Контрактор. Коллизии желаний

– Мелкий торгаш. Вином промышляет. Держит несколько точек в городе. Как их там… – Хилл задумчиво почесал подбородок. – Винный холм… или дом? Что-то в этом роде.

– И как же он перешел дорогу могущественной корпорации? – фыркнул Ал.

– Это тебя не касается. Твоя задача – устранять помехи, а не копаться в грязном белье.

Если бы существовал счетчик раздражительности, сейчас он бы зашкаливал. В прошлый раз Хилл строил из себя вежливого хозяина, завлекая Аластора красивыми речами и дорогим алкоголем, танцуя перед ним, как павлин в брачный период, а в этот – показывал истинное лицо мерзкого воротилы рынка, прогнившего насквозь. Манера его поведения прямо-таки излучала самодовольное превосходство. Он словно всем видом кричал «Я здесь власть»! И это безумно действовало на нервы!

В дверях возникла Сьюзан, держа в руках поднос с двумя дымящимися чашками. Она аккуратно поставила поклажу на стол и уже собиралась расставить кофе ближе к собеседникам, но Хилл прервал ее взмахом руки.

– Справимся, – бросил он, также жестом приказав девушке удалиться.

Скорчив недовольную мину, Сьюзан резко распрямилась и чуть ли не бегом покинула кабинет.

– Основное предприятие находится на Фултон-стрит. Там и ищи.

– Есть сведения о слабых местах? Семья? Дети? Долги перед кредиторами? – Аластор потянулся к чашке. – Что-то, чем можно подцепить этого Хейли?

Ненадолго впав в раздумье, Малек Хилл отхлебнул щедрую порцию кофе и недовольно поморщился.

– Сто раз говорил этой дуре, что ненавижу миндальный сироп, – прошипел он. – Я его основной кредитор. Долгов на нем немерено. И платить он явно не собирается.

– Этого достаточно, чтобы убить?

В голосе Аластора сквозило отвращение вперемешку с непониманием.

– Решил проповеди читать? Оставь это толстым священникам в пыльных рясах. Тебе просто надо натравить на него своих призрачных шавок. Мозг операции все еще я.

Ох как лоа не понравилось это определение! Тени проявились, зарокотали и взвились к потолку, окутав Аластора черным плащом с огромным капюшоном. Малек Хилл вжался в спинку дивана, но постарался сохранить бесстрастное выражение лица.

– Приструни их, – приказал он.

Подрагивающий голос выдавал Хилла с головой. Как бы он не строил из себя хозяина положения, он все же боялся гнева лоа. Отбросить этот пафос – и на сцену выйдет трясущийся в ужасе обычный человек, желающий спасти свою жизнь. Аластор ехидно усмехнулся краешком губ.

«Calme, je vous prie[3], – попросил он, мысленно поддерживая негодование теней. Ему самому безумно хотелось съездить Хиллу по роже. – Позже я отдам его вам. Развлечетесь».

«Дай разорвать его!» – требовательно прозвучало в голове.

«Еще не время», – спокойно ответил Ал. Конечно, он с легкостью мог позволить разъяренным духам поиграть с душой Хилла прямо сейчас. Но что потом рассказывать Барону? «Ваши приставленные тени решили попировать на костях причитающегося вам трофея»? Смешно.

«Сожрать ублюдка!» – прорычал низкий голос.

«Обязательно, – вздохнул Аластор. – Позже. Или вы хотите оправдываться перед хозяином? Вряд ли он обрадуется вашей самодеятельности».

Тени издали протяжный разочарованный гул, отдаленно напоминающий звук расстроенного органа – такой же мучительно гнетущий, вибрации которого пробирают до костей, словно заставляя резонировать в такт. Никто из мелких лоа не скрывал негодование, но все же не хотел переходить дорогу главе семейства Геде. Черный капюшон стал постепенно растворяться в воздухе, рокотание теней начало медленно исчезать.

Однако, звуки в комнате не стихли. Аластор, сконцентрировавшийся на беседе с лоа, не сразу обратил внимание на то, что происходило вокруг. Малек Хилл согнулся пополам и жадно хватал ртом воздух, схватившись за шею. Его тело содрогалось в яростных конвульсиях, из горла вырывалось ужасающее свистящие сипение.

