скачать книгу бесплатно
Об их слепой верности своему кумиру говорит следующий факт: однажды какой-то шутник, стройный обладатель зелёной беспорядочной шевелюры мультяшка-арбаккель Йозеф, забавы ради пустил по сети запись с криво подменённым звукорядом, где пастор Наживка вместо своей проповеди велел устроить большой траходром… Думаю, эта история не заслуживает продолжения. Карим откинул люк, увидел, что там никого нет, вылез и сказал:
– Хвала Наживке во имя веков! Осанна!
Мигом высыпали дорби, встречая нового "адепта", готовясь его завалить своими медвежьими объятьями, крича "Слава!", "Слава!", "Слава!". Карим чувствовал себя королём мира, но Шнурок его предупредил:
– Смотри, не заиграйся!
А потом сказал Шпатель:
-А ты всё это дело охраняй.
И сам выпрыгнул из "Арахны-214", незаметно прошмыгнув в один из двух дом. Телевизоров, мониторов и всевозможнейших экранов, которых, как говорилось ранее, было невообразимое множество, и на каждом из них была та самая злополучная морда. Необходимо было найти нужный – чёрную жидкокристаллическую панель фирмы "Самсунг", за которой Лаэрта коротала вечера. Не найдя нужного в одной комнате, Шнурок незаметно пересекал порог и попадал в другую каморку, тщательно выискивая необходимый сезаму по кличке Лаэрта агрегат. Но ему попадались "LG" и более древние "голдстары", "Сони", грюндики, панасоники, супры, филипсы, советские чёрно-белые "Юности" и даже жуткую модель времён неадертальцев, линзу которой необходимо было заполнять водой, но лишь заветного "самсунга" не находилось. Были пузатые телики, были телики с изогнутым экраном во всю стену, были экраны со встроенным туда видеомагнитофоном, в которые когда-то запихивались кассеты, было всё, что только можно, но не то, что было нужно Шнурку. К счастью, дорби вокруг не находилось – все они были заняты окучиванием Карима возле лобного места, строившего из себя нового адепта на публику, которому обещали местечко в Новом Иерусалиме с видом на море, возможность войти в сто сорок четыре тысячи избранных, звание пандитора V степени ещё при жизни и так далее, чтобы потом его заморить земными поклонами какому-то непонятному парню. Карим, конечно, слышал сладостные речи, слушал и даже осознавал, но продолжал их сознательно игнорировать, хоть и соглашался для вида.
– Выйди же из этой машины, если хочешь очиститься от греха по-настоящему! – кто-то из дорбисов зароптал, осознав, что как-то Карим не слишком торопится принимать их веру.
– Да постой же ты, не видишь, нельзя насаждать веру силой! – кто-то произнёс из толпы в ответ.
В этот момент Шнурку повезло. Пока Шпатель что-то монтировала на своём розовом нетбуке, а Карим общался с толпой религиозных фанатиков, Шнурок наконец-то отыскал тот самый телевизор по запаху: запах Лаэрты ни с чем нельзя было спутать, после чего он пошёл с телевизором в коробке под мышкой обратно к своим.
– Ребята, я уверовал! Воистину в сердце моём я следую путём Наживки. – сказал Шнурок, когда попал в толпу, окружившую "Арахну". Толпа, впрочем, не обратила внимание, продолжая уже откровенно пререкаться с Каримом.
– Дайте мне ещё подумать. – спокойно сказал Карим.
– Какое подождать? Это всё мирские дела, далёкие от спасения твоего!
– Ты просто хочешь грешить!
– Открывай багажный отсек. – сказал тем временем Шнурок Шпатель. Она открыла его, и туда полетела коробка с телевизором.
– Лезь сюда! Живо! – сказал Шнурку Карим, видя, что толпа, которая бросала ему цветы на шею, прямо сейчас готова накинуть петлю.
Шнурок, повинуясь, сиганул в кабину.
– Заводим машину. – сказала Шпатель.
