Люблю тебя

С последним есть проблемы, но парень уверен: всё получится. В конце концов, Виктор проворачивал этот трюк в молодости миллион раз. Кай действует по схеме брата. Она поведётся. Так же как и все.

Снова начинается чертов ливень. А, значит, надо припарковать байк здесь и вызвать такси.

Карета ждет, принцесса. Тебе не сбежать.

Глава 6

Василиса

Как объяснить, что значит для меня Destruction?

Впервые за порог галереи переступила, когда мне было шестнадцать. Тогда я еще не успела вляпаться в историю со своей несчастной влюбленностью в мерзкого козла, а мама была жива. Я была счастливым подростком, приезжающим с родителями в северную столицу за компанию. Они с кем-то встречались, договаривалась о поставках вина в сети ресторанов.

На одной из встреч нашла брошюру с фотографиями красивого здания и информацией об открытии очередной галереи. От нечего делать выпросила у мамы разрешение на прогулку, вставила наушники в уши и поехала коротать часы до поезда, особо ни на что не надеясь.

Destruction

Я была просто очарована этим местом. То была мультимедийная выставка Ван Гога. С помощью проекторов, гигантских экранов и объемного звука «Звездная ночь» – та самая знаменитая «Звездная ночь» – вдруг стала настоящей: кружили по потолку, по стенам и полу золотые звезды. Падали к ногам и снова поднимались вверх. Мерцал и переливался полумесяц, словно отражение на водной глади. Дрожал от ветра одинокий кипарис.

Это было непередаваемо! Я стояла в центре помещения, где кто-то устроил звездопад, и хотела плакать. Не помню, почему, но слезы собирались в уголках глаз, а в груди щемило. Я ведь ничего подобного в жизни не видела, я росла в пригороде Геленджика, где словосочетание «современное искусство» совсем ничего не значит. А тут… Фантазия на глазах стала реальностью. Вот оно, место, где эфемерное искусство воплощается в жизнь. Нарисованное красками на холсте оживает. Двигается. Дышит. Уже тогда я бесповоротно влюбилась в галерею.

Destruction

Дотошное внимание к деталям и пропорциям того, кто создал это место, до сих пор приводит в тихий трепет. Всё, начиная от высаженных вдоль ровных тропинок елей и заканчивая расстановкой маленьких столиков на террасе, – всё идеально. Всё воспевает красоту невычурной строгости и совершенство чистой геометрии.

В тот день – в день открытия галереи – я просидела внутри бара за столиком с кружкой кофе до позднего вечера. Мечтала, что, может быть, однажды у меня тоже получится сотворить волшебство в отеле родителей. Создать из него место, откуда совсем не захочется уезжать. Никому и никогда. Место, где нарисованные звезды оживут в небе над виноградниками, унося гостей шато в сказочный мир.

Destruction – мое вдохновение, эталон, личная муза в мире коммерции и бизнеса.

– Никольская Василиса Николаевна здесь? – Из-за двери кабинета для собеседований выглядывает женщина средних лет. В черной водолазке и черных брюках, с бейджем на груди и с уставшим взглядом. Да уж. Волонтёры им точно не помешают.

– Да! Да, это я. – Встаю со своего стула и покрепче сжимаю папку с сопроводительным, рекомендациями и резюме.

– Замечательно, – вежливо улыбается собеседница и отступает в сторону, жестом приглашая пройти. – Давайте начнём.

Переступив порог кабинета, рассказываю о себе, отвечаю на череду стандартных вопросов о собственном опыте работы в административном блоке ведущего питерского отеля, а в ответ слушаю краткую информацию о концепции грядущей выставки. Лекарство, выпитое после пар, уже не помогает. К концу беседы начинаю чихать и дёргать носом. Дают о себе знать и поездки на мотоцикле, и катания по ночной Неве, и пятичасовая прогулка по городу.

Положительный ответ и дежурное «Добро пожаловать в галерею, только, пожалуйста, постарайтесь поправиться до конца недели» становятся спасением, ведь чихать на женщину жутко неловко.

Выхожу и кабинета и спешу уйти подальше от людей. На чихающих сейчас косо смотрят.

Проливной дождь успокаивающе стучит по огромным окнам, погружая осенний день во полумрак. Шум ветра из-за толстых стен не слышен, но сквозь пелену ливня видно, как верхушки елей клонятся вниз. Там, на улице, должно быть, жутко ветрено и холодно.