Вскочив с места, Аластор бросился к бизнесмену, подхватил его, уперевшись руками в трясущиеся плечи, и взглянул в покрасневшее от натуги лицо. Белки глаз Хилла заполонили проступившие ярко-алые полопавшиеся сосуды, а сами глаза, казалось, вот-вот вылетят из орбит. По подбородку стекала белесая, густая слюна. Такая же пенилась в уголках рта. Он надрывно кашлял, пытался что-то произнести, но вместо слов издавал все новые сдавленные хрипы. Мускулы на шее точно окаменели. Хилл так отчаянно царапал горло, что оставил на коже кровавые следы.

Не прошло и нескольких секунд, как тело Хилла поразила мощная судорога, глаза закатились, и бизнесмен безвольно рухнул вперед, всем весом навалившись на Аластора.

Наступила тишина. Ал застыл, слыша только неистовое биение собственного сердца, долбившее в груди и ушах. Малек Хилл не дышал. Он был мертв. Его безжизненное тело полусидело в луже мочи, поддерживаемое Аластором, от шока и ужаса утратившим способность шевелиться.

____________________________

[1] Закон Мерфи – шутливый философский принцип, который формулируется следующим образом: «Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдет не так». Приписывается капитану Эдварду А. Мерфи, инженеру Лаборатории реактивного движения, служившему на авиабазе Эдвардс в 1949 году.

[2] «Тогда нам всем крышка» (англ.). Упоминается песня «27» группы Fall Out Boy.

[3] «Calme, je vous prie» (фр.) – Успокойтесь, пожалуйста.

Глава 9. «Концепция души»

Март 2019 г.

Новый Орлеан, штат Луизиана, США

– Нет. Нет. И еще раз нет!

Крупная темноволосая женщина, укутанная в шерстяную шаль поверх пестрого платья в цветочек, протестующе покачала головой. Длинные пряди, собранные в тугой, но местами растрепавшийся пучок закачались в такт. Несмотря на уютный вид, голос ее был тверд. Голубые, как небо в морозный день, глаза сурово буравили гостя, сидящего напротив в стареньком кресле, смутно походящем на антиквариат наполеоновских времен. Женщина говорила холодно, отчеканивая каждое слово, и открыто показывала, что продолжение диалога бессмысленно.

– По моим сведениям, вы самый надежный…

– Я сказала нет! – она хлопнула ладонью по подлокотнику, выбив небольшое облачко пыли и давая понять, что вердикт пересмотру не подлежит. – Найди кого-то другого, мальчик.

Недовольно цокнув языком, Аластор провалился в мягкое кресло. Битый час парень уговаривал стать его наставницей женщину, ради встречи с которой бросил все: отчислился из Стоуни Брука, проделал долгий путь из Нью-Йорка в Новый Орлеан, снял дешевый хостел, потратил нехилый кусок сбережений, в длительных поисках прочесал весь город и окрестности. И как же раздражало, что в течение всего этого времени он слышал только решительный отказ!

В городе ее называли Мама Руби. Получив инициацию на Гаити, став полноценной мамбо Асогве, и вернувшись в Новый Орлеан, она основала культурный центр «Дом Алой Птицы», посвященный местному вуду и его более широким связям с искусством и духовными практиками Западной Африки. Центр, нашедший пристанище в старом здании на улице Дюмен, быстро получил широкую известность, а сама Мама Руби стала заметной публичной фигурой, работая в научных проектах и сфере культуры.

Не один год она потратила на обеление вуду в глазах простых обывателей, видевших в обрядах лишь зло, граничащее с сатанизмом. Мама Руби проводила публичные ритуалы, руководила священными песнопениями, даже выступала с пламенными речами на ежегодном фестивале джаза и наследия Нового Орлеана. Через какое-то время ее яростные доводы достигли желаемого: за пределами Луизианы вуду начали рассматривать как отдельную самобытную культуру. Позднее вуду плотно вплелось в повседневную жизнь простых американцев, начавших принимать его как данность, наравне с другими религиями, но с тонким налетом эзотерики и магии. Как черной, так и белой.

Но не так давно – всего каких-то пару лет назад – Мама Руби отошла от дел, передала управление центром одному из своих «пити фэй» – духовных детей, и скрылась ото всех в небольшом деревянном домике на Орлеанских болотах. Здесь Аластор ее и отыскал. Не без труда. Известная мамбо умела заметать следы не хуже секретных агентов из кино. Эдакая Никита́ на Орлеанских болотах. Люк Бессон бы позавидовал!

Сказать, что Мама Руби была не рада гостю – это сильно приуменьшить. Первое, что она выкинула, увидев незнакомого длинноволосого парня, очень уж напоминавшего креольскую часть населения Луизианы, на пороге – попыталась захлопнуть дверь у него перед носом. Готовый к такому повороту событий Аластор ловко просунул ботинок в проем, не позволив ей этого сделать.