– БОГОХУЛЬНИК!!! В КОСТЁР ЕГО! В КОСТЁР! В ОГОНЬ ЕГО НЕУГАСИМЫЙ!!! – завопили дорби, видя, что их адепт ушёл, так и не задержавшись в их секте мистера Наживки, которая показала истинный оскал.
– Кажется, тут не обойдётся без демонстрации силы. – сказал Шнурок и занёс одно из гигантских лезвий машины прямо над толпой, пока неторопливый паук под управлением Шпатель разворачивался.
– ЧТО?!?!?!?! ГОНИТЕЛЬ ВЕРЫ НАШЕЙ! ЕРЕТИК! ОН ХОЧЕТ НАС УБИТЬ!!!
Но никто уже не слушал толпу с факелами. "Арахна-214" стремительно покидала злополучный "Лесной Кимрон", чьи члены нагло стащили у них телевизор. Месть была сладка. А дорби, высказав все свои проклятья, расползлись по своим кельям, утыканным телевизорами, один из которых не находился на своём месте… Воистину, грабь награбленное… Так прошла очередная ночь. Впрочем, скоро дорби ожидал ещё один неприятный сюрприз.
Глава 18. Диверсия
Вскоре "Арахна-214" подошла к дому, разрезая своими фонарями лесные тени.
– Слава мистеру Наживке, что мы добрались до дома… Нас бы просто сожгли… – сказал Шнурок.
– Какой мистер Наживка? Ты чё, с дуба рухнул, скотина? – огрызнулась Шпатель.
– Да не падал я… Ты уверена, что дорби не устроят на нас облаву? – заявил Шнурок.
– Уверена на все сто сорок шесть процентов. – ответила ему Шпатель.
– Отлично. – сказал Шнурок. – Мне бы твою уверенность. Эх, мне бы твою уверенность…
Трое мультяшек откупорили багажник "Арахны", достали оттуда телевизор и понесли его к Лаэрте в комнату, незаметно поставили его на тумбочке, пока она спала на своём диване, и удалились к себе – чтобы после такой бурной ночи завалиться и спать до полудня.
Настало утро. Солнце вновь ярко ласкало макушки деревьев, которые день ото дня всё глубже закрывались от него зелёными одеяниями, будто ожидая будущей неистерпимой июньской жары, которая не минёт случая испытать их на прочность. Весна словно готовила прекрасному лету дорогу, завершая свои последние приготовления настолько изящными и нежными мазками, что наверняка именно этим вдохновлялся великий композитор Вивальди в своё время. Лаэрта встала с кровати и сказала, дёрнув глазом от недавней нервотрёпки:
-Р ебят, мне сегодня какой-то странный с-сон п-приснился. Будто меня п-п-похитили цыгане…
Потом она обернулась, увидела свой любимый телевизор на тумбочке и сказала:
– Это н-не может быть правдой… Неужели я ещё сплю?
Для верности она ущипнула себя за нос, но "зомбоящик" так и остался на месте.
– Странно.
Она поднялась с кровати и медленно поплелась к телевизору – она бы преодолела расстояние одним прыжком, но живой ретранслятор Зо-зо внутри неё мешала, ощупала телевизор, окончательно поняла, что он есть и крикнула на весь дом:
-УУУУУУРРРРРРААААААААА!!! МОЙ ЛАПОЧКА!!! ТЫ ВЕРНУЛСЯ!!! КАК ЖЕ Я БЕЗ ТЕБЯ СКУЧА-А-А-АЛА!!!
– Замолчи, дура, дай поспать. – недовольно пробурчала шуруповёртка в ответ. Но Лаэрту совершенно переполнял восторг, и она не обратила внимания на ворчание какой-то вонючей мыши, неспособной понять истинной любви мультяшки и телевизора.