В кофе-баре галереи тепло, тихо и пахнет только что сваренным капучино. Сажусь за один из маленьких круглых столиков из стекла. В самом углу. Чтобы никто не слышал, как чихаю каждые пять минут, заглушая звуки простуды пачкой прижатых к носу салфеток.

В баре только я и двое мужчин, расположившихся за первым столиком у окна. Они так тихо разговаривают, что со своего места не слышу даже голосов.

Кай – спасибо ему огромное – вызвал машину сразу, как только написала, что освободилась. Нужно подождать всего минут десять-пятнадцать здесь, в сухом теплом помещении, пока он отгонит мотоцикл на крытую парковку. Кай надеялся, что осень даст ему ещё парочку недель хорошей погоды. Но сегодня явно не его день.

Прислоняюсь виском к прохладной бетонной стене, прикрывая глаза от болезненного наслаждения. Температура невысокая, но все-таки есть.

Снова чихаю. Убаюкивающий стук капель о стекло, мерное жужжание ламп под сводом потолка и отдаленные голоса смешиваются воедино.

Не спи-и-и, Вася. Не спи.

– Кхм.

—–♡♡♡♡♡♡–

Звук тихого покашливания раздаётся совсем близко, заставляет вздрогнуть. Резко выпрямляюсь, открывая глаза. Яркий свет ламп режет сетчатку. В голове будто вата. Ничего не вижу, только носом дергаю. Моргаю.

– Девушка? – Глубокий мужской голос портит сквозящее в нем недовольство, но вау. Вот это акцент. Сочетание необычного немного тягучего произношения и грудного бархатного баритона звучат как симфония.

Картинка перед глазами обретает очертания, а дар речи машет ручкой. Незнакомец возвышается над столом. Сложенные на груди руки, черная одежда и чуть вьющиеся угольно-черные волосы. Неплохая, – ой, кому я вру, – отменная физическая форма. Он загораживает свет в моем углу.

Видимо, у меня белая горячка. На фоне беспросветной темноты, которая окутывает его образ и словно исходит от него невидимыми глазу, но осязаемыми кожей волнами чистой энергии, резко выделяются глаза. Радужки серые. Свинцовые, как само небо. Или это эффект от бросающегося в глаза контраста?

– Простите, что отвлекаю, – не особо приветливо начинает незнакомец. В низком насмешливом голосе уж точно нет ни намека на нотки извинения, – но, пожалуйста, покиньте здание.

Незаметно щипаю себя за плечо. Да нет, все хорошо. Я в сознании. Охранник что ли? Пробегаюсь взглядом по водолазке. Фирменного бейджа нет. И что он от меня хочет? С каких это пор из галереи выгоняют под дождь?!

От возмущения, что затапливает внутренности горячей волной, готова послать его куда подальше, но так невовремя в носу становится щекотно, но черт, не сейчас! Не сейч…

Апчхи!

– Вы меня услышали, мисс? – Насмешка обнажается все сильнее, и очарование от первого взгляда на мужчину пропадает. Он не соизволил поздороваться. Не представился. А его саркастичное «мисс» просто пропитано змеиным ядом. Мисс. Мисс! В его исполнении звучит как ругательство. Что он о себе возомнил?

Ничего. Это с флиртом у меня проблемы, дорогой. А вот на твоем языке я могу говорить гораздо увереннее.

Окидываю мужчину презрительным взглядом и отвечаю с точно такой же издевательской интонацией:

– Добрый день. Извините, не разобрала, когда вы здоровались. – Мило улыбаюсь, с ехидной радостью наблюдая, как кривится лицо мужчины от упоминания его «вежливого» приветствия. По-дурацки хлопаю ресницами, строя из себя канонную блондинку из анекдотов, за которую этот тип меня наверняка и принял.

– Вы простите, но что-то не очень понимаю… А вы вообще кто?

Виктор

Чертов джетлаг. Сосредоточиться на работе не получается. Раздражение зудит под кожей.

– Кто они? – киваю на толпу фриков в проходе.

Голова раскалывается после дневного перелёта. Дорога из Берлина до Питера недолгая, но в родном городе последние года джетлаг мерзотнее, чем при перелетах в штаты. В висках каждые три секунды стучит отбойный молоток. Перспектива ужина с симпатичной стюардессой больше не радует. Какой черт за язык тянул?

