Люблю тебя

Его слова больно режут слух.

– А вы, значит, в состоянии?

От легкого ветра шуршат кроны деревьев. Мы смотрим прямо на дорогу. Только он – вперед. А я – под ноги.

– Не прикидывайся, Василиса. – Его голос звучит ровно и спокойно. – В этом нет необходимости.

– Я не прикидываюсь. – Бросаю быстрый взгляд исподлобья, но тут же снова возвращаюсь к изучению гравия. – Мне правда интересно.

– И что именно тебе интересно в этот раз?

– Услышать правду о себе. Знаете, все же вокруг идиоты. Интересно поговорить в кои-то веки не с идиотом.

Да, становится интересно увидеть себя глазами этого человека.

– Ты знаешь, что ты невероятно доставучая? – Он засовывает руки в карманы брюк. Боковым зрением, в момент особо сильного порыва ветра, Вася замечаю, что под подвернутым рукавом рубашки мелькает черный рисунок какой-то тату.

Виктор передергивает плечами. Еще бы, сейчас не лето. Выбежал на улицу в одной рубашке. Вроде взрослый, а ума – как у ребенка.

– Значит, агрессивная, доставучая… – демонстративно загибаю пальцы. – А еще?

Виктор закатывает глаза и с ухмылкой перечисляет дальше.

– Три пальца еще? Ну, загибай. Хитрая, сообразительная, жадная до внимания папина избалованная дочурка. – И тут он весело улыбается, будто забавно пошутил! – Только не злись опять! Ты не могла вырасти другой.

Он так уверенно составил обо мне мнение, будто знает всю подноготную. Но этого не может быть. Даже Кай знает далеко не все.

Папина дочурка.

Не могла вырасти другой.

Разве я делилась чем-то о семье, кроме пары предложений в резюме и обтекаемых фраз про отца и бизнес полчаса назад?

Мы обходим здание, приближаясь к служебной парковке, когда я сиплым голосом задаю еще один вопрос:

– Все это вы поняли за пару дней?

Проходим КПП со шлагбаумом. Надо было заранее спросить, зачем мы идем сюда, но в тот момент я была настолько зла и раздражена, что трезво не соображала.

– При знакомстве с новым человеком я… – Виктор будто сомневается в том, что хочет сказать, но тень улыбки на долю секунды ложится на его губы. – Человек словно холст. На холсте уже есть эскиз. Факты о нем – краски. Я беру краски и… Остается только дорисовать в цвете. Это несложно… И портрет получается сам собой.

Мы подходим к лощеному черному внедорожнику, и я едва сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть. Наверное, отец получил бы инфаркт, узнай, что современный художник может себе позволить такую машину.

– Мне нравились ваши портреты.

Вот как он мог бросить рисовать, а? Как, когда в его голове живет кто-то, кто способен так красиво и метафорично описать знакомство через рисунок?

– Лесть – вот, что тебе нравится. – Виктор по-доброму усмехается. Машина приветливо мигает хозяину фарами, когда он нажимает кнопку на пульте. – Часто используешь?

Мы останавливаются у задней двери новенького Lexus.

– Это не лесть. Неужели так сложно поверить в то, что мне правда понравились ваши работы? И так сложно поверить в то, что я вовсе не похожа на описанную вами избалованную принцессу? С чего вы?..

Виктор разворачивается – и теперь стоит прямо напротив. Вопрос так и остается недосказанной фразой. Тяжелый взгляд свинцовых глаз в обрамлении черных ресниц и густых бровей приковывает к себе все внимание.

Я всегда посмеивалась над всем этим «у него тяжелая энергетика», «у него такая аура!», но, клянусь, я была дурочкой. Либо не сталкивалась с таким, как этот мужчина.

– Я знаю, что у твоей семьи под Геленджиком гектары земли в собственности. Шато «Под звездами» поставляет, что удивительно для России, неплохое и демократичное красное вино во многие сетевые магазины и рестораны среднего класса. На территории шато вы держите небольшой, но совсем не демократичный по ценам отель с рестораном. Вид на виноградники в духе французских семейных виноделен, побережье и светлые номера? Неплохо. Я могу представить, как и где ты росла. Еще я знаю, что ты – единственный и поздний, судя по возрастам владельцев шато, ребенок. Вероятно, долгожданный. И ты девчонка. Дочка. Нетрудно предположить, что родители в тебе души не чаяли.