Незапланированный маршрут

– Извини, я не могу тебя проводить, мне нужно обязательно быть вечером дома. Я хотел бы попрощаться.

Женьке, которую весь вечер мучило какое-то тревожное, сжимающее сердце чувство, совершенно не хотелось о чем-то говорить, она только молча пожала плечами – мол, пожалуйста, прощайся, кто тебе не дает. Глаза отвела куда-то в сторону, чтобы случайно не расплакаться. Но тут Валерка наклонился и поцеловал ее. Просто так. Молча. И тут же быстро вышел. Невозможно передать Женькиного потрясения. Остолбенела, была ошарашена, застыла – даже в могучем русском языке трудно подыскать выражение, способное выразить ее состояние. Но выяснять, что это было, времени уже не осталось, такси уже вызвали, и через 10 минут нужно было ехать.

В аэропорту, чмокнув Сережку на прощание в щеку, Женька скрылась за турникетом, с зажатой в руке бумажкой с маршрутом. Сережа тоже был не весел, не шутил, как обычно, не смеялся.

– Наверное, дошло до него, в какую неизвестную даль он сестричку отправляет, стыдно, небось, стало, что с собой не взял, – на прощание подумала Женька. Этот рейс до Новосибирска Сережа ей проверил, тут ошибок быть не могло. Вот что будет дальше?

Глава 3. Здравствуй, Якутия!

Войдя в самолет, Женька уселась на указанное бортпроводницей место, закрыла глаза. Меньше всего Женька думала о предстоящих трудностях. Можно сказать, что она вообще ни о чем не думала. Она пребывала в состоянии волшебной эйфории, вспоминая это такое неожиданное прощание. Ей не хотелось ни говорить, ни думать. Принесли какую-то бесподобную еду – пахло чем-то невообразимо прекрасным – то ли курочкой, то ли каким-то мясным деликатесом. Но Женька есть отказалась, хотя в своем студенчестве она всегда испытывала постоянное чувство голода. Сейчас она есть, в данном состоянии, не могла. Откинулась на сиденье, опять закрыла глаза, в сотый раз переживая так внезапно свалившееся на нее счастье. Просидела в таком состоянии до конца полета, о будущем не думалось, зато потихоньку наступало давно забытое чувство покоя.

Рис. 3.1. «Где-то багульник на сопках цветет…»

Однако, полет подошел к концу. Пришлось возвращаться на землю и в прямом, и в переносном смысле. Нужно было пересаживаться на другой самолет и лететь туда, куда было указано на бумажке. Женька показала эту бумажку первому попавшемуся мужчине, и он объяснил ей, куда нужно идти. Тут же нашелся второй мужчина, которому было по пути, он тут же подхватил Женькины сумки и резво побежал к тому самолету, который был нужен.

Вообще, Женьке везло. Конечно, доброжелательной, улыбающейся, светящейся от счастья девчонке охотно помогали на всем протяжении дороги все – и мужчины и женщины. Свой багаж ей почти не пришлось нести. Всегда находились люди, которым было по пути, и которым было не трудно подхватить не очень-то и тяжелый чемоданчик. Так Женька добралась до железнодорожной станции, от которой нужно было ехать почти сутки до полустанка (кажется, Большой Невер), от которого уже нужно было добираться до поселка (или деревни) Тында, попутно переночевав где-то по дороге. Состав подошел, и Женька вошла в свой вагон, который был абсолютно пустым. Женьке стало как-то неуютно, но проводница успокоила ее, сказав, что в купе едет один молодой человек, и она подселит Женьку к нему. Женька перепугалась еще больше – «одна, в купе с мужчиной, что будет» – пронеслось в ее такой еще неискушенной голове. Проводница, увидев округлившиеся от испуга Женькины глаза, заулыбалась, сказала, что парень хороший, и им будет веселее вдвоем. Ввела ее в купе и ушла.

Навстречу взъерошенной, испуганной Женьке поднялся молоденький (чуть старше Женьки) черноволосый паренек. Улыбаясь, он поклонился и вежливо представился:

– Здравствуйте, меня зовут Артур.

Почему-то Женькина злость (и страх) сразу куда-то исчезли.

– А что, в Сибири распространено имя Артур? – искренне удивилась Женька.

– Нет, – рассмеялся попутчик. – Это моя мама назвала меня Артуром. Она преподаватель музыки, очень романтическая натура. Для того, чтобы окружить меня художественной средой с самого рождения, назвала меня таким литературным именем. Вот и мучаюсь теперь, объясняя всем, почему я не Коля, не Толя, не Иван. Я, наверное, единственный Артур во всей Сибири.

– Значит, мне повезло, – ответила сразу повеселевшая Женька. Ее устраивало это знакомство, потому что ей всегда нравились люди искусства (так ей казалось, поскольку у нее не было знакомых людей искусства, кроме разве что учительницы музыки). Оказалось, Артур тоже музыкант, пианист, возвращается домой с какого-то концерта.

Когда Артур узнал, что Женька едет в геологическую экспедицию не только для того, чтобы заработать деньги, но и чтобы получше узнать свою страну, он пришел в восторг:

– Ты не пожалеешь, ты не пожалеешь, что сюда приехала, – все твердил он. – Такой красоты ты не увидишь нигде!

Артур взволнованно, с горящими глазами рассказывал ей об огромных деревьях (сосны, ели, кедры, пихты), которые растут в их краях, о том, какие у них восходы солнца удивительные, какие бурные реки, какие, хоть и скромные, но прекрасные цветы… Пришел в ужас, когда узнал, что Женька никогда не видела багульник. Когда поезд остановился на каком-то небольшом полустанке, Артур сорвался и куда-то убежал. Женька с проводницей уже не знали, что им делать, когда поезд потихоньку начал трогаться, а паренька все не было. Но все же Артур успел вскочить в уже едущий поезд. Он притащил Женьке небольшой сиреневый кустик с фиолетовыми цветочками – так Женька познакомилась со знаменитым в то время багульником (об этих цветах пел ансамбль «Самоцветы»).

Нетрудно догадаться, что болтали они до глубокой ночи, а рано утром, в пять часов, Артур сошел на своей станции, так и не решившись разбудить Женьку. Ей же еще предстояло ехать часов семь. Но теперь Женька уже чувствовала себя спокойнее, страх прошел, сибиряки (в лице проводницы и Артура) ей явно понравились.

Так Женька, строго соблюдая регламент, написанный на бумаге (в том числе и с ночевкой), кое-как добралась до указанного в списке маленького, задрипанного городишка под названием Тындинский, откуда нужно было ехать до базы вертолетчиков, находящейся неподалеку. В этом забытом богом городишке (или поселке) Тындинский жизнь текла тихо, на пустынных пыльных улицах бегали бездомные собаки и босоногие мальчишки. Женьку удивило, что эти мальчишки не играют, как у них, в мяч, в ножичек, или в какие-нибудь стрелялки, ну хотя бы из трубочек. Развлекались мальчишки тем, что на слух угадывали, какая едет машина по дороге (какой марки), и даже пытались определить ее скорость. Женька разговорилась с мальчишками – ей же нужно было узнать, где находится геологическая контора. Доведя ее туда, куда было нужно, мальчишки на прощание сказали ей, что скоро у них будет идти огромная стройка, и здесь будет большой город – Тында.

– Сказки, – подумала Женька, но не стала разубеждать пацанов. – Пусть верят в светлое будущее, может быть. эта вера им в чем-нибудь поможет, хотя бы в учебе.

В конторе сказали, что автобус, едущий в сторону геологической базы, поедет туда в пять часов вечера, но можно доехать и на попутке, ехать недалеко, примерно 170 километров. Женьке ужасно не хотелось оставаться в этой захудалой пыльной деревне, и она попросила найти ей хоть какой-нибудь транспорт. Нашли быстро. Некто Михалыч должен вести груз как раз до этой геологической базы, довезет быстро. Женька тут же с радостью уселась со своей сумкой на переднее сиденье (чемоданчик забросили в кузов), предвкушая увлекательную прогулку по дороге, проходящей через дремучие леса, быстрые реки, высокие горы…

Рис. 3.2. Тындинский район Амурской области – колыбель БАМА

Увы! Как жестоко она ошиблась! Ничего из этого не сбылось. Первую остановку Михалыч сделал ровно через 15 минут после отправления. Вышел из кабины, вернулся с бутылкой водки (как потом догадалась Женька, грузом как раз были ящики с водкой) и предложил Женьке выпить по пятьдесят грамм за знакомство. Женька водку никогда не пила, поэтому отказалась. А Михалыч за знакомство выпил. Следующий перегон оказался еще короче. Чем больше Михалыч пил, тем быстрее потом ехал. Женька пригрозила, что пожалуется на него первому же встречному милиционеру, на что Михалыч ответил, что здесь один милиционер приходится на тысячу квадратных километров. Это было похоже на правду. По дороге им не встречались даже машины, не то что милиционеры. Так до Женьки наконец-то начало доходить, в какую далекую глушь ее занесло. Совершенно дикие места, огромные пространства практически нетронутых лесов, «безбрежное море тайги», как справедливо пелось в песне.

Наконец, Михалыч начал сбавлять скорость, все больше и больше. И тут Женька с ужасом увидела, что Михалыч спит за рулем, каким-то чудом ухитряясь вести машину по дороге. Как могла, с большим трудом Женька растолкала Михалыча (пришлось облить водой из бутылки, которая у Женьки всегда была при себе) и заставила его остановить машину. Уже наступила жара, было часа два после полудня, а проехали они всего примерно 30 километров. Женька предложила Михалычу немного поспать, надеясь, что это спасет положение. Михалыч гордо заявил, что он никогда не спит «при исполнении», и тут же вырубился, упав на сидение рядом с Женькой. Она решила не унывать, потихоньку вылезла из машины, прошлась по обочине. В лес, правда, сойти не решилась. А что ей, собственно, волноваться? Ведь в пять часов из пыльной деревеньки пойдет на базу автобус, она на него и пересядет, и в любом случае приедет на базу в назначенный день. Чем больше спит Михалыч, тем лучше – идеальный был бы вариант, чтобы он проспал до приезда автобуса – уж очень не хочется в аварию угодить, все-таки на автобусе надежнее будет ехать.

Однако и здесь Женька ошиблась, не учтя местный колорит. Проснувшийся через час Михалыч, приняв, уже за благополучное путешествие, свои сто грамм (по приблизительным Женькиным наблюдениям, начав уже третью государственную бутылку), заявил, что ему нужно заехать к какому-то родственнику:

– Это по пути, каких-то двадцать с лишком километров, – объяснил он Женьке. – А то братан обидится, – с этим железным аргументом грузовик с удвоенной скоростью помчался уже не по трассе (асфальтовой), а по какой-то проселочной дороге. Приехали к братану, которого не оказалось дома – он уехал за каким-то инструментом в город (Женька подумала, что город – это поселок, который мальчишки называли Тында). Уточнять про какой город идет речь, Женька не стала, так как все эти приключения ее уже «заколебали». Конечно, в доме у братана Михалыч опять выпил, хотя выпивать было не с кем – в доме были только дети, их мать работала в поле. Сам же поселок, на первый взгляд, был не маленький. Виднелись даже каменные дома, в палисадниках кое-где росли деревья, и просматривались даже кусты с цветочками.

– Ну, хорошо, вроде можно ехать, – подумала Женька. Но опять заминка. Сидя в машине, Женька увидела, что на этот раз Михалыч разговорился с каким-то наголо стриженым парнем, среднего роста, одетым самым обыкновенным образом. До нее долетали обрывки их разговора, из которых становилось понятно, что парень только что откуда-то освободился.

– Наверное, из тюрьмы, – уже устало подумала Женька. – Только уголовника здесь не хватало.

Парень отвечал на какие-то вопросы Михалыча (злая и уставшая Женька решила ничего не слушать), и вдруг, неожиданно вскочив на подножку грузовика, где сидела Женька, спросил у Михалыча:

– А это что за чудо у тебя тут сидит?

Женька демонстративно молчала. Зато Михалыч охотно объяснил, что это московская студентка, едет в тайгу. На вопрос «зачем?» ответил не очень уверенно:

– За туманом, наверное.

– Ты правда студентка? – наглые желто-зеленые глаза уголовника требовательно уставились на Женьку.

– Да, – ответила она как можно более безразлично.

– А ты замужем?

– Нет, – ответила Женька. Потом, вспомнив, как она прощалась с Валерой, поспешно добавила, так, на всякий случай:

– Но у меня есть жених, который меня ждет.

– А ну, покажи паспорт, – потребовал только что освободившийся из тюрьмы уголовник.

Благоразумно решив не связываться с криминальным элементом, Женька послушно достала из сумки паспорт. Парень внимательно осмотрел все его страницы и удовлетворенно хмыкнул.

– Все нормально? – все-таки не удержавшись, ехидно спросила Женька.

– Да, – ответил наглый. – Главное, что мужа нет. Послушай, у меня к тебе есть хорошее предложение. Вертолеты в выходные дни никогда не летают – они обычно летают по средам или четвергам. Твой улетел вчера. Сегодня пятница. Тебе все равно там придется болтаться без дела несколько дней. Пошли со мной, у нас сегодня танцы, а утром я тебя отправлю на твою базу.

– Нет, – строго сказала Женька. – Я не могу остаться, я обещала сегодня приехать на базу, и я сегодня приеду. Это уже моя работа, понимаешь? Я обязалась выполнять все распоряжения начальства.

– Но зачем же выполнять все распоряжения? Нужно поступать по обстановке, какой смысл так торопиться, если вертолета несколько дней не будет? – высказал, в принципе, очевидную вещь незнакомый парень.

– Почему я должна слушать тебя, а не свое начальство? – Женька строго, серьезно смотрела на уголовника. – Они несут за меня ответственность. Поэтому должны знать каждую минуту, где я нахожусь и с кем. И что делаю. Дело не в твоих танцах. А в ответственности одних людей относительно других. Понятно? Куда я ехала, туда и буду ехать, как и обещала. Я привыкла выполнять свои обещания. Поэтому никуда не пойду. Потому что не могу. Это понятно?

Было видно, что парень рассердился. Видимо, он не привык, чтобы ему отказывали.

– Ну и черт с тобой, – жестко сказал он. – Оставайся. Только вот что я тебе хочу сказать. Никакого жениха у тебя нет. Ты наврала. Нет. Это точно.

– Это еще почему? – очень тихо, почти шепотом, спросила Женька, почувствовав, что внутри что-то сжалось.

– Да потому, что ни один нормальный жених не отпустит свою невесту черт знает куда, на край земли. Какой же это жених? Никакой, – наглый тип оказался еще и жестоким.

Женька с трудом подняла голову. Темно-серые серьезные глаза Женьки встретились с зелеными насмешливыми глазами уголовника. Женька опустила голову. В воображении сразу же пронеслось все, пережито из-за Валерки: ее отчаяние, страдания, слезы… Наконец, очень медленно, с трудом, тихо произнесла:

– Да, это верно, жених не очень удачный, я и сама это знаю. Поэтому сюда и поехала, так далеко, чтобы отвыкнуть от него, чтобы не думать, не мечтать, не надеяться. Чтобы разлюбить, в конце концов.

– Ты что же, из-за парня сюда поехала? – не поверил уголовник.

– Выходит, что так. Чтобы вернуться свободным человеком. Мне такой жених не нужен. Так же, как и я ему…

– Ну, так тем более, чего раздумывать, я тебя и развлеку, не пожалеешь – новый знакомый уже совсем по-свойски облокотился на дверцу кабины, по-видимому, не сомневаясь в том, что все в порядке…

– Ну, нет, – обозлилась почему-то Женька. – Еще чего, ты-то чем лучше? От одного эгоиста избавилась, так тут же другой нарисовался. Вот ты посмотри на себя со стороны: тебе человек отказал потому, что у него серьезные причины для этого есть, не может человек, обещал, понимаешь? Нет! Ты сразу давай побольнее уколоть его за то, что тебе не сделали так, как тебе хочется. Чем ты лучше? Такой же эгоист. Так что иди куда шел своей дорогой. У того хоть конспект списать можно было…

Высказав фактически все, что накипело у нее на душе, Женька решительно попыталась закрыть дверцу машины. И, чтобы окончательно закрыть тему:

– Тем более, ни на какие сборища мне идти не интересно, что я, в Москве танцулек не видела?

Женька вспомнила Артура, его вдохновенные рассказы о тайге, и, с какой только могла презрительной и уничижительной интонацией заявила, чтобы отомстить человеку, сделавшему ей больно:

– Вот если бы ты мне тайгу предложил показать – то тогда, может быть, я бы и согласилась пойти. Я ведь даже кедра живого не видела, а на белок смотрела только в зоопарке. Но тебя, судя по всему, меньше всего природа интересует и прочие духовные ценности. У тебя, наверное, на уме только одни удовольствия – водочка, танцы, девочки. Нам с тобой не по пути. До свидания.

Женька особенно не хотела его обидеть. Кто его знает, что это за человек – ведь недаром говорят, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Но, когда взглянула уголовнику в глаза, уже не такие наглые и совсем не насмешливые, поняла, что сказала что-то не так. С каким-то явно недеревенским гонором парень соскочил с подножки грузовика, с силой захлопнул дверцу, громко крикнул «Пока, Михалыч», и зашагал прочь.

– Кто это был? – все-таки спросила Женька. На что Михалыч ответил просто:

– Санька.

* * *

Поехали, наконец, дальше. Женька устало закрыла глаза, откинулась на спинку сидения. Что-то произошло, что-то плохое, но что, она пока не осознала.

– Ничего не соображаю. Голова отключилась. Нужно отдохнуть, – подумала Женька, пытаясь заснуть. Она еще не поняла, что это потихоньку, не попрощавшись, легко уплывала эйфория, которая сопровождала ее все эти несколько счастливых дней. Медленно исчезало светлое чувство счастья, делавшее ее такой веселой, радостно открытой навстречу людям, которые потому так охотно и помогали жизнерадостной бесстрашной девчонке. Наконец, измученная Женька все-таки задремала. Ехали по тому же регламенту, с той лишь разницей, что на улице стало уже темнеть, а в машине становилось все прохладнее. Наконец, наступила кромешная тьма, и в этой тьме с бешеной скоростью мчался грузовик с абсолютно пьяным водителем и глупой беспомощной девчонкой в кабине. Женька сидела, сжавшись в комок, широко раскрытыми глазами видя только узкую полоску света на темной дороге, потеряв всякую надежду на спасение. После «душевного» разговора с новым знакомым почему-то все стало безразлично, вся радость жизни исчезла, как сон.

Опять остановились. Собравшись, Женька решила все-таки попытаться хоть как-то изменить обстановку: она попросила Михалыча чем-нибудь ее покормить, так как утром она почти ничего не ела. Михалыч даже немного протрезвел, тут же откопал откуда-то немного черного хлеба и кусочки сахара, обсыпанные табаком. Женька все пыталась заставить Михалыча самому хоть что-нибудь съесть – по наивности она думала, что эта закуска ему поможет не захмелеть. Но еды было очень мало. Пришлось ехать дальше по-прежнему голодными. Вдруг вдалеке, где-то в поле, показался огонек. Михалыч обрадовался, сказал, что теперь от голода они не умрут – там «наши», как он выразился.

«Наши» оказались людьми какого-то непонятного для Женьки статуса – одеты не по-городскому, но и не по-деревенски – какие-то неряшливые, небритые. Под стать им были и женщины в количестве двух человек – с накрашенными губами, большими ресницами. Узнав, что эта девчонка – студентка из Москвы, едет в экспедицию, и она голодная, ее тут же посадили поближе к огню, дали хлеб, налили горячий чай. Когда одна из этих женщин накинула Женьке на плечи свой платок, Женька не выдержала – неожиданно для себя (и для всех) расплакалась, как маленькая – навзрыд, уткнув голову в этот не очень-то и чистый платок. Слишком много она пережила в этот день – и опасную дорогу с риском для жизни, и отсутствие еды уже вторые сутки. Но самым невыносимым, сжимающим сердце чувством было ощущение потери любимого человека. Сто раз был прав этот уголовник – любящий человек не отпустит свою девушку на край света. А ведь Валерка даже не поехал ее провожать – а она, как дурочка – размечталась… Все смешалось в Женькиной душе – и стыд за свою наивность, и обида на Валерку – понятно, почему.

Новые друзья в лице женщин в смешных платьях, как могли, стали утешать Женьку – достали откуда-то несколько затертых карамелек, велели выпить горячий чай. Женька выпила половину напитка, похожего на чай, и ей стало тепло и хорошо. Правда, чай был какой-то странный, горьковатый, слишком крепкий, как показалось Женьке. Судя по разговорам, эта ночная компания относилась к породе не то бомжей, не то людей неопределенных занятий – без нормального жилья, без обычной работы и вообще без определенного будущего.

– Жалко, – думала Женька. – Вроде хорошие люди, почему им так не повезло?

Ей даже в голову не могло прийти, что такая жизнь может кому-то нравиться. Чуткой на доброту Женьке казалось, что это все же хорошие люди, что у них просто не сложилась жизнь. Поэтому она тепло распрощалась с новыми друзьями, и Михалыч повез Женьку дальше. Через два часа, уже под утро, привез ее не на базу, где все спали, а к себе домой, где его жена Авдотья, не расспрашивая ничего, уложила Женьку в постель, где она тут же и уснула, как мертвая.

Проснулась Женька уже поздно, почти в восемь часов, сладко растянулась на кровати, потом вскочила и побежала в туалет – Авдотья указала направление. То, что туалет должен быть на улице, она даже не сомневалась. Вернулась в дом, где Авдотья уже давно гремела посудой – жарила пирожки, нарезала хлеб, мыла какие-то овощи. Улыбнулась Женьке («ой, какая молоденькая»), и тут же стала усаживать ее за стол. Вошел абсолютно трезвый Михалыч, сказал, что был на базе, сообщил там, что привез Женьку.

– Только ты сама туда сходи, прямо сейчас, покажись там. Это рядом, по дороге сразу же налево.

Женька вышла на улицу, и первый, кого она там увидела, был Санька. Он сидел на бревнах, и задумчиво жевал какую-то травинку. На голове у него была одета ковбойская шляпа с широкими загнутыми по бокам полями – от этого лицо Саньки стало как-то привлекательнее.

– Наверное, местный дон Жуан, любитель танцев. Интересно, кой черт его сюда принес? – ехидно подумала Женька уже без злобы, так как она выспалась, отдохнула и надеялась, что через десять минут наконец-то поест нормально.

– С добрым утром, – сказал как ни в чем ни бывало Санька. – Я за тобой. Одевайся, мы пойдем, как и договаривались, в тайгу, на четыре дня. Покажу тебе и кедры, и березы, и белок, и бурундуков. В твоей конторе я уже договорился.

Женька от такой наглости просто потеряла дар речи. Не соображая, что говорит, пробормотала, что березы уже видела. Потом опомнилась:

– Ты как сюда так рано добрался? Ведь автобусы-то не ходят утром, только к вечеру.

– А я пешком пришел. Здесь же всего каких-то 18 километров, я в детстве в школу ходил за 7 километров, туда и обратно, в любую погоду. Так что 18 километров летом – это просто прогулка. Идти сейчас нужно, а то до заимки до ночи не доберемся.

Женька не знала, что сказать. Ладно, потом скажу, что никуда не пойду, решила она. В любом случае, нужно показаться в конторе, чтобы увидели, что она жива и здорова. А там видно будет, как отказаться от идиотской идеи идти в тайгу с уголовником.

Санька будто прочитал ее мысли:

– Пошли, за углом твоя контора.

Геологическая партия располагалась на соседней улице в обыкновенной избе. Там даже надпись была: «Геологоразведочная экспедиция Московского…» – дальше было отбито.

Все комнаты и коридоры были забиты какими-то мешками, ящиками, приборным оборудованием и прочими вещами, которые очень нужны на необитаемом острове, который как раз представляет из себя геологический лагерь, окруженный огромным океаном тайги. Разбирался со всем этим скарбом невысокий лысоватый человек с огромной амбарной книгой в руках. Он сверял наличные вещи с записями в книге. Санька заговорил первым:

– Алексеич, вот ваша студентка, Женька. Она приехала, живая и невредимая. Объясни ей, что вертолет полетит к геологам в среду или в четверг, а то она мне не верит. И скажи ей, что она четыре дня свободна (с субботы по среду включительно).

Алексеич оторвался от книги. Видно было, что он был рад передышке.

– Так, так, – строго сказал он, глядя внимательно на Женьку. – Что же ты так долго ехала? Ты должна была приехать вчера вечером на автобусе.

Женька объяснила, что она решила ехать на попутке, чтобы получилось быстрее. А задержки в пути были по техническим причинам. Алексеич почему-то не удивился тому, что 170 километров ехали почти 20 часов. Только пробормотал про себя, что тех, кто посоветовал ехать девчонке с Михалычем, причем с таким грузом, нужно ставить к стенке.

Тут инициативу опять перехватил Санька. Он объяснил, что городской всю жизнь человек ни разу не видел леса, тем более тайги, что есть возможность за эти четыре дня показать этому человеку все чудесные красоты здешних мест, угостить ее сибирской рыбой – и жареной, и копченой. Женька в глубине души надеялась, что Алексеич мудрый человек, и, конечно, объяснит Саньке, что эта затея – дурацкая. Почему-то Женька забыла, что эта дурацкая идея зародилась именно в ее ученой голове. Но Алексеич и не думал возражать. Наоборот, как истинный патриот своего края, он обрадовался, что посторонний, далекий человек узнает, что такое Якутия, как она необыкновенно красива.