Прогулки по времени

– Дядя Элгур, – позвала она жреца, потянув его за край рукава, – я сегодня видела сон! Там были змеи… они ползли от чёрной горы к нашему замку.

Лицо старца озарилось вспышкой, он закивал, будто заранее ожидал этих слов. Элгур наклонился к девочке и взял её на руки, ближе всматриваясь в её черты:

– Значит, сроки ещё ближе, чем я предполагал! Ну что ж… Видно, снова мы должны готовиться к приходу испытаний! – Он снова обратился к князю: – Девочка, которую послали нам боги, чувствует приближение беды. Но есть ещё время всё изменить. Мир и покой, что она принесла, не должны быть нарушены. Пусть свет её станет нашим щитом!

Олхудзур с беспокойством посмотрел на ребёнка, затем снова перевёл взгляд на Элгура:

– Что же теперь я должен делать?

Жрец нахмурился, опустил девочку на землю, помолчал некоторое время, затем поднял голову и заявил:

– Нет, не теперь, – не время ещё. Через год! Я снова приду к тебе, Олхудзур, и тогда ты сам всё поймёшь и объявишь мне, что намерен ты делать. Ибо послано уже избранное создание, что однажды довершит моё служение… А сейчас пусть готовят угощение для гостя, – сегодня летит к тебе с вестью из Пхейн-Муохк друг, без которого бы ты лишился жизни!

Князь в изумлении воззрился на Элгура. Иногда предсказания наставника звучали так непонятно! Никаких друзей в соседней Хевсуретии отродясь у него не водилось; напротив того, именно там находился один вечно досаждавший его краю набегами дерзкий парень… Но жрец не стал тогда ничего ему объяснять, лишь таинственно улыбнулся…

* * *

Воздух над Мелхистой дрожал от невидимого напряжения, как будто предвкушал прибытие чужеземца… Солнце уже клонилось к закату, когда на вершине Южной башни вспыхнул сигнальный огонь, а с крепостных стен раскинувшегося на склоне горы села Цайн-Пхьеда запели тревожные трубы. Это был знак того, что в земли князя Олхудзура вступил гость с далёких пховских вершин.

Замок Эрдзие-Бе, венчавший вершину горы, был построен в лучших традициях военной архитектуры того времени. Стены его, как и воля его хозяина, были непреклонны и неприступны. Но в тот вечер врата замка распахнулись перед одиноким всадником, который, казалось, вырос из горного тумана…»

Союз перед бурей

«Туман, словно белая бурка, накинутая на плечи гор, окутывал ущелья и поднимался над лесами, скрывая извилистые тропы и крутые подъёмы, по которым спешил гонец. Второй день подряд он пробирался через горные перевалы. Над землёй седыми старцами, наблюдающими за сменой веков и судеб, возвышались величественные хребты, мохнатые ели охраняли хрупкий покой горных ущелий. Холодный, как дыхание духов, ветер шептал ему в уши о великой войне, что вот-вот должна была вспыхнуть в этих краях…

Пховец стоял на краю высокого обрыва, всматриваясь в глубокую долину, где серебряными нитями вились реки. Голову его покрывал чачканис остроконечным посеребрённым верхом, грудь и плечи обтягивала кольчуга с короткими рукавами, слегка мерцавшая в сером рассвете и звеневшая при каждом движении, на поясе висел длинный меч – символ воинской доблести. Сегодня сердце молодого воина было исполнено гордости за родину, но тревога за будущее не покидала его.

Над горами разливался свет заката, окрашивая снежные вершины в пурпурный оттенок, и всё небо переливалось оттенками алого и багряного. Солнце медленно опускалось за горы; золотистые лучи его, пробиваясь сквозь дымные облака, освещали дорогу, ведущую за хребет. Там, в туманной дали, скрывалась Кистетия…

Торола был известен своей смелостью среди пховцев. Впереди его ждали земли тех самых кистин, с которыми прежде делил он кровь и вражду, словно буря, обрушиваясь на их селенья. В памяти всплывали образы недавних стычек с кистинами, где бой был танцем, а каждое движение – мелодией, рождённой в сердце гор.

Однажды, когда кистины угнали половину скота из Шатили, он собрал отряд пховцев и нагнал врага. В схватке, развернувшейся на узкой горной тропе, он сразил Уста, предводителя кистин, заставив врагов бежать и оставить добычу. Тогда, возвратившись в родное село, он стал героем дня, и песни о его доблести распевали у каждого очага.

