Прогулки по времени

Стройная и гибкая фигура дочери колдуна и чёрные змейки её кос привлекли взор Олхудзура, – но случайно, лишь на миг. Попытка пленить его обернулась неудачей; сердце князя оставалось таким же неприступным, как окрестные скалы, и таким же холодным, как снег на их вершинах. Чары дочери колдуна, как бы она ни старалась, не могли его растопить и сломить его волю.

Лахсет, змея по крови и духу, прежде не ведала поражений, и велика была её сила; но Олхудзур не поддался волшебству и оставался верен своей любимой. В его мыслях давно жила лишь одна – прелестная, как лань, чистая, как молоко под лунным светом, Бетта из далёкого селения Це-Кхел, красота которой славилась далеко за пределами Майсты. Утончённая нежность девушки пленяла Олхудзура, образ её был ясен в его глазах. Тамга дома Бетты – оленья голова – воплощала благородство и верность, и сердце Олхудзура принадлежало только ей.

Князь рассеянно попрощался и, получив от Цкубдара стрелы, покинул мрачную скалу Эрджа-Цунгал, больше не задерживаясь и не оглядываясь. Он направил коня в сторону Майсты, стремясь туда, как орёл к небесам…

Лахсет осталась стоять у входа в пещеру, с тоской смотря вслед исчезающему в утреннем тумане всаднику, чей облик запечатлелся в её душе неизгладимым клеймом. Она знала, что путь его лежал к другой.

Поглощённый своими мыслями о долгом пути и предстоящей битве, Олхудзур даже не заметил её взгляда. Сердце, полное невыносимой боли, разрывалось в груди Лахсет от невозможности обладать возлюбленным. Она знала, что её отец готов на всё ради своей цели, и понимала, что Олхудзур может стать его врагом. Она знала, что у Олхудзура есть невеста. Ревность, как змея, обвивалась вокруг её души… Но что могла она противопоставить судьбе? Только ожидание и надежду на то, что однажды князь вновь пересечёт её путь… Оставшись одна среди змей и теней, чародейка не могла никак забыть о том, кто уносил с собой её надежды, оставив лишь горечь неразделённых чувств.

* * *

Война с монголами пришла, как грозовой шторм, сокрушая всё на своём пути… Олхудзур, вместе со своим отцом Эрдзу и братьями Биркой и Гиргой, отправился защищать свою землю под знамёнами грузинской царицы Тамары, обратившейся к соседям-кистинам за помощью. В тот раз монголы были разбиты, и князь с сыновьями вернулись домой с победой; доблесть героев славили по всей Мелхисте. Но радость была омрачена: раны, полученные в бою, через полгода забрали жизнь Эрдзу… Олхудзур носил в сердце тяжесть утраты, но не позволял себе сломаться.

Взоры Лахсет непрестанно стремились к Олхудзуру. Много раз старалась она попадаться на его пути, подстерегая всадника на горных тропинках; но гордый джигит почти не замечал её. Когда она обращалась к нему, он едва отвечал ей с холодной вежливостью, глаза его словно отражали стальной блеск меча, и все попытки дочери колдуна обольстить князя оставались тщетными. Олхудзур, исполненный мыслей о долге и чести, не отзывался на её чувства… Он унаследовал замок Эрдзие-Бе… и вскоре женился на прелестной Бетте из Майсты.

Свадьба эта стала событием, которое праздновала вся округа. Звуки музыки и веселья разносились по горам, и казалось, что сама природа радуется этому союзу. Лахсет, скрывая горечь под притворной улыбкой, издали наблюдала, как на её глазах в одночасье рассыпаются её мечты. Ветер, завывавший вокруг скалы, нёс ей лишь шёпот духов и холод утрат… Каждый день возвращались её мысли к Олхудзуру, и с каждым днём страсть становилась всё более невыносимой, – как яд, скрытый в пещерах Эрджа-Цунгал. Но все наваждения так и не смогли изменить выбор князя.

Время шло, в замке Эрдзие-Бе царили мир и счастье. Бетта родила Олхудзуру дочь, потом и сына… Но судьба, как часто бывает, решила иначе и готовила удар семье князя. Из тёмных нитей колдовских чар уже сплетались сети…

Лахсет в исступлении рвала свои косы цвета тьмы, не в силах себя преодолеть. Внутри её разъедали жгучая ревность и злоба. Она чувствовала, что любовь её мало-помалу превращается в ненависть, подобно тому, как яд змей её отца превращал жизнь в смерть. Страсть и горечь смешивались в этом сердце, будто зелья в котле, и она знала, что навеки останется в плену неразделённой любви… Цкубдар же, видя страдания дочери, решил вмешаться и наслал на Бетту порчу.

