Незапланированный маршрут

– Да, – сказал Алексеич. – С каким бы удовольствием я пошел с вами, но не могу, срочно нужно сдать отчет о всех недосдачах начальству. Только смотрите, не опаздывайте, в среду до двенадцати часов чтобы как штык были на месте.

– Пошли к Михалычу, – только и осталось сказать Женьке. – Авдотья меня ждет на завтрак. Тебя, наверное, тоже пригласят.

При этих словах Санька посмотрел на Женьку как-то странно. Потом уже она поняла, что трудно в Сибири сказать что-нибудь более глупое и, пожалуй, даже обидное. Не принято там так говорить. Двери там открыты для всех – и для своих и, тем более, для чужих, то есть приезжих.

Но Женька все-таки очень надеялась, что Авдотья, как женщина, заявит, что не отпустит девочку в лес непонятно с кем (с уголовником, в данном случае). Может быть, все еще образуется само собой, надеялась Женька. Санька тем временем громко постучал в дверь, и, не дожидаясь ответа, вошел в избу (без всяких приглашений), сразу же громко заявив, что они страшно голодные и хотят есть. Авдотья почему-то бросилась к Саньке, обняла его, поцеловала в стриженую голову и стала о чем-то расспрашивать.

– Наверное, они хорошо знакомы, – подумала Женька. – А расспрашивает, верно, про тюрьму.

Рис. 3.3. А Женька полтора дня ничего не ела…

Наконец, Авдотья спохватилась и стала всех усаживать за уже приготовленный стол, ломившийся от пирожков, соленых огурчиков, капусты, рыбы – и жареной и вареной. Когда перед Женькой Авдотья поставила большую сковороду настоящего, горячего, пахнущего чем-то бесподобным мяса и еще к нему миску с пельменями, у Женьки дух захватило, и даже голова закружилась, похоже, в самом деле от голода. Все было бесподобно вкусно. Половины угощений Женька даже никогда и не видела и названий их не знала. Пирожки из черемухи или из таежной брусники не встречаются ни в Москве, ни на Украине. Да и таких рыбных пирогов Женька никогда не ела (муксун – это, как оказалось, название рыбы, а не вина). В разговоре выяснилось (пока нечетко), что Санька какой-то дальний родственник Авдотьи, детство у Саньки было не сахар (так поняла Женька) и Авдотья принимала какое-то участие в судьбе мальчика. Ничего, все расспрошу в дороге, подумала Женька, уже смирившись с неизбежным очередным приключением.

– Слушай, – сказал Михалыч Саньке. – Идите к заимке, что возле пруда. Туда собирался Мишка твой на выходные идти, рыбу ловить, вот там и пообщаетесь. И на гору ее обязательно сведи, только смотри, чтобы она от красоты такой там сознание не потеряла.

– Ладно, – деловито сказал Санька. – Соображу. Хватит есть, пора идти. Женька, иди переоденься. У тебя ведь есть брюки или штаны спортивные и теплый свитер? И возьми обязательно куртку.

Женька послушно все сделала. В общем разговоре она не участвовала, все больше ела и слушала. Только, улучив минутку, шепотом спросила у Авдотьи, не страшно ли с Санькой идти в лес? Авдотья, вроде не поняв, о чем Женька спрашивает, стала объяснять, что Санька знает тайгу как свои пять пальцев, что он из любого положения найдет выход, что более надежного человека нет, чем этот Санька.

– Ладно, – решила Женька. – Не буду говорить, чего я боюсь. А то решат еще, что я озабоченный в этом отношении человек. Как-нибудь справлюсь, если что.

Женька быстро переоделась. Брюк у нее не было. В конторе, в Москве, где она оформляла документы, ей сказали, что всю одежду для работы ей выдадут на месте. Так что она взяла только самое необходимое – теплые нижние вещи (поддевку), вату на 3–4 месяца, зубную пасту, кремы для лица и рук, лосьон, полотенца. Ехала в легком костюмчике, модном, с глубоким вырезом и короткой юбкой. В тайгу из ее вещей можно было одеть только модные брючки до колен и Сережкину теплую рубашку. Куртка, конечно, у нее была, а вот из обуви были только московские босоножки на каблуках, которые были совершенно непригодны для местных условий. Поэтому в Тынде пришлось забежать в магазин и купить на последние деньги первые попавшиеся не то тапочки, не то туфли, не то полукеды. Санька был в сапогах, в зеленых стройотрядовских брюках (как у студентов) и тоже в теплой клетчатой рубашке голубого цвета. По внешнему виду его невозможно было отличить от обыкновенного студента, что, конечно, Женька сразу отметила. Провизию им в дорогу Авдотья собирала сама – пирожки, рыба всякого вида, бутерброды с колбасой, яйца и вся остальная снедь – все это было аккуратно напихано в их рюкзаки. В общем, взяли все, что влезло. У Саньки рюкзак получился большой, у Женьки – намного меньше.