В другой раз, когда кистины похитили красавицу Натели, племянницу лебайскарского мехате, Торола вновь проявил свою отвагу. Он догнал похитителей на границе, вызвав их на поединок. Двое кистин пали от его удара; остальные же, раненые, отступили, оставив пленницу. Возвратив её в отцовский дом, Торола получил благословение мехате и признательность всего их рода. Как восхищённо смотрели на него односельчане, когда он возвращался с победой!

Но сегодня перед ним стояла задача иной сложности. На этот раз Торола не собирался снова досаждать кистинам своими набегами, – он шёл с миссией мира…

Словно тёмное облако, над Кавказом нависала монгольская угроза. По решению хевисбери Хвтисо, предрекшего надвигающуюся бурю, Торола должен был отправиться в Цайн-Пхьеду, в земли своих недавних врагов, и лично встретиться с самим князем Олхудзуром. На груди Жаворонка покоилось послание к князю Мелхисты от пховских старейшин, написанное на пергаменте, – символ надежды на примирение.

Торола знал эти места как свои пять пальцев, ведь не раз его отряд пробирался здесь в поисках кистинских пастбищ. Границы между Хевсуретией и Чечнёй были зыбкими, как линия на песке, которую легко стереть…

Когда он достиг горы Тебулосмта и огляделся, тишина, царившая вокруг, казалась зловещей.

Каждый камень здесь напоминал ему о прежних его подвигах. Все склоны и тропинки были отмечены в его памяти, но всякий шаг теперь был полон опасности и мог стать последним, если б не милость князя.

Казалось, сами горы чего-то ждали… Внезапно из тумана, словно из ниоткуда, перед ним возникли два вооружённых конных разведчика. Лица их были полускрыты под башлыками, в глазах светилось недоверие и осторожное любопытство. Торола поднял руку, показывая белый платок – символ мира и дружбы.

– Тариэл из Шедалы? – произнёс один из всадников.

Торола кивнул, подтверждая.

Кистины оскалились волчьей улыбкой, переглядываясь:

– Олхудзур ждёт тебя. Следуй за нами!

Вместе они двинулись вперёд, по узкой тропе: один из спутников ехал впереди гонца, другой – за его спиной. Стук копыт неумолимо разгонял эхо между скалами, и сердце Торолы колотилось в унисон с барабанящим дождём. Земля становилась всё более каменистой и неуступчивой. Путь был долог и труден, но честь и долг вели пховца вперёд.

Вскоре перед ними предстала крепость, и в самом деле возвышавшаяся над долиной, словно орлиное гнездо. Цайн-Пхьеда, основанная на клюве и когтях чудесного орла, была местом силы, и каждый, кто переступал порог замка Эрдзие-Бе, ощущал здесь величие давних времён…

Взгляд Торолы устремился на толстые стены, которые обещали жителям села защиту от всякого недруга. Башни, словно застывшие каменные воины, взирали на приближавшегося гонца. Над ними развевались флаги Мелхисты – жёлтое светило на красном фоне… Сила и гордость кистин перекликались с духом пховцев, и в этом Жаворонок видел надежду на объединение.

Глухой стук конских копыт прервал тишину ночи и раздался эхом у каменных стен… Стражники, дремавшие у ворот, подняли взгляд и уставились на всадников. Торола со своими провожатыми стремительно приближался к крепости.

Кистины спешились, и один из стражников, узнав разведчиков и перекинувшись с ними парой слов, распахнул тяжёлые дубовые ворота и ждал, пока сойдёт с коня гость. Навстречу вышли ещё двое слуг, которые помогли ему спешиться и повели коня в стойло.

– Я прибыл из Пхови, чтобы встретиться с князем Олхудзуром, – голос гонца был мелодичен и звучал как песня. Зелёные глаза его окинули присутствующих быстрым взглядом, словно стрелы, ищущие мишень.

Стражник кивнул и ввёл гостя во двор…

* * *

Двор Эрдзие-Бе был полон жизни и суеты, и внутри замка тоже царила суматоха. Князь Олхудзур, услышав о прибытии пховского гостя, распорядился о подготовке пира. Слуги бегали туда-сюда, готовясь к приёму загадочного гостя, о котором ещё с утра говорил жрец. Кухня ожила, в воздухе пахло свежей выпечкой, жареной дичью и пряными травами. Женщины украшали комнаты цветами и тканями. Во дворе замка воины затачивали свои сабли и стреляли по цели из луков, готовясь к любым неожиданностям. Никто не знал, что за вести привезёт этот человек из-за гор.