– Подождите, пожалуйста, – спокойно начал он, перехватывая дверь рукой. – Я не займу много времени.

И он соврал. Вернее, Ал не мог даже представить, что встретит столь яростный отпор на простую, по его мнению, просьбу: «посвятите меня в традицию вуду». Услышав эти слова, Мама Руби покрылась красными пятнами, сверкнула глазами и тотчас указала парню на дверь.

Повиноваться Аластор отказался.

– Ладно, – он поднял руки в примирительном жесте, устроившись по струнке на краю сидения. – Кого другого? Вы можете порекомендовать посвященного, который все сделает правильно?

Мама Руби задумалась. Склонившись, положив локоть на бедро и держа подбородок на тыльной стороне ладони, она напоминала знаменитого «Мыслителя» Огюста Родена, только в женском воплощении. Глубокие морщины, залегшие между бровями, выступали ярким маркером интенсивной мыслительной работы, придавая лицу женщины выражение серьезности и умственной концентрации.

– У меня был опыт группового ритуала, – аккуратно продолжил Ал, подходя ближе. – Возможно, я зря приехал из Нью-Йорка. Папа Ла Фоско, наверное, мог бы…

– Кто?!

Перебив Ала гневным восклицанием, Мама Руби вскочила с кресла так резво, будто под платье ей запустили рой разгневанных ос. Имя нью-йоркского хунгана подействовало, как красная тряпка на быка. Серая шаль сползла с плеч, рухнув на пол. Аластор инстинктивно отстранился.

– Этот мерзкий бокор может научить тебя только грязным, смертельно опасным ритуалам, курить марихуану и травить людей тетродотоксином!

«Бо…кто?» – непроизвольно подумал Аластор, зацепившись за новое, ранее неизвестное слово.

– Неплохой набор навыков, – пожав плечами, фыркнул он.

– Ты совсем дурной? – Мама Руби надела круглые очки в золотистой оправе и пристально уставилась на парня. – Не дорога собственная душа?

– Если это поможет добиться цели, я готов рискнуть!

– Молодежь, – протянула Мама Руби, снова опускаясь в кресло. – Вы безбашенные, категоричные и безумно недальновидные. Ты… Как тебя там?

– Аластор.

– Ну да, – отмахнулась женщина. – Напоминаешь мою дочку. Только бы нестись, очертя голову, за очередным провальным прожектом, когда вожжа под хвост попала! Нет бы подумать, взвесить, оценить! Зачем? Бежите вперед, а потом плачете от последствий. И к кому бежите? К мамочке!

Мама Руби возбужденно тараторила, приправляя речь жестикуляцией, по горячности приближающейся к итальянской. Размахивая руками, как ветряная мельница в ураган, она смела с тумбочки огарок свечи и коробок спичек, даже не заметив.

– Вы уверены, что сейчас обо мне? – рассмеялся Ал.

– И о тебе тоже, – мгновенно нашлась Мама Руби, ткнув в сторону парня указательным пальцем, на котором поблескивал крупный перстень-печатка. – Ишь че удумал! Ла Фоско! Да как тебя жизнь вообще с ним свела?

Небрежно пожав плечами, Аластор вкратце пересказал историю неожиданного знакомства с чернокожим хунганом, намеренно опустив эпизод с визитом в полицию и подробности ситуации с Леей. Очень уж не хотелось раскрывать всю подноготную сразу. Тем более, что согласия он так и не получил. Но Мама Руби, похоже, видела его насквозь.

– С девочкой-то что?

Удивленно распахнув глаза, Аластор уставился на женщину. Мама Руби лукаво усмехнулась, медленно подошла к кухонному гарнитуру, шурша подолом, и выудила из подвесного шкафа пузатый заварочный чайник. Единый стиль хозяйки прослеживался даже здесь – фарфоровые стенки чайника украшали огромные фиолетовые пионы.

– Тебя же это беспокоит больше всего, – она насыпала в горлышко несколько щепоток сушеных трав и залила кипятком. – И именно поэтому ты здесь, – на небольшом круглом столе, застеленном клетчатой скатертью, Мама Руби выставила две разномастные чашки на ярко-синих, немного побитых блюдцах. – А будешь недоговаривать, – женщина назидательно погрозила пальцем и пригласила Аластора присесть. – Я не стану тебе помогать.

