Контрактор. Коллизии желаний

– Не стоит баловаться с тем, что тебе не подвластно. Верно, креольский мальчик?

Аластор смерил его гневным взглядом и процедил сквозь зубы.

– Не стоит высказывать свое бесценное мнение, если никто не просит.

Мужчина ехидно осклабился и склонился над парнем, перейдя на шепот.

– Еще пожалеешь, что прямо сейчас не попросил помощи для той глупенькой девчонки.

Ал стремительно вскочил с места. Белки расширившихся от ярости глаз налились кровью, губы сжались, превращаясь в две тонкие линии, на виске отчетливо проступила пульсирующая вена. Резким движением он вскинул руки и грубо схватил мужчину за ворот пиджака, притягивая к себе. Натянувшаяся ткань жалобно затрещала. Звук выстрелом прорезал так некстати воцарившуюся вокруг тишину.

– Ты что-то знаешь? – заорал парень, буравя мужчину испепеляющим взглядом. – Так говори!

Темнокожий безразлично хмыкнул, даже не изменившись в лице. Всем видом он демонстрировал неоспоримое превосходство, будто Аластор не держал его за грудки, а вел скучную светскую беседу.

– Так ты просишь о помощи, креольский мальчик? – издевательски протянул он, приподняв бровь.

Аластор бешено взревел и коротким молниеносным выпадом нанес самодовольному «помощнику» косой удар в челюсть. Мужчина пошатнулся, голова его дернулась вбок, а сам он согнулся пополам и непроизвольно отступил на несколько шагов. На сияющий молочной белизной крапчатый пол с мерзким хлюпаньем упали несколько капель крови.

Кто-то пронзительно закричал. Женщина. Только сейчас Аластор опомнился и осознал, что внимание окружающих было полностью приковано к ним. Рядом будто из-под земли выросли двое крупных полицейских. Тот, что повыше уверенным движением заломил парню руки за спину. Второй уже подзывал медсестер на помощь пострадавшему.

– Говори все, что знаешь, ублюдок! – не унимался Аластор, предпринимая тщетные попытки вырваться из цепкой хватки полицейского.

Мужчина выпрямился, придерживая у кровоточащего уголка рта сложенный бинт, и молча одарил парня высокомерным взглядом. Всем видом он будто бы говорил «ты еще пожалеешь». После чего развернулся и сделал несколько широких шагов по направлению к выходу.

– Стоять!

Аластор заорал, повинуясь захлестнувшей ярости и попытался рвануть вперед, желая догнать темнокожего, но сдерживающий его полицейский мгновенно пресек эту попытку, с силой потащив парня на себя.

– Вы имеете право хранить молчание, – коп монотонно декламировал заученный текст, следуя пресловутому правилу Миранды[5], попутно защелкивая на запястьях Ала тяжелые наручники. – Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде.

_____________________________________

[1] «Нет, я не собираюсь умирать этой ночью» (англ.). Упоминается песня «Not Gonna Die» рок-группы Skillet

[2] Форест-Хилс Гарденс – один из первых частных поселков в США, расположенный в районе Форест-Хиллс в центральной части района Квинс в Нью-Йорке, где находятся наиболее дорогие дома и квартиры. Полностью является частной территорией.

[3] Sacrebleu (фр.) – французское выражение, используемое как возглас удивления, раздражения или неудовольствия. В данной ситуации ближе всего будет перевод «Вот черт» или «Твою мать».

[4] Кьянде Уайли – современный американский художник. Известен, в первую очередь, тем, что нарисовал парадный портрет Барака Обамы, став, тем самым, первым черным художником, нарисовавшим парадный портрет президента. Также известен картинами, на которых изображает молодых афроамериканцев, одетых по последней хип-хоп моде, на фоне ярких узоров.

[5] Правило Миранды – юридическое требование в США, согласно которому во время задержания задерживаемый должен быть уведомлен о своих правах, а задерживающий его сотрудник правопорядка обязан получить положительный ответ на вопрос, понимает ли он сказанное.

Глава 4. «Посвященный»

Ноябрь 2018 г.

Нью-Йорк, США

– Свободен, Дрейк!

Металлическая решетка пронзительно скрипнула, открывая Аластору путь на свободу. Недавно задремавший на неудобной лавке Ал недовольно поморщился, покидая беспокойный сон. Дежурный полицейский, низкорослый полноватый мужчина, уже ждал его в проеме, деловито поигрывая увесистой связкой ключей, изображая кривую пародию на Тома Хэнкса из «Зеленой мили». Одарив Аластора взглядом, полным презрения, он разомкнул наручники, сковывающие запястья парня.