Небо надвигалось низко, свинцовые облака грозно складывались в гряды над селением, обещая бурю. Олхудзур тоже ждал неведомого гостя, стоя на высоком балконе. Его острый взгляд, искавший первых признаков приближающегося посланника, пронзал дождливую дымку. Время было неспокойным, каждый гость мог нести предвестие войны.

Сквозь пелену дождя отчётливо проступили фигуры трёх верховых воинов…

* * *

Гонец скинул с себя промокшую шерстяную накидку, отдал слуге доспехи, меч и шлем с бармицей, – чёрные кудри небрежно рассыпались по плечам…

Входя в замок, Торола почувствовал, как холод пробирается под кожу, но шаги его были уверенны и легки. Собрав всю свою храбрость и следуя за стражником, он поднялся по лестнице-бревну на верхний этаж. Тени, будто живые, танцевали и бежали по каменным стенам, освещаемым факелами.

Они шли через мрачный коридор, и каждый их шаг эхом отдавался в глубине замка, пока они не достигли зала для приёма гостей. Все разговоры на миг затихли, все глаза обратились к посланнику… В замке собрался цвет кистинского воинства, благородные жители Мелхисты и окрестных земель. Множество вооружённых и готовых к бою джигитов обменивались взглядами, удивляясь смелости чужака. Мелхистинцы были известны своим воинственным и неукротимым духом, а этот гость из Пхейн-Муохк являлся не только прежним их врагом, но и носителем иной веры!

Пховец вошёл в зал с достоинством. На лице его играла улыбка, но в зелёных глазах, горевших живым огнём, сквозило предостережение. Алая перанги, расшитая крестами из бисера, серебряных галунов и цветных ниток, ярким пятном выделялась на фоне тёмных бешметов и черкесок местных жителей. Он был как ветер, внезапно врывающийся в тишину.

Стены зала были увешаны коврами с изображениями битв и легенд, оленьими рогами, звериными шкурами и оружием предков, напоминавшим о былых победах.

У камина стоял в окружении своих воинов и советников сам Олхудзур – крепкий мужчина с густой чёрной бородой. Могучий и статный, князь был одет в белую черкеску, расшитую золотым шнуром. На голове его красовалась меховая папаха. Рука князя касалась рукояти лучистого меча, украшавшего его пояс, – обычай, который напоминал о вечном праве на защиту и силу.

– Добро пожаловать в Мелхисту, Тариэл, сын гор, – произнёс Олхудзур. Голос его был полон силы и спокойствия, а глаза пристально смотрели на гостя. – Что привело тебя в мои владения в столь тревожное время, что за вести привёз ты нам?

Торола склонил голову в знак уважения и ответил:

– Твоё приглашение – честь для меня, славный князь, и я являюсь к тебе не с пустыми руками. Позволь преподнести тебе подарок от моего народа.

С этими словами он снял с пояса и протянул князю кинжал, выкованный Дзагликой, лучшим оружейником Шатили. Рукоять была инкрустирована драгоценными камнями, а серебристое лезвие клинка было остро, как зимний ветер, гонимый через горные перевалы.

Олхудзур принял подарок с благодарностью:

– Это великолепный дар, достойный великого воина!

Пховец отвесил поклон, приложив руку к сердцу:

– Князь Олхудзур, я принёс тебе вести, что могут изменить наш мир. Но сперва позволь мне отдохнуть и обсушиться у твоего очага.

В знак доверия князь подвёл гостя к огромному огнищу, где яростно трещало пламя, словно воин, рвущийся в битву… Слуги подали гостю вина и еды, и через некоторое время Торола, согревшись у огня, бережно вынул из-за пазухи небольшой пергаментный свиток и протянул его князю.

– Я шёл к тебе, Олхудзур, – снова заговорил он, – чтобы передать послание от моего народа. Тучи сгущаются, зло подступает к границам Кавказа, и тень его уже нависла над нашими землями. Мы должны быть готовы. Я пришёл с вестью о мире и с предложением союза. Настало время забыть о вражде и объединить наши силы.

