Новая Афи

– Ричард тебе все рассказал?

– Ага. Очень жаль, что ты очутилась в такой ситуации. – Ее взгляд выражал сочувствие – наигранное, надо полагать. – Так что собираешься делать?

Я вновь ощетинилась. С чего эта женщина решила, будто имеет право совать нос в мои дела? Во всем виноват Ричард – он не потрудился сообщить мне о своей девушке, живущей со мной по соседству, но при этом с легкостью поведал о моей жизни ей.

– Ничего, – ответила я, откусив другое пирожное.

– Ничего? Хм-м!

Вопреки здравому смыслу, я спросила, откуда она знает либерийку.

– Ну, мы встречались на некоторых мероприятиях, и я бывала у них в гостях: последний раз, когда малышка заболела и пришлось срочно везти ее в больницу.

– Ясно, – ответила я вместо вертевшегося на языке: «Расскажи все, что знаешь».

– Она… милая, – осторожно проговорила Эвелин.

– Милая?

– Ну да, вполне милая, – уже тверже повторила Эвелин, словно решившись. – Когда я с ней общалась, она была очень дружелюбной и приглашала заглянуть к ним еще. Просто я слишком занята, чтобы ходить по гостям, а эта женщина все время в разъездах.

– Ясно, – вновь повторила я, мысленно умоляя ее продолжить.

– Впервые мы встретились на церемонии вручения наград за заслуги в бизнесе – их так много сейчас развелось, и в основном бессмысленные, поскольку люди за победу платят. В общем, мы расположились за одним столиком – я с Ричардом и она с Эли. Я сидела прямо рядом с ней, и мы немного поболтали. В какой-то момент на моем платье лопнула бретелька. – Эвелин с улыбкой обхватила грудь, слишком большую для ее ладоней. – Она одолжила мне свой шарфик, чтобы прикрыться, и даже разрешила оставить себе в конце вечера. А ведь шарфик был не из дешевых, нет – шелковый, вероятно, купленный в какой-нибудь Италии. Второй раз мы встретились месяц спустя на дне рождения общей подруги. Она принесла либерийскую еду – очень вкусную, с кучей зелени. Я даже забрала кое-что домой. А когда я последний раз приходила с Ричардом навестить больную Айви, она вроде бы обрадовалась моему визиту.

Я фыркнула, не успев себя остановить. В голову закралось подозрение, что Эвелин была одной из шпионов, упомянутых тетушкой, которых либерийка попросила за мной присмотреть.

– Ты прямо как Ричард, – сказала она, заметив каменное выражение моего лица. – Я лишь делюсь увиденным своими глазами.

– Значит, ты видела не то, что все остальные.

– М-м, – только и промычала она, прежде чем вернуться к матчу.

Однако я не спускала с нее глаз. Она говорила о либерийке с такой уверенностью, словно знала гораздо больше моего. Я разрывалась между нежеланием превращать свою жизнь в тему для обсуждения и жаждой узнать больше, пусть даже мне слабо верилось во все сказанное. Однако Эвелин молча включила музыкальный канал, и мы какое-то время смотрели на полуобнаженных женщин, которые терлись блестящими телами о полностью одетых мужчин.

– Я знаю этого парня, – бросила новая знакомая, когда на экране появился певец в толстовке на меху и мешковатых джинсах, который танцевал на улице Аккры, хватаясь за промежность в такт музыке.

– Правда? – спросила я, поддавшись любопытству: женщина умела меня зацепить.

Несколько минут спустя я уже недоверчиво качала головой, слушая ее рассказ о том, как она встретила рэпера в ночном клубе и он весь вечер выпрашивал у нее номер, а в конце осыпал проклятиями. Остаток дня она развлекала меня историями о своей жизни в Аккре.

Эвелин работала в рекламном агентстве и благодаря своей должности встречалась со многими знаменитостями и богачами. Именно так она и познакомилась с Ричардом: ее компания занималась рекламой «Королевского двора». Откровенность женщины подкупала, ее жизнь казалась открытой книгой. Она поведала мне о своих бывших, включая Ричарда: о том, что ей в нем нравится, а что она терпеть не может. Например, он любит по субботам валяться в постели, обнимаясь, а дома у него целая комната отведена под обувь. Она рассказала мне о своих земельных участках в Аккре, на одном из которых даже построила завод по производству бетонных блоков. В конце концов я поддалась на уговоры поужинать вместе с ней и прихватить домой остальные пирожные.