В любом случае, терпеть выходки Лаэрты героям оставалось недолго. По расчётам Шнурка, живой ретранслятор должна выйти из нутра этой "дуры" если не завтра, то послезавтра. И тогда наконец-то они перестанут питаться чем попало и смогут вновь ощутить вкус лазаньи с волосами и мясом, печёных яблок с корицей, нежного малороссийского сала, осетинских пирогов, жюльена и борща со сметаной. От этих мыслей у Барсика потекли слюни; он уже устал охотиться на лягушек и грызть жёлтого полосатика – ему хотелось чего-то более цивилизованного, настоящей высокой кухни. Не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. И только Шпатель, бывшая пацанкой до мозга костей, всегда пёрла напролом.
"Наконец-то в доме станет уютно, в конце концов!" – думал Шнурок.
…
Впрочем, у дорби дела были гораздо хуже. Мало того, что они потеряли один из массы телевизоров, которая у них всё ещё была в распоряжении, так ещё и Мэри-Джейн услышала шум вертолёта.
– Слушай, кажется, к нам опять пришли…
Иеремия ответил:
– Спи давай!
Мэри-Джейн уснула. В это время высадился диверсант в камуфляже, толстенным рюкзаком на плечах и пластиковой взрывчаткой в руках. Быстро и бесшумно пробежав по лесу, он достиг ночного лагеря "Лесной Кимрон" и начал рыскать в поисках генератора, который можно подорвать, тем самым обесточив дорби и заставить их думать, что вновь Мистер Наживка отвернулся от них в наказание за грехи. Шмыгнув в сторожку, где стояло оборудование, он увидел, что дорби из предыдущей диверсии извлекли ценный урок. Возле генератора стоял дорби-сторож по имени Диг, бывший продавец обуви – пока не появился пастор Наживка, чей золотой зуб блеснул в полной тьме, и который хотел вызвать тревогу, но диверсант вонзил нож в затылок. От верного, точного удара Диг, невзирая на живучесть мультяшек, скончался, не успев даже пискнуть. Дорога к генератору была свободна. Прилепив к нему заряд С4, диверсант шепнул в рацию:
– 4-4. Это "Снегирь". Взрывчатка расположена.
И тут же пошёл к выходу из лагеря. Пара тихих прыжков – и всё. Дорби не были потревожены; всё, что осталось – это нажать кнопку детонатора, и в рядах дорбисов произойдёт фейеверк.
– Щёлк.
Ошмётки генератора взлетели на воздух. Всё заискрилось. Телевизоры выбило в тот же миг, и пастор Наживка с них пропал. Взрыв пробудил Мэри-Джейн, и далеко не только её. Дорби уже высыпали на лобное место. Тут же послышались крики.
– Это гнев мистера Наживки! Он покинул нас!
– Знамение! Это само знамение!
– Наживка, помилуй нас, грешных!
И только Мэри-Джейн, обратившись к своим товарищам по несчастью, сказала:
– Я слышала во сне вертолёт.
– Какой вертолёт? Ты богохульствуешь! Какой вертолёт, опомнись! Это всё за грехи!
– Какие грехи? – спросила толпу Мэри-Джейн.
Да, может быть, воровство и грех, но оно-то было во благо… Они ведь спасали Наживку из лап еретиков!
– А вот такие! – крикнул Флекк, кинув в грешницу камень потяжелее. Он попал в Жака, который побежал на обидчика с кулаками.
– Это всё было спланировано! Чужак взорвал генератор! Чужак взорвал генератор! Чужак взорвал генера… – прилетевший в лоб булыжник прервал её речь.
– Не слушать речи её богохульные!
– Вы что делаете с моей подругой?! – завопил прибежавший Иеремия, но тут его настиг точно поставленный кулак Мисс По, и он отлетел в стену, буквально размазавшись в лепёшку. Кое-как отлепившись от стены, он увидел, что вокруг завязалась даже более жуткая драка, чем ему казалось ранее – почти все дорби мутузили друг друга. Нужно было срочно спасать Мэри-Джейн, но к тому моменту её уже погребли под грузом камней. Последними её словами было:
– И всё-таки… чужак… всё взорвал…
Произнеся эти слова, подруга Иеремии околела.