Голос Торолы звучал спокойно и ясно. Он знал, что каждое его слово должно быть точным. Все чувствовали в воздухе натянутую струну ожидания, ведь предстояло обсудить весть, которую принёс посланник. Олхудзур принял из рук пховца свиток, развернул, начал читать, и взор его заблестел… На руке князя Торола заметил перстень из чернёного серебра с изображением орлиной головы – символ его власти.

Князь задумчиво посмотрел на молодого воина:

– Я всегда уважал храбрость и воинское мастерство пховцев. И о твоих… подвигах немало наслышан, – глаза его сверкнули и сузились, но он быстро остыл. – Мы, мелхистинцы, всегда были гордым племенем, и многое уже пережили, – медленно проговорил он, – но, есл и это правда, что за зло ополчилось на нас?

– Светлый князь, – снова заговорил Торола, – монгольские орды готовятся вторгнуться в наши горы. Царица Грузии Русудан посылает вам, кистины, просьбу о союзе, чтобы нашим народам вместе противостоять угрозе, которая может поглотить каждого из нас поодиночке.

Торола начал свой рассказ о надвигавшейся угрозе и предложении объединить усилия в борьбе с общим врагом. Он говорил искренне, с сердцем, полным надежды и веры в то, что мир возможен. Слова его были просты, но за ними стояла надежда на перемены.

– Союз, говоришь? Мир… – произнёс Олхудзур, словно пробуя эти слова на вкус. – Быть может, и в самом деле настало время для новой жизни, в которой наши народы будут не врагами, а союзниками?

Зал наполнился гулом, мелхистинцы начали оживлённо обсуждать слышанное. Взгляды пересекались, полные вопросов и сомнений.

Тут, опираясь на посох, в зал мерными тяжёлыми шагами вошёл старый жрец.

Элгур выглядел величественной фигурой. На плечах его словно лежала тяжесть неведомых знаний. Борода его была седой, словно древний ледник, а взгляд, твёрдый и пронзительный, искал в каждом движении скрытые смыслы. Но лицо жреца, как резное изваяние, не выдавало ни гнева, ни радости.

Князь подал знак своим воинам, и в зале вновь повисло молчание.

– Времена меняются, как и пути на небесах, – сказал жрец. Голос его был подобен эху, отражающемуся от горных склонов. – Боги велели мне рассказать вам о грядущих переменах, которые могут повлиять на судьбу всего народа. Звёзды говорят, что скоро настанет великое испытание, битва между светом и тьмой. Древние пророчества предвещают войну… Ты, князь, окажешься в самом сердце этого пламени, и от твоего сегодняшнего решения будет зависеть исход войны.

Олхудзур сжал кулаки. Его сердце билось быстрее при мысли о предстоящих тяготах, но князь был не из тех людей, которые легко поддаются страху:

– Что ж, – пусть звёзды свидетельствуют о моей храбрости! Отец мой строил эту крепость на костях своих врагов, и я, как и он, не боюсь никаких превратностей, – отвечал князь, и слова его были полны решимости.

Элгур слегка улыбнулся, всматриваясь в лица Олхудзура и Торолы. С особенным вниманием он изучал черты пховца, словно стараясь прочесть в них нечто. Во взгляде жреца сквозило что-то непостижимое; лоб его собрался в складки от напряжения. Глаза его, глубокие и проницательные, словно видели не только настоящее князя и его гостей, но также и их будущее. Они, казалось, могли проникать сквозь души людей и камни замка…

– Испытания приходят не только в виде битв, но и в виде знамений и чудес, – произнёс он наконец.

Жрец подошёл к окну, за которым раскинулись бескрайние горные просторы… Ветер нёс с собой свежесть ночи, и всем казалось, что сами горы благословляют это начинание. В тишине зала можно было расслышать, как за стенами крепости поёт вечерний ветер, наполняя сердца присутствующих особой мистической силой.

– Ветер, что подул ныне, благоприятен, – произнёс Элгур, оборачиваясь к Олхудзуру и Тороле, – и пришло время вам отбросить вражду, забыть старые обиды и стать союзниками ради будущего наших народов. Гордость и вражда должны уступить место мудрости. Сейчас только единство может противостоять великой угрозе. Мир висит на волоске.

– Если это так, – сказал Олхудзур, – мы должны действовать незамедлительно. Так тому и быть. – Он повернулся к своим воинам, взгляд его был полон несгибаемой воли: – Завтра на рассвете соберём отряд и отправимся навстречу судьбе. Пусть каждый воин будет готов! Мы объединим силы, и наша дружба и братство станут щитом против врагов. Мы докажем, что никто не устоит против мужества и чести воинов Мелхисты!