– Залог внесли, – буркнул дежурный на немой вопрос, открыто читавшийся в глазах Ала.

«Только кто?» – Аластор большим пальцем потер след от металла, алеющий на руке.

О своем плачевном положении парень не сообщил никому. Да, собственно, и сообщать-то было особо некому.

Родителей он лишился чуть больше пяти лет назад. Чета Дрейк, Марвин и Юлали, возвращалась в Штаты из деловой поездки в Корею, куда отправилась несколькими неделями ранее, оставив четырнадцатилетнего сына в семейном гнездышке в Нью-Джерси под присмотрим старшего брата отца, Саймона. Перед окончательным перелетом домой, они планировали навестить родственников Юлали, недавно иммигрировавших из Франции и обосновавшихся в Калифорнии.

И именно путь из Сеула в Сан-Франциско стал для родителей Аластора роковым. Заходя на посадку, авиалайнер врезался в каменную дамбу, выступающую в залив перед торцом взлетной полосы, и развалился на части. В аэропорту, совершив несколько скользящих пируэтов вокруг крыла и вылетев на грунт, приземлилась уже искореженная груда металла, лишившаяся хвоста, одного двигателя и значительной части обшивки.

Казалось, опасность миновала: большинство пассажиров чудом отделались лишь травмами, но самое страшное ждало впереди. Юлали и Марвина доставили в Центральную больницу города с множественными повреждениями. Несколько долгих дней врачи отчаянно боролись за их жизни, но, увы, напрасно. Через двое суток после авиакатастрофы остановилось сердце Юлали. Спустя еще два дня Марвин последовал за ней.

В июле 2013 Аластор в одночасье остался сиротой. Саймон Дрейк, всем видом демонстрируя недовольство свалившимся на него грузом-тинэйджером, оформил опеку над племянником, однако так и не предпринял попыток заменить ему семью. Он выполнял роль того «номинального взрослого», наличие которого не позволяло органам опеки определить Ала в интернат. Апогеем участия Саймона в жизни племянника навсегда остались деньги.

Когда Аластору исполнилось восемнадцать, дядя намеренно устранился от него. Саймон перебрался в калифорнийскую столицу, бросив на прощанье: «племянничек, ты сам как-нибудь устроишься», и заделался пиар-директором популярной баскетбольной команды «Сакраменто Кингз». С тех пор весточек от родственничка Ал почти не получал. Исключением были только дежурные смс вроде «С днем рождения», «С Рождеством» и им подобные.

Поэтому сейчас, таким глупым образом оказавшись в полиции, Аластор даже не предпринял попыток воспользоваться предоставленным телефонным звонком и связаться с дядей. Он знал, что это бесполезно. Любимый дядюшка и бровью бы не повел, узнав, что племянник попал в передрягу. Но кто же тогда заплатил за освобождение?

Он поспешно сгреб со стола пухлого полицейского ранее изъятые скромные пожитки и под аккомпанемент братьев Тэйт, взывающих «Somebody save me!»[1] из динамиков допотопного моноблока, вышел в ярко освещенный коридор. «Ненавижу «Тайны Смоллвиля», – про себя буркнул парень, узнав саундтрек из популярного сериала. – Как можно десять сезонов наблюдать за закомплексованным и затравленным самым-сильным-на-свете супергероем, вечно пучащим рачьи глаза?»

Несмотря на поздний час, полицейский участок был многолюден и гудел, как растревоженный пчелиный улей. Похоже, у стражей порядка вечерок выдался насыщенным. Всюду сновали взмыленные копы, у стройного ряда металлических сидений, на которых как голуби на проводах сидели ожидающие люди, тоже толпился народ.

– Я всегда знал, что рано или поздно ты пойдешь кривой дорожкой, Дрейк.

Валентин Ривер, одетый в строгое черное пальто, нагнал Аластора в середине коридора.

– Это вы внесли залог? – парень удивленно вскинул брови, в упор уставившись на судью.

Вместо ответа Ривер-старший коротко кивнул.

– Ты должен сказать «спасибо» Каре, – фыркнул он. – Она умоляла меня помочь.

Аластор отвел взгляд в сторону, рассматривая одинокий фонарь на парковке у участка. Его тусклое свечение еле-еле озаряло пространство вокруг столба и нагло пробивалось сквозь темноту единственного окна в коридор. На какое-то мгновение Аластору показалось, что мерцающую лужицу света пересек вытянутый темный силуэт. Он часто заморгал, отгоняя наваждение.