– Вы и так не соглашаетесь, – буркнул парень, перемещаясь на старый деревянный стул, в прочности которого легко можно было усомниться. Он устроился, развалившись за столом, подперев кулаком щеку.

– Так мы еще не прощаемся! – Мама Руби по-детски хохотнула, плюхнула на стол плетеную корзинку с явно самодельным печеньем и наполнила чашки. – Угощайся, сынок.

Аластор бросил взгляд на угощение. История умалчивала об изначальной задумке автора кулинарного шедевра, но подгорелые с краев рожицы точно не улыбались. Лица, выдавленные в тесте, изображали скорее муки грешников, обреченных на вечные страдания в аду.

От дымящейся в чашке светло-коричневой жидкости пахло мятой и ромашкой. Не удивительно – ведь вся кухня Мамы Руби выглядела как филиал фэнтезийной лекарской лавки. Под потолком на крепкой бечевке висели десятки пучков засушенных трав. Самых разных. На окне красовались букеты из головок чеснока, подвязанные к занавескам, а на подоконнике на пожухлой газете нестройными рядами были разложены целиковые красные перцы. Тонкие и длинные, похоже, жгучие. Куда не глянь – можно было наткнуться на очередную связку трав, пакетик с измельченными кореньями или склянку с настоем.

Ал недоверчиво поводил ложкой, звонко задевая по бортикам чашки.

– Не отрава, – обиженно констатировала Мама Руби. – Чай.

Она демонстративно сделала большой глоток, покраснела и закашлялась.

– Горячий, – с хитрой полуулыбкой на лице женщина вытерла салфеткой выступившие слезы и выжидающе посмотрела на парня, не обращая внимания на произошедшее. – Рассказывай.

– Бокор, – пробормотал Ал, будто пробуя слово на вкус. – Это кто?

Мама Руби тяжело вздохнула, выдержав недолгую паузу. Она словно пыталась найти в себе силы и решимость раскрыть Аластору сокровенную тайну.

– Тот, кто работает с лоа обеими руками. И во зло, и во благо.

– Как черный маг?

– Ага, Саруман Белый, – фыркнула мамбо, невесело рассмеявшись. – Курунир Лан, лорд Изенгарда. На вопрос отвечай, шельмец. Не увиливай.

– Да не знаю я, – выпалил Аластор, рассеянно проткнув печенье ложкой. – Тот лоа ничего и не объяснил. А Фоско говорил что-то про маленьких добрых ангелов…

– Ти-бон-анж, – понимающе кивнула женщина. – Это не совсем ангел, сынок. Это частица души.

Она разломила одно из печений пополам и положила на скатерть перед парнем.

– Человек состоит из пяти основных компонентов. Две из них физические. Смертное тело и дух, который позволяет ему жить и уходит после смерти. Звезда судьбы, что предопределяет путь. И, – Мама Руби пододвинула расколотое печенье ближе. – Две половики души. Гро-бон-анж и ти-бон-анж, – она положила на ладонь одну из частей. – Первая – крупица космической жизненной силы, дарованной Бондье. Искра, которую он зародил в нас. Она теплится, пока мы живем. Без нее человек не существует как личность… По сути, без гро-бон-анж, это глыба, камень, бездействующая и неживая груда.

Мама Руби повертела половинку печенья в руке и продолжила.

– После смерти этот камень возвратится к создателю и предкам в Ле Гвинею.

– Страну в Африке?

– Блаженное царство, – с милой улыбкой отозвалась женщина, хотя в глазах читалось что-то больше похожее на «балбес». – Место, где обитают лоа и души умерших, – свободной рукой мамбо подняла вторую половину печенья, зажав двумя пальцами. – И, наконец, ти-бон-анж. Накопленные знания и опыт, что определяют индивидуальность. Ее связь с телом слабее и в некоторых случаях ти-бон-анж может временно отделяться от него.

Аластор застыл и, казалось, забыл, как дышать. С замиранием сердца он наблюдал, как Мама Руби крутит в пальцах половинку искривленной рожицы. На стол сыпались мелкие крошки песочного теста, но мамбо не обращала внимания.

– Она может покидать тело во время сна или одержимости, – женщина будто бы специально убавила громкость голоса. Ал нетерпеливо подался вперед, навалившись грудью на стол. – А еще… ти-бон-анж может быть ритуально отделена от тела. Иной раз насильственно. И пока она не найдет пути назад, человек остается… – Мама Руби резко сжала половинку печенья, превращая в кучку бесформенного мякиша, и разжала ладонь. То, что недавно было рожицей, с глухим шлепком плюхнулось на скатерть.