– Пусть боги помогут нам в этом начинании, – простёр над присутствующими ладони жрец.

Глаза Торолы горели отвагой. Он взглянул на князя… В ответ на это князь и жрец также обменялись загадочными взглядами; но прежде, чем ими было сказано хоть слово, в зал вихрем ворвалась маленькая девочка.

Детский смех, словно звон колокольчиков, на мгновение отвлёк всех от серьёзных мыслей. Тороле сказали, что это сирота, удочерённая князем. Она с изяществом маленькой лани скользнула мимо Тариэла, не удостоив его даже взглядом, и, не обращая ни малейшего внимания на собравшихся гостей, бросилась прямо к князю, обнимая его за ногу, затем, смеясь, скрылась за его креслом.

– Мелх-Азни! – воскликнул Олхудзур, улыбаясь. – Веди себя пристойно, дитя!

По-кистински имя её значило «осколок солнца»… Она поистине была, словно солнечный луч, внезапно прорвавшийся сквозь облака, со своими рыже-золотистыми косичками, и даже строгие воины невольно улыбнулись. Кто-то из старейшин тихо пожурил девочку, и она, с лёгким поклоном, послушно удалилась, исчезнув так же быстро, как и появилась, и оставив за собой ощущение тепла и неуловимого чуда.

Торола, наблюдавший за этой сценой, посмеиваясь, проводил её взглядом, искоса любуясь детской непосредственностью. В этом ребёнке было нечто особенное, нечто, что он не мог объяснить, но что-то в её присутствии согревало его душу… Но, вернувшись к переговорам, он быстро забыл о девочке, сосредоточившись на важной миссии.

– Поведай, как ты добирался до наших владений, доблестный Тариэл, – с проникновенной улыбкой сказал Олхудзур, оценивая силу и уверенность, исходившие от молодого посланника. – Тебе ведь знакомы наши места, не так ли?..

Торола начал рассказ о своих приключениях:

– Я и мои провожатые, – начал он, – пока шли сюда, прошли три перевала. В один переход у нас гудели ноги, в другой – стучали зубы от холода. На третьем переходе, поднявшись на высоту, мы оказались в объятиях грозы. Гром гремел, как барабан войны, молнии разрывали небо, освещая чёрный хребет, с которого потоками сходила сель.

Казалось, сами горы ожили, чтобы испытать нас, и небеса разверзлись. Дождь с градом хлестал нас, будто стараясь смыть с лица земли. Мы попали в плотное облако, и вокруг клубились тучи, словно природа пыталась скрыть нас навсегда от глаз людских. Тут вдобавок нас окружило полчище змей, – и стало нам совсем не до смеха. Их алые глаза мерцали, как кровавые звёзды…

Слушатели зашептались, но князь сделал знак рукой, призывая к тишине. Старый жрец не сводил глаз с Торолы, тот же продолжал:

– И вот, на этом хребте, мы увидели его – коротконогого карлика в тёмном балахоне с капюшоном. Он внезапно возник из тумана, словно видение. Шёл он наперерез нам и в правой руке нёс криво изогнутый, серпообразный жезл, а левой рукой прижимал к своей груди охапку извивающихся змей. Склонив к ним голову, он беседовал с ними. Змеи, как зачарованные, слушали его и поочерёдно отвечали ему шипением – словно древние духи, пробудившиеся от долгого сна.

Голос посла вибрировал, как струна, натянутая до предела. В зале воцарилась тишина. Взор жреца неотрывно следил за каждым словом молодого пховца, и все, кто был в той комнате, ощутили, как в зале замка Эрдзие-Бе повисло напряжение.

– Он увидел нас, окружённых змеями, – продолжал посол, – злорадно и торжествующе ухмыльнулся, что-то приказал этим тварям на непонятном шипящем наречии – и те, повинуясь его воле, оставили нас и последовали за ним.

С жезлом в руке карлик направлялся к чудному озеру, окаймлённому золотистыми скалами. Змеи скользящей вереницей ползли за ним… Не снимая одежд, он вошёл в воду и погрузился почти по шею. Вода в озере вокруг них забурлила, зашипела, в небе появился месяц – и это среди бела дня!

Словно сам воздух стал плотнее, и все, слушавшие Торолу, почти воочию видели перед собою зловещий образ карлика, порождённый туманами и шёпотом ветров. Жрец наклонился вперёд и, казалось, был полностью поглощён рассказом пховца:

– Пройдя по дну озера, карлик вышел на противоположный берег, оглянулся – и тут будто растворился в воздухе. Змей рядом с ним уже не было видно. Мы видели, что он исчез так же внезапно, как и появился… Разве только нырнул в узкий лаз под обломками чёрной скалы, ибо больше там некуда было ему деться!

Элгур задумался, взгляд его устремился куда-то за пределы зала… Гости обменивались взглядами, поражённые услышанным. Когда Торола закончил, в комнате раздавалось лишь тихое потрескивание огня в очаге.

– Такая история достойна летописи, – произнёс князь. В его голосе звучало уважение. – Тебе была явлена мудрость, которую мы должны осмыслить!

Все обернулись к старому жрецу, чей орлиный взгляд был устремлён вдаль – туда, где за каменными стенами замка простирались древние земли, и, казалось, он видел то, что было скрыто от других…

– Карлик этот – хранитель древнего тёмного знания, – медленно проговорил Элгур. – Будь осторожнее, Тариэл! Горы не всегда открывают свои тайны без борьбы.

* * *

В зал вошли слуги, несущие угощение, и затем княжеских гостей ожидал пир. Столы ломились от изобилия блюд из свежей дичи, хрустящих лепёшек с различными начинками, дикого мёда в сотах, ароматного хлеба и лучшего вина из княжеских погребов.

Олхудзур обнял пховца, в знак равенства и дружбы, и повёл гостя к почётному месту за столом. Пир начался, и веселье с каждой минутой набирало обороты. Пондурчи играли, создавая мелодии, которые заставляли сердца биться в такт с музыкой. Танцоры вращались в ритме, их движения были полны страсти и огня. Ловдзарг проходил весело, воины делились историями о своих подвигах, и кубки переходили из рук в руки. Вино текло, как реки в весеннее половодье.

В крепких стенах замка царило оживление, раздавались песни и смех. В зале для пира, под высоким сводчатым потолком, пылали факелы, отбрасывая пляшущие тени на каменные стены, украшенные коврами и оружием. За длинным столом, уставленным блюдами с жареным мясом, свежими сырами и пряными травами, собрались воины и старейшины.

В центре внимания, рядом с князем, сидел молодой пховский посол. Зелёные его глаза озорно сверкали в отблесках огня… Когда пир подходил к концу, Торола взял в руки пандури – инструмент, который был его верным спутником и оружием в мирное время. Обретая тишину, когда последние голоса смолкли, Торола провёл пальцами по струнам, пробуждая первые мелодичные звуки.

Голос его, бархатный и уверенный, наполнил зал, как горная река наполняет ущелье, проникая в каждый уголок. Песня говорила о братстве и чести, о храбрости, что не знает границ, о земле, что сильна своими сыновьями… Она звучала, как призыв, как обещание, как клятва, что свяжет судьбы многих в единый узел.

Олхудзур сидел напротив, вслушиваясь в слова пховца. В глазах его, как в горном озере, отражались испытания прожитых лет. Но долгие годы вражды и недоверия растворялись в этой песне, как утренний туман под лучами восходящего солнца…

Когда последние аккорды стихли, Олхудзур встал, и тяжёлая его рука легла на плечо Торолы с такой силой, что тот почувствовал, как жар разливается по телу:

– Ты привёз нам не только слово мира, но и дух великой силы, что объединит нас, – сказал князь, и замок взорвался одобрительными возгласами. С той поры кистины прозвали пховского певца Торолой – Жаворонком.

Когда гости начали расходиться по своим покоям, князь Олхудзур подозвал Торолу к себе. Он стоял у окна рядом с пховцем, и вместе они смотрели, как лунные лучи скользят по горным вершинам.

– Пусть будет так, – сказал Олхудзур, – мы объединим наши силы. Но прежде расскажи ещё мне подробно об этом карлике…

Так началась их беседа, которая длилась до глубокой ночи, пока огонь в камине не превратился в угли… Переговоры шли, каждое слово, как камень, ложилось в фундамент нового союза. Горы, казалось, замерли в ожидании, пока решалось будущее двух некогда враждовавших народов… В конце концов, соглашение было заключено, и братство между пховцами и кистинами закрепилось и на словах, и в сердцах, предвещая начало единства перед лицом общего врага. Взаимное уважение и осознание общей угрозы связали их крепче, чем любые узы крови.