– Передайте миссис Ривер мою благодарность, – рассеянно пробормотал он.

– Обязательно, – отмахнулся Валентин. – Выйдем? Хочу переговорить без лишних свидетелей.

Сохраняя напряженное молчание, они покинули полицейский участок, пересекли бульвар Эмпайр, обогнули старое трехэтажное здание средней школы, спрятанное за полысевшей живой изгородью, и добрели до спортивной площадки, укрытой небольшим сквером. Деревья стояли почти голыми, лишь где-то на самых верхушках еще трепетали запоздалые листья. Их опавших собратьев ветер гонял по земле, закручивая в вальсовые фигуры.

Валентин по-хозяйски отворил решетчатую калитку и пригласил Аластора войти. Парень послушно проследовал за ним, ежась от пронизывающего холодом ночного воздуха. Куртка-бомбер с символикой университета Стоуни Брука совершенно не спасала.

Судья Ривер обосновался на одинокой скамейке, щедро исписанной яркими граффити, и наконец нарушил тишину.

– Объясни мне, Дрейк, чем же тебе не угодил тот мужчина? – Валентин нахмурился и скрестил руки на груди, словно заранее подготовил для Аластора длинную поучительную лекцию о поведении в обществе. – Ты решил таким образом выплеснуть гнев и бессилие, а он попался под горячую руку? Тебе не кажется, что нарушение общественного порядка…

– Этот мудак что-то знает! – перебив его, рявкнул Аластор и сверкнул в сторону Ривера яростным взглядом.

Внутри мгновенно вскипел вулкан негодования. Руки сами собой сжались в кулаки, стоило парню вспомнить высокомерного незнакомца. Последнее, что он сейчас хотел выслушивать – пространные занудные нотации. Это был шанс найти какую-то, пусть и незначительную, зацепку, понять, что происходило с Леей. Он хоть что-то пытался сделать, а не сидел в ожидании приговора врачей!

– У тебя паранойя, мальчик, – невозмутимо отозвался Валентин.

Привычным движением он вынул из внутреннего кармана пиджака серебристый портсигар, осторожно и даже нежно сжал пальцами толстую сигару, аккуратно срезал головку миниатюрной гильотинкой и наконец закурил. Воздух заполнился терпким и слегка горьковатым растительно-древесным ароматом дорогого табака.

– Последнее, что ты мог сделать для Леи – устроить драку в больнице.

Повисла напряженная тишина. Конечно, слова судьи Ривера зацепили Аластора за живое. Даже немного отрезвили ум. Никак не находя подходящего ответа, он глубоко вздохнул, выпуская изо рта облачко пара, которое мгновенно растворилось в черноте ночного неба.

– Не могу осуждать твое излишнее рвение, – назидательным тоном продолжил Валентин. – Я тоже был молод. Полон решимости исправить этот мир. Считал, что никто не в состоянии этого сделать, кроме меня. Максимализм во всей красе, – он саркастически хмыкнул. – Однако, твои методы далеки от идеальных. И еле держатся в рамках правового поля.

– Я хоть что-то пытался…

Валентин Ривер резко вскинул ладонь с зажатой между пальцев сигарой, прерывая Аластора на полуслове.

– Если хочется поиграть в Джона Макклейна[2], ты выбрал неудачное время, – строго отрезал он. – Ни я, ни моя дочь, не нуждаемся в твоем героизме.

Небрежно потерев сигару о край металлической опоры скамейки, мужчина поднялся с места, выкинул еще тлеющий окурок в ближайшую урну и продолжил. Голос его стал ледяным, как вода в нью-йоркском заливе.

– Запомни хорошенько, Дрейк. Я не желаю видеть тебя рядом с моей дочерью. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

– Эту просьбу я выполнить не могу, – решительно возразил Аластор.

– Это не просьба, – слова Валентина зазвучали угрожающе. – Если я еще раз увижу тебя поблизости, клянусь, ты надолго вернешься туда, откуда я тебя сегодня вытащил.

– C’est pas vrai[3]! – отрезал Аластор. – Если вы пытаетесь меня запугать, мистер Ривер, план не сработает!

Когда он злился, часто переходил на французский. Грассирующие звуки, четкая ритмичность и мелодика этого языка позволяли передать всю палитру переживаемых эмоций. Эту привычку он перенял у матери, которая если и ругалась, то делала это как истинная француженка, со статью и смаком, как настоящий речевой гурман.