Когда Мэри-Джейн оказалась забита булыжниками при огромном стечении народа до смерти, до некоторых дорби начали доходить её слова. "Лесной Кимрон" был разделён на два лагеря: первая часть считала, что повреждение генератора стало следствием грехопадения общины, другая отбросила это суеверие в сторону, считая, что имела место диверсия. Иеремия относился ко вторым. В ход пошли битые бутылки, ножи и огнестрел. Между тем, когда уже с каждой стороны полегло по шесть-семь бойцов, Мисс По сказала:
– Он не покинул нас!
Мисс По была дорбисом серого цвета и носила туфли на здоровенных шпилярах, а её брови повергли бы в ужас и грузинского таксиста, и Леонида Ильича Брежнева. С этими словами она достала телефон, больше похожий на третьесортные копии китайского айфона с непременными девятью сим-картами, мерзким экраном и встроенным телевизором. И с маленького экранчика послышался елейный голос Мистера Наживки. Все, кто оставался на ногах, преклонили колени перед своим кумиром и сказали:
– Слава тебе, о мистер Наживка!
Лесной Кимрон, хоть и понёс большой урон – от небольшой общины в живых осталось разве что девятеро – остальные померли либо от акции Реалистов, либо в ходе напряжённого богословского диспута, но не погиб окончательно. Что касается поиска обидчика, то о нём забыли. Благо, времени хватит на то, чтобы починить генератор и вновь вернуться к справлению своего культа.
…
Глава 19. Литературный полдень
Маша очень любила читать книги. Нет, не какие-нибудь рассказы Пришвина, "Капитанскую дочку"(которую она называла "Капитанской Почкой") или, упаси Наживка, "Доктора Живаго" Пастернака – при всём уважении к гению, от него, будучи школьницей можно помереть если не от тоски, то от непонимания замысла автора. Даже модный в своё время среди девочек цикл о Гарри Поттере её не слишком сильно задел. Она любила читать что-то вроде "Высшей Перловой Системы", "Месть Слонопотама: двухсотый уровень" или "Культивация превращения в уши мёртвого осла". Учитывая то, что они располагались в Сети, их не смогла, вопреки поговорке, стерпеть даже бумага. Сам сюжет там был крайне прост и предназначен скорее для аниме, чем книги: какой-нибудь озлобленный на весь сорокалетний девственник попадал, или как говорят в народе, исекайнулся в мир фэнтези, в то время, как Маша могла попасть разве что в неловкое положение. Дальше шли кишки, мясо и огромное число всевозможных схем и таблиц, которые заставляли девочку подумать, будто перед ней не художественное произведение, а справочник по сопромату. Параллельно с этим вместо того, чтобы перепевать Высоцкого и изобретать автомат Калашникова, персонаж начинал качать свои навыки с таким рвением, которое недоступно даже самому закоренелому и толстокожему задроту. Учитывая то, что рано или поздно эти циклы разжирались до многотомных эпопей и гигантских талмудов, на фоне которых "Война и мир" Толстого выглядит слишком короткой книженцией, персонаж успевал накультивироваться(именно такой термин) достаточно, чтобы заставить плакать Чака Норриса, вынудить Вассермана почувствовать себя умственно отсталым на фоне героя, сломать об колено бессмертную Nokia 3310 и лично наведаться в одно из мириады измерений, чтобы напиться родненькой "Столичной" заместо надоевшего эля из таверны "Кабаны Саймона", набить морду автору за то, что написал эту чушь. К тому же почти всегда произведение либо имело кучу орфографических ошибок, либо оказывалось переводом с английского, который в свою очередь оказывался переводом с монгольского, а тот, в свою очередь – с испанского.
Иногда она, конечно, читала фанфики про Бенди, Санса и Джеффа Убийцу, а порой и о том, как они устраивали долгими зимними вечерами чайную церемонию, но исекаи всё-таки были на первом месте её читательских симпатий. В любом случае, вкусы учителей литературы безвозвратно устарели.
На улице стоял день. Девочка уже вернулась с прогулки со своим нарисованным псом, а потом пошла к шкафу – она давно не читала книг, и хотелось поглотить ещё одну интереснейшую историю. Она открывала то одну книгу, то другую, и ей ничего не нравилось. Когда девочка перебрала половину книг, она сказала:
– Если нет культивации, значит – неинтересно.
Но её взгляд застрял на синей папке. Девочка её достала. На ней была надпись: "Больной мир" и подпись "Шнурок". Она её открыла, увидела написанные ужасным почерком страницы, вчиталась в них и упала в обморок.
Книга представляла из себя произведение в жанре, пограничном между антиутопией и полной чушью. Это была полную противоположность книгам про бесстрашных и всесильных культиваторов, получающих всесильную мощь: по сюжету, некий безумный учёный, оказавшийся на острове Иванченко превращал людей в хромых, косых, кривых калек, прислонявшихся к берёзе и дававших дуба, потому что считал, что это каким-то образом вернёт сострадание в их каменные сердца. Впрочем, автор был прав: это работало от силы процентов в пяти случаев. В конце концов, калеки убили Иванченко, но из-за множества болячек, в излечении от которых мог помочь только убитый, жители лепрозория померли – кто быстро и безболезненно, а кто-то долго и мучительно следом. Шнурок совершенно случайно написал "Больной мир", когда находился в состоянии лютой меланхолии. "Если бы не это произведение, я бы застрелился" – признался как-то он Кариму. "Поэтому ты написал такую гадость, чтоб застрелились все мы" – ответил сусло с пятнышком суслу без пятнышка. "Спасибо. Я так и знал." – ответил Шнурок, закинул свою бессмертную рукопись в самый дальний угол шкафа и лишний раз её сторонился – будто если он откроет её ещё раз, он вновь потеряет вкус к жизни.
Может, Иванченко и был безумцем, но Маше, вспомнившей случай, когда её папа в прошлом году заболел не на шутку, показалось, что кто-то на небе действует похожим образом…
Увидев, что в папке больше нет ничего интересного, она уже хотела кинуть её обратно, но её остановил Шнурок.
– Читаешь мою книгу? – спросил он девочку.
– Да. – ответила она.
– Ну и как? Говно редкостное?
– Вроде бы не совсем и говно… Вполне хорошая книга.
– Странно. – ответил Шнурок. На его памяти это был первый раз в жизни, когда кто-то похвалил его нелепый опус. – У меня было желание как-то даже сжечь это уродство, чтобы его больше не видеть.
– Сжечь? Ты уверен, что надо сжигать книгу, где все настолько сильно страдают, при скрабблере? Вдруг ты тоже подхватишь какую-нибудь смертельную болезнь? – спросила его Маша.
Да, Шнурок и так обладал умением притягивать к себе неудачи, а если он ещё и "Больной мир" при скрабблере сожжёт, то ему придётся подыхать каждый божий день – как будто он не Шнурок, а Кенни.
– Ну да, ну да… Просто забудь о ней навсегда.
– Хорошо. – ответила Маша.
Девочка закинула книгу "Больной мир" в помойку.
– Там ей и самое место. – ответил Шнурок. – Теперь настала гармония.
– А ты ещё что-нибудь писал?
– Да. – начал свою речь Шнурок. – "Больной мир" был лишь одним из моих бессмертных произведений. Однако я тебе скажу, что мои остальные творения были лишь ненамного лучше. Например, я пытался писать стихи, но каждый раз получался какой-то вздор. Вот один:
Тихий ангел пролетел,
Он немного обалдел…
Шнурочек продолжил читать стих, и только первые две строки имели внятную рифму. Остальное напоминало песни Лаэртского, только без свойственного ему шарма, превращавшего его похабщину в высокое искусство.
Ведь крылом этот паскудник
Вервие с ковром задел
А ковёр ему советский
Хрясь по щам как ангелочку,