В тот роковой день молодая княгиня отправилась в сад, чтобы покачаться на качелях. Небо было ясным, воздух был наполнен весенними ароматами. Малышка Седа, радуясь солнечному утру, бежала к матери и несла ей свежие цветы, только что срезанные садовником…

Верёвка качелей, словно подточенная невидимой силой, внезапно оборвалась… Бетта, раскинув руки, взлетела в воздух – и упала с высоты, словно птица с перебитыми крыльями. Жизнь её угасла на глазах у маленькой Седы. Девочка, ставшая свидетельницей гибели матери, в ужасе застыла на месте. Этот миг навсегда остался в её памяти печатью горя.

Разбитый несчастьем Олхудзур не понимал, как всё это могло случиться. Но прозорливый жрец, постигший истину, открыл князю глаза: постигшая его дом беда была делом рук Цкубдара.

* * *

В просторной комнате замка, у высокого окна стояли молодой князь и премудрый жрец. По стенам висели старинные вышитые ковры, в углах мерцали медные масляные светильники… Вечер опускался на мелхистинские горы, окутывая всё селение лёгким туманом, и Олхудзур с грустью глядел на умирающий свет.

– Досточтимый Элгур, – проговорил он, склонив голову в знак уважения, – ты знаешь, что я с тех пор, как потерял мою Бетту, не могу найти мира. Точно ли известно тебе, что её смерть – дело рук Лахсет и её отца Цкубдара?!

– Всё так, князь! – отвечал старик, чей голос был глубок и спокоен, а глаза, казалось, видели сквозь время и пространство. – Я провёл обряд и узнал правду. Хоть нам предстоит долгая и трудная борьба со злом, я верю, что свет победит тьму. Есть на земле место, где мы можем получить помощь свыше. Святое озеро, весь год сокрытое в горах, может дать нам ответы и силу, чтобы противостоять козням Цкубдара и Лахсет.

– Значит, мы должны отправиться туда сейчас же! – решил Олхудзур. В сердце его разгорался огонь гнева и мести.

– Да, – одобрительно подтвердил жрец, – время пришло; ибо сегодня как раз канун той блаженной ночи, когда Хи-нан выходит к смертным. Богиня не оставит нас без помощи и дарует свою защиту. Не медли, Олхудзур; будь чист сердцем, и получишь непобедимый меч из рук самой Хранительницы вод!

* * *

Круг рыжих скал в назначенный срок разомкнулся, и, когда скрылось за горизонт солнце и его сменил серебристый диск луны, двое уже стояли у кромки Оленьего озера, готовые встретить своё предназначение.

– Олхудзур, – сказал старец, – ныне ты обретёшь силу, которой сможешь победить Цкубдара и защитить свой народ!

Хрустальная озёрная гладь мерцала изнутри загадочным светом. Ночь исполнения желаний была особенным временем, когда зеркальные волны замирали, не колыхались, и духи вод раскрывали свои тайны…

– Час настал! – прошептал жрец в полночь, воздевая руки к небу.

Из священных глубин, окутанная водяными покрывалами, медленно выходила к ним эфирная фигура Хи-нан. Белоснежные одежды богини вод струились в лунном свете, мягкой лазурью светились глаза, и, словно длинные водоросли, ниспадали с плеч синие кудри…

Элгур научил князя заветным словам, и Олхудзур попросил у богини оружие, скрытое на дне. Та, с благосклонностью и печалью в глазах, подала ему заговорённый меч, источающий звёздный свет.

– Ты пришёл ко мне за помощью, сын орла, – произнесла Хи-нан мелодичным, но властным голосом, – и я знаю о страданиях твоих и горе. Возьми этот меч Победителя народов, что дарует силу и неуязвимость. Он неодолим в руке праведного воина и поможет тебе покорить зло, ты же используй его мудро. С его помощью сможешь ты сокрушить Цкубдара и освободить свои земли от тьмы, и у озера обретёшь утешение.

Олхудзур преклонил колено перед богиней вод и с благоговением принял меч, чувствуя, как в руке его разливается мощь…

– Благодарю тебя, великая Хи-нан, – отвечал князь, и поклялся тут же: – Я сделаю всё, чтобы защитить свою семью и наш народ. Лахсет не найдёт здесь власти.