– Это кандидаты на участие в волонтёрской программе кураторов. Мы в процессе отбора десяти подходящих человек. Все резюме с комментариями будут у вас на почте, – без запинки скандирует управляющий.

Разговоры-смех-чёртов-шум. Изо всех щелей бесперебойный галдёж. Оборачиваюсь. Рассматриваю людей в помещении блоков «А» и «B». Пространство объединили, убрав перегородку, чтобы пёстрая толпа, в большинстве своём состоящая из молодых людей, могла дышать воздухом, а не выдыхать углекислый газ друг другу в рот.

Волосы всех цветов радуги. Девушка, изображающая готическую диву, парень с тату на шее в рваной футболке. И все они не вызывают ни толики доверия.

Десять человек будут месяц таскаться по галерее в момент подготовки к выставке? В момент установки технических конструкций? Оборудование для AR, VR, инсталляций и проекций стоит миллионы. Моя команда разрабов и установщиков будет безмерно таким «помощникам». И кто-то, сука, бесконечно чихает. Этого только не хватало. Тут что, аллергики?

Спокойно. Это просто головная боль и раздражение. Саша не виноват в том, что в Питере мое настроение по шкале от нуля до десяти варьируется между минус пятью и минус десятью.

Снова поворачиваюсь к Александру.

– Хорошо, я понял, спасибо. Напомни, зачем мы их набираем? Есть проблемы с бюджетом на зарплаты?

Саша отпивает популярную среди молодежи бурду зелёного цвета. Когда в нашем кофе-баре появилась матча? Слово созвучно понятию, обозначающему другую жидкость.

К раздражению и головной боли добавляется мерзкий спазм тошноты в горле.

– Галерея – участник программы реализации творческого потенциала населения города через креативное пространство «Искусство в массы». – Саша дословно цитирует пресс-релиз мэрии, судя по всему. – По ее условиям мы должны за год взять под крылышко десять человек, желающих приблизиться к прекрасному.

Апчхи!

В очередной раз дергаюсь от звука. Раздражение набирает обороты. Боль в висках усиливается. Пульсирует в венах. Зеленая жидкость в кружке Саши. Зеленая пенка. Зеленые разводы на белой керамике. Галерея, превратившаяся в новомодный, арт- прости Господи-объект, куда съехалось все хипстерское сообщество города. Снова долбанный аллергик чихает! У меня сейчас аллергия на зелёный разовьётся!

– Когда и зачем мы в нее вписались? – Сильно жмурюсь в попытке прогнать адскую головную боль. Сжимаю переносицу большим и указательным пальцем. Надо было после перелёта домой поехать.

– В прошлом году. Я подал заявку и нас взяли.

– Зачем?

– Ну… это выгодное сотрудничество с мэрией.

– В чем выгода для нас?

– Мы… – прямой взгляд заставляет Александра запнуться на миг, – …получаем поддержку от городской власти.

На грани, Александр. Твои ответы – просто повод взорваться, на хрен. Не доводи до греха, не попадай под горячую руку.

– В чем заключается поддержка? Слушай, я просто пытаюсь понять, чего ради должен доверить этим… – клоунам вообще-то, но я дипломатично перестраиваю мысль, – молодым людям работу с дорогостоящим оборудованием. Доверить им подготовку флагманской выставки и…

Апчхи!

Да кто там, твою мать, никак не угомонится?!

Именно в этот момент, находясь в шаге от взрыва, находясь в шоке от того, во что превратилась галерея, я вижу девушку. Источник раздражающего звука. Она сидит в углу. Мелкая, белобрысая, с пачкой салфеток в руках. Сидит и носом дергает на всё здание. Никакой это не аллергик! Она приперлась сюда больная. Откуда у людей привычка таскаться со своими бациллами в общественные места?

– Хотите выйти из программы?

Хочу, чтобы из здания вышла эта болезненная соплячка. Если она тут всех позаражает, то подготовка обернется сушим адом. Серьезно, неужели родители больше не говорят детям не шляться по общественным местам простуженными?

– Виктор Александрович? – Вопросительная интонация Александра не колышет, потому что девочка опять чихает. Управляющий оборачивается. Ловит мой взгляд и смотрит на неё.

– А! Это, кстати, уже отобранная нами стажёрка. – Чего? Эта чахоточная успела сходить на собеседование? – У меня тут была ее характеристика от Марии. – Саша быстро в планшете листает письма.