– Бездействующей и неживой грудой, – сдавленно пробормотал Аластор.

Мамбо молча кивнула. На ее лице замерло выражение глубокого сочувствия. В глазах отражалась искренняя забота и понимание, а мягкие черты выражали теплоту и доброту, словно она усилием воли сдерживала материнский порыв приобнять Аластора за плечи, прижав к пышной груди.

– Лоа шепчут мне, сынок, – нежно сказала она, смахнув крошки на пол. – Ти-бон-анж той девочки застряла в бескрайнем море. Кто-то запер ее и не позволяет вернуться.

– Ла Фоско говорил, что она за что-то, – Аластор нервно сглотнул. – Заплатила.

– Возможно, – кивнула мамбо и отпила уже остывший чай. – В наше время слишком просто найти любую информацию. Она как оружие массового поражения. Без должного контроля губительна. Книги, интернет, – она презрительно хмыкнула. – Там столько всего! Правды и неправды. Того, что выдается за правду. Опасные ритуалы под маской детской забавы! И такие как ты, как твоя подруга, молодые, неопытные, но любопытные, тянутся к этим знаниям, как мотыльки к пламени. Сразу пробуют на практике, не задумываясь. Не имея поддержки и опоры. Неоперившиеся птенцы, – Мама Руби поставила на блюдце пустую чашку. – Бросаются в омут, надеясь на благостный исход. А в итоге гибнут, потому что безопасная мелкая лужица оказалась на самом деле гиблым болотом призраков.

От проникновенной речи мамбо у Аластора холодок пробежал по коже. Она была наполнена силой и уверенностью, перемешанными с гневом и неприятием. Слова заставили Ала невольно вздрогнуть. Каждое звучало как пронзительный удар, заставляя сердце биться чаще. В голове сразу всплыли сцены из голливудских ужастиков, показывающие вызовы демонов, спиритические сеансы и прочие чернокнижные ритуалы. В кино большая часть таких церемоний заканчивалась плачевно – герои один за другим умирали, отмеченные яростью призванной нечисти. И умирали всегда страшно, красочно, с лужами пролитой бутафорской крови и леденящими душу воплями. Не думал Аластор, что когда-нибудь будет близок к тому, чтобы стать персонажем подобного фильма. Только наяву. То, что сейчас происходило не было выдумкой режиссера и сценариста! Это реальность.

– Как ей помочь? – почти шепотом выдавил он.

– Вызволить ти-бон-анж не так-то просто, сынок, – Мама Руби тяжело вздохнула. – И может быть опасно, если зайти в темные воды.

– Научите! – уверенно потребовал Ал, умоляюще глядя на женщину. – Прошу!

– Юное дитя, – она отодвинула чашку в сторону и положила широкую ладонь поверх ладони парня. – Хватит ли тебе мужества…

– Хватит!

В подтверждение непоколебимой решимости Аластор подскочил, уперся ладонями в столешницу и яростно закивал. Он сам выбрал этот путь. И сейчас, когда напротив сидел человек, которому под силу распутать тугой клубок непонимания в его голове, Ал не был готов отступить.

– Хорошо, – умиротворенно шепнула Мама Руби. – Учти, Аластор, духовное путешествие начинается всегда изнутри. Нужно уметь слышать. И тогда рано или поздно лоа отзовутся твоим мольбам. Но, – она моментально посерьезнела, на лице появилось строгое, даже суровое выражение. – Помни, что для любого выбора, который ты сделал, есть последствия. Будь они хорошими или плохими.

Глава 10. «Долг – дело чести»

Конец июля 2023 г.

Новый Орлеан, штат Луизиана, США

Аластор не мог поверить в то, что произошло. Замкнутая комната, где находились только он и Малек Хилл, мертвое тело бизнесмена, которое Ал все еще приобнимал, две чашки кофе. Да даже туповатый, принятый по блату следователь-стажер сделает Аластора главным подозреваемым в убийстве! Похожий сюжет был у знаменитого Конан Дойла: его гениальный сыщик разгадал замысловатый способ мести – две одинаковые таблетки, только одна из которых ядовитая. Преступник играл с жертвой в своеобразную «русскую рулетку»: давал выбрать одну из них, а вторую выпивал сам. И в итоге неудачливый игрок падал замертво. Так случалось, что убийце везло.

– Топорно, конечно, но сочтем это платой.