– Мы будем бороться до конца, – добавил старый жрец, – сила добра всегда побеждает тьму.

Теперь у них было средство, чтобы противостоять Цкубдару. Подпоясавшись волшебным мечом, поддерживаемый духовной силой Элгура, Олхудзур немедленно отправился вместе со своим наставником в горы, чтобы найти и уничтожить колдуна.

* * *

Тёплая плотная тишина повисла в ущелье. Ночь была безлюдна, лишь шелест листьев и пересвист птиц нарушали покой ночной природы… Двое странников пробирались по узкой и опасной тропе к Эрджа-Цунгал. Старший из них, седобородый, опирался на посох и, закинув на плечо стяг с шёлковым белым полотнищем, крепко зажимал в ладони свисавшие с верхнего, трезубого конца древка медные колокольчики, чтобы звон не выдал их врагам прежде времени… Скользящие извилистые тени тянулись за ними во мраке по горам, выслеживая каждый шаг; но золотистый блеск меча второго, более молодого путника отпугивал их, и они не смели приближаться к путникам вплотную.

Олхудзур надеялся вскоре отыскать логово злодея и вызвать его на бой… Внезапно тишину ночи прорезали истошные крики ворон, словно доносившиеся из глубин скалы – из той норы, где обитал колдун. Над путниками закружилась стая чёрных птиц…

– Это предвестники Цкубдара и Лахсет, князь! – прошептал жрец. – Мы должны быть готовы к скорой встрече с ними.

В тот же миг, не давая мстителям опомниться, из извивов чёрного тумана выступил сам Цкубдар, чьи глаза горели сквозь тьму… За плечом колдуна, дерзко и победно улыбаясь, стояла его коварная дочь.

– Неужели вы возомнили, глупцы, будто вам дано преодолеть меня? – злобно вопросил повелитель змей, поднимая руку и собираясь наложить заклятие.

Не теряя ни минуты, Олхудзур ринулся вперёд и нанёс чародею смертельный удар. Меч, дарованный Хи-нан, лишил Цкубдара правой руки… У подножия чёрной скалы развернулась битва. Князь и колдун наконец встретились лицом к лицу и сошлись в горячей схватке. Меч Олхудзура сиял, как первый луч зари, рассекая змеиные козни…

Тем временем Элгур вступил в бой с Лахсет. Служитель древних богов сражался с чародейкой не оружием, но духом; борьба их была незримой, но от того не менее ожесточённой. Лахсет выпрямилась, фигура её удлинилась, вытягиваясь ещё больше, – и в следующий миг на глазах Элгура она обернулась змеёй. Колдунья замысловатыми кольцами вилась вокруг жреца, пытаясь ужалить; он же, одной рукой воздвигая отчаянно звеневшее медью священное знамя, жгучими ударами посоха во второй руке отбивал её атаки.

Заветный клинок Олхудзура всё же нашёл свою цель и отсёк голову колдуна, и тёмная душа отправилась в небытие. Обезглавленное тело рухнуло на землю и начало таять, на глазах обращаясь в тень; а вместе с колдуном пала и его обитель. Скала, где скрывалась смертоносная лаборатория, мгновенно обрушилась, извергая стаи ворон и потоки змей. Вороны с криками разлетелись из развалин, змеи расползлись по окрестным ущельям… Обессилевшая Лахсет, понимая, что сейчас не сможет победить, скрылась вместе со своей свитой в глубинах леса…

Со смертью Цкубдара чары развеивались, как ночной туман, тьма отступала, и свет снова озарил горы. Но до конца зло не исчезло, ибо всё ещё жива была Лахсет! Сердце колдуньи разрывалось, в груди её бушевала целая буря. Она поклялась отомстить обоим, жрецу и князю, за смерть своего отца.

– Что сделал ты, Олхудзур? – шипела она, извиваясь в тени скал. – Но, хоть ты и убил моего отца, любовь моя к тебе не угасла. Ты будешь или моим, или ничьим! И ты ещё познаешь всю силу моей мести…

* * *

Отчаяние и тоска грызли душу князя, и не находил он покоя ни в своём доме, ни среди родных. Олхудзур чувствовал себя чужим среди величавых пейзажей, которые когда-то были ему домом. Смерть жены оставила глубокий след в его сердце. Живым напоминанием о той, кого он потерял, остались лишь маленькие сын и дочь…

Однажды, странствуя в поисках утешения, Олхудзур отправился к озеру Галайн-Ам. Вода здесь была прозрачной, как слеза, и мирная тополиная роща окаймляла озеро, словно хранительница его спокойствия. Солнце уже клонилось к закату, и он увидел девушку, идущую к воде. Та двигалась с тихой грацией, чем и привлекла его внимание. В чертах её струилась чистая печаль…

Сердце Олхудзура в тот миг будто слегка озарилось, как если бы солнечный луч коснулся мрачных пещер… Когда незнакомка возвращалась от озера обратно, поставив кувшин на плечо, он спросил её об имени – Тийна, – и решил, что судьба свела их здесь не случайно.

