Восход Ярила

Напоследок он ему улыбнулся, окинул суровым взглядом толпу туров, окруживших победителя, развернулся и двинулся к лесу. Махнул Пересвету, чтобы не отставал. Запределец всё никак не мог выкинуть из головы образ всеведущего волхва, склонившегося над раной дикого тура. Если бы к быку подошёл кто-то совсем незнакомый, он бы его не подпустил. Но, как и в случае со знахаркой, тур, видимо, давно заприметил старика, часто бродившего неподалёку. И сдался на его милость, ведь другого выхода у него уже не было.

Лес привычно полнился звуками. Трели птиц, шелест листвы, хруст веток под мягкими шагами диких зверей: ничто не могло ускользнуть от острого слуха Пересвета. И в этой гармонии не было ничего странного. Обычный русский лес, в который однажды неведомым образом попал парень из будущего. Может, только гораздо гуще и чище современных.

Удивительно. Ещё недавно запределец стал свидетелем стольких волшебных событий, что сейчас лес казался ему другим, мирным и скучным. Будто магии и вовсе не существовало. До некоторых пор Пересвет был в этом абсолютно уверен. И вот сейчас тоже колебался – а не приснилось ли ему всё это? Может, от долгого хождения голышом по лесу он заболел и слёг, воображая во сне, что путешествует с богами и видит всякие чудеса, о которых читал в книгах и журналах? Да, факт того, что он в прошлом, отрицать просто бессмысленно. Но вот боги…В детстве бабушка иногда водила внука в церковь, но он посещал храм только из уважения к ней, нежели от большого желания или глубокой веры. Из раздумий его нагло вырвал хрипловатый голос старика:

– Крепко ты отстал. Стряслось что?

– Нет-нет, старче. Просто немного непривычно видеть лес, в котором всё так…обыкновенно.

– Неужель?

– Да. Мы с богами долго путешествовали и почти всегда натыкались в лесах на какую-то «дичь». То навьи нападут, то другие боги повстречаются. А здесь…тихо как-то, тоскливо.

– Так это пока. Обожди. Днём леса не такие буйные, как под сенью ночи. Только Дивия взойдёт – жди беды. Потому-то вечерами я тебя на реку и не пущал.

– Ты про русалок?

– А то! Но и окромя этих шельм окрест много навьих бродит, особливо теперича. Держи ухо востро, ежели гулять соберёшься. Богов клич, коль нападёт кто, – Ведомир предупредительно взмахнул посохом. – Я ритуалами займусь, до ночи не тревожь.

– И не стану. Пойду, вон, навещу Благиню и Марфу с девушками. А увижу Колояра с его дружками – удеру, так и знай. Не хватало мне ещё расквашенной физиономии.

Старик усмехнулся.

– Да не бойся его, не обидит. Это они на словах такие смелые. Отпустят что лихое – я им устрою! Токмо скажи, без наказания не останутся.

Пересвет вопросительно вздёрнул брови. Старик этого не увидел, продолжая размеренно топать вглубь Кудесья. Оставшийся путь Пересвет рассказывал ему обо всём, что случилось по дороге к Буяну. Помимо этого, он успевал любоваться окружающей природой, стерильной и девственной без коптящих заводов и рассеивающих ядовитый дым машин. Задрал голову к небу: чистая синева, окаймлённая верхушками берёз, а где-то за ними лучится солнечный диск, пробиваясь сквозь густую зелень. И ни одной белой полосы, которые обычно оставляют за собой в будущем громадные железные птицы.

Здесь тишь да гладь. Рёв медведя заменяет рёв мотора, а вместо будильника звонкий петушиный глас на ранней заре. Как будто Пересвет слился с родными местами, напрочь позабыв тот мир, откуда прибыл. Задворки памяти невольно вылавливали из омута воспоминаний обрывки лет, прожитых в городе. Однако чаще ему приходили образы спокойной жизни в деревне, время детства и юности, когда всё на свете казалось возможным и легко осуществимым, а в саду цвела сирень. Этот старый новый мир дарил невиданные прежде краски, не всегда приятные вкусы, людей, упрямо преданных общине, былинных богов и нечисть, не всегда остервенело лютую.

С каждым прожитым днём Пересвет ощущал, как проникается старым миром всё больше, жадно впитывает слова учителя и обретает некогда утерянные связи со славянскими корнями. Как-то он даже задумался: а что, если попробовать найти своих предков и пообщаться с ними, не выдавая того, что он их далёкий потомок? Но позже отмёл эту глупую затею, ведь никаких зацепок у него не было и быть не могло. Прошла тысяча лет, а его семья знает свои корни лишь до седьмого колена. И самые лучшие исследователи не смогли бы капнуть настолько глубоко. А всё-таки ему было интересно какие они, основатели рода Дивеевых.

Загадок становилось больше. Клубок, что должен был вывести Пересвета к дому, окончательно запутался, петляя среди богов и людей. Отягощённый непростыми думами, он шёл за Ведомиром.

С деревенской площади слышался гомон толпы. У кузнечных лавок толкались дюжие молодцы, присматривая обмундирование покрепче. Девицы и женщины щупали плотную материю, видно, для пошива плащей. Неспроста дорожная одежда так ценилась – она защищала не только от дождя, но и от атак неприятеля. Об этом Пересвет догадался во время длительного путешествия: плащи ограждали богов от колючих веток и при этом не рвались. Удобно, но ему никто об этом так и не сказал. Пришлось обходиться не самой плотной рубашкой.

Небрежно махнув на прощанье, Ведомир растворился в толпе. Пересвет обогнул шумный рынок и отправился прямиком к покосившейся избе Благини. Селяне бросали на него заинтересованные или неприветливые взгляды.

У загона для скота играли дети. За ними приглядывала тощая женщина с полными вёдрами пахучего месива. Тепло улыбнувшись ребятам, она легким движением рук выплеснула содержимое в корыто. На еду тут же набросилась голодная животинка, веселя детишек своей нелепой толкотнёй. Не удержался от лёгкой улыбки и Пересвет, но отошёл подальше, чтобы не тревожить замечательную картину тихой деревенской жизни.

Когда он без стука зашёл в избу, травник чем-то смазывал щёку смутно знакомой рыжеволосой девушки. Пациентка, не шевелясь, обратила взор на гостя и просияла.

– Пересвет! Вот уж на счастье зашла!

Благиня, заслышав её радостные возгласы, быстро повернул голову к двери. На щетинистом лице расцвела добродушная улыбка. Но, убедившись в том, что девица не ошиблась, он отвернулся и принялся бережно втирать мазь в розовую щёку пациентки.

– Не думал, что ещё доведётся нам свидеться, парень. Уж не ведаю, радоваться али тужить. Накой воротился-то?

– И я рад встрече, Благиня, – иронично ответил Пересвет. – Не по своей воле у вас застрял. Боги вернули. Сказали, пока ваши распри с Рудыми не кончатся – о доме не стоит и мечтать. А что ты делаешь?

Пересвет прошёл к лавке, где сидела девушка, и с интересом взглянул на работу травника. На нежной коже виднелся длинный тонкий порез, протянувшийся от скулы до подбородка. Кровь на нём уже запеклась, а поверх тонким слоем лежала зелёная кашица из трав. Девушка многозначительно посмотрела на запредельца, как будто чего-то от него ждала.

– Постой, кажется, я тебя где-то видел…, – сказал Пересвет, напрягая память.

– Брусника я! Запамятовал? – девушка хихикнула, и тут же получила нагоняй от лекаря, мол, сиди смирно, не крутись.

– А-а-а, так это ты веснушки сводить хотела? И на площади…за меня вступилась?

Смущённая девица только моргнула в знак согласия, иначе Благиня бы снова её отчитал.