Ал повернулся к источнику звука. Медленно, как зомби, все еще пребывая в шоке, только сердце истошно колотилось, а мысли скакали в полнейшем беспорядке.

В дверях, опираясь на черную деревянную трость с изогнутой ручкой, стоял Мэтр Карфур. Его ни с кем не спутать – среди лоа только он предпочитал современную повседневную одежду, без щегольской вычурности и налета старины. Вот и сейчас Карфур с собранными в низкий хвост волосами, одетый в простые синие джинсы и темно-зеленую футболку, облегающую выступающие бицепсы, выглядел как отошедший от дел вышибала из ночного клуба, а не как могущественный владыка тайных духов ночи. Лоа довольно скалился, без стеснения рассматривая представшую перед ним картину.

– Что ты имеешь ввиду? – кое-как просипел Аластор.

Ал едва узнал собственный голос! Он звучал как говорящая игрушка с почти севшими батарейками – хриплый, утробный скрежет из самых глубин преисподней. Словно горло стиснули невидимые оковы, методично выдавливая остатки души.

– Как же? – Мэтр Карфур вскинул брови в явно притворном удивлении. – Одна из душ, что причиталась Барону. Забыл, Аластор Дрейк?

В ответ Ал выдохнул что-то похожее на «нет». Карфур же уверенно подошел ближе, хозяйским жестом расцепил руки Аластора, освобождая постепенно остывающее и каменеющее тело Хилла, и усадил труп на диван, запрокинув его голову на спинку.

– М-м-м, классический прием, проверенный веками, – деловито изрек он, склонившись над лицом Хилла.

В словах лоа просквозили неприкрытые нотки удовлетворения. Он словно наслаждался каждой секундой ситуации. Или, быть может, еще хуже – упивался идеально отыгранной партией. В глазах Мэтра Карфура плясали недобрые огоньки самоуверенности и гордыни, а в поведении просматривалась некая жестокость и безжалостность. Одно было ясно – какую бы игру не затеял лоа, он был в ней мастером и не собирался останавливаться до тех пор, пока не достигнет цели. Только какой?

– К тому же, друг мой, – издевательски протянул лоа и провел указательным пальцем по подбородку Хилла. – Твоя ставка не сыграла. Считай, прогорел. Чудесная и такая многообещающая сделка только что сорвалась, если я не ошибаюсь.

Судорожно прокашлявшись, Аластор наконец вышел из ступора. Если бы он пил не кофе, а какой-нибудь крепкий алкоголь, то моментально бы протрезвел! Мерзко признавать, но Мэтр Карфур был прав! Малек Хилл фактически так и не озвучил желание, за которое Аластор мог забрать его душу. А значит – Барону Самеди преподнести нечего. Смерть Хилла произошла независимо от сделки. Контракт аннулирован!

Стоило Аластору подумать об этом, как на столе в облаке черной дымки возник тот самый договор, в котором две кровавые подписи скрепили соглашение. Через секунду он вспыхнул. Яркое алое пламя жадно поглотило лист и оставило от желтоватой бумаги крохотную горстку пепла.

– Oh, bordel de merde[1], – прошипел Аластор, сверля взглядом останки договора.

– Вот видишь, – развел руками Карфур. – Захотел чересчур высоко забраться, Аластор Дрейк. И по глупости умудрился перейти дорогу несколько более… удачливым игрокам.

– О чем ты вообще?

Аластор вскочил, яростно выплюнув слова. Глаза, устремленные на Карфура, горели злостью. Тело напряглось до предела, как у охотящейся пантеры, готовой к смертоносному прыжку. Ал вообще не понимал что происходит и зачем лоа появился здесь, но в памяти зудящим насекомым настырно всплывала лишь одна фраза – «не связывайся с Мэтром Карфуром». Не покидало ощущение, что его попросту использовали. Но для чего?

Лоа презрительно фыркнул, оскалив зубы.

– А ты что, и правда думал, что один играешь на этом поле? – он мерзко расхохотался. – Считал себя ферзем, оставаясь при этом сраной пешкой?

– Так это ты устроил?

– И да, и нет, – отмахнулся Мэтр Карфур. – Я просто выполнил свою часть сделки.

– Мы так не договаривались! – рявкнул Аластор.

– А кто сказал, что сделка с тобой? Ты, знаешь ли, не единственный контрактор в Новом Орлеане. Их десятки, если не сотни. А клиентов у них и того больше! Совсем скоро я дам тебе шанс познакомиться с одним многообещающим…