
Полная версия:
Последняя смена
Отца у Кати не было. То есть, чисто теоретически, отец у девочки был, даже практически он был и жил вместе с мамой, маленькой Катюшкой и бабушкой Верой, стало быть, тещей. Когда девочке исполнилось три года, Виктор Рубис не выдержал непростых семейных отношений с женой и тещей, а по большому счету, именно с тещей, и уехал на Крайний Север, на заработки. Попросту говоря, сбежал. Первое время он исправно делал почтовые переводы и писал письма, спрашивая о дочери, но обиженная супруга решила, что с глаз долой, из сердца вон, оформила развод и попросила бывшего мужа их больше не беспокоить, когда Катя вырастет, она сама решит, нужен ли ей отец-предатель. Катя выросла, но про отца в их доме больше никто не упоминал. Мама давно оповестила дочь, что Виктор Петрович Рубис их бросил и уехал, адреса у нее нет, телефона тоже. Бабушка Вера горделиво добавила, что и в войну без мужиков не пропали, а больше Катя и не спрашивала. От отца у девочки остались фамилия, отчество и одна единственная фотография, где папа держит ее на руках, а она заливисто смеется, обнимая его за шею.
Стоя на вокзале, Катя отчаянно вглядывалась в толпу подростков, которые что-то громко обсуждали и смеялись.
– Звони мне каждый вечер, слышишь? И не вздумай гулять после отбоя! Катя, ты поняла меня?
Ольга Ивановна сердилась, дергая дочь за рукав.
– Да-да, – Катя кивала, совершенно не слушая мать. Все ее внимание было поглощено невысоким коренастым брюнетом, который уже второй раз оглянулся в ее сторону.
В течение получаса несовершеннолетних отдыхающих сверили по спискам, родители напоследок дали указания, кто-то сентиментальный пару раз поднес к глазам скомканный носовой платок, и вскоре площадь автовокзала опустела.
Школьников усадили в автобусы, Катя села рядом с полной девочкой, жующей бутерброд, свое место она выбрала не случайно, впереди сидел тот самый брюнет.
Лагерь с советским названием «Радуга» находился не в ближайшем Подмосковье, ПАЗикам пришлось почти два с половиной часа трястись в сторону Тулы, пока добрались до высокого забора, за которым виднелись корпуса. За время поездки ребята успели перезнакомиться друг с другом, Катя узнала, что брюнета зовут Богдан и ему уже шестнадцать. Фамилию только не разобрала, ни то Бобров, ни то Багров.
Навстречу вышедшей из автобуса толпе направлялась высокая полная блондинка в очках.
– Здравствуйте, ребята! – блондинка заулыбалась, услышав раскатистое «здрасьте».
– Я – заместитель директора по воспитательной работе, и зовут меня Елена Константиновна. Вы сейчас оставляете свои сумки – вот здесь, – женщина махнула в сторону ряда скамеек с облупившейся зеленой краской, – и идете со мной в актовый зал, мы с вами знакомимся, я рассказываю вам правила и распорядок нашего лагеря, а потом вы расходитесь по корпусам и обустраиваетесь на новом месте. Договорились?
Подростки загудели, слушать лекцию после дороги никто не хотел, всем не терпелось поскорее исследовать новую территорию и перезнакомиться друг с другом.
Катя быстро шагала в толпе, пытаясь представить, с кем ей придется соседствовать в комнате, а главное, нравится ли она Богдану, ибо точно знала, что этот зеленоглазый брюнет однозначно запал в самое ее сердечко.
В актовом зале было шумно и душно, подростков рассадили, Елена Константиновна поднялась за трибуну.
– Ребята, тише! Я не буду вас перекрикивать!
Елена Константиновна поправила очки и продолжила.
– У нас в лагере есть режим и строгий распорядок дня, за двухкратное нарушение режима мы отправляем домой. Безвозвратно! – женщина сделала выразительную паузу.
– Подъем у нас в семь тридцать! – зал зашумел, но заместитель продолжила. – В восемь зарядка, а в восемь тридцать завтрак. Далее у вас будут тематические занятия, а если погода будет позволять, то будете ходить на речку. Обед – в двенадцать. Потом тихий час. Нет, ходить во время тихого часа нельзя. После тихого часа полдник и ваше свободное время до ужина. У нас в медпункте есть стационарный телефон, вы можете звонить родителям. Ребята, все услышали? Родителям можно звонить после тихого часа до ужина. После ужина у нас вечерние мероприятия, костер и дискотека.
Ребята одобряющее загудели.
– Отбой ровно в двадцать два ноль-ноль. И после отбоя на территории лагеря не должно быть ни одной живой души. Все в своих кроватях. Вы можете не спать, но включать свет и шуметь нельзя.
– Все-все, официальная часть заканчивается. Сейчас я дам слово нашему директору, и можете быть свободны.
К трибуне поднялся мужчина лет сорока пяти или чуть меньше, высокий, широкоплечий, густые русые волосы аккуратно зачесаны назад, открытое лицо с твердым волевым подбородком. Едва заметно седеющий, с приятной улыбкой и морщинками возле глаз.
– Дорогие ребята, хочу поприветствовать вас в нашем лагере «Радуга» и поздравить с началом смены! Меня зовут Борис Иванович, я являюсь директором лагеря и по всем важным вопросам прошу обращаться ко мне напрямую. Надеюсь, вы хорошо проведете время у нас и навсегда запомните этот заезд.
Наконец шумная толпа подростков покинула актовый зал, бодро зашагав в сторону своих корпусов, попутно разглядывая все вокруг.
Катя выбрала себе место у окна, три других кровати тоже были заняты новыми хозяйками, которые деловито стелили постельное белье и раскладывали вещи по тумбочкам. Невысокая, полноватая девушка с двумя тугими косами ярко-медных волос, затолкав сумку под кровать, неожиданно спросила:
– Девочки, а вы здесь первый раз?
Катя ответила первая.
– Да, я первый раз.
– Я тоже здесь первый раз, – отозвалась худенькая шатенка с косой, имя которой никто не помнил.
– Ну, я тоже, а чего ты спросила? – недовольно буркнула темноволосая и темноглазая красивая девушка с дальней кровати.
– А я здесь второй… – по-прежнему ни к кому не обращаясь, продолжила девушка. – Прошлым летом в августе была, в четвертом заезде. Тут такие странности происходили. – Она понизила голос.
– Что происходило? К ней поближе брюнетка, присев на край кровати, в ее глазах сверкнул неподдельный интерес.
– Нам к двум в столовую? – Ни к кому не обращаясь задала она вопрос. Рыженькая как будто уже пожалела, что начала эту тему, но и другие девушки заинтересовались сказанным. Она с преувеличенным интересом стала что-то искать в своей тумбочке.
Шатенка тоже подошла вплотную к кровати рассказчицы.
– В столовую мы можем и опоздать, фигуру надо беречь – девушка спрятала улыбку, так как ее собеседница явно имела пару-тройку лишних килограммов. – Я бы хотела узнать, что тут было странного в прошлом году.
Девушка с рыжими косами поняла, что уйти с темы ей уже не удастся, вздохнула и начала рассказывать.
– Девочки, вы только не смейтесь, в этом лагере живет привидение, – на одном дыхании выдала она и замолчала.
– Чего? – Катя расхохоталась первая. – ты вроде взрослая, а все еще веришь в ерунду такую!?
– Ничего это не ерунда! – девушка зло засверкала карими глазами. Ее щеки так густо покраснели, что даже веснушки пропали с круглого лица. – У нас постоянно что-то страшно завывало по ночам, кто-то ходил по территории, вечером то женский плач был слышен, то детский… А один раз мы вообще кровь на асфальте видели возле сторожки.
– ООО! – Брюнетка картинно закатила глаза. – Здесь же поселок недалеко, вот тебе и лай, и вой, и плач оттуда. А кровь…Ну, что, сторож не мог палец порезать?
Катя тоже ожидала историю пострашнее. Она хоть и не была ранее в детских лагерях, но слышала про обычай – рассказывать страшные истории, пугая друг друга.
– Девочки, вы зря смеетесь. Пусть это не привидение, но в этом лагере правда что-то страшное происходит. Я третий год в этот лагерь езжу, маме путевки дают. Так вот, в прошлом году в июне мальчик пропал… Якобы в лесу пропал, милиция искала и грибники все лето искали, но его так и не нашли.
– Ну а это тут причем? – Шатенка нахмурилась. – Или ты думаешь, что на мальчика «твое» привидение напало и в лес утащило?
– Никакое оно не мое! – в сердцах крикнула девушка. – Но согласитесь, странно, что он пропал сразу после того, как начал искать это самое… привидение… – Она говорила так убедительно, что Кате на секунду показалась эта история правдивой. Девушка повела плечом, как бы отгоняя непрошенные мысли.
– Ой, девочки, давайте сменим тему. – Девушка с темными локонами поморщилась. – Какое еще привидение? Мальчика жалко, но, может быть, он живой? В газетах же писали, что тело не найдено. Поэтому я предлагаю со страшилками закончить и пойти знакомиться к девчонкам из третьего корпуса. Вы со мной?
Девушка поднялась с кровати и направилась в сторону двери. Катя и другая молчаливая соседка радостно закивали, начали натягивать босоножки, а девушка с рыжими косами кусала губу, глядя в окно. В голове ее были только одни мысли: «Ну и не верьте! А я точно знаю, что в лагере что-то происходит».
***
Саша недовольно одернула юбку в третий раз. Да что же такое? Куда эта черная тряпица из спандекса и акрила все время норовит убежать? Она критически осмотрела себя в зеркале, вздохнула и взялась за только что отглаженную блузку.
Тридцать лет, много ли это для девушки? Вроде бы нет, советские фильмы с больших экранов убеждали, что только через десять лет начнется настоящая жизнь, а вот для представительницы прекрасного пола, у которой никогда не было ни мужа, ни детей – разве мало? А вес? Обидно, что возраст умещался в двузначную цифру, а вес вчера перевалил за трехзначную. Не то чтобы Саша Туманова этому сильно удивилась, она периодически становилась на весы, покусывала губу и сердито задвигала их ногой под диван. Но вчера весы явно хотели испортить Александре и без того не самое веселое настроение. Она даже на всякий случай потерла окошечко с цифрами и повторно забралась на пластиковую поверхность. Увы, прибор был непреклонен, сто килограммов и двести грамм, как в аптеке. Чертыхнувшись, Саша плюхнулась в кресло.
Куда это годится? Девушка была рослая, крупная, длинноногая, но даже если роста весить центнер – это перебор, если Александра и дальше будет набирать в таком темпе, то гипертония, больные ноги и спина не за горами, а мечта, что она когда-нибудь наденет красное обтягивающее платье, которое она увидела в журнале, и вовсе, рассмеявшись ей в лицо, испарилась.
Саша резко встала и прошагала на кухню, в верхнем ящике рядом с крупами валялась начатая пачка сигарет. Девушка очень старалась расстаться с вредной привычкой, но сейчас был именно тот случай, когда никотин мог успокоить. Затянулась сигаретой и спросила себя, глядя на отражение в оконном стекле:
– Ну, Александра Сергеевна, что будем делать?
Сесть на кефирную диету или на гречневую? А может, на яблоках посидеть? Да, яблоки могут помочь. В прошлом году она две недели грызла кислые зеленые плоды, от которых к концу третьего дня сводило челюсти. А когда живот начинал предательски урчать от голода, один взгляд на яблоко посылал сигнал мозгу, что, в принципе, не так уж и хочется есть, можно просто выпить чаю или даже воды. После таких экзекуций организм отдал пять килограмм, а оставшийся месяц Саша героически держалась на отварной гречке и кефире, которые после зеленых яблок казались ей пищей богов. Окончание месяца принесло Саше землистый цвет кожи, осунувшийся овал лица и отвес в девять килограмм.
Александра, на радостях надев черные лосины и черную майку, «Черный же худит!», поехала встречать маму на вокзал, которая должна была вернуться из санатория.
К перрону она подошла вместе со своим отчимом, не сразу узнавшим падчерицу. Когда Лидия Николаевна вышла из вагона и увидела дочь, она закатила глаза и начала хватать ртом воздух, ища помощи у отчима Саши. Он же, храбро держа под локоть жену, миролюбиво утешал:
– Лидочка, не волнуйся, сейчас все лечится.
Мама и отчим решили, что Александра заболела, отсюда эта быстрая потеря веса и нездоровый цвет лица.
Мама Лида никогда не страдала избыточным весом, хотя худышкой тоже не была. Очаровательная женщина с формами, так всегда отзывались о Лидочке лет с двадцати и до настоящего времени. Когда Саша родилась, мама умилялась ее пухлым щечкам и ручкам в перевязочках. И Лидия Николаевна, и ее мама, бабушка Сашеньки, старались накормить девочку повкуснее, почаще и побольше. А Саша всегда была очень послушным ребенком, тихим, уступчивым, робким, и еще маленькой Сашеньке страшно хотелось, чтобы мама ее обязательно хвалила.
– Ешь, доченька, не сиди, голубцы очень полезные. Ешь.
Пятилетняя малышка с круглыми щеками и двумя маленькими косичками совсем не хотела есть. За полчаса до прихода мамы с работы заботливая баба Рая накормила девочку куриной лапшой, целую тарелку съела Саша, за что получила одобрение и ласковое поглаживание по русой макушке. И вот сейчас, сидя за столом, водя пальчиком по скатерти с ромашками, Сашенька совсем не хотела голубцов. Но если она откажется, мама расстроится, будет уговаривать и убеждать, может, даже пожурит, что она после работы старалась, разогревала и подавала, а дочь не ценит мамин труд. Сашенька очень хотела быть хорошей девочкой и через силу, ломая голубец большой алюминиевой ложкой, медленно жевала…
Это сейчас, став взрослой, Саша Туманова понимала причины своего лишнего веса, но привычка быть хорошей с годами только укоренилась. На ум невольно приходили слова бабули Раи: «Люди, деточка, с возрастом не улучшаются, а только усугубляются».
– Ну и пусть, – хмыкнула девушка, выбрасывая окурок. – Вот, сейчас возьму волю в кулак, сяду на привычную гречку и к Новому году точно похудею.
Зазвонил телефон, и Саша потянулась к красному пластиковому аппарату, буднично ответила «Слушаю», ожидая в очередной раз потерпеть ежедневные мамины причитания относительно ее забывчивости. Но в трубке кто-то тяжело вздохнул, и фраза «Здравствуй, Саша, это папа» заставила девушку резко сесть на табурет, а рука невольно потянулась в вазочку за печеньем…
1974 год
Когда Сашке было одиннадцать, из семьи ушел отец. Сергей Семенович Денисов влюбился, и, наверное, банально устал. От тяжелой работы на заводе крановщиком, от маленькой комнаты в коммуналке, которую приходилось делить не только с подрастающей дочерью, но и с тещей, но больше всего – от регулярных ссор с женой.
Лида была эмоциональная, взрывная, громкоголосая. Она считала себя главной и важной, ее мнение в семье не оспаривалось, ведь Лидочка закончила педагогический институт с отличием и в свои тридцать четыре года уже работает завучем в школе.
Тихий и робкий Сережа почти двенадцать лет безропотно сносил шумные претензии супруги в свой адрес, он наполнялся ее негативом, как кувшин каплями воды. Но ведь любой сосуд может переполниться, а самый покладистый и терпеливый характер однажды взрывается праведным гневом. Сергей терпел, изо дня в день он отчаянно сносил недовольства и ежедневные упреки Лиды, нравоучения и советы любимой тещи, которая также не гнушалась лишний раз напомнить зятю, что в ее годы мужики в примаках не жили…
После свадьбы молодые Лида и Сережа поселились у Раисы Васильевны, отцу Лиды от завода была выделена комната в коммунальной квартире, и после смерти мужа – Николая Ивановича молодая вдова категорически отказалась проживать одна, взяв клятвенное обещание с дочери, что, выйдя замуж, она мать не бросит. Да и где было жить молодоженам? В комнате общежития, которую студент Сергей делил с соседом Петром? Как семейному человеку ему обещали дать отдельную комнату, но тогда еще невеста Лида наотрез отказалась делить еще с двадцатью соседями кухню и места общего пользования. В коммуналке они проживали только с одинокой пожилой соседкой, третья же комната всегда пустовала. Комнату Раисы Васильевны разделили шкафом, втиснули между торшером и креслом новую софу, и молодая семья Денисовых ютилась там.
В какой-то дождливый вторник у главы семьи Денисовых случилось сразу все: сломался видавший виды зонт от сильного порыва ветра, расклеились насквозь промокшие старые ботинки, и в метро вытащили из кармана червонец. На эти деньги Сергею нужно было две недели питаться в заводской столовой, ездить к месту работы и обратно, а главное, купить сегодня трехкилограммовый мешок сахара, тещу кто-то угостил крыжовником, и Раиса Васильевна оповестила, что кровь из носу она обязана сварить любимое варенье Пушкина. А сахар в количестве восьми стаканов в буфете не обнаружился, теща охала, как тяжело ей дается бегать по магазинам и на всю семью, «включая мужиков», покупать продукты и тащить на себе домой. Сергей крякнул от этих прозрачных намеков и клятвенно заверил тещу, что тяжелый мешок с рафинадом вечером будет. Но обещание не выполнил. Дома разразился скандал. Лида с визгом выговаривала мужу, какой он неудачник, растяпа и ротозей.
– Я тебе сколько раз говорила, клади деньги во внутренний карман и застегивай, застегивай его!
Теща Раиса Васильевна поджимала губы, выразительно вздыхала, а в перерывах между возгласами дочери успевала причитать.
– Сереженька, ну, нельзя быть таким беспечным, ты же мужчина, ты – наш защитник. А теперь вот что? Ботинки новые купить надо, зонт в мастерскую снести надо, а сахару-то, впрочем, тоже достать нужно. Но моя пенсия, знаешь ли, не позволяет мне, старой больной женщине делать такие покупки на всю семью, а мое слабое здоровье – таскать на себе тяжелые сумки.
Даже соседка по коммуналке, выпивающая тетя Соня, выглядывая из общей кухни, и нагло стряхивая пепел в горшок с геранью, поддакивала Раисе.
– Вы, Сережа, допустили такое потому, что знаете, Лидочка с Раечкой Вас в беде не оставят, – протягивая гласные, говорила женщина, – но Вы же глава семьи, стало быть, на себя нужно брать ответственность…
Маленькая Сашенька просто плакала, она очень боялась, когда родители ссорились и все вокруг кричали.
Сергей, не выдержав общего градуса напряжения, схватил с комода три рубля, дернул с вешалки свой непросохший плащ и быстрым шагом направился к двери.
– Куда тебя понесло на ночь глядя? – Крикнула Лида.
– За сахаром!
Денисов бросился вниз по лестнице, не став дожидаться лифта, внутри у него все клокотало, как в кипящем котелке, но высказать свои претензии ни жене, ни теще он не мог. Смелости не хватало, характера и прав на это. Он кто? Он – никто, в примаках живет… Очнулся Сергей от своих темных мыслей только тогда, когда почувствовал, что у него замерзли ноги, он шагал по тротуару в домашних тапках, чертыхнулся, переминаясь с ноги на ногу, пожалел, что не забрал с подоконника папиросы, и направился в бакалею.
Стоя в очереди за рафинадом, Денисов, хоть и был атеистом, просил Бога сделать так, чтобы не встретить никого из знакомых, ибо вид его сейчас указывал на сомнительное психическое здоровье. Какой нормальный человек выйдет в конце октября на улицу в плаще и домашних тапочках?!
– Сергей Семенович?
Денисов выругался про себя, еще больше укоренившись в своем атеистическом настрое, обернулся.
Окликнувший его голос принадлежал молоденькой крановщице с третьей бригады их завода. Девушка была низкого росточка, полненькая, круглолицая, с белесыми бровями и ресницами, две светлые косы выглядывали из-под голубой косынки. В руках она держала авоську, удивленно и радостно смотрела своими круглыми глазами на Денисова. Да и вся она была какая-то ладненькая, кругленькая, как бусина. И глядя на эту добрую улыбку на румяном лице девушки, Сережа вдруг простодушно рассмеялся.
– Вроде как с утра был я, -ответил Сергей. – А вы Лена?
Денисов совершенно не помнил имени этой девушки, назвав ее наобум, хотя ее круглое лицо казалось ему знакомым.
– Нет, я Валентина из третьей бригады, мы с вами на восьмом объекте работали. Можно просто Валя.
Девушка по-прежнему ласково улыбалась и чуть смущенно спросила:
– А что же вы в домашней обуви? Уже ведь холодно, и дождь сегодня.
Сергей не заметил в вопросе девушки усмешки, а скорее участливую заботу, поэтому простодушно выложил ей как на духу и про червонец, и про скандал, и про сахар, за которым он стоит.
– Ой, а вы зря стоите-то… Валя нахмурила светлые брови. – Передо мной женщина килограмм брала, а следом муж моей сменщицы из второй бригады еще кило или два брал, потом вот та женщина, – девушка ткнула пальчиком куда-то в сторону- последние полкило успела урвать. Вам сегодня точно не достанется трех килограмм…
Денисов хмыкнул с досады, дома без сахара лучше не показываться. Мысль, что нужно ехать в ближайший гастроном на троллейбусе в таком странном наряде, показалась ему еще более устрашающей, чем гнев Раисы Васильевны. И пока он задумчиво чесал подбородок, делая непростой выбор между тем, быть ему сегодня посмешищем или быть безответственным растяпой, голос кругленькой Валечки прозвучал очень оптимистично.
– А что тут думать, Сергей Семенович? – Весело спросила собеседница. – Я вооон в том доме живу, – девушка махнула пухлой ладонью куда-то влево, –три минуты шагом, запросто одолжу три килограмма песка, делов-то. И не придется Вам в тапках в гастроном ехать.
Денисов улыбнулся второй раз за короткую беседу с незнакомой девушкой. Она совсем не считала его неудачником или растяпой, а еще удивительно угадывала его мрачные мысли. Мужчине было совершенно неудобно идти к незнакомой девушке, пусть и его коллеге по цеху, за сахаром, но от мысли, что нужно сейчас возвращаться в квартиру, где витает презрение и гнев, не выполнив просьбу тещи, казалось, становилось физически неприятно. Сергей еще внутренне поборолся с установками «а удобно ли это», все-таки согласно кивнул и неуверенно направился в сторону серой девятиэтажки.
Валентина Иванова, или просто Валюшка, как называли ее бабушка и мама, действительно жила недалеко от бакалеи, ее однокомнатная маленькая квартирка, доставшаяся от покойной матери, находилась на последнем девятом этаже. Открыв заметно потрепанную дверь, обитую дерматином, Сергей Денисов почувствовал, как из глубины квартиры на него пахнуло запахом свежесваренного борща, и он невольно сглотнул слюну. Мыслимое ли дело, проходить голодным целый день? Червонец-то вытянули у него по пути на работу, поэтому обеда он лишился по вине карманника, а вот ужина он сам не понял, почему не удостоился. Как только он перешагнул порог комнаты и на вопрос тещи «А где же сахар?» простодушно ответил, что ни сахара, ни денег у него нет, то никто и не вспомнил, что Сергей голодный. Ссора началась прямо там, у вешалок с пальто и полки для шапок.
И вот стоя в этой крошечной прихожей в квартире девушки, которую он знал всего-ничего, Сергей понял, что ему ужасно хотелось есть. Борща, красного, наваристого, с ложкой сметаны, а можно и без нее, но с черным сухариком бородинского, с кусочком сала и зубчиком чеснока… Аж в животе забурлило от таких картинок.
– Сергей Семенович, зайдите, зайдите обязательно, – торопливо заговорила Валя, стягивая с себя ботинки, пальто и платок, – я же пока кулек найду, пока отсыплю, Вы там упаритесь стоять.
– Пройдите сюда, на кухню!
Сергей уже не мог сопротивляться. Правила приличия напрочь вылетели из головы, когда желудок урчал так требовательно и так бессовестно.
Он сбросил с ног насквозь промокшие тапки, снял пальто и прошел по направлению одурманивающего запаха, исходящего от борща. Кухонька была крошечной, метров квадратных пяти-шести, бедно обставленная, но чистая и уютная. Небольшой стол и две табуретки были застелены зелеными вязаными салфетками, на буфете стояла бегония. А в углу, возле батареи, в чулке сушился лук. И Сережа почему-то снова заулыбался.
– Сергей Семенович, а Вы с белым хлебом будете? У то у меня черного нет. Девушка смущенно развела руками.
– Валечка, мне неудобно у Вас обедать. Я возьму сахар и побегу назад, пока не совсем поздно. Он вдруг сам удивился, что назвал ее именно Валечка, но по-другому просто не вышло, девушка излучала какое-то незримое умиротворение и детскую непосредственность.
И пока Сергей приходил в изумление от своих мыслей, Валя уже ставила перед ним наполненную тарелку красного борща, желтые блестки расплывались от центра, где возвышалась большая ложка сметаны. Рядом девушка быстро положила ложку и большой кусок белого хлеба.
– Ешьте, чего стесняться-то?
У него предательски заурчал живот, и Денисову ничего не оставалась, как взять ложку и начать есть. Борщ был густой, наваристый, острый, и ему казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он не пробовал.
А когда борщ закончился, он обнаружил, что Валентина сидит напротив него, подперев рукой пухлую щеку, и все время улыбается. И Денисов сам не понял, как они еще долго пили чай с домашними ватрушками, а потом Сергей очнулся, когда в темной прихожей он обнимал эту круглую, маленькую, белобрысую крановщицу. И так радостно ему было в тот момент на душе, что Денисов испугался себя и этих мыслей. Он резко отпрянул от Валентины, наощупь всунул ноги в мокрые тапки и, не застегивая пальто, поспешил к лифту.