Перед сном я проигрывала нашу беседу в голове и никак не могла определиться со своими чувствами. Эвелин казалась такой прямолинейной и так непринужденно, без утайки поведала о своей жизни, что я ушла от нее со стойким ощущением, будто мы знакомы уже давным-давно. Мама наверняка ее не одобрила бы и сказала: «Тот, кто так свободно обсуждает свою жизнь, будет столь же свободно обсуждать твою». Тем не менее что-то в Эвелин меня необычайно интриговало. И, засыпая, я вынуждена была признать, что с нетерпением жду возможности вновь с ней увидеться и послушать о ее жизни, а также о том, что ей известно о моей.

На следующий день в школу заехал Эли. Он не предупредил меня накануне. Я как раз шла с одной из коллег к продуктовому ларьку за рэд-рэдом[24], когда на противоположной стороне улицы заметила высокую фигуру мужчины, прислонившегося к белому «Ленд Крузеру» и машущего рукой. Приблизившись, я узнала Эли и поспешила ему навстречу, бросив свою спутницу.

– Добрый день, – поздоровалась я. От удивления голос звучал громче, чем хотелось бы.

– Добрый день, Афи. Как дела? – улыбнулся он, смотря на меня сверху вниз.

– Хорошо, спасибо.

Я суетливо пригладила рубашку – лучше бы он предупредил меня о своем приезде.

– Не хочешь со мной пообедать? Извини, надо было сперва позвонить. Просто у меня только что закончилась встреча неподалеку, и я подумал, почему бы не заехать к тебе.

Я кивнула, довольная его появлением, но не удовлетворенная объяснением, затем забралась в машину – с тонированными стеклами и кожаными сиденьями. Усевшись, Эли пристально на меня взглянул, прежде чем тронуться с места. В дороге я украдкой бросала на него взгляды. Какой же он красивый! Белая рубашка идеально контрастировала с ровной темной кожей, а голос звучал глубже и теплее вживую, чем по телефону. Когда он мне улыбнулся, внутри все затрепетало, и я отвернулась, не в силах выдержать его пристальный взгляд. Затем заговорила, пытаясь развеять напряжение.

Я рассказала, что тем утром успешно скроила и сшила свои первые брюки, а Эли поведал о встрече с инвесторами, в сотрудничестве с которыми строит торговый центр рядом с аэропортом. Меня это впечатлило, но не удивило – ведь я знала, кем является мой муж. По его словам, новый торговый центр станет лучшим в Гане: с подземной парковкой, вертолетной площадкой на крыше, пятизвездочным отелем. Они соберут в здании крупнейшие бренды, чтобы покупатели могли найти все в одном месте, а состоятельные еще и переночевать, а на следующий день продолжить шопинг.

– Ты сможешь открыть там свой бутик одежды. – Он бросил на меня взгляд.

Широко улыбнувшись, я отвернулась к окну. Несколько минут спустя, когда мы остановились на светофоре и машину облепили уличные торговцы, с моего лица так и не сошла улыбка. Мне не терпелось рассказать обо всем маме! О возможности открыть бутик в лучшем торговом центре страны. А как она обрадуется, узнав об обеде с Эли! Может, позвонить ей из уборной?

Эли отвез меня в ресторан «Красный оазис». Персонал, похоже, прекрасно его знал, поскольку без слов повел нас к столику у бассейна. Я спросила, часто ли он туда ходит.

– Да, обычно я провожу здесь обеденные встречи: мой офис неподалеку.

– Ох, и где же?

– На улице с банками, после первого светофора. Он больше, чем офисы в Монровии, Найроби, Нью-Йорке и Лондоне, вместе взятые.

– Ты не собираешься опять в командировку?

– Собираюсь, но совсем ненадолго – точно не как в прошлый раз, – сказал Эли, рассеянно потирая пальцем запотевший стакан с газированной водой. – Хочешь поехать со мной?

– Я?! – Моя рука с бокалом колы замерла на полпути ко рту. Я никогда не думала о поездке за границу, с ним или без него.

Он усмехнулся.

– По-моему, хорошая мысль. Поедешь со мной в следующую командировку в Европу. У тебя есть загранпаспорт?

Я покачала головой – в нем никогда не было необходимости.

– Ничего, я договорюсь, чтобы тебе его оформили. Джоанна привезет бланки.

– Джоанна?

– Моя помощница.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила я – как за предложение о поездке, так и за помощь Джоанны.

Принесли еду, и мы приступили к трапезе. Я заказала рис с говяжьей подливой – довольно вкусный, – а Эли – суп из козлятины с бамией и акпле, который выглядел слишком жидким без овощей и зелени. Ужасно, что ему приходилось есть в ресторане из-за либерийки, которая не умеет готовить привычные нам блюда.

– Вкусно? – спросила я, внезапно пожалев его, словно мать, увидевшая, как с ее ребенком плохо обращаются. Из-за сумасшедшей женщины Эли вынужден питаться неполноценной ресторанной едой. Наверняка акпле сделали из смеси быстрого приготовления.

– Неплохо, – сказал он, макая белый шарик в жидкость.

– Тебе обязательно стоит попробовать мой суп с бамией и акпле. – Я впервые осмелилась взглянуть ему прямо в глаза.

Он замер на несколько мгновений, а затем потянулся через стол и взял меня за руку. От удивления я уронила вилку на красную скатерть.

– Знаю, наш брак не такой, каким должен быть. И мне очень жаль. У меня некоторые трудности, но я пытаюсь их преодолеть. Скоро… все изменится. Я хочу быть с тобой: хочу чаще видеться, жить в одном доме. Просто… ты знаешь, у меня кое-кто есть, и у нас Айви, мы вместе живем. Айви болезненная, очень болезненная девочка, мне нужно в первую очередь думать о ее благополучии. Но все исправится, прошу, не сомневайся. Знаю, звонков недостаточно: ты моя жена, и так быть не должно. Ты заслуживаешь счастья и всего, что пожелаешь, – и я об этом позабочусь. Обещаю.

Он говорил мягким голосом и смотрел так ласково, словно мы сидели дома одни, а не в ресторане посреди обеденной суматохи. Его рука слегка поглаживала мою, пока он глядел на меня в ожидании ответа.

– Хорошо, – опомнившись, едва слышно выдавила я. Сердце билось так быстро, как никогда прежде: попробуй я произнести нечто большее, из уст польется сплошная бессмыслица.

Мне не верилось в происходящее: его слова, его голос… Хотелось броситься ему на шею и сказать, чтобы он не переживал, что я подожду еще несколько месяцев, что мне известно о его трудностях с той женщиной и что я уважаю его желание позаботиться о дочери; сказать, что я подожду столько, сколько потребуется. Однако я лишь молча переплела наши пальцы и заглянула ему в глаза – без малейшей робости или страха. Я посмотрела на него так, как женщина смотрит на своего мужчину, как жена смотрит на мужа, поскольку впервые почувствовала себя его женщиной, его женой.

Мы закончили обед в тишине, и Эли отвез меня обратно на работу. Припарковавшись, он достал из бардачка две пачки хрустящих банкнот со свежей банковской печатью и положил мне на колени.

– Водитель привозил деньги на прошлой неделе, – напомнила я.

– Неважно. Не экономь: походи по магазинам, по ресторанам или еще куда-нибудь, куда пожелаешь.

Неохотно сунув деньги в сумку, я поблагодарила.

– Когда мы увидимся вновь? – спросила я, поймав его взгляд.

Поколебавшись, он ответил:

– В выходные.

Я кивнула, удовлетворенная. Значит, всего через четыре дня.

Повторно его поблагодарив, я потянулась к дверной ручке – обед давно закончился, Сара наверняка будет недовольна моим опозданием. Однако не успела я открыть дверцу, как почувствовала его ладонь на своем колене и повернулась с вопросом в глазах. Не говоря ни слова, Эли притянул меня ближе и прижался губами к моим. Мое тело отреагировало с удивительным жаром: я прильнула к нему настолько плотно, насколько позволяла коробка передач, и, приоткрыв рот, коснулась его языка своим. Мысли о Саре и о прохожих мигом вылетели из головы. В тот момент значение имели лишь его прикосновения, его вкус.

Наконец оторвавшись друг от друга, мы оба тяжело дышали, и мне потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя. Эли держал меня за руку.

– Увидимся в субботу, – ласково прошептал он.

Даже не знаю, как я дотерпела до вечера, и позвонила маме только после ужина, чтобы рассказать про обед с Эли, о разговоре в машине и в ресторане. Разумеется, о поцелуе я умолчала – это слишком личное. Возможно, позже расскажу Мавуси, а пока поцелуй оставался моим прекрасным маленьким секретом.