Мигрень сейчас начнется от всего происходящего. Не дай Бог Маша заболеет! Она ведет кучу бумажно-бюрократических дел, она отвечает за спец.приглашения для особых клиентов, способных скупить половину выставочных образцов. Без ее помощи нам всем будет хреново. Моя команда прилетит из Казани только в среду, а штатный персонал галереи до среды вытягивает тут в одиночку.

– О, вот она. Никольская Василиса, двадцать один год, студентка государственного … – Александр снова без запинки тарабанит, читая текст с планшета, но я отключаюсь и не слушаю.

Девочка прислоняется головой к углу стены и закрывает глаза. Этого еще не хватало. Если ей станет хреново, нужно будет вызвать «Скорую» прямо в галерею. По такому ливню и почти за город ехать они будут не пять минут.

Да к черту.

Подхватываюсь с места раньше, чем соображаю, что вообще собираюсь сделать.

– Я сейчас. – В несколько быстрых шагов оказываюсь у ее стола.

Господи, и это наш стажер?! Курносая, с веснушками, с какими-то детскими вьющимися волосами у висков. Кто взял на стажировку ребёнка?Что она вообще будет тут делать? Она хоть знает, чем AR отличается от VR? Каким образом она собеседование прошла?

Стою полминуты. Александр наблюдает за разворачивающимся представлением с интересом и усмешкой, а девушка так и сидит, не открывая глаз. «Спокойной ночи, малыши» просто.

– Кхм. – Надо помочь ей проснуться.

Она резко садится прямо. Моргает, но как-то потеряно.

– Девушка? – А вот теперь абсолютно не смущаясь рассматривает меня.

У неё нос напротив ремня и ширинки, перед ней здоровый взрослый мужик, а она пялится, не краснея. Дотошно так, словно я – один из экспонатов.

Не знаю почему, но она дико меня раздражает. Хотя нет, знаю. Наглое, малолетнее, безмозглое создание. Один плюс, что хоть симпатичное. Поставить её на вход – пусть гостей встречает, молча улыбаясь.

Не повезло тебе, девочка. У меня отвратительное настроение, а ты так не вовремя со своей простудой и манерами.

– Простите, что отвлекаю. – Она наконец-то соизволила поднять красные, слезящиеся глаза на уровень моего лица. Супер, рад что с пахом мы закончили. – Но, пожалуйста, покиньте здание.

А у нее глаза не красные. Зелёные. Но этот оттенок не вызывает тех же чувств, что напиток Саши. Напротив: зелёный такой яркий, словно листва деревьев после майского дождя. Она смотрит молча пару секунд. Видно, что старается носом не дергать.

Фак. Даже неловко. Сорвался на ребёнка, ей-богу.

Приступ злости испарился, стоило ей вот так посмотреть. Не испуганно, скорее, как на идиота. Салфеток что ли еще предложить? Или такси вызвать, чтоб не шлялась под дождем?

Только собираюсь открыть рот для объяснения своих слов и грубо прозвучавшей просьбы, как она перебивает.

– Добрый день. Извините, не разобрала, когда вы здоровались. – Так мило улыбаясь, елейным голосом пытается ткнуть носом в мое хамское поведение. – А вы кто?

Давай, крошка. Собирай вещи и не вступай со мной в перепалку сейчас.

– Я тот, кто беспокоится о здоровье других людей. – Пытаюсь изо всех сил говорить вежливо, киваю в сторону помещений галереи, где сейчас находятся десятки людей. – Хотите заразить коллектив и всех этих людей?

И она что? Фыркает?!

– Вы же не охранник, чтобы прогонять посетителей.

Ты посмотри, какая уверенная.

– С чего вы взяли?

Зачем я вообще с ней спорю?

– У вас нет бейджа сотрудника.

Раздражение захлестывает с удвоенной силой. Она может просто уехать?

Обычно не срываюсь на людях, но чёрт… Это возвращение далось с трудом, гора планов, сжатые сроки, вытрепавшая всю душу Пожарская… Девочка оказалась не в том месте и не в то время. Попала под горячую руку, так еще и неимоверно глупит.

– Вы сейчас заразите всех присутствующих, вы понимаете?

Она тяжело вздыхает. Смотрит на стол. Становится еще меньше, когда обхватывает себя руками.

– Я же не специально. Жду друга. Через пять минут уйду.

– Так ждите на улице!

Девушка молча переводит взгляд на стеклянную стену и поджимает губы. Головой от удивления трясет. А, ну да-да. Питер, мать его. Там все еще ливень, а я не собирался выгонять же её под дождь. Просто выбесила эта… Наш новый стажёр.