Наконец, когда уже было за полдень, они отправились в путь. Авдотья с Михалычем долго смотрели им вслед. Авдотья вздохнула, как-то озабоченно покачала головой.

– Чего ты? – встрепенулся Михалыч, почувствовавший какую-то неясную тревогу в этом вздохе. – Ребята хорошие оба, вроде друг другу подходят.

– Даже слишком подходят, – задумчиво ответила Авдотья. – Ты заметил, они даже глядят одинаково – как-то так серьезно, непросто. А ведь Санька-то с нее глаз не сводит, хотя и не глядит.

– Как это? – не понял Михалыч.

– Да так. Это бывает, когда кто-то на кого-то запал. Дай бог, все обойдется.

Глава 4. День первый, незапланированный маршрут

Итак, ознакомительная прогулка началась. Тайга подступала почти к самому поселку, но вначале тропинка была широкая и можно было идти рядом.

– Так что, ты правда поехала в тайгу из-за парня? – в который раз спросил Санька, у которого в голове не укладывалось, что такое возможно.

Женьке меньше всего хотелось говорить на такие сугубо личные темы, но хоть как-то отвечать все же надо было:

– Послушай, вот ты на вид не моложе меня, взрослый вроде человек. Ну, неужели ты в своей жизни ни разу не испытывал такого состояния, когда тебе бы хотелось бросить все, всех к чертовой матери и уехать куда подальше, хоть на край света? Неужели у тебя никогда такого не было?

– Было, – охотно отозвался Санька. – Это было тогда, когда мне срок впаяли. Вот тогда мне тоже хотелось куда-нибудь исчезнуть.

Женька промолчала. Ей совсем не хотелось изощряться в остроумии с этим, по-видимому, недалеким парнем. Она хотела идти молча, чтобы никто не лез к ней в душу.

Рис. 4.1. Начало этого необычного маршрута

– Что же ты не поехала на какой-нибудь курорт? Там бы и развлеклась, – не унимался Санька.

– Да мне эти курорты уже осточертели. Ведь я же не москвичка. Мой дом – на Украине, от Черного моря не очень далеко. Отец нас каждый год возил на море, у них там и ведомственный санаторий есть. И лагеря пионерские у нас в Крыму были.

– Значит, ты хорошо эту курортную жизнь знаешь?

Да, знаю. Там, конечно, весело отдыхать с друзьями – ходить в походы, вечером болтаться по набережной, вместе купаться и загорать.

Женька помолчала. Потом закончила:

– Но такая веселая курортная жизнь, с друзьями, у нас была только один год. Обычно мы ездили только своей семьей. Тоже было неплохо.

– А почему в этом году нельзя было опять с друзьями поехать? – собеседник оказался любопытным.

Женьке отвечать явно не хотелось. Не любила она рассказывать о своих проблемах. Хотя незнакомым людям обычно рассказывать как-то легче:

– Понимаешь, этот «веселый» отдых с друзьями случился у нас после моего первого курса. Когда мы отдыхали на море, к нам приехал Олег, друг моего брата.

– А брат у тебя кто такой?

– Он тоже студент, только учится в МГУ (Женька не стала объяснять, что такое МГУ – аборигенам это ни к чему). Так вот, отец сразу решил, что Олег приехал из-за меня, что он хочет на мне жениться, ну и так далее… Короче, родители не приветствовали «отдых с друзьями».

Санька хмыкнул:

– А ты что?

Видно было, что Женьке неприятно рассказывать об этом, и говорит она лишь для того, чтобы отвязаться:

– Я честно ответила, что мы просто друзья. Так вот, это лето мы провели чудесно! В нашей компании еще прибавились знакомые студенты, и нам было по-настоящему здорово. Никто ни за кем не ухаживал, никто не уединялся. Все болтались вместе по всем удовольствиям, все были довольны, – Женька вздохнула и замолчала.