– Бог необычайно добр, – проговорила мама дрожащим голосом. – Я так волновалась, Афи, так волновалась! – Она разрыдалась.

– Все хорошо, ма, беспокоиться не о чем. Он приедет ко мне в выходные.

Я знала, что новость ее осчастливит, – а мне так хотелось порадовать маму! После смерти папы она сильно страдала; мой брак с Эли уже изменил ее жизнь и хотя бы отчасти вернул потерянное достоинство. К тому же она от всей души желала отплатить тетушке за доброту. Слушая ее плач в телефоне, я решила относиться к ней с бо́льшим терпением. В конце концов, кроме меня у мамы никого нет. Прощаясь, она просила позвонить и завтра – наверняка хотела предоставить тетушке отчет об успехах, а потом передать ее ответ мне.

Когда я уже собиралась набрать Мавуси, на экране высветилось имя тоги Пайеса – в последнее время он названивал несколько раз в неделю: интересовался, как дела у меня, у мужа, когда я приеду в гости. Сегодня после обмена приветствиями он спросил, почему до сих пор ничего не слышно от моих новых родственников.

– В каком смысле? – недоуменно отозвалась я.

– После свадьбы они ни разу нас не навестили, а когда я прихожу к тетушке в гости, ко мне относятся так, будто я тебе не отец. Будто я им не родственник, – сердито сказал он, словно это я его обидела. – Ни разу не зашли справиться о моем здоровье. Почему они так обращаются со мной, с твоим отцом?

Тут до меня наконец дошло: после свадьбы ни Ганьо, ни я не давали дяде денег и подарков. Мама мне говорила, что Эли отправил ей водителя с продуктами, в частности с тремя мешками риса и тремя галлонами растительного масла, а также с рулонами ткани и деньгами. Она поделилась подарками с ближайшими подругами, в том числе с Даави Кристи. Похоже, тога Пайес об этом пронюхал и разобиделся. Я нисколько не сочувствовала старику: неужели он уже растратил деньги, полученные на свадьбе? Если бы не почтенный возраст и статус главы семейства, я бы непременно высказала ему все, что думаю по этому поводу.

– И я слышал, другим-то они дают подарки. Неужели наши новые родственники не знают, что ребенок принадлежит в первую очередь отцу, а не матери? – негодовал дядя.

Я не нашлась с ответом. Ему не хватило наглости высказать свои претензии напрямую тетушке или ее детям, но со мной, разумеется, он не сдерживался.

– Афи, ведь я уже старик, а ты даже не спросишь, хорошо ли я кушаю. Не спросишь, хватает ли мне денег на лекарства от гипертонии. Мне нелегко, совсем нелегко.

– Тога, уверена, мои родственники о вас вовсе не забыли.

– Тогда почему от них ничего не слышно?

– Вы же понимаете, они люди занятые.

– Хм-м! Какие важные! Тогда напомни им о своем отце. Напомни, что у меня полон дом голодных ртов и болезни, которые требуют лечения.

– Хорошо.

– И сама не забывай об отце. Можешь отправить мне что угодно через фо Кекели, который живет у станции Тема. Ему можно доверять.

– Хорошо.

– Буду ждать от тебя вестей в ближайшее время.

– Хорошо.

– Вот и славно. Не болей, пока-пока.

Можно подумать, мне без него забот мало! Я не знала, почему семья Эли игнорирует моего дядю, да и знать не хотела. Будь моя воля, я бы и сама его игнорировала, только обязательно вспыхнут возмущения, и посыпятся обвинения не по моему лишь адресу, но и по маминому. Люди начнут шептаться, будто, разбогатев, я отказываюсь выполнять свой долг перед семьей, будто бросила родных на произвол судьбы. Меня не должно волновать мнение других, особенно когда эти другие спокойно наблюдали за нашими с мамой невзгодами. Однако родственники и сообщество до сих пор имели надо мной власть. Всем известно, что без семьи человек – ничто, даже если ее возглавляет настоящий эгоист. Поэтому лучше завтра отправить Менсу на станцию Тема с деньгами для дяди.

Перед сном я успела поболтать с Мавуси и рассказать о поцелуе. Что он значил? Бросит ли Эли ту женщину? Заберет ли меня к себе домой? Я призналась сестре в своих страхах: что Эли меня не хотел и не считал привлекательной. Однако поцелуй все изменил. Мы обе восхитились сдержанностью Эли – какой мужчина сможет отказаться от женщины, ставшей его женой, чтобы сперва окончательно порвать с другой? Интересно, почему он наконец решил меня поцеловать?