– Давайте я… – «вызову вам такси» договорить не успеваю.

– Знаете, что?! – Она резво вскакивает с места. Это даже смешно: курносый нос достает мне до груди, а она думает, что сурово выглядит? Кажется, раздражение сейчас найдет другой выход. Кролик на удава никогда еще не нападал.

– Столько раз я тут была, но впервые вижу в этом месте такого… такого…

Вид её злости смешит. Девчонка явно старается подобрать какое-нибудь грязное словечко, отсутствующее в её лексиконе.

– Подсказать? – Учтиво улыбаюсь, вскидывая бровь.

– Такого напыщенного индюка!

Она. Назвала. Меня. Индюком?

Правда, я не собирался превращать это всё в фарс, но её попытка оскорбить заканчивается взрывом хохота. Выдала так выдала. Ты, Витя, напыщенный индюк, понял?

– Вы что, идиот? – Тихое шипение и не слышно было бы за моим явно не самым здоровым смехом, но я все же слышу. Кажется, даже головная боль прошла.

– Вот так уже лучше. Попробуйте ещё. Говорят, третья попытка самая удачная.

Приступ внезапного веселья, больше похожего на выход скопившегося напряжения, заканчивается, когда девушка хватает со стола телефон и сумку. И снова чихает. Ладно, все. Пошутили и хватит. С места не сдвигаюсь, но уже без злости, спокойно, но четко и ясно предупреждаю:

– Послушайте меня внимательно. Можете ждать вашего друга сколько хотите. Но если завтра мои сотрудники поголовно окажутся на больничном, клянусь, в галерею вы больше не зайдете.

Чёрт!

Фраза «мои сотрудники» вырвалась непроизвольно. Редко я не контролирую речь и эмоции, но возвращение в родной город превращает в несдержанного юнца, каким отсюда уезжал.

И стоит светлым бровям удивленно выгнуться, а губам приоткрыться в забавно-мультяшном немом «О», резко разворачиваюсь и ухожу. Все, перепалка закончена. Хоть выражение крайнего удивления на её лице и доставило удовольствие, давить на девочку положением не собирался. Просто хотел, чтобы она уехала домой. Перестала чихать на сотрудников, которые сегодня и так совершили подвиг, обрабатывая весь этот поток кандидатов.

В этом году всё обязательно должно пройти без косяков и неожиданностей. А наличие десятерых стажёров – почти стопроцентная гарантия косяков.

Напыщенный индюк, значит?

Надо запомнить. Василиса подобрала прекрасное описание для всех присутствующих здесь молодых людей. Василиса, точно!

Усаживаюсь за свой стол лицом к выходу. Раздражение больше не беспокоит, и даже зелёная жижа в кружке Саши не вызывает тошноту.

Через пару минут наблюдаю за тем, как девчонка в одной рубашке выскакивает под дождь и бежит в сторону парковки. Друг, видимо, приехал.

– Саш, пришли мне сейчас её резюме и характеристику.

Посмотрим, что вы из себя представляете, Василиса.

—–♡♡♡♡♡♡–

В закрытом коттеджном поселке сонная тишина. В сумерках окна современных частных домов светятся теплым желтым светом. Здесь не водится алкоголиков-родителей и брошенных на произвол судьбы детей. Нет матерей-одиночек, нет убийственной нищеты, безысходной проституции, детской кровожадности. Нет ни капли всего того, с чем я рос до десяти лет в Купчино.

Паркуюсь. Фары гаснут, двигатель замолкает. Несколько секунд сижу и смотрю на дом отчима, оставшийся нам с Каем в наследство. Если все сложится удачно, я больше сюда не вернусь. Ни домой, ни в поселок, ни в город.

Мотоцикла нет. Кай наверняка где-то развлекается и думать забыл о том, что я приеду в этом году раньше, чем обычно, но не мне его винить.

Ужин со стюардессой прошел удачно. Салат. Сангрия. Секс. С мыслью о волонтёрах примирился. Даже резюме этой самой выскочки из кофе-бара оценил по достоинству. Все, в общем-то, не так плохо, как показалось на первый взгляд.