Даже сейчас голос парня резко изменился. Стал низким, рычащим, словно звучал из старого скрежещущего транзистора, но при этом остался твердым, с нескрываемыми нотками враждебности. Было в нем что-то гипнотическое, зловещее. Будто охотник заманивал жертву в ловушку.

Аластор с вызовом уставился на судью Ривера, гневно сузив глаза, и сделал несколько шагов в его сторону.

– Не создавай себе еще больше проблем, мальчик, – Валентин Ривер шагнул навстречу, всем видом демонстрируя, что не намерен играть по правилам Ала. – Я тебя предупредил. И на этом разговор окончен.

Мужчина быстрыми шагами направился к выходу с площадки, но подскочивший на долю секунды раньше Аластор перегородил ему дорогу.

– Я найду того, кто сделал это, – сквозь зубы процедил он, чеканя каждое слово. – И заставлю пожалеть об этом!

– Ты можешь выдумывать что угодно, искать вселенские заговоры, теневое правительство, сколько вздумается играть в героя, – Валентин уверенно отодвинул Ала, подтолкнув в плечо. – Только не попадайся мне на глаза. И больше не тревожь мою семью.

Калитка мерзко скрипнула, открывая Валентину путь на улицу. Судья приподнял воротник пальто, защищаясь от ночной прохлады, и удалился.

Аластор остался в одиночестве. Обессиленно рухнув на ту самую единственную скамейку, он выудил из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и закурил. Сделав несколько коротких затяжек, он застыл, бессмысленно буравя взглядом медленно тлеющий табак, постепенно поглощаемый безжалостными лапами огня. Аластор пытался понять только одно – каким должен быть его следующий шаг.

На словах-то он был грозен и решителен, но в реальности не мог даже представить с чего начать поиски. И что именно он должен искать? Или кого? Вполне возможно, что Ривер-старший прав и все его подозрения – лишь плод больного воображения, не имеющий ничего общего с реальностью. Но о чем тогда говорил тот темнокожий мужчина в больнице?

Сигарета постепенно догорела до фильтра. Аластор так и не вернулся к ней, погрузившись в тревожные мысли. Ночная тишина и одиночество всегда располагают к раздумьям и рефлексии.

Неожиданно калитка скрипнула, стремительно вырывая Ала из водоворота роящихся мыслей. В проеме появилась темная фигура высокого человека. Ал повернул голову и уставился в черноту, но так и не смог рассмотреть визитера, пока тот не вышел в центр площадки под свет фонаря. Увидев его, парень вскочил на ноги, словно готовился к сражению. В рассеянном свечении блеснул набалдашник трости с черепом в цилиндре.

– У тебя, наверное, очень много вопросов, потерявшийся креольский мальчик, – тот самый незнакомец из больницы стоял перед ним, раскрыв руки в примирительном жесте. – Я могу дать тебе ответы, которых ты жаждешь.

– Ты меня преследуешь? И кто ты вообще такой? – грубо оборвал его Аластор.

– Зови меня Папа Ла Фоско, – представился мужчина, отвесив глубокий театральный поклон с раскинутыми в стороны руками. – И я стану твоим проводником в мир неизведанных таинств.

– Давай без этих витиеватых расшаркиваний, – оскалился Аластор. – Говори прямо. Все, что знаешь.

– Молодой и нетерпеливый, – протянул Папа Ла Фоско и ухмыльнулся краешком губ. – Горячая кровь бьет в голову и затуманивает мысли.

Злость забурлила с новой силой, как раскаленная лава в жерле вулкана, готовая извергнуться наружу. Она кипела, разъедая Аластора изнутри, затмевала разум. Он сжал руки в кулаки, яростно глядя на мужчину. Весь мир сузился до точки, которую Ал мысленно нарисовал на лбу у самодовольного визитера. И точка эта подозрительно напоминала центр мишени для игры в дартс.

– Снова хочешь меня ударить, креольский мальчик? – Папа Ла Фоско рассмеялся, и смех его сочился превосходством. – Или все же урезонишь свой пыл и выслушаешь.

– Говори все, что тебе известно, – повторил Аластор.

– Конечно-конечно, – мужчина выставил руки ладонями вперед, призывая к мирным переговорам. – Присядем?

Аластор коротко кивнул и вернулся на скамейку. Папа Ла Фоско устроился рядом.

– Для начала не мог бы ты представиться?