Я получила ответы на некоторые вопросы уже на следующий день, когда поговорила с мамой. Она сообщила, что в эти выходные либерийка опять уезжает – сядет на самолет и улетит в далекие края после жуткой ссоры, во время которой она угрожала покончить с собой, по словам присутствующей Йайи. Настоящее безумие! Вот только уезжала ли она навсегда? Или просто устраивала очередной спектакль?

– Никто не знает наверняка… Ладно, не переживай. Теперь Эли твой: сделай все возможное, лишь бы он не захотел от тебя уходить.

Я серьезно покивала: у меня наконец-то появится муж. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы никто больше его не увел.

– Такова жизнь жены, особенно жены такого мужчины, как Эли, – сказала тетушка, удивившая меня звонком на следующий день. – Если не эта, так найдется другая, которая попытается забрать принадлежащее тебе по праву. Нельзя сидеть сложа руки, надо бороться за своего мужа и никогда не терять бдительности. Тебе повезло, что мой сын не похож на прочих мужчин. Но даже хорошие мужчины могут дать слабину, а женщины в этой стране отчаянные, особенно в Аккре. В браке нельзя зевать.

– Да, тетушка, – ответила я.

– Знаю, ты нас не подведешь. На самом деле я даже не переживаю, – весело сказала она.

– Да, тетушка.

В пятницу, накануне приезда Эли, я отпросилась с занятий и провела весь день за уборкой и готовкой, отправив Менсу сперва на рынок, а потом еще и в супермаркет – решила забить холодильник под завязку. Я решила приготовить на выходные три блюда: суп из бамии с акпле, традиционный легкий суп[25] с фуфу, а также рагу из ямса и красной рыбы. Основную работу я проделала в пятницу, а остальное нужно было готовить непосредственно перед подачей на стол. Маме не понравилось бы, что я собираюсь кормить мужа разогретой едой, но Эли не сказал, во сколько приедет, а мне не хотелось его томить – вдруг он будет голодным? Приготовив все, я поспешила в салон красоты, чтобы вымыть и уложить волосы, и согласилась на уговоры мастеров сделать маникюр, а потом и педикюр. Окунаясь позже вечером в ванну, я чувствовала себя вымотанной, но довольной.

Эли приехал примерно к шести вечера, когда я дремала на диване с книгой на коленях. На нем были бежевые бриджи и рубашка поло. Мы обнялись у порога, затем он устроился на диване, положив телефоны и ключи на кофейный столик. Я принесла воды и спросила, какое блюдо ему подать. Он выбрал рагу из ямса, поскольку не хотел вечером есть тяжелую пищу, и включил телевизор. Почистив ямс, я сполоснула руки в соленой воде, чтобы успокоить образовавшуюся красноту и зуд.

– Надо было мне сказать, я бы почистил, – упрекнул меня Эли, заметив сыпь, когда я накладывала рагу, затем взял мою руку, оглядел и спросил, есть ли у меня успокаивающий бальзам. Я уверила его, что сыпь скоро сама пройдет. Он похвалил мою готовку, а тот факт, что он дважды попросил добавки, не оставлял сомнений в его искренности. После ужина Эли помог мне убрать со стола, однако к раковине я его не подпустила.

– Прошу, иди посмотри телевизор, – велела я мужу, который стоял с кухонным полотенцем в руке, готовый вытирать вымытую посуду. Он согласился сесть только после того, как получил фруктовый салат на десерт. Спешно прибравшись на кухне, я присоединилась к нему перед телевизором. Шел репортаж из неизвестной страны, журналистка в шлеме и бронежилете громко рассказывала о вооруженном наступлении, прижимая палец к уху, в то время как за ее спиной темное небо окрашивали вспышки. Эли вздохнул и переключил канал.

– Ты почему так далеко? – игривым тоном спросил он; его глаза лениво меня изучали.

– Прости, – пробормотала я и пересела с кресла к нему на диван.

Наши руки соприкасались, и я уловила его запах – не похожий ни на один из известных мне одеколонов или мыло, но такой освежающий и приятный, что захотелось положить голову ему на плечо.

– Я поручил Джоанне заняться бланками – она свяжется с тобой на следующей неделе, – сказал он.

– Джоанне?

– Моей помощнице, насчет паспорта.

– Ах да, спасибо. – Смутившись, я слегка отодвинулась от него, надеясь, что он не заметил, как на меня влияет его близость.

– Пойду в душ, – сообщил он, резко вставая.

Я тоже поднялась, удивленная. Не дожидаясь моего ответа, он схватил свои телефоны и исчез в коридоре. Хлопнула дверь спальни. Я стояла как вкопанная, мысли в голове смешались. Он собирался принять душ! В моей ванной! Значит, он останется ночевать? Боже, наконец-то! Только… он же не принес с собой сменную одежду… Неужели после душа сразу уйдет? Или вещи остались в машине? Нет, бессмыслица какая-то.

И что мне делать? Последовать за ним в спальню, в ванную? Хотя зачем? Таскать ему тазы с водой не надо – там есть все необходимое. Догадается ли он заглянуть в корзину за дверью в поисках чистых полотенец? Или воспользуется моими, висящими на крючке? Я бы не возражала. Может, пойти и подождать его в спальне? Точно! Ох, только я вся вспотела, пока варила ямс. А! Ведь в комнате для гостей есть другая ванная.

Я кинулась в бывшую мамину ванную, схватила полотенце и, смочив под краном, начала вытираться под платьем: под мышками, а затем и между ног. Рука замерла. Почему я не додумалась побриться? Разве можно предстать перед мужем в таком виде? Швырнув полотенце в раковину, я принялась лихорадочно искать бритву или ножницы. В шкафчике за зеркалом оказалось пусто; в корзинке за дверью – тоже ничего. Я обшарила ящички и шкаф в спальне – везде шаром покати. Мама увезла с собой все!

Когда я наконец вошла в свою комнату, Эли уже сидел в ногах кровати с полотенцем, обернутым вокруг талии. Он улыбнулся и похлопал по покрывалу рядом с собой, я робко присела.

– Все хорошо? – спросил он.

– Да.

– Ты не против, если я останусь?

– Нет.

Как еще мне ответить? Мой муж сидел на моей кровати почти голый. Он не вытерся как следует, и в волосах на груди виднелись капельки воды. Аромат моего мыла с розой смешивался с его собственным запахом.

Эли прервал мое разглядывание поцелуем, который начался с губ, затем перешел на платье и к животу. Когда он опустился еще ниже, я вскочила с кровати, при этом случайно стукнув Эли коленом по голове.

– Прости, прости! – в ужасе залопотала я.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил он, вставая передо мной и потирая ушибленный лоб.

– Ничего! – выпалила я, затем добавила: – Давай выключим свет?

– Хорошо, – неохотно согласился он и проследил за тем, как я подскочила к прикроватной тумбочке и щелкнула выключателем лампы. Комната погрузилась во тьму. Я продолжала стоять на месте, обдумывая следующий шаг.

Вскоре я почувствовала за спиной его – и вот он уже расстегивал молнию на моем платье. Я не двигалась, пока он медленно меня раздевал, касаясь нежно, лаская. Несмотря на кондиционер, работавший на полную мощность, стоя перед ним совершенно обнаженная, я вся горела, как от лихорадки. Он начал меня целовать, руки скользили по моей коже, по соскам, животу и тому месту между ног, от прикосновения к которому мысли смешались и все вокруг перестало существовать. Я позабыла и о лишних волосах, и о не принятом заранее душе. И только многим позже – после того, как я рухнула на его влажную грудь, после того, как он вошел в меня и заставил стонать так громко, что, наверное, проснулись все соседи; после того, как он шептал мое имя, ритмично двигаясь, с полузакрытыми глазами и прерывистым дыханием, только после всего этого я задалась вопросом, не разочарован ли он тем, что его жена оказалась не девственницей.

Глава седьмая

Меня разбудил аппетитный аромат жареных сосисок. Работал кондиционер, в комнате было свежо, а я лежала под покрывалом совершенно голая. И одна. Я вскочила так быстро, что закружилась голова. Постояв несколько мгновений, натянула на себя вчерашнее платье, валявшееся на полу, и вышла из комнаты.

Эли на кухне взбивал яйца в миске. В одних боксерах.

– Доброе утро, – поздоровался он с широкой улыбкой.

– Доброе утро.

– Завтрак почти готов.

Подойдя к нему, я взяла из сковородки лопаточку.

– Прошу, давай я закончу, – пробормотала я, едва открывая рот, – и почему мне не пришло в голову сперва почистить зубы? Эли же явно успел принять душ.