– А «удовольствия» у вас какие были?

– Только духовно-оздоровительные, т. е. бесплатные – мы не «золотая молодежь», денег ни у кого из нас не было. Хватало только на квас и мороженое. Ну, а купание в море, походы на Генуэзскую крепость, в Новый Свет, игра в настольный теннис – это все было бесплатно. Да и родители были начеку…

Санька для приличия помолчал. Но Женька, понимая, что закончить все-равно придется, продолжила:

– В настоящее время Олег уже кончил институт и работает где-то под Москвой.

– Так ты замуж не вышла?

– Нет.

– Почему?

– Не смогла. Что-то не то. Одной дружбы мало.

– Так и сказала?

– Нет, не решилась. Думаешь, так просто человеку отказывать? Я Олега очень уважала, он был настоящим другом. Я свалила все на отца. Мол, он категорически против, ведь мне только исполнилось восемнадцать лет, только начала учебу и так далее. Ну, в общем, говорила все то, что говорят в тех случаях, когда не хотят брать ответственность на себя.

– Ну и что, Олег так и уехал?

– Да, он, конечно, понял, что не в отце дело. Я себя до сих пор считаю виноватой перед ним. И никогда себе этого не прощу.

– Чего не простишь? – не понял Санька.

– Того, что так весело смеялась, когда он меня смешил, за то, что спрашивала его постоянно, как решать задачки, спрашивала, как думать. За то, что пригласила его отдыхать вместе с нами, да и поцеловались мы пару раз, уже после Крыма.

– Ну, знаешь, – уже не так насмешливо сказал Санька. – Ты не можешь запретить себе быть такой, какая ты есть. И ругать себя за то, что тебе нравятся умные люди, а не глупые. И ты смеешься, когда тебе смешно. Успокойся. Это не преступление. Хотя, конечно, могла бы и не целоваться. Впрочем, все бабы так поступают, потому что стервы.

– Вот именно, – уже более спокойно сказала Женька. – Поэтому ехать туда в этом году, одной с родителями, мне не очень-то и хотелось – пришлось бы изображать благополучие, делать вид, что все хорошо, когда все опять плохо. Даже не знаю, что хуже – когда тебя любят, а ты – нет, или наоборот? Нет, на курорт невозможно было ехать. Я решила лучше поработать. Тем более, что отец всегда говорил, что всякие нервные болезни лучше всего лечатся физическим трудом на свежем воздухе. Наверное, поэтому они меня и отпустили. Отец, наверное, настоял, чувствует, что мне это нужно.

– Так, но я не понял насчет того, что «тебе опять плохо». Ты же сказала, что у тебя есть жених и он тебя ждет. Почему тогда «плохо»? Или сочинила себе жениха, чтобы не приставали?

– Да нет, не сочинила, – голос у Женьки дрогнул.

– А как же зовут твоего нынешнего жениха? И кто он такой? Чем занимается?

– Валера. Он такой же студент, как и я. Мы учимся в одной группе.

– Живете вместе?

Женька задумалась:

– Мы живем в одном общежитии, даже на одном этаже. Если ты имеешь в виду интимные отношения, то их не было. Я даже не знаю, к кому из нас они заходили – Валера со своим товарищем Колей.

– А зачем они приходили? – спросил Санька, любивший, по-видимому, во всем ясность.

– Да за чем угодно. То просят вилку, то ножик, то одну картофелину, то конспект переписать, то спички, то учебник. Короче, все, что придет в голову. Валерка всегда обращался не ко мне, ну и я с ним не разговаривала. Девчонкам моим они здорово надоедали, особенно аккуратной Кате. Конечно, неудобно, когда мальчишки все время толкутся в комнате – ни прилечь на кровать нельзя, ни развесить белье сушиться, ну и прочие мелочи жизни. Мне, конечно, было полегче, я ведь привыкла к такой сумбурной жизни, учитывая что первый семестр я прожила в веселой кампании с третьекурсницами.

– Просто так приходили и все? – Санька, когда жил в общаге, к девочкам заходил только по их просьбам – что-нибудь починить, помочь, объяснить.

– Я не знаю, честно. Один раз я все-таки не выдержала. Валера как-то взял Ингу за руку и что-то ей стал рассказывать, потом ушел. Коля задержался, и я, взбешенная до предела, тихо и злобно прошипела ему, чтобы Валерка в нашей комнате больше не появлялся – если ему нужно Инге ручки целовать, пусть это делает в другом месте. Хлопнула дверью перед ошарашенным Колей так, что стекла во всей общаге задребезжали.

– Ты такая ревнивая? Ничего себе! Надо, на всякий случай, подальше держаться. Ну, да ладно. Так чем это происшествие закончилось? – Санька не мог сдержать ухмылки.

– А ничем, через неделю Коля попросил у меня конспект по урматам, я сказала, чтобы он зашел. Ну, они опять заявились вместе. И все пошло так же, как и раньше.

– Так я не понял, с какой же радости ты решила, что у тебя жених есть? Ничего себе фантазия у тебя. Или еще кто-нибудь существует?

Женька тяжело вздохнула, нехотя все же пояснила:

– Нет, больше никого нет. Но, понимаешь, когда я уезжала, мне устроили прощальный ужин – мои девчонки, ребята из группы…

Говорить дальше Женьке не хотелось, опять подступила ноющая боль, тихонько заныло сердце. Закончила кратко:

– В общем, когда уже все почти разошлись, Валера вернулся в комнату, где я на минуту задержалась одна, и поцеловал меня.

Но это уже было слишком. Даже для Саньки, который на своем веку повидал много чего. Он даже остановился:

– Так, все равно не понял. Значит, ты считаешь, что если тебя кто-то один раз поцеловал, значит, обязан жениться?

– Разве это не естественно? Ведь никто же не заставлял, не просил… – Женька спросила это тихо, как будто сама хорошо знала ответ. Санька даже рассердился – есть же все-таки предел человеческой глупости:

– Интересно было бы посмотреть, как он тебя провожал, наверное, говорил, чтобы берегла себя? Тяжести не носила? А, кстати, провожать то он тебя поехал? Чемоданчик твой нести предложил? Ведь тебе, наверное, в аэропорт нужно было ехать. Причем, как я понял, ночью?

– Нет, не поехал. Сережа проводил. Тоже радости особой не чувствовалось. Ведь он отказался меня в свою экспедицию устроить. Говорил, что не смог. Неправда, если бы хотел, то смог бы. А там, в аэропорту, когда ночью меня отправлял к черту на кулички, наверное, стыдно стало. Все-таки очень далеко…

Санька не собирался ее утешать (дуру набитую), но как-то само собой вырвалось:

– Не переживай, никто тебя здесь не обидит, все будут только помогать, вот увидишь.

Он сказал это так уверенно, что Женьке стало совсем спокойно. Даже уголовник был не опасным, а у отпетого алкоголика оказалась прекрасная жена, готовившая удивительные кушанья. Чудеса, да и только! Так размышляла Женька, стараясь не сильно отставать от размеренно шагавшего Саньки.

Но не прошло и часа пути, как Женька запросилась отдохнуть. Сказывалась беспокойная ночь, к тому же Женьке натирали ноги новые тапочки-полукеды, которые пришлось купить в Тынде. То ли они были малы, то ли велики, но идти было тяжело. Санька нехотя согласился:

– Только недолго, пятнадцать минут, не больше, иначе засветло не дойдем. Сейчас будет поляна, там и передохнем.

Выйдя, наконец, на полянку, Женька застыла – никогда она не видела ничего подобного! Маленькая зеленая поляна была окружена со всех сторон огромными могучими соснами и елями. Таких могучих деревьев Женька никогда в жизни не видела. Зачарованная, она тихо опустилась на траву. Увидела знакомые сиреневые кусты иван-чая. Прислонившись к могучему дереву, расслабилась. Во всем теле ощущалась какая-то физическая боль – то ли от проклятой обуви, то ли от тяжелой ночной дороги, то ли сказалась еще не выветрившаяся усталость от занятий, досрочных экзаменов. К тому же, то ли от разговоров, разбередивших душу, то ли от нахлынувшего вдруг чувства острого одиночества, подступила такая душевная боль, что Женька тихо застонала. Закрыла глаза. Так хотелось броситься на траву и заплакать во весь голос, но слез не было. Была дикая, опустошающая усталость, даже руки не поднимались, висели, как безжизненные плети.

Санька плюхнулся рядом, хотел что-то сказать, но, увидев Женькино потерянное, так резко осунувшееся лицо, ничего говорить не стал. Молча дал ей флягу с водой. Она кивнула в знак благодарности, смочила руки, вытерла платком лицо.