– Ал, – парень выплюнул собственное имя как что-то чужеродное.

– Алекс? Александр? Алан? Альфонс? Альберт?

Папа Ла Фоско перечислял имена, демонстративно загибая пальцы по одному, пока Ал не перебил его.

– Аластор.

– Другое дело! Скажи-ка мне, Аластор, ты веришь в бога?

Парень разочарованно простонал, запрокинув голову на спинку скамейки. С завидной настойчивостью, почти каждую неделю, к нему в дверь стучались, а иной раз – ломились, всевозможные сектанты. Свидетели Иеговы. Саентологи. Адвентисты седьмого дня. Да кто угодно! Их пространные рекламные проповеди, будто написанные по одним и тем же шаблонам, начинались именно с этого – «Друг мой, верите ли вы в бога?». Аластор устал отваживать их от своего жилища. Не помогало ничего: игнорирование, деликатное выпроваживание, гневные речи, явные угрозы, нецензурная брань, придверный коврик с огромной надписью: «Вам здесь не рады», даже пентаграмма, нарисованная мелом на двери – все было бесполезно. Сектантские агитаторы летели к квартире парня, как мухи к варенью. Ал даже подозревал, у них была своя тайная информационная сеть, секретная всесектантская штаб-квартира, где на огромной карте лидеры отмечали «обращенные» и «необращенные» квартиры, цветом закрашивая территории владения конкурирующих сект. И смешно, и страшно.

– Твою мать, ты из этих долбаных фанатиков…

– Я не сектант, если ты об этом. И даже не планирую обращать тебя в истинную веру, – Папа Ла Фоско рассмеялся. – Мне всего лишь нужно определить подходящий способ объяснения.

– В моей семье все католики, – отмахнулся Аластор.

– Уже что-то. Но я хочу знать о твоемотношении к вере.

– Считай, что я агностик, – буркнул Ал. – Что-то есть и в целом не важно, как это «что-то» называть.

Папа Ла Фоско одобрительно кивнул.

– Так даже проще, мой креольский друг! Ты понимаешь, что в мире есть некая сила, влияющая на события в нем.

– Слушай, меня не интересуют твои лекции, – взъелся Аластор. – Говори, что случилось с Леей. Ты что-то знаешь. Иначе не вел бы себя в больнице так самонадеянно!

– Не перебивай, – сурово отрезал Ла Фоско. – Чтобы понять последствия, ты должен уяснить их природу. Врач не может приступить к лечению, не собрав анамнез.

Ал недовольно цокнул языком и закатил глаза. Как так сошлись звезды на небе, что еще один мужик этой ночью жаждал учить его жизни? Ретроградный Меркурий?

– Есть способы взаимодействовать с этой силой, – продолжил мужчина. – Их великое множество. Одни рабочие, другие – бесполезная ерунда, придуманная шарлатанами. Только знающий отличит их друг от друга. И только посвященный может их использовать.

– Да-да-да, – Аластор снисходительно помахал рукой перед лицом. – Но с большой силой приходит большая ответственность. Мужик, я тоже смотрел «Человека‑паука». Опускай речи в стиле дяди Бена и переходи к сути.

– Я сказал – не перебивай, – рявкнул Ла Фоско.

Фонарь дважды мигнул. И Аластор был готов поклясться, что в этот момент тень мужчины на какую-то долю секунды дернулась, словно живая, вытянулась и пошла по контуру мелкой рябью, как мурашками.

– Какого… – протянул он, всем телом подаваясь вперед.

– Посвященные могут обращаться к этим силам, – Папа Ла Фоско как ни в чем ни бывало возобновил лекцию. – Но у каждой просьбы есть цена. И посвященные эту цену знают. Более того – готовы ее заплатить.

Он выдержал многозначительную паузу, смотря Аластору в глаза. Всем видом Папа Ла Фоско призывал его сделать какой-то вывод из сказанного. И терпеливо ждал пока парень выскажет хотя бы одну догадку.

– Ты и есть такой посвященный? – нехотя пробормотал Ал.

– Допустим, – разочарованно вздохнув, произнес мужчина. Похоже, это были не те слова, что он хотел услышать. – Иной раз простые люди, скажем так, запускают руки в чужой горшочек с золотом. И тогда их настигает возмездие.

– Так, подожди! – Аластор широко распахнул глаза, наконец поняв смысл услышанного. – Ты хочешь сказать, что Леа…

– Твоя Леа не просто запустила руку, – фыркнул Ла Фоско. – Она варварски опустошила чужой горшок. И, как видишь, получила по заслугам.