Встреча с нею согрела душу Олхудзура. В глазах Тийны словно отражались небеса, а в улыбке светилась нежность, подобная весеннему утру. Она была простой сельчанкой, но душа её и сердце были глубоки, как озёрные воды, и хранили свою загадку на недоступном дне… Князь не заботился о сословных различиях. Он влюбился и в красоту её, и в душу, и, увидев её, с той же минуты горел желанием быть с нею. Вначале он пытался покорить несговорчивую девушку красноречием, – затем, утомившись ожидать согласия от уклончивых уст, просто похитил её и сделал своей женой, поставив всех перед фактом.

Тийна принесла в дом Олхудзура умиротворение. С нею обрёл он покой и радость, которых так жаждал в своём тревожном мире. Доброта её и чистое сердце, по-видимому, защищали князя от змеиных чар…

Но Лахсет не дремала. Далеко, в тёмных и сырых пещерах, восседала она на каменном престоле, окружённая своими змеями. Глаза её сверкали, как у хищной кошки, а думы были полны ненависти и страсти к Олхудзуру.

– Он погубил моего отца, – шипела колдунья, поглаживая голову огромной змеи, свернувшейся у её ног. – но я ещё вернусь, слышите, и заставлю его за всё заплатить!

Под видом змеи нередко она сама навещала Мелхисту, зорко следя за Элгуром и семьёй князя и мечтая им навредить. Вновь обманувшаяся в своих надеждах Лахсет видела, что заклинания её бессильны перед силой любви, и сознание это терзало колдунью хуже, чем в те времена, когда ещё жива была её прежняя соперница – Бетта. Изводясь в напрасной злобе, она то и дело насылала на всех жителей округи то недород, то мор – чёрную оспу… Все козни чародейки разрушились, когда местные девушки нашли крошечную новорождённую девочку, подкинутую под стены лесного святилища.

Воспитывая детей Олхудзура от первой жены, несколько лет Тийна не могла родить сама, что и печалило её душу. И вот в канун Птичьего дня жрец неожиданно возник на пороге княжеского замка с младенцем на руках! Сострадательная Тийна обрадовалась и уговорила мужа удочерить златоволосую малышку. Так в замке Эрдзие-Бе появилась новая жизнь.

– Явление Белой Птицы – это несомненный знак, – сказал Элгур, когда впервые появился с ребёнком в замке. – Мы пережили год войны, год засухи и год болезней; теперь же настанет год благословения. Дитя это – дар богов. Она принесёт мир и покой в наши земли.

И поистине, болезнь и неурожаи прекратились, как только Олхудзур и Тийна приняли девочку в семью. Элгур сам выбрал для неё солнечное имя – Мелх-Азни, хотя обычно такие имена нарекали жрицам.

Через год у неё появилась и сестра – Тийна нежданно подарила Олхудзуру дочь, Марху…

Но что ожидало всех их впереди – о том знали лишь звёзды, взирающие с небесных высот…

* * *.

Луна, словно серебряный щит, стояла над горами… Старый жрец проводил ритуал очищения в святилище бога Цу. Перед ним стояла большая медная чаша с наговорённой водой, а вокруг неё, создавая таинственный ореол, мерцали восковые свечи.

– Древние силы, – молился он, и свет свечей отражался в его глазах, – даруйте нам защиту и мудрость. Помогите нам, укройте вашу землю и людей ваших от змеиных чар!

* * *

В туманном предутреннем свете, когда первые лучи солнца нежно касались вершин гор, Цайн-Пхьеда ещё спала под покрывалом ночи. Замок Эрдзие-Бе возвышался на скале над селом. В месяце Сели-бутт горы Чечни особенно красивы – зелёные долины, покрытые дикими цветами, казались живописными коврами, расстеленными для взора богов… То утро было напоено прохладой и свежестью, оно было особенным, как будто сама природа решила окутать это место завораживающим покрывалом тумана…

Князь стоял на балконе, вдыхая пряный аромат горных трав, что переплетался с запахом увлажнённой земли. Он был высокого роста и крепкого телосложения, с проницательным взглядом, который выдавал в нём человека, привыкшего к битвам и решительным действиям.

Мысли его были далеко, они блуждали в далёком прошлом, в тех светлых днях, когда Бетта была ещё жива. Олхудзур как воочию увидел перед собою её улыбку, словно вновь услышал звонкий смех, который ещё вчера, казалось, наполнял эти стены. Теперь эти воспоминания казались призраками, которые лишь терзали душу… Услышав шаги за спиной, он обернулся.

– Олхудзур… – раздался мягкий голос за его спиной. То была Тийна, стоявшая в стрельчатом проёме, вторая его жена. Глаза её искрились добротой и заботой.

– Тийна, – князь повернулся к ней, – память до сих пор кровоточит в моём сердце…

Та подошла ближе и нежно коснулась его руки:

– Я понимаю, мой князь. Но мы должны жить дальше. У нас есть дети, и мы нуждаемся в твоей любви и защите!

Спокойное присутствие Тийны, казалось, смягчало атмосферу, но лицо её было бледным:

– Мелх-Азни сегодня всю ночь плакала во сне. Ей снилась огромная змея. Я долго не могла успокоить её, – тихо сказала она, и голос её дрожал.

Князь обнял жену за плечи, ощутив тепло её тела:

– Не бойся, Тийна. Я защищу наш дом, тебя и детей. Мы с Элгуром найдём способ противостоять тёмным силам.

Тийна удалилась, и взгляд Олхудзура снова устремился вдаль – к чёрной скале, над которой всё ещё витали силы мрака… Присутствие чародейки Лахсет, как тень, всегда оставалось ощутимым, несмотря на годы, прошедшие с тех пор, как он уничтожил её отца. Тревога поселилась в его сердце после этой ночи, полной странных сновидений и шёпота духов в стенах замка.

А вокруг горное утро распускалось над Мелхистой, вплетаясь, словно серебряная нить, в прозрачный, как кристалл, воздух. Долины, окружённые величественными скалами, медленно обретали цвета, когда первые лучи солнца начинали ласково касаться земли…

Княгиня Тийна спустилась в сад. Немного погодя из башни вышла служанка и подвела к ней маленькую девочку в золотых кудряшках. Мелх-Азни радостно кинулась в объятия своей приёмной матери и вскоре принялась играть под её присмотром в тени раскидистой сливы. Но девочка была напряжена, глаза её блестели; она, казалось, чувствовала что-то необычное в воздухе. Несколько раз она внезапно останавливалась и замирала посреди игры, поворачиваясь в сторону гор…

– Да что с тобой сегодня такое, Мелх-Азни, птенчик?! – спросила наконец обеспокоенная Тийна, пристально наблюдая за ребёнком.

– Нан, – прошептала девочка, – я чувствую… зло близко. Оно смотрит на нас.

Княгиня крепко прижала девочку к себе, тревога малышки передалась и ей, и сердце её сжалось. Тийна знала силу молитв, но понимала, что и угроза Лахсет реальна.

– Не бойся, моя маленькая, – сказала она. – Мы защищаем тебя. У твоего отца много храбрых воинов, замок наш охраняет крепкая стража, мы все здесь в безопасности.

Туман окутывал горы, и лишь крики далёких птиц нарушали тишину утреннего мира, пропитанного запахами влажной земли и хвои… Но вскоре на тропинке, ведущей к замку, появилась фигура в белоснежном облачении. По извилистой дороге, тяжело ступая и опираясь на свой посох, медленно поднимался старый жрец.

Глубокие морщины на его лице были словно летопись, где каждый изгиб и складка хранили историю земли и народа. Седая борода снежной рекой струилась по его груди, а зоркие глаза были затенены пергаментными веками. Элгур пристально вглядывался в горизонт.

Князь сам вышел, чтобы встретить жреца у ворот замка, в глазах его светилось уважение к мудрости старца. Олхудзур уже знал, что Элгур не приходит без веской причины.

– Мир тебе, Элгур, – произнёс князь, скрывая за приветствием тревогу, которая уже поселилась в его сердце. – Что привело тебя к нам в столь ранний час?

Тот на мгновение остановился, вновь обратив взор свой к небу:

– Мир и тебе, князь, – тихим, но уверенным голосом ответил жрец. – Небесные знамения не обманчивы. Я принёс тревожную весть, о которой мы должны говорить без промедления. И разговор этот не может слушать никто, кроме нас.

Олхудзур пригласил старца войти в замок, и оба поднялись по бревенчатой лестнице на верхний этаж башни, в княжеские покои…

* * *

Молодой князь, взволнованный предчувствиями, смотрел вниз, в сад, с балкона замка. Его глаза, обычно полные спокойного достоинства, сейчас искрились тревогой, лицо его было озабоченным. Рядом с ним стоял жрец, чьи седые волосы казались серебряным венцом на фоне рассветного неба, а мудрые глаза внимательно оглядывали окрестности.

– Что поведаешь ты мне на этот раз, наставник? – спросил Олхудзур, чувствуя, как напрягаются его мышцы.

Жрец посмотрел на князя, словно пытаясь заглянуть в его душу:

– Я пришёл предупредить тебя: зловещая тень нависла над нами. Среди наших гор поднимается зло, – продолжал он, – Тёмные силы набирают мощь. Я вижу, как надвигаются беды.

– Почему эта тьма окутывает нашу землю, скажи мне, Элгур? – произнёс князь. – Я сам чувствую её присутствие, оно будто холодный ветер, пронизывающий до костей!

Жрец поднял высохшую руку, призывая собеседника к особому вниманию:

– Зло многолико и коварно, Олхудзур! Оно не уйдёт само по себе. Мы должны быть всегда наготове. Я видел образ змеи в ночном видении. Змея снова скользит в тени. Я знаю, что враги жаждут посеять хаос.

Князь задумчиво посмотрел на горы, где прежде скрывалось обиталище Цкубдара и его дочери…

– Значит, всё-таки это не просто сны, – медленно произнёс он, вспомнив слова жены о ночных страхах маленькой Мелх-Азни. – Неужели та проклятая чародейка вновь плетёт свои сети?! Сам я не боюсь её, но как защитить Тийну и детей от бесконечных козней?! Если гадина снова вздумает повторить то, что она уже сделала Бетте…

Олхудзур непроизвольно стиснул рукоять висевшего на поясе меча, сиявшего в первых лучах солнца. В памяти его вновь засияла ночь на озере, когда богиня вод даровала ему этот меч, которым он поразил злого колдуна…

Морщинистая рука, успокаивая, легла ему на плечо:

– Да, змеи вновь поднимают голову. Сегодня наступает полнолуние, и мне было открыто, что та битва ещё не окончена. Лахсет просто так не оставит нас в покое, до тех пор, пока сердце её пылает ненавистью и страстью. Она будет мстить за отца и за свои потерянные надежды.

Олхудзур сжал кулаки, в его глазах вспыхнул огонь решимости:

– Я не позволю ей разрушить то, что мы с Тийной так долго строили, – сказал он твёрдо. – Но что же нам делать, учитель? Как защитить Мелхисту от злобных чар?

Элгур взглянул на князя с мудрой улыбкой, в его глазах блеснуло понимание:

– Любовь и единство – вот что защищает нас, князь. Помни это в час испытаний, которые навлечены на всех нас змеиными кознями! И знай, что скоро придёт весть, которая соединит нас с другими народами в борьбе против общего врага…

– Ты должен знать, князь, – снова заговорил жрец, – борьба со злом никогда не бывает лёгкой! На этот раз зло может прийти не только от рук Лахсет. Чародейство способно пробудить древние силы, которые могут обрушиться на мир, как неуправляемый поток. Я видел также и другие знамения – монгольские орды, сжигающие наши земли, – голос жреца стал тише, но ещё более напряжённым. – Взгляни, какое сегодня небо! Видишь ли эту полосу, князь? – жрец указал на небо своим испещрённым резьбой посохом. – Смотри, – вот она, словно огненный меч, пересекающий горизонт! Это знак грядущей войны! Чем видеть разломленное небо, остаться бы мне с конём с переломленным хребтом, как говорят в народе.

Небо и впрямь было рассечено загадочной полосой, окрашенной в ярко-оранжевый цвет. Та полоса казалась пророческой, она словно разделяла небесный свод на две противоборствующие половины… Олхудзур нахмурился, понимая всю серьёзность слов жреца. Он вспомнил, что подобные полосы на небе всегда предвещали бедствия.

Издалека раздался глухой вороний крик, и огромная стая чёрных птиц вдруг разом вылетела в небо над сосновым лесом… Тийна насторожилась:

– Вернёмся домой, детка, – сказала она дочери, пытаясь скрыть тревогу в голосе.

Но Олхудзур и старец уже спускались в сад, и девочка бежала им навстречу: