Последняя смена

В кабинете Кирилл по-хозяйски расположился за столом, Александра молча достала из сейфа папку и подала ему. Внутри у нее все клокотало, сейчас придется доказывать этому капитану, что «на земле» сделано очень много, и каждое свое слово подкреплять бумажкой. С момента исчезновения Кати Рубис прошло трое суток, силами местных оперативников проведен определенный блок работы, а если уж говорить объективно, огромный. Опрошены родственники и соседи девочки, а также одноклассники, которые остались в городе. Опрошены сотрудники детского лагеря «Радуга», опрошены тринадцать подростков, которые были знакомы или хотя бы знали в лицо Катю, причем без предъявления фотографии сделать это было непросто, за неполные шесть суток дети толком не успели узнать друг друга. В первые же сутки ориентированы линейные отделы милиции, в пятидесяти километрах от поселка проходит железная дорога… Разосланы фотографии с описанием внешности и особых примет девочки. С учетом того, что с момента исчезновения девочки прошло трое суток, местные оперативники отработали достойно.

Пока Громов внимательно изучал документы, Саша боролась с сомнениями: предложить этому чекисту кофе или обойдется? А еще от злости нестерпимо хотелось курить, и она то и дело бросала тоскливые взгляды на полную окурков пепельницу, примостившуюся на ободранном подоконнике. Курить в кабинетах считалось неприличным, но все тайком дымили в форточку, если не хотелось и не получалось отрываться от работы даже не перекур.

– Курите, – ухмыльнулся Кирилл, не поднимая головы от протокола опроса.

– А… – Саша хотела было возмутиться, с чего он дает разрешения в ее кабинете и вообще, откуда ему известно, что она хочет закурить, но столкнувшись с насмешливым взглядом мужчины, вдруг осеклась, мысленно назвав его не самым благозвучным словом, и потянулась к пачке за сигаретой.

С наслаждением сделав пару жадных затяжек у приоткрытой форточки, спросила у Громова, протягивая ему открытую пачку.

– Будете?

– Воздержусь, спасибо, – мягко улыбнулся Кирилл.

«Культурный, – проворчала про себя Саша. – Строит из себя правильного и некурящего. Ну и сиди! Не буду тебе и кофе предлагать». Сигарета почему-то стала горчить, девушка сердито затушила окурок, налив в высокую алюминиевую кружку воды из пузатого графина, сунула в нее кипятильник, аккуратно примостила на табуретке. Через три минуты вода стала призывно булькать, и Саша щедро насыпала растворимый кофе в граненый стакан, бросила кусок сахара, подумав, решительно добавила еще один и залила кипятком.

– А меня угостите вашим напитком? – насмешливо протянул Кирилл, не поднимая головы от протокола осмотра комнаты девочек и фототаблицы.

– Конечно, капитан, мне же поручено выполнять все ваши просьбы и указания, – съязвила Саша, потянувшись к шкафу за чашкой. У нее внутри все клокотало: с чего вдруг по факту исчезновения девочки приставили этого кэгэбэшника, почему именно Саша должна знакомить его с материалами, как долго они будут взаимодействовать, а главное, что будет с ней, с Александрой Денисовой, если девочку так и не найдут? Она машинально насыпала гранулы, добавляла сахар и кипяток, энергично размешала кофе, поставила дымящуюся чашку на край стола.

– Спасибо, – капитан, отхлебнув обжигающий напиток, откинулся на спинку стула. – Саш, ничего, что без отчества?

И дождавшись кивка собеседницы, продолжил:

– Расскажите мне все с самого начала, что вам стало известно по факту исчезновения Екатерины, а главное, какие основные версии вы разрабатываете.

Саша облокотилась спиной на подоконник, удерживая пальцами двух рук горячий стакан, начала рассказывать.

– Пропавшая девочка, Катя Рубис, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, Проживала несовершеннолетняя Рубис с мамой и бабушкой в двухкомнатной квартире по адресу: город Москва, ул. Шахтерская, дом восемь, квартира четырнадцать, мать – помощник судьи Гагаринского района, об отце девочки почти ничего не известно, кроме того, что около десяти лет назад Виктор Петрович Рубис уехал куда-то на Север и с тех пор в жизни дочери не появлялся. С девятого июля по путевке находилась в детском лагере «Радуга». Четырнадцатого июля после отбоя сбежала на пляж, соседки по комнате дают показания, якобы Катя поспорила с кем-то, что сможет переплыть озеро туда и обратно без остановки, и ей обязательно нужно было доказать, что она сможет. Больше Катю Рубис никто не видел. Опрошенные сотрудники лагеря также поясняют, что девочка из комнаты могла сбежать только через окно спальни, двери в корпус вожатые закрываюсь, ворота лагеря закрыты, и за безопасностью зорко следит сторож, а территорию лагеря девушка покинула, вероятно, отогнув часть штакетника в заборе, где густо разрослись пушистые кусты сирени, однако никто из них не видел Катю в момент исчезновения. Версий у следствия в настоящее время четыре, три из них были «рабочие»: Катя действительно убежала на реку после двадцати одного часа, возможно, с кем-то «на спор» и утонула в результате несчастного случая, течение в этом месте сильное, это объясняет, почему тело до сих не нашли. Вторая версия – Катю похитили, возможно ради выкупа, но прошли первые главные сутки, с матерью никто не связался или же Катю похитили с целью совершения другого преступления, например, против половой неприкосновенности. Третья версия – Катю похитил кто-то причастный к лагерю, возможно, ее где-то удерживают или она сама теперь где-то прячется, боится наказания за побег, но эта версия самая слабая, девочка домашняя, не склонная к бродяжничеству…

– Собственно, это основные версии следствия, – неуверенно подытожила Александра, надеясь, что по глупости, названные четыре версии в начале разговора он упустил из виду.

– А четвертая версия какая? – Кирилл поднял на Сашу заинтересованный взгляд, прищурившись, в руке он держал фотографию девочки.

«Не упустил», – досадливо вздохнула Саша и, набрав побольше воздуха в легкие, начала говорить.

– Да слабая версия, полагаю, что ошибочно выдвинутая, – Туманова еще предприняла попытку уйти от обсуждения, но Кирилл смотрел на нее вопросительно и строго.

– Я полагаю, что в лагере действительно есть что-то необъяснимое пока с позиции логики, оно пугает детей и, возможно, Катя и была так напугана, отсюда этот странный побег одной после тихого часа, фактически ночью… Версия построилась для установления, что испугало девочку, чтобы исключить эти разговоры о мистике.

Кирилл недоуменно смотрел на девушку: она так неумело шутит или и правда головой тронулась от поисков пропавших подростков?

– Саш, вы сейчас серьезно? – медленно процедил капитан, вынимая из пиджака пачку сигарет с изображением верблюда.

Александра густо покраснела, беспощадно ругая себя. «Какая же я дура! Кому я решила рассказать про это? Чекисту? Да его волнует одна-единственная версия и возможность подобраться к судье, чтобы прошерстить ее и судейское окружение по своей линии. Плевать ему на пропавшую девчонку».

Капитан, как пингвин в холода, похлопал себя руками по карманам в поисках зажигалки, выудил из брюк пластиковый зеленый патрончик, поднялся со стула и не спеша направился к двери. Саша ожесточенно собрала разложенные листы дела в папку, трясущимися пальцами завязала на бантик и убрала в сейф, потом, схватив свою пачку сигарет, вышла в коридор. Капитан Громов стоял на крыльце, облокотившись на перила, курил и с любопытством разглядывал какую-то бумажку размером с тетрадный листок. Саша попыталась незаметно приблизиться, стараясь идти на носочках, чтобы каблуки не выдали ее приближения, но Кирилл заметил эту попытку подкрасться, обернулся и снова ухмыльнулся, поглядывая на девушку, убрал лист во внутренний карман пиджака. Саша чертыхнулась. «Вот же фрукт мне достался! Все замечает, даже лишнее». И уже решительно тряхнув челкой, чеканя шаг, вынимая на ходу сигарету, подошла к Кириллу. Мужчина, щелкнув зажигалкой, дал прикурить девушке. Минуту они стояли молча, потом девушка не выдержала.

– Кирилл Николаевич, я хочу объяснить про четвертую версию, – спокойно и уверенно начала Саша.

– Попробуйте, – мужчина кивнул, не пряча усмешки во взгляде.

Саша сделала вид, что не заметила и продолжила, старалась сделать голос ровным и уверенным.

– Мной были опрошены жители поселка, и все, как один поясняют, что в лагере какая-то неведомая сила пугает всех, кто находится в лагере. Дети, конечно, склонны к фантазиям, соглашусь, но как объяснить, что незнакомые между собой школьники из разных лагерных смен описывают одни и те же странные, происходящие события в лагере?

– Например? – в голосе капитана появились нотки заинтересованности.

– Пятеро детей из разных заездов в разное время отчетливо видели женщину, женщину в белом, которая быстро двигалась по территории лагеря в зарослях сирени, ночью очень многие подтверждают, что слышали рев и вой, который не похож ни на собачий, ни на рев какого-либо другого животного. А еще дети из разных смен поясняют, что видели следы крови на асфальте и на стенах здания столовой и медпункта. Три девочки с Катиной смены дали показания, что слышали стоны и звук отъезжающей машины от ворот лагеря. Этого мало?

– Саша, вам в детстве посчастливилось побывать в детских лагерях? – мечтательно не то спросил, не то протянул Кирилл.

– Нет, меня бабушка растила, – растерянно ответила девушка, – я не понимаю, к чему вы спросили?

– А вот я, дорогая Александра Сергеевна, раза четыре точно ездил в летний лагерь и одна из причин, по которой нам, подросткам, там нравилось, это приключения, увлекательные, а порой и страшные истории, передающиеся из смены в смену. Смею вас заверить, я ни разу не видел черную руку, которая приходит ночью, но ей-Богу, к концу четвертой смены я не стал бы таким категоричным в этом вопросе.

Кирилл откровенно смеялся, не пытаясь этого скрыть, Саша сердито затушила окурок в железной банке из-под кофе, которая сиротливо примостилась на перилах.

– Очень интересный факт из вашей биографии, Кирилл Николаевич, с удовольствием послушала бы еще, но мне нужно опросить медицинскую сестру в лагере, – обиженно проговорила Туманова. – Как я понимаю, вы везде хотели бы меня сопровождать? – не удержавшись, съехидничала Александра.

– Непременно, – отозвался мужчина, казалось, не заметив иронии.

***

О своей женской привлекательности Люда Семенова узнала еще в пятнадцать лет, когда стояла в очереди в булочную. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, девушка выглядывала из толпы, прикидывая, достанутся ли ей батон с маком и ватрушки. Скорее всего, ватрушек уже точно не будет, как раз у прилавка полная блондинка набирала целый пакет ароматных булочек с творогом.

«А может, и стоять смысла нет? – рассуждала Люда, – только время потеряю, а мне еще крыжовник обрезать, и только потом бабушка отпустит на речку». Ее выдернул из собственных размышлений приятный баритон, раздавшийся прямо над ухом.

– Девушка, хотите я вас пропущу вперед?

Люда вздрогнула и подняла глаза. Впереди, склонившись к ней, стоял молодой мужчина в льняном пиджаке, приглашающим жестом показывая на место впереди себя, он стоял следующий после полной женщины в зеленом сарафане, которая активно складывала свертки с покупками у прилавка. Девушка быстро окинула взглядом незнакомца, приметив на нем светлые туфли из тонкой кожи. Жуткий дефицит! И пахло от него совсем не одеколоном «Шипр», запах был незнакомый, но очень приятный, как будто смешались ноты табака, лимона и полыни.

– Ой, спасибочки! – Люда очаровательно улыбнулась, с удовольствием продвинулась вперед очереди на три человека. Девушка ликовала, вот так и ватрушек хватит на ее долю, и на речку обязательно успеет.

Уложив все покупки в авоську, Люда вышла на залитый солнцем тротуар, июль выдался сухой и жаркий, бодро направилась в сторону дома.

– Девушка, подождите!

Люда обернулась, знакомый голос принадлежал мужчине в льняном пиджаке, который спешно шагал за ней.

– Вы мне? – на всякий случай спросила девушка, хотя прекрасно видела, что этот «модный» окликнул именно ее.

– Да-да! – мужчина уже подошел вплотную. – Меня зовут Николай, – он протянул ей руку и улыбнулся.

Люда, чуть смутившись и помедлив, протянув свою ладошку, ответила на его крепкое рукопожатие.

– Меня зовут Людмила, – кокетливо ответила девушка. – Еще раз спасибо, что пропустили меня вперед.

– Не стоит благодарностей, – блондин игриво раскланялся. – Вы такая красивая, я не мог поступить иначе.

Люда удивленно подняла бровь, еще никто не говорил ей, что она красивая. Бабушка всегда журила, когда девушка крутилась около зеркала: «Людка, хорош на себя глазеть, с лица воды не пить, марш за уроки». Мама работала проводником, приезжая из командировок, привозила дочери красивые наряды, поглядывая, как наряжается Люда, поджимала губы, разочарованно приговаривала: «Нет, не в нашу породу Людмила уродилась», что имела в виду мама, Люда не совсем понимала, но внешне она действительно была не похожа ни на мать, ни на бабушку. Мама была жгучая брюнетка, с карими миндалевидными глазами, высокая, статная, с полной грудью и округлыми бедрами. Бабушка Анна Ефимовна в свое время была тоже первой красавицей и по сей день сохранила былую стать: когда-то темные и тяжелые косы приобрели заметную седину, сейчас были аккуратно уложены в высокой пучок, прямая спина, длинный прямой нос, темные брови. С годами баба Аня, располнела, но сохранила и стать, и осанку, и горделивое выражение лица. В свои пятнадцать Люда же выглядела по мнению многих гадким утенком: невысокая, щуплая, с острыми коленками. Ее ровесницы уже имели формы и изгибы, Люда же даже бюстгальтер еще не носила. Лицом девушка тоже пошла в «ту породу», по отцу: у нее были рыжие, густые волосы, оттенка осенней листвы, которые завивались у висков в непослушные кудри, почти круглые глаза чайного цвета еще больше делали ее лицо детским, вкупе с маленьким прямым носом и небольшим пухлым ртом. Люда, в отличие от мамы и бабушки, была бледной, и на носу частенько появлялись веснушки, которые девушка отчаянно замазывала втихаря маминым тональным кремом «Балет». Но для внимательного взгляда было в ее внешности что-то интригующее и манящее, что обязательно обещало раскрыться по мере взросления девушки. Тот самый огонек проскальзывал в игривом взмахе пушистых ресниц, в лукавой улыбке, при которой обнажались белые ровные зубы, и очаровательной ямочке на правой щеке. Девушка имела легкий нрав и часто заливисто смеялась, а голос у Люды был приятный, чуть низковатый, бархатный. Мужчины чувствовали манящую женщину в этой худенькой, смешливой девчонке и тянулись к ней магнитом.

Удивившись приятным словам нового знакомого Николая, Люда, позабыв про бабушку и речку, отправилась с ним в парк, где случайный знакомый, угостив мороженым, рассказывал о себе, не переставая бросать на спутницу восхищенных взглядов. А когда Люда заторопилась домой, Николай проводил до троллейбусной остановки и попросил разрешения позвонить ей на домашний телефон. Естественно, свой номер Людмила не сказала, ибо никакого домашнего телефона у них не было, а если бы он был, не хватало, чтобы бабушка узнала о таком взрослом, новом знакомом, но с того самого дня Люда вдруг осознала себя красивой. А еще она поняла, что это единственный шанс устроиться в жизни.

Помочь ей было некому, семья Семеновых жила бедно, работала одна мать, мотаясь по городам проводником, разнося постельное белье и чай, а порой, рискуя собой, разнимая подвыпивших картежников. Отец погиб, когда девочке было шесть лет, провалился под лед, переходя через реку, пытаясь сократить путь домой с работы. Мать больше свою личную жизнь не устроила, хотя поклонников имела. Бабушка Аня получала скромную пенсию, которой едва хватало на оплату счетов по квартире, да на лекарства. Маленькая двухкомнатная квартира в подмосковном Загорске досталась Анне Ефимовне от покойного мужа, он был военным. Люда с детства мечтала, что обязательно будет жить в Москве, выйдет замуж за парня из хорошей семьи, у них обязательно будет свое жилье. Мама часто привозила разные журналы, польские и немецкие, забытые пассажирами купе и спальных вагонов, Люся с завистью рассматривала интерьеры домов и счастливые семьи с широкими улыбками на фоне. Представляла себя и придумывала, как попасть в этот круг успешной жизни и всегда приходила только к одному выводу – нужно удачно выйти замуж.

После девятого класса Люда поступила в индустриальный техникум в Москве, поселилась в общежитии и начала активно пробовать реализовывать свой план. К своему совершеннолетию Люда окончила техникум, работала формовщицей на хлебозаводе и имела двух перспективных женихов: Леонида – курсанта летного училища и Володю – студента медицинского института. С каждым поклонником Людмила исправно ходила на свидания и присматривалась, насколько ее расчеты оправданы. Справедливости ради, оба парня нравились девушке, но той самой настоящей любви, про которую она читала в книгах, испытать не приходилось.

С Леонидом было скучновато, гуляя по парку с Людмилой, он с энтузиазмом рассказывал про теории полетов и конструкции самолетов, а больше его ничего не интересовало. Володя был начитанный и веселый, водил Людмилу на танцы и в кафе-мороженое, но про женитьбу речи не заводил, кроме того, Леня жил с мамой, про которую рассказывал часто и не без удовольствия. «Ужиться со свекровью я-то смогу, но позволит ли она брак с лимитчицей?» – частенько размышляла девушка, соврав поклоннику, что тоже живет с мамой и бабушкой на окраине Москвы. Зачем она так сказала, Люда и сама не знала, своего происхождения девушка не стеснялась, хотя бабушка всегда внушала, что москвичи охотнее женятся на «своих». Единственное, в чем Люда была уверена – удачное замужество станет ее счастливым билетом в беззаботную жизнь.

Бабушка умерла год назад, а мать, в поисках своего женского счастья, нашла утешение в вине, а иногда и в дешевом портвейне. Из бедно обставленной квартиры стали пропадать мало-мальски ценные вещи: картина, подаренная бабушке каким-то знаменитым художником, красивая хрустальная ваза, радиоприемник. Люда теперь реже появлялась дома, все свободное время она проводила или гуляя по Москве или в общежитии, где, забравшись с ногами на кровать, читала любовные романы. Люда вовсе не была наивной мечтательницей и прекрасно понимала, чтобы встретить и удержать достойного мужчину, ей придется идти на определенные уловки. Она также понимала, что делать ставку на одну только внешность рискованно, сотни красивых девчонок гуляют вокруг, нужно что-то еще, что-то такое, что цепляло бы каждого и давало бы ей руководить ситуацией.

Людмила подошла к вопросу основательно: купила в ларьке тетрадку в клетку на сорок восемь листов и записывала свои наблюдения относительно окружающих ее семейных пар, и, если где-то случались разводы, она старалась разузнать причины и сделать свои выводы. Нельзя сказать, что у нее появился блестящий алгоритм, но девушку развлекало это занятие и давало веру в то, что и в ее жизни обязательно будут перемены.

***

4 августа 1993 года

Утром в комнате девочек началась паника, обнаружилось, что Даша не ночевала в лагере. Ее кровать была аккуратно заправлена, а свернутая ночная рубашка сиротливо висела на спинке стула. Оля проснулась раньше подъема и теперь теребила за плечо не желавшую никак просыпаться подружку.

– Даша уже куда-то ушла? – удивленно протянула сонная Ира, оглядываясь вокруг.

– Не похоже, – проговорила Оля, – смотри, кровать застелена так, как я вчера ее прибрала, Дашка же вечно бросает нерасплавленное покрывало сверху.

Ира непонимающе хлопала глазами, переводя взгляд с кровати на Олю.

– Вспомни, Ира, вспомни, она точно не заходила в комнату после тебя? – Оля с мольбой посмотрела на подругу. – Я же пришла первая и сразу уснула, как убитая, даже раздеться сил не было после этой дискотеки.

Девушка покраснела, олицетворяя порядок и дисциплину среди подружек, ругая их за разбросанные по комнате вещи и замеченное пятно на платье.

– Я не помню, честно, мне показалось, что Даша отстала, когда мы шли назад, но я не уверена, было темно, может быть, она с кем-то ушла вперед?

В Ирином голосе не было никакой уверенности в этих предположениях. Более того, девушка боялась признаться, что после отбоя она слышала какие-то завывания и крики на улице, а еще жуткий скрип по стеклу, а посмотреть, что это – было выше ее сил. Когда она забежала в комнату, то наспех сбросила с себя вещи и, даже не умывшись, спряталась под одеялом с головой. Была ли Даша в своей кровати, она, естественно, не видела, девушку обуял неведомый ранее страх.

Оля нервно щелкала суставами пальцев и кусала нижнюю губу. Что могло случиться с Катей? Она же обещала узнать, есть ли какой-то другой выход из лагеря, кроме основных ворот. И тут два варианта: или Даша напрочь забыла о своем обещании и просто заночевала у подружек в другом отряде (хотя откуда у нее могли появиться подруги за неделю лагерной смены?), или ее постигла та же участь, что и Катю…

– Надо сказать вожатой, – наконец произнесла Оля.

– Может быть, она где-то в лагере? – неуверенно подала голос Ира.

– Мы обязаны сообщить, что Даша не ночевала, – Оля была непреклонна.

В корпусе началось волнение, информация, что пропала девочка разнеслась быстро, подростки шушукались, где-то слышались возмущения «Я расскажу маме!», отдыхающие третьего отряда выглядели возбужденными.

Наспех умывшись, минуя зарядку, две девушки уверенно направились в сторону вожатского домика.

– Аня, выйди, пожалуйста, – позвала Оля, уверенно тарабаня по двери. Через минуту показалась растрепанная голова вожатой, удивленно поглядывая на девочек.

– Случилось что? – забыв поздороваться, без предисловий спросила Аня, которая тоже проспала подъем на зарядку.

–У нас… у нас Даша пропала.

Лицо вожатой вытянулось от ужаса, ее большие глаза, в которых отчетливо читался ужас, стали огромными.

– К-как это? – заикаясь, спросила девушка, полноценно выходя из комнаты.

– Ты понимаешь, – начала неуверенно лепетать Ира, – мы вчера вместе ходили к костру, она почти всегда была на виду, а потом я немного отвлеклась, – девушка покраснела, но продолжила, – но это не важно. Назад мы шли вместе, а потом Даша отстала где-то в районе медпункта, я ее позвала, но никто не откликнулся. Я подумала, может, она и вперед ушла уже, темно же там, около первого корпуса.-Ира говорила сбивчиво, нервно теребя край футболки.

– Даша ночевала в комнате? – перебила ее Аня.

– Кажется, нет, – одновременно ответили девушки.

– Что значит «кажется»? – Аня смотрела строго.

– Я не ходила к костру, у меня живот болел, уснула я тоже рано, – ответила Оля.–Когда я ложилась, в комнате еще никого не было.

Аня перевела взгляд на Иру.

Девушка не решалась рассказать про свои ночные страхи, но иначе как объяснишь, почему она почти бежала в свой корпус, почему не умывшись, забралась в кровать и уснула, натянув одеяло до самой макушки. И естественно, даже не обратила внимания, были ли все девочке в комнате. Ира выдохнула и решила сказать как есть.

– Я очень испугалась вчера, когда возвращалась, что-то завывало, скрипело или даже скреблось. И в комнате мне было страшно, поэтому я залезла под одеяло и не видела, была ли Даша.

Вожатая смотрела растерянно и затравлено, ясное дело, по голове не погладят, если в ее смену пропал ребенок. И дай Бог, если взбалмошная девчонка просто сбежала из лагеря за вольной жизнью, а если как с Катей…

Аня схватилась руками за лицо, постояла минуту и скомандовала девочкам.

– Ждите меня здесь, оденусь, и пойдем к директору.

Через десять минут Аня в сопровождении Иры и Оли входили в кабинет Бориса Ивановича в административном корпусе на первом этаже.

Корин что-то увлеченно записывал в большой журнал, нацепив очки на кончик носа. При скрипе дверей он поднял глаза, застыл, занеся ручку над новой строчкой.

– Доброе утро, ранняя делегация, – улыбнулся директор, прикрывая рукой написанное.

– Борис Иванович, у нас ЧП, – начала сразу Аня, выступая вперед.

Корин заметно посерьезнел, отложил в сторону ручку, снял очки и уперся локтями в стол.

– Так…

– Вы понимаете, Борис Иванович, вчера вечером… – но Аня не успела договорить, дверь в кабинет директора снова открылась с противным скрипом, и в дверном проеме присутствующие увидели Дашу. Девушка стояла, тяжело дыша, очевидно, она быстро шла или даже бежала.

– Ой, простите, я своих никак догнать не могла, – Даша первой нарушила образовавшуюся тишину.

Корин смотрел недоуменно, поочередно переводя взгляд с вожатой на подростков.

– Мне кто-нибудь объяснит, что случилось?

Аня обернулась на девочек и с натянутой улыбкой неуверенно ответила:

– Вы знаете, вчера почему-то мы не нашли удлинитель в актовом зале, я испугалась, что кто-то мог испортить технику, не смогли ребятам показать фильм о героях Войны. Может быть, сегодня вместо тихого часа?