– Это ты с ней сделал? – Ал вскочил и схватил мужчину за грудки.

– Убери руки, мальчик, – холодно процедил Папа Ла Фоско, угрожающе сузив глаза. – Не вынуждай меня применять силу.

Но Аластор и не думал отпускать. Он встряхнул мужчину, буравя взглядом, полным яростной ненависти, и рывком заставил его встать на ноги. Трость рухнула рядом, разорвав ночную тишину хлестким треском.

– Как знаешь, – ухмыльнулся Ла Фоско и что-то пробормотал под нос.

В глазах у Аластора резко потемнело, зазвенело в ушах, как от удара тупым предметом по затылку. Инстинктивно он хотел потрясти головой, чтобы вернуть утраченное чувство, но с ужасом осознал, что больше не управляет своим телом. Сигналы мозга будто бы не доходили до отяжелевших мышц. Аластор попытался отступить назад, но опять ничего не произошло. Тело словно облили жидким азотом и за секунду заморозили.

Сердце бешено забухало, силясь проломить грудную клетку изнутри. Дыхание стало частым и затрудненным, вдохи и выдохи – короткими и рваными. Ал жадно, но почти безрезультатно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Пальцы сами собой разжались, выпуская шершавую ткань. Ноги подкосились, словно кто-то технично подсек сзади, и парень рухнул на колени. Острая волна боли разрядом прошлась по телу. За ней еще одна. Перед глазами запрыгали яркие разноцветные всполохи. Гул в ушах стал напоминать звук работающих турбин старых самолетов на взлете. Аластору захотелось вскрикнуть, но изо рта вырывались только сдавленные хрипы.

– Пожалуй, достаточно.

Голос Папы Ла Фоско отчетливо прозвучал сквозь пелену. Темнота и гул исчезли, Аластор шумно втянул ртом воздух и закашлялся. Проморгавшись, он обнаружил себя стоящим на четвереньках около скамейки, прямо у ног сидящего на ней темнокожего мужчины.

– Ублюдок, – выплюнул Аластор. – Что ты сделал?

– Неужели даже это не научило тебя уважать старших, креольский мальчик?

Оперевшись ладонью о скамейку и пошатываясь, как пьяный, Аластор кое-как поднялся. Папа Ла Фоско подхватил его под локоть, помогая сохранить равновесие. Мужчина даже заботливо отряхнул парню куртку, особое внимание уделив боковым карманам.

– Пойдем со мной, – по-отечески сказал он. – Покажу тебе кое-что.

_____________________________________

[1] «Кто-нибудь, спасите меня!» (англ.). Упоминается песня «Save Me» рок-группы Remy Zero.

[2] Джон Макклейн – главный герой серии фильмов «Крепкий орешек», роль которого исполнял Брюс Уиллис.

[3] C’est pas vrai (фр.) – французское сленговое выражение, используемое как возглас негодования, неприятия. В данной ситуации ближе всего будет перевод «Ни за что» или «Ну уж нет».

Глава 5. «Восьмерка»

Июнь 2023 г.

Новый Орлеан, штат Луизиана, США

Обратный путь проходил в молчании. В каком-то смутном туманном забытьи. Именно такой туман часто бывает утром на болотах: белая, непроглядная тянущаяся пелена густой дымки, которую ножом можно резать.

Пока черный седан мчался в направлении Французского квартала, Аластор без особого интереса копался в элегантном темно-коричневом дипломате с кодовым замком, отделанном под крокодилью кожу, который Билл Эдвардс вручил ему сразу после беседы с Малеком Хиллом вместе с конфискованным смартфоном. О содержимом Ал догадался сразу. Внутри его ожидал новенький сенсорный Блэкберри с зарядным устройством, строгая бежевая папка с документами, в которых, на удивление, нигде не фигурировала его имя, ключ-карта, явно от офиса «Хиллс», и десяток плотных пачек хрустящих купюр с изображением Бенджамина Франклина.

«Нехилый аванс», – усмехнулся Аластор, мысленно подсчитывая общую сумму. Напуганный бизнесмен определенно расщедрился. Или решил таким образом дополнительно обеспечить успех грядущих переговоров с Бароном. Он так и не уяснил, что для лоа любые деньги – бессмысленные цветные бумажки с портретами покойников. «Еще и телефон подобрал, как для шишек из минобороны», – фыркнул парень, защелкивая дипломат.