Ставлю машину на сигналку, иду домой. Крыльцо. Дверь. Прихожая. Тишина. Свет не горит. Точнее, вижу, что горит только подсветка в кухне-гостиной. Вдох. И с ног сбивает аромат, которого в этом месте быть не может. Пахнет свежеприготовленной едой. Охренно так пахнет, что я сглатываю вязкую слюну и замираю на пороге. Даже мать в хорошие времена не готовила.

Запах домашнего куриного бульона – в этом доме так никогда не пахло.

Брат нанял домработницу? Отлично, супер, то есть сам он даже не готовит? После окончания универа мать должна была прекратить содержание Кая. Но, видимо, все ещё переводит на его счёт своеобразные извинения за свое полное отсутствие в его жизни.

Да и я хорош. Поступил точно так же. Ладно, возможно, решение о найме домработницы стоит одобрить. Но график нужно поменять: не верится, что женщина торчит у нас поздним вечером.

Скидываю тренч и ботинки. По-хорошему сначала нужно в душ и переодеться, а потом спуститься на кухню, но желудок завязывается в тугой узел, протестуя против выбранной последовательности. Ресторанная еда выветрилась еще в отеле, где мы завершили приятный вечер.

Ужин так ужин. Тем более, пока ем, могу ответить на все накопившиеся за день сообщения.

Захожу на кухню, собираясь познакомиться с домработницей. Женская фигура в какой-то несуразной свободной футболке повернута ко мне спиной. Блондинка стоит у варочной панели. Высокая барная стойка скрывает всё, что ниже талии.

– Добрый вечер.

Ноль реакции. Слышу только ее неразборчивый бубнеж под нос.

– Добрый вечер! – В тишине дома голос звучит грубее и громче, чем хотелось бы, но зато теперь она слышит. Выдергивает из уха маленький белый наушник и оборачивается с улыбкой на губах.

– Ка… – Имя до конца она так и не произносит.

Фа-а-а-ак.

Это выражение лица я видел сегодня. Только глаза были красные. Сейчас простуда ее не портит.

– Не может быть… – В этот раз испуг отчётливо слышен в девичьем голосе.

Точно, Василиса. Именно. Не может, на хрен, быть.

Глава 7

ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ ВИКТОРАВасилиса

Глоток теплого молока согревает горло. От жара стеклянной кружки покалывает ладони. Я кутаюсь в плед, пряча под ним одну мужскую футболку.

– Ну что, уже лучше? – Кай заходит в гостиную, переодетый в домашние коричневые шорты и бежевую футболку. Мокрые волосы растрепаны, и он похож на домовёнка Кузю.

– Да, – я и правда перестала чихать, – спасибо тебе.

Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал, что его, парня в рваных джинсах и берцах, не слезающего с мотоцикла, сравнили с самым милым мультяшным героем?

– За что, Вась? – Кай плюхается рядом, а я на всякий случай ставлю кружку на столик. – За банку мёда с молоком? Так это курьер привез. А шмотки сушит батарея, а не я лично с утюгом стою.

Снова оказываюсь прижата к теплому боку. Глаза закрываются, а запах его парфюма укутывает так же, как плед.

– А где?.. – Наверное, это не очень красиво прозвучит, и я запинаюсь на вопросе. Перестраиваюсь на ходу. – Ты обещал рассказать про Destruction. И немного о себе.

– А что ты хочешь знать? – Кай включает Вуншпунш.

Успокойся, расслабь свои пальцы и отпусти уже эту тряпку, Василиса.

– Как получилось, что ты живешь один в огромном доме? Ты же закончил универ в июне, да?

Знакомая с детства песня про формулу двойного зла так и подначивает подпеть.

– Окей, я понял. По биографии, значит, пробежимся. Предупреждаю, у меня не такая идеальная семья, как у тебя.

Я не смогла рассказать ни о смерти мамы, ни о папиной депрессии. Делилась только детскими воспоминаниями, но он прав. Моя семья была идеальна.

– Так, еще я буду материться. И… Если честно, не знаю, с чего начать. Можешь задавать вопросы?

– М-м…Расскажи о маме. Как её зовут? Или про отца что-нибудь.

– Про мать, значит. – Кай хмыкает. Слово «мать» в его исполнении неприятно режет слух. – Моя мать просто эталонная шлюха.

Сплюнутое.

Брошенное.

Резкое.

Болезненное.

Эти слова ощущаются так, словно мне с размаху дали пощечину.

Я молчу. Как и Кай. Признание зависает в воздухе наточенным клинком, готовым опуститься на его голову. Понимает ли он, каким уязвимым выглядит в этот момент?