– Растянись во весь рост на траве, легче станет, – посоветовал Санька. Женька послушалась и, вытянувшись возле могучей сосны, зажмурила глаза. Солнце светило так ярко, что небо было видно даже через опущенные ресницы – синее-синее.

Санька тоже лег на траву, только так, чтобы лицо было в тени, заложил руки за голову и молча наблюдал за белыми облаками, которые медленно двигались по действительно ярко-синему небу.

Женька хотела что-то сказать, но не хватило сил, смогла только подумать:

– Слава Богу, не лезет с дурацкими утешениями, как хорошо, что вокруг так тихо…

Так лежали они минут пятнадцать. Женька, вдыхая глубоко-глубоко удивительно чистый воздух, чувствовала прямо физически, как к ней возвращается покой, уходит боль, и физическая, и душевная.

Санька же, поглядывая на неподвижное тело, лежащее без признаков жизни на траве, уже стал немного раскаиваться в затеянном предприятии:

– Там Мишка уже небось полно рыбы наловил, а я тут валяюсь без дела. Совсем больная девица, толку от нее никакого, не нужно было никуда идти.

Рис. 4.2. Кипрей растет везде, из него готовится целебный иван-чай

Какого «толку от девицы» думал получить Санька, он и сам не знал. В принципе, никто его не заставлял не спать ночь, с восходом солнца тащиться восемнадцать километров к базе экспедиции. Санька сам не мог объяснить своего поведения, и это его раздражало. Он по жизни не выносил никаких неясностей, всегда четко ставил задачу, планировал решение этой задачи и выполнял ее. Здесь же все было непривычно, начиная с самого знакомства с этой на вид строгой, непонятной девчонкой.

– Ладно, – утешил себя Санька. – Хоть с Мишкой повидаюсь, душу отведу, сто лет не виделись.

Мишка был самый закадычный друг Саньки. Они учились в одном классе, сидели на одной парте. Сдружила ребят любовь к технике – с детства они конструировали разные замысловатые механизмы, для чего искали на местных свалках элементы от старых машин и ненужные никому технические детали. У Мишки отец, получивший большую контузию на войне, вернулся домой еще до победы, умер почти сразу после возвращения, еще до рождения Мишки. Когда умер Санькин отец, мальчишки сдружились еще больше. Очень любили они уходить в дикие места, удить там рыбу, мастерить плоты, маленькие лодки, шалаши. Их любимым местом была как раз та самая заимка, к которой и направлялись наши путешественники.

Конечно, Саньку раздражало Женькино, как ему казалось, «разнеживание». Но, тем не менее, он сразу откликнулся на тихий, слабый голос, звавший его:

– Санька, ты даже не представляешь, как я тебе благодарна…

– Это еще за что? – искренно удивился Санька.

– Ты знаешь, я все время думаю о том, что ты мне тогда сказал, на подножке грузовика…

– А что я такого сказал? – еще больше удивился Санька.

– Ты сказал о самом главном, что должен понимать и знать каждый человек. А я не понимала. Мне пришлось ехать за шесть тысяч километров в этот дикий край, чтобы какой-то случайный встречный Санька мне объяснил, что такое любовь.

Пропустив «случайного встречного», Санька запротестовал:

– Э, стой, я не мог тебе ничего про любовь говорить, у меня даже слова такого в лексиконе нет, это ты не сочиняй, пожалуйста.

– Ты прямо этого, конечно, не сказал. Но мысль высказал о том, что любовь – это прежде всего забота! Господи, ведь это же совершенно очевидно! Нельзя любить девушку и в то же время спокойно наблюдать, как она уезжает неизвестно куда. Я, как дурочка, сделала вид, что этого не понимаю, размечталась о счастье, была как одурманенная этой своей любовью. Спасибо тебе за то, что ты просто назвал вещи своими именами. Хотя сделал это довольно безжалостно. Но так мне и надо. Пора уже самой понимать такие вещи.

– Да я просто разозлился из-за того, что ты отказалась со мной идти на танцы. Подумал, что ты много о себе воображаешь. Терпеть не могу таких «неприступных» в кавычках. Обычно такие девицы ищут себе кого побогаче или повыгоднее. А ты что, не такая, что ли? – Санька насмешливо смотрел на Женьку, абсолютно уверенный в своей правоте. Ну, не уважал он женскую породу, уж тут ничего не поделаешь, так он был устроен.

– Я не такая. Хотя думай, что хочешь, мне все равно. Только я тебе хочу сказать, Санька, что я тебе очень благодарна еще и за то, за то, что ты вытащил меня сюда, в лес.

– Во-первых, не лес, а тайга. А во-вторых, я тебя не вытаскивал никуда. Ты сама напросилась.

– Я сдуру сболтнула. Я не хотела идти, боялась.

– Чего?

– Это не важно. Ты даже не представляешь, как мне здесь хорошо. Спокойно. Тихо. Мне нигде не было так хорошо, как здесь, в лесу. Так хорошо бывает только дома. У меня такое чувство, будто я у себя дома.

Женьке действительно стало легче – то ли правда подействовал чудодейственный воздух, то ли мягкий местный мох обладал успокаивающими лечебными свойствами. Выпив воды, пошли дальше. Санька, не удержавшись, сказал Женьке, что она плохо выглядит – бледное лицо, впалые щеки, невеселые глаза.

Женька ответила не сразу:

– Я просто устала… Я только сейчас поняла, как я устала. Вечно куда-то бегу, бегу… Потому, что я всегда боюсь куда-нибудь опоздать: на лекцию, на экзамен, на автобус… Причем все время нужно быть начеку, следить за собой – за своими словами, за своим внешним видом, держать голову вверх и изображать, что тебе все дается легко и тебе плевать на всех. Мне трудно изображать равнодушную, спокойную, умную. Я совсем не такая.

– А какая?

– Ну, такая, как сейчас. Говорю, что думаю, делаю, что хочу.

– Ну, а там тебе кто мешает?

– Там я одна девочка в группе. Мальчишек тринадцать, а я одна. Причем большинство – москвичи, закончили всякие спецшколы, с физ. – мат. уклоном. У них были прекрасные учителя по физике и математике, многие даже в олимпиадах участвовали.

– Это в школе, что ли? – не выдержал Санька.

– Да, некоторые даже дипломы о победах имеют.

– Ну, это чепуха. Олимпиадные задачи легкие. Я их решал, – Санька сказал это так обыденно, как о чем-то всем доступном и привычном.

– Ты решал? – изумилась Женька. Для нее, честно говоря, олимпиады были сложноваты, она выше городской не проходила.

– Представь себе. Но я только в школьной и областной участвовал. Школьную решал 15 минут, областную – 30.

– И что? Все решил? – Женька все-таки не верила.

– Конечно. Говорю – легкие задачи. Во всех олимпиадах по физике и математике, в которых я участвовал, я везде первое место занимал. Легко. Я бы любую олимпиаду выиграл. Хоть в космосе, с инопланетянами, – Санька говорил так уверенно, что Женька даже рассердилась:

– Врешь, не верю. Почему же ты дальше областной не пошел? – Женька никак не могла поверить Санькиным словам – в их маленькой школе, где не хватало учителей по некоторым предметам, просто участие в олимпиаде уже было подвигом. Но Санька отвечал, как ни в чем ни бывало:

– У нас не каждый год проводились олимпиады. А когда проводились, я не всегда участвовал. В последнем классе мать в областную больницу как раз положили. Операция у нее была, тяжелая. Не поехал никуда, жаль, конечно.

Женька все же никак не могла в это поверить:

– Врет, наверное, – подумала она и тут же забыла об этом.

Некоторое время шли молча. Женька, после неприятных воспоминаний, угрюмо молчала. Саньке надоело молчать:

– Ну, а на какие средства ты живешь? Какая у вас стипа?

– Я не получаю стипендию. У меня больше ста рублей на человека в семье приходится – я считаюсь обеспеченной. Хоть одни пятерки получу, все равно стипендию не дадут – не положено.

– Где же ты деньги берешь?

– Родители высылают. Каждый месяц по семьдесят рублей.

Санька изумился. По местным меркам это была большая сумма.

– Куда же ты эти деньги тратишь? Небось, на наряды всякие, или по ресторанам любишь ходить?

– Да нет, больше всего уходит на косметику.

– Как, семьдесят рублей на косметику? – ошарашенный Санька даже остановился. – Не понял, что же это такое надо покупать, и, главное, для чего? – Санька искренно недоумевал. Девица вроде не урод, даже симпатичная, все на месте, глаза красивые, брови тоже, нос нормальный, что еще надо?

– Как? – в свою очередь возмутилась Женька. Она возмутилась так, что тоже остановилась. Уперев руки в бока, на повышенных тонах, начала: