Последняя смена

– Ты не слушал, что ли? – Михаил нахмурился. – Говорю тебе, что мать вон бирюка видела в гастрономе, «Белочку» покупал, почти килограмм сразу. Откуда, скажи мне, у простого учителя такие деньги, а?

– Это он небось невесту завел, вот и копил на сладости,– заулыбался Володя, вспоминая, как ухаживая за Лидой, ночами, после работы, разгружал вагоны на Павелецком вокзале, чтобы сводить ее в кафе-мороженое и подарить три гвоздики.

– Ну, может, и так, – согласно кивнул Михаил, разливая еще водку по стопкам. – Давай за праздник выпьем, пусть наша милиция нас бережет.

Денисов молча кивнул, сотрудников внутренних дел он побаивался и уважал, милиция была «слугой народа». Мужчины выпили, закусили нехитрой снедью, наскоро приготовленной хозяином квартиры, заботливо доставленная сухая палка колбасы оказалась как нельзя кстати.

– Пойдем, может, к телевизору? – разомлев, предложил Денисов. – Концерт же сегодня, хоть у тебя погляжу, как раз второе отделение началось.

– Пойдем.

Телевизор у Мишки был старый, «Рассвет», черно-белый, небольшой, но надежный. В случае, если ручка отказывалась переключить канал, пару хлопков по деревянной поверхности прибора сразу приводили его в исправное состояние. Мужчины расположились на небольших креслах в проходной комнате, которая могла быть залом, но была и спальней Михаила с супругой, и местом отдыха для всей семьи у телевизора. Посмотреть концерт захотели все: мальчишки бросили свои детальки, кисти и клей, забравшись с ногами на скрипучий диван, толкали друг друга, Анна Никитична, тяжело переставляя полные ноги, тоже села с краю. Но вместо концерта на экране звучала невеселая музыка в исполнении симфонического оркестра по одной и по другой программе.

– Неужто помер кто? – первой вслух предположила старушка.

– Может, сам? – Поднимая указательный палец вверх, почему-то шепотом спросил Михаил.

– Свят-свят, – Клавдия Никитична начала суетливо креститься.

Денисов ничего не ответил, он, как и все советские граждане, видел, как выглядит Генеральный секретарь в последнее время, он, выступая перед народом говорил, а порой уже и стоял с трудом. Если предположить, что действительно сменится власть, то кто займет его кресло: Андропов или Черненко? А каковы последствия назначения каждого для простого народа? Андропов, как поговаривают в народе, бывший выходец из чекистов, возникает вопрос, зачем его оттуда убрали? А Черненко? Он просто старый товарищ Генсека и только, а? Такие события всегда вызывали волнение. Много вопросов возникало у Денисова, как и у любого советского гражданина в период смены власти. Сергей кивнул в сторону двери, Михаил тоже поднялся, они вышли на крыльцо и молча курили, каждый думая о том, как коснется лично его перемена исполкомовских кадров.

***

20 июля 1993 год

В среду капитаном Громовым была обозначена, а читай – предложена, новая версия исчезновения Кати Рубис: девочку похитили, где-то удерживают, шантажируя или пытаясь навредить судье Горкиной, которая сейчас рассматривает дело преступной группировки «Маяковка», сроки там светят очень серьезные, а организаторам – пожизненные. Так как мать девочки является помощником судьи Горкиной, имеет прямой доступ к материалам уголовного дела. Кириллу потребовалось побеседовать с судьей. Чтобы опросить судью Горкину Ларису Витальевну, пришлось заключать две сделки: с совестью и с законом.

О неприкосновенности судей Туманова, безусловно, знала, но в ситуации с гибелью ребенка можно было и несколько попрать данную норму. Во-первых, объективно, судья Горкина не могла быть никаким свидетелем: девочку Катю она в глаза не видела, о ее существовании знала лишь со слов своей подчиненной – Ольги Ивановны Рубис и то – в общих чертах. А во-вторых, уважаемая слуга закона сейчас страдала бронхитом, бюллетень не брала, героически сидела в кабинете, читая дела, оглушительно кашляя, пугая всех, кто проходил мимо ее кабинета. Но убедительные намеки капитана из первого отдела о необходимости побеседовать со всеми, кто может быть причастен к исчезновению девочки, сделали свое дело, и Александра Туманова, дико стыдясь себя, упросила Горкину уделить ей время.

– В четверг и пятницу с полтретьего до пяти я буду у себя, – охрипшим голосом проговорила Лариса Витальевна, заходясь в кашле, – постарайтесь попасть в этот график.

Саша задумалась: о чем придется пытать стража правосудия? Туманова достала какой-то черновик, огрызок карандаша и начала чертить схему допроса. Итак, что может знать судья? У ее секретаря, строгой, собранной, исполнительной Ольги Ивановны есть несовершеннолетняя дочь, факт известный, возможно, мать когда-то делилась какими-то особенностями воспитания подростка, если возникала ситуация, где нужно было отпроситься в школу или отсидеться день дома, не оформляя больничный лист. Даже может быть, что Ольга Ивановна в сердцах когда-то пожаловалась на трудный характер подростка или похвалилась школьными успехами дочери. Но разве эта информация даст какую-то зацепку для понимания, куда пропала девочка или бесценное время для поиска потратится абсолютно бессмысленно? Вряд ли судья была задушевной подружкой для Ольги Ивановны, но в случае такой дружбы дети обсуждаются по крайней необходимости, девочка Катя хорошо училась, успешно плавала, приносила медали и с плохими компаниями не гуляла, пока на поверхности нет ничего такого, о чем можно судачить. С другой стороны, если Акимова судье не подружка, то с какой радости слуга Фемиды взялась звонить прокурору и требовать искать активнее? За всех ли детей секретарей суда так пекутся?