терпким запахом. Суюма бросилась к очагу, налила в небольшой кувшин пахучей жижи и достала из-за пазухи тряпицу. Негнущиеся пальцы дрожали, словно их сковало лютым холодом. Оглядываясь на двери и вслушиваясь в тишину, Суюма развязала узелок, взяла щепоть порошку и всыпала в кувшин. Подумав, набрала ещё, добавила в питьё и легонько встряхнула. Она долго стояла у дверей комнаты, не решаясь войти, пока снаружи не раздался стук и тихое конское ржание. Суюма вздрогнула и прижала к груди кувшин. Неужели вернулся Джамбулат? Но в мазанку так никто и не вошёл. Понимая, что медлить нельзя, Суюма отодвинула засов.
Мара сидела на подушках и глядела в пустоту. Сколько песка ветром унесло, сколько раз белым, студёным саваном землю накрыло, а Джамбулат всё о том же твердит. И как узнал, что она жива?
Стукнули запоры. Двери раскрылись и вошла Суюма. Прижимая двумя руками к груди кувшин, она переступила порог и остановилась, не решаясь приблизиться. Они смотрели друг на друга и молчали. Но по растерянному взгляду Суюмы Мара всё поняла. Поднявшись с подушек, она подошла к ней и заглянула в глаза:
– Ты хочешь моей погибели. Я знаю.
– Да. Хочу.
Голос Суюмы дрогнул. Она ещё крепче прижала к себе кувшин.
– Когда хан Дамир привез тебя в становище, я поняла кто ты, хоть и минуло не одно лето с тех пор, как мы встретились в Хорезме. Ни на кого он не смотрел с таким теплом во взоре. В глазах Дамира вспыхивал огонь, когда он думал, что ты этого не видишь. Даже на мою красавицу Агын так не смотрел… – Суюма запнулась. – Она должна была стать куатан-хан[23 - Куатан-хан – жена, старшая женщина в семье.], а Дамир… он отдал её табунщикам на расправу.
– Дамир не был жесток с теми, кто ему предан, – Мара отвернулась и отошла вглубь комнаты. – Явуз-хан учил его ценить верность, надёжность и отвагу, чтить духов, быть достойным рода. Но, когда в становище обосновалась Агын, то потребовала, чтобы её, будущую куатан-хан, чтили наравне с духами. Тихая и скромная, она стала мстительной и жестокой. Это обернулось для Дамира карой за то, что он её спас. Не успеет мой сын пригнать полонян, а она уже прознала, сколько там мастеровых, в каких летах мальчики для продажи Тай Чу и где в анбарах[24 - Анбар – у степняков сарай для скота и хозяйственной утвари.] прячут девиц. Агын злилась, когда Дамир брал одну из них в шатёр. Кричала, что не потерпит рядом с ханом нарсугур[25 - Нарсугур – наложница.]. А наутро… В дальнем ли анбаре или в шатре на окраине становища, мы находили пленниц с перерезанным горлом. Агын погубила их всех. Разве не так? Я спрашивала тебя, а ты твердила, мол, она всю ночь спала и в том, что случилось с рабынями, её вины нет. Но от меня вам правды не укрыть. Мне было ведомо, что Агын добавляла в питьё пленниц сонные травы, а когда те засыпали, расправлялась с ними. И ладно бы только девицы. Она питала злобу даже к княжичу русичей…
– Княжне, – перебила её Суюма. Горькая ухмылка тронула сухие губы.
Мара повернулась.
– Что? О чём ты говоришь?
– О рязанской княжне, Магрура. Я знаю, что Дамир пленил знатную девицу. Едва не потерял! Но ты её выходила. И с той поры твой сын Агын в шатёр не призывал. Променял дочь хана на княжескую дочь.
Суюма больше не сдерживалась. Она почти кричала, приближаясь всё ближе и ближе.
– Агын желала погубить княжича много раз, – твердила Мара.
– Очень желала, но не смогла. А твой сын… – Суюма подавилась навернувшимися слезами и прокричала ей в лицо. – Дамир не раздумывая, расправился со своей куатан.
– Агын превратила жизнь моего сына в пытку. Она сделала его жестоким.
Мара остановилась посреди комнаты и прижалась спиной к столбу. Суюма стояла прямо перед ней. В глазах полыхал огонь ненависти. С силой сжимая в руках кувшин, она разглядывала Мару. Её губы кривились злобной ухмылкой и подрагивали. Но пламя как вспыхнуло в глазах, так и погасло. Суюма отвернулась и направилась к выходу. У самых дверей она остановилась.
– То, что случилось с Агын давно прошло. Следы укрыло песком. Ветер унёс в степь стоны и мольбы. Моей Агын больше нет! Твой сын погубил её. Он заслужил участь, что ему уготована.
– О чём ты говоришь? – голос Мары дрогнул. – Где Дамир?
– Этого я не скажу. И что с ним станет тоже. Но ты… – Суюма повернулась и посмотрела Маре в глаза. – Магрура! Моя ненависть к тебе велика. И не только оттого, что сделал Дамир.
– За что ещё ты ненавидишь меня? – не понимая, Мара удивлённо смотрела на Суюму.
– Джамбулат… – вскинув голову, чуть слышно произнесла она. – Он так лютовал, когда Каракюрт-хан отказался ему тебя отдать. Брат гонялся за ним по степи, пока не поймал. Грозил убить всех, если твой отец не скажет, где спрятал дочь. Но Каракюрт-хан отказался говорить с ним и тогда Джамбулат на его глазах вырезал весь народ, а потом расправился и с ним. Лишь вернувшись в Хорезм, он понял, что тебя увёз Явуз-хан. Брат бросился за вами, дошёл до запретного леса и дальше до чёрного озера. Но когда вернулся и сказал, что ты погибла в огне, горе его было велико. Долго он ещё ходил как тень, виня себя в гибели той, что ему так дорога. Я видела, как он любил тебя.
Горький ком встал в горле у Мары. День побоища на чёрном озере замелькал у неё перед глазами так, будто это случилось только что. Крики, стоны, бушующее пламя. Под саблей Джамбулата пал каждый, кто оказался на пути. Храбрые и отважные воины, старики, женщины, дети. Он сжёг и уничтожил всё, до чего смог добраться…
– Мой брат жесток ко всем и всегда, – не обращая на нее внимания, продолжала говорить Суюма. – Лишь меня любил, со мной становился иным. Я помыслить не смела, что он может кого-то так любить. Думала, за столько лет брат позабыл тебя, и оттого послала ему весть. Я желала вернуться домой, Магрура. А его любовь вспыхнула вновь. Он стал одержим желанием тебя заполучить и приказал Тамача сделать так, чтобы все думали, будто ты сгинула в огне. Дамир видел сгоревший шатёр. Он полагает, ты погибла. Горе твоего сына было столь велико, что на миг я позабыла о желании мстить.
Суюма замолчала, глядя перед собой. Да и Маре было о чём подумать. Она всегда видела в Джамбулате только ненасытность. Всё, что ему оказалось по нраву, он старался заполучить: купить, обменять, взять силой. Золотом ли, вострой саблей – всё одно. Джамбулат поднимал всадников всякий раз, когда видел выгоду для себя. Ввязывался в битву даже тогда, когда её губительный исход для него был предрешён. И неважно, сколько воинов падёт. Джамбулат всегда шёл до конца. Мара понимала – в этот раз он тоже не отступит…
Хриплый, дрожащий голос Суюмы прервал тяжёлые думы.
– Магрура! Все, кого ты касаешься, гибнут и страдают. Каракюрт-хан, Явуз-хан, Дамир… Ты погубила Джамбулата. Сделала его беспощадным. И потому заслужила участи страдать. Но я не желаю, чтобы ты познала мою боль.
Суюму трясло. Глаза стали влажными от слёз.
– Потому и хочешь убить меня…
Мара вздохнула и протянула руки к кувшину. Суюма отшатнулась от неё. Казалось, будто она передумала.
– Ты уже принесла его сюда. Так чего медлишь? Что у тебя там? Яд? Дай! – потребовала Мара, желая поскорее прекратить эту муку.
– Я знаю, что значит терять тех, кого любишь. Да! В кувшине отравленное питьё. Ты ничего не почувствуешь… Просто уснёшь…
Дрожащими руками Суюма оторвала кувшин от груди и протянула Магруре.
Посмотрев в заплаканные глаза Суюмы, Маре стало её жалко. Суюма любила брата. Отправляя весть Джамбулату, она надеялась вернуться в любящую семью. Но встретилась с братом, которому неведомы ни жалость, ни сострадание. Вздохнув, Мара взяла кувшин и поднесла к губам. Суюма отвернулась.
– Джамбулат задумал что-то. Он будет мстить и не остановится. Дамир ему нужен.
Брошенные напоследок слова обожгли, как удар хлыстом. Мара опустила кувшин.
– Где мой сын? Ты знаешь? – с тревогой в голосе спросила Магрура.
Суюма выглядела растерянной. Казалось, и сама не понимала, отчего с уст сорвались слова, которые она не желала говорить.
– Нет… – тихо произнесла она. – Брат сказал, что оставит твоему сыну жизнь только, если…
Входные двери с грохотом распахнулись. Джамбулат возник на пороге, преодолев в несколько шагов комнату с очагом. Суюма увидела брата, покачнулась, как иссохшая травинка на ветру и затряслась от страха. Высоко подняв голову, Мара смотрела на него, не отводя взор.
Джамбулат подбежал к Магруре, выбил из рук кувшин, резко повернулся к сестре. Глядя ей в глаза, он выдернул из-за пояса кинжал и размахнулся…
Схватившись за горло, Суюма захрипела и повалилась к их ногам. Сквозь пальцы на одежды и соломенные подстилки сочились багряные ручьи. Она смотрела, как с кинжала по капле стекала её жизнь… Взгляд вспыхнул и погас. Глаза закрылись, оставив прошлые горести и беды тем, кто в этот миг, стоя над телом оставляющей их Суюмы, сжигал друг друга взором ненависти.
– Всё, что она тебе тут говорила – ложь! – прорычал Джамбулат в лицо Маре. – Тебе ведомо, я держу слово. Будет так, как я сказал.
Мара смотрела на распростёртое у её ног тело Суюмы, и не могла вымолвить ни слова. Она многое знала о жестокости военачальника Хорезма. И вот теперь он не пожалел сестру. Ту, что так любила его и защищала. Мара ощутила, как по щеке побежала слеза.
Джамбулат схватил её за руку и выволок в комнату с очагом. Споткнувшись, она чуть было не упала. Но он удержал ее. Толкнул на гору подушек, сложенных в углу. Ударившись об оставленный Суюмой на подушках пустой кувшин, она замерла, стиснула от боли зубы. Глядя, как Джамбулат зачерпнул из кувшина варево, как повернулся и пошел к ней, она молча ждала.
– Пей! – подал он ей пряный отвар.
Мара сделала несколько глотков. Приятное тепло разлилось внутри, согрело и немного успокоило.
– Я велел тебе подумать о себе и Дамире. Что ты решила?
Мара допила отвар и подняла на Джамбулата взор:
– Кто тебе сказал, что я не погибла в огне? – не глядя ему в лицо, спросила она.
Джамбулат хмыкнул.
– Ты думала, я не узнаю? Явуз, прикрываясь пожарищем, спрятал тебя у Хамзира, сказав, что ты погибла, спасая сына? Я ведь просил его отдать тебя. Посулил много золота, лучших скакунов. Я грозил ему битвой. Он не склонился. Тогда я сказал, что сожгу становище вместе со всеми, кто там будет. Но он и тогда не отступился от тебя. И даже когда я пришёл жечь его, он мог спасти всех. Но Явуз решил сразиться со мной. А когда всё полыхало, и я сказал, что отступлю, если он отдаст тебя. Явуз обвинил меня в твоей гибели. Он сделал всё, чтобы я поверил в это. Ты знала, что Явуз до последнего вздоха оплакивал тебя? А я… Я сожалел. О, Магрура, если бы ты знала, как я сожалел о том, что не спас тебя, не уберёг! Я винил себя в том, что потерял тебя. То пожарище ещё долго стояло у меня перед глазами.
– А потом, чтобы утешиться, ты взял ещё несколько наложниц, – не сдержавшись, ухмыльнулась Мара.
Джамбулат подлетел к ней, схватил за руки и, встряхнув, поставил на ноги:
– А ты ждала, что я, как и Явуз, буду до самой погибели о тебе горевать?
Джамбулат нагнулся к её шее и шумно втянул запах.
– Прошли годы, прежде чем я узнал, что попал в ловушку Явуза. До меня доходили слухи, что у ведуна Хамзира появилась ученица. И когда Дамир привёз в становище травницу Мару, поселил рядом с собой, стал заботиться… Думали, я не понял кого он привёз? Думали, военачальник Хорезма столь глуп, что не узнает правды? Это я помог Улубию восполнить урон, что нанёс его чести Каюм-хан, а заодно получить отмщение, убив Явуза.
– Отчего в тебе столько злости на Дамира? – Мара высвободилась из крепких рук Джамбулата и, устало, опустилась на подушки.
Джамбулат наклонился и произнес вкрадчиво, заглядывая ей в лицо:
– У тебя и твоего сына есть то, что мне нужно. Я хочу владеть этой силой. Скажи, как подчинить духов и я отпущу вас. Даю слово.
Мара хмыкнула, а потом, не сдержавшись, расхохоталась.
– Что с тобой, Магрура? – взор Джамбулата потемнел от гнева.
– Тебе нужна моя власть над духами земли? – усмехалась она. – Ты опоздал. Они потребовали вернуть то, что принадлежит им по праву. Я больше не властвую над ними. Если я нужна была тебе только за этим, лучше убей меня.
– Ты нужна мне, Магрура. Ты должна была стать моей, и ты станешь. А убить… – прорычал Джамбулат, – этого не будет!
Мара подняла на него удивлённый взор:
– Ты можешь взять любую красавицу. Отчего я?
– Мне не нужна любая. Мне нужна ты. И всегда была нужна, моя Магрура!
Джамбулат сильно сжал её плечи:
– Мне больно, – она посмотрела ему в лицо так холодно, что неустрашимый военачальник Хорезма дрогнул.
Отдёрнув руки, он отступил и заговорил очень тихо:
– Не желал я этого. Услышь меня, моя Магрура, я лишь тебя люблю!
«Нет!» – пронеслось в голове Мары и с губ сорвался легкий стон.
– Я уже в летах, – попыталась возразить она.
– Не для меня. Ради тебя, моя Магрура, я всё сделаю, чего бы ты ни попросила.
Сказав это, Джамбулат сжал губы и отвернулся к очагу. Мара тут же поняла, что он уже пожалел о сказанном. Кулаки сжимались. Лицо перекосилось. Рыкнув, Джамбулат повернулся к Маре:
– Я не хочу убивать Дамира. И не убью, если ты сделаешь всё, что мне нужно. Забери у него амулет. Твой сын! Он должен был пасть в битве с Улубием. Но духи вступились и уберегли его от погибели. Дамир каждый раз встаёт у меня на пути. Отбивает мою добычу…
Мара хмыкнула:
– Ты о том табуне, что Дамир отбил у хазар, а ты решил отобрать у него? Твои табуны больше, чем у любого степного властителя, а тебе всё недостаёт? Тебе мало?
– Этих лошадей я желал подарить хорезмшаху на обряд наречения. Но твой сын отнял их и женщину, что была предназначена для шаха Маджида.
– Агын? – удивилась Мара.
– Да! Агын! Дочь Каюм-хана и Ай-Бике, сестры Улубия. Она должна была стать куатан[26 - Куатан – жена, первая, старшая, главная.] хорезмшаха. Но твой сын убил её, а себя отдал в дар княжне русичей.
У Мары сдавило нутро. Никто не должен был узнать о слабости её сына к княжне. Ох, если бы Дамир послушал тогда! Но нет, любовь одурманила его. Лишила разума. Дамир потерял осторожность и оказался в страшной опасности. Если пожелает, Джамбулат погубит его!
– Кто тебе сказал, что княжич – девица?
– Мне всё ведомо! И о том, что любовь к этой девке лишила твоего сына разума – тоже. Твой сын… он столько раз заманивал моё войско в ловушку. Из-за Дамира я впал в немилость к хорезмшаху. Сын моего брата больше не слушает советов. А твой – заслуживает смерти.
Мара вспыхнула и приподнялась на подушках, бесстрашно глядя в лицо жестокому военачальнику.
– Убьёшь его и тогда забудь обо мне. Я брошусь под копыта коням, но никогда не стану твоей. Отпусти Дамира.
– Отпустить? Нет! Но сохранить ему жизнь я могу. Ты всё одно останешься со мной. Сделай Дамира покорным мне, чтобы стал послушен моей воле, и я не трону его. Пусть отдаст мне амулет власти и будет жить.
– Ты только что пообещал? Что отпустишь нас, если получишь амулет. Ты стал легко разбрасываться словами, Джамбулат, можно ли тебе верить?
– Ты смеешь сомневаться в моем слове, женщина? – взревел он.
– Да! – с вызовом ответила Мара? Чувствуя свою силу, – дай слово, что сохранишь жизнь Дамиру, и когда он будет тебе не нужен, ты отпустишь его. И только тогда я стану твоей.
Его лицо потемнело, осунулось, он задумался:
– Я ведь обещал.
– Обещал, но слово не давал. Дай мне слово, Джамбулат.
– Как пожелаешь. Я даю тебе слово, Магрура. Но теперь ты должна заставить сына покориться.
– Сделаю, если дашь мне всё, что я попрошу. Мне нужны будут травы. Много.
– Ты получишь всё.
– Я хочу увидеть сына.