– Большое тебе спасибо! – Пересвет благодарно улыбнулся, оголив ровный ряд зубов. – Я думал, меня там с потрохами сожрут, ну или кол осиновый в грудь всадят.

Брусника небрежно отмахнулась.

– Скажешь тоже…Доброму человеку и подсобить не жалко.

Травник смерил её лукавым взглядом и, накладывая второй слой мази поверх уже подсохшего, спросил с едва заметной насмешкой:

– За всех ли добрых людей так пылко радеешь, девонька?

Брусника отвела застенчивый взгляд в пол и со свистом втянула воздух, когда знахарь тронул самый широкий участок раны.

– Не тревожься, до свадьбы заживёт.

– Куда уж мне…с таким-то ликом…, – Брусника досадливо вздохнула.

В избе пахло сухими травами и забродившими настойками. Пересвет огляделся. Всё, как прежде: на стенах и потолке развешены лечебные веники, низкий стол заставлен плошками с корешками и тёмными жидкостями, на лавках вместительные льняные мешки и лукошки из лыка. И всё-таки, запредельцу не давал покоя один вопрос. Он повернул голову к Благине:

– Где она так поранилась?

Вопрос заставил девицу вздрогнуть. Знахарь шикнул на неё и бросил хмурый взгляд в сторону гостя, а затем как ни в чём не бывало вернулся к целительству. Умоляющие очи Брусники, обращённые к нему, красноречиво просили молчать. Благиня сосредоточился на своей работе, якобы позабыв вопрос, адресованный ему.

– Обо мне не думай, пустое, – почти жалобно, вполголоса ответила Брусника.

– Как не думать? Ты меня спасла, а я и спросить не могу, откуда порез?

Возмущение Пересвета отрезвило девицу. Она отшатнулась, посмотрела на него. Благиня недовольно крякнул и положил руки на колени, дожидаясь, когда вертлявая пациентка повернётся к нему снова.

– Горестно, что узрел меня в эдаком виде…Благинюшка, когда ранка сойдёт?

Она повернулась, и лекарь продолжил лечить. Внимательно осмотрев рану, сказал:

– Седмицу обожди. А то и две. Задел неглубоко, скоро подживёт.

– Кто? – Пересвет заметно всполошился.

– Что кто? – не понял травник.

– Кто задел? Это ведь не её вина, так? Кто ранил Бруснику?

Повысив тон, запределец дал понять, что отступать не намерен. Брусника с негодованием посмотрела на Благиню. Тот одарил её извиняющимся взглядом и повернулся к Пересвету.

– А ты, парень, покумекай сам. Авось, смекнёшь.

Перебирая в памяти сегодняшний день, запредельцу пришла на ум картина: Брусника бросает вызов бородатому мужику, который подначивал остальных признать чужака нежитью. А он в ответ ей угрожает. Осенившая его мысль отразилась смесью негодования и грусти на худом лице.

– Мужик с площади виноват. Да, Брусника? Это он тебя ударил?

Девица перевела испуганный взгляд со знахаря на Пересвета. Полноватые руки, что лежали на коленях, стали истово мять тонкую ткань рубахи. Не в силах вымолвить ни слова, девушка сомкнула очи и едва не заплакала. За неё ответил Благиня:

– Смекнул верно. Опосля вашей стычки, он поджидал Бруснику с краю деревни, а егда она по воду пошла, преградил путь и обругал на чём свет стоит. Девчонка напугалась, обомлела, так он её ножичком и полоснул по ланите. И убёг. А она, как малость отошла, сразу ко мне.

– Ублюдок…, – вырвался свирепый шёпот из уст Пересвета. – И как таких земля носит? – подавив праведный гнев, он обратился к Благине: – Где он живёт?

Травник с ответом не спешил, только недоумённо уставился на решительно настроенного гостя.

– Ну?

– А тебе накой? Биться вздумал? – Благиня рассержено стукнул кулаком по лавке так, что пациентка аж подскочила. – Ты это, парень, брось! Не по силам тебе с ним тягаться. Не остолбень, поди, понимать должон.

– И что, прикажешь оставить его безнаказанным? Тебе Бруснику не жалко?

При упоминании своего имени девица зарделась и вжала голову в шею, стыдливо уводя глаза к миске с мазью.

– Наши дюжие разберутся. Я как от неё узнал, что стряслось, сразу Ярополку поведал. Он ужо обидчика сыщет и отдаст под суд, как положено.

Новости травника немного успокоили Пересвета. В нём боролись два чувства: гнев и страх. Одно перевешивало другое. Никогда прежде ему не доводилось с кем-то драться по собственной воле, а если и прилетало от сверстников, то он безропотно сдавался, обвисая в руках тех, кто мощнее. Бывали ситуации, когда требовалось встать на защиту друга. Он порывался вступиться, заслонить его широкой спиной и высказать всё прямо в лицо сопернику. Но спина узкая, а колени и тонкие пальцы дрожат. Может, друг сам справится? Может, отделается синяками да ссадинами, как всегда происходило с ним? И варево мыслей равнодушно выплёвывало праведный гнев из кипящего котла сомнений. Жалкий трус. В те годы Пересвет знал, что ничего, кроме побоев знакомым не грозит, но сейчас…

– Ты уверен, что возмездие свершится? – он недоверчиво приподнял бровь.

– Ещё бы! Владилена его Бруснике милая подруженька. Коли Бруснику обидят – сероокая никому не простит. Ярополку в первую очередь.

– Ну теперь понятно, – у Пересвета будто мешок с плеч упал, даже дышать стало легче. – Я рад, что есть кому за тебя вступиться, Брусника. Но если бы мне дали волю, я бы…

– Будет тебе, парень, – со смехом оборвал его Благиня. – Не гони коней. Аль покрасоваться пред девкой решил?

Травник лукаво улыбнулся, а Брусника поднесла руку к губам и, краснея, закусила палец.

– Нет, в корни не верно. Благиня, перестань улыбаться!

Не дослушав оправдания Пересвета, знахарь отставил в сторону миску с пахучей мазью и отпустил Бруснику домой. Девица торопливо поблагодарила обоих и юркнула в косую дверь, так и не встретившись больше взглядом с запредельцем. Его это слегка озадачило.

– Сядь, – приказным тоном сказал Благиня. – Народу днесь не больно-то много придёт. Останешься?

Опустившись на лавку, где недавно сидела девушка, Пересвет ответил:

– Да. Я хотел бы тебе объяснить, почему вернулся.

– А чего тут объяснять? Божья милость, и добавить неча, – Благиня издал смешок и расплылся в доброжелательной улыбке, именно той, которую привык видеть запределец. Необычным он казался лишь тогда, когда взирал на гостя без тени радости от новой встречи.

– Логично.

– Я как от Брусники услыхал, что ты в Любозени, отрадно на душе стало. Знаю, так нельзя, да токмо тоскливо мне без твоих разговоров, пусто как-то…, – травник понурил голову, в добрых глазах мелькнула печаль. – Сказывают, успел ты к Ведомиру заглянуть…Уважил старика?

– На самом деле, там были и молодые боги, и воины. Колояр предложил мне стать знаменосцем во время битвы. Ну, как предложил…скорее поставил перед фактом.

Благиня помрачнел. Он перевёл задумчивый взгляд на кружки с настойками. Взяв одну из них, поболтал содержимое и протянул гостю.

– Что там? – Пересвет недоверчиво покосился на мутно-чёрную жидкость с едким запахом хвои.

– Не бойся, отраву не дам. Укрепим тебя маленько перед битвой. Сухонький ты, стяг не удержишь.

Невзирая на поджатые в немом протесте губы Пересвета, знахарь вручил ему кружку и осклабился. Памятуя пользу лечения, которое тот использовал на деревенских, запределец рискнул и, после недолгих колебаний, залпом осушил кружку. Лицо исказила гримаса отвращения.

– Ну и пойло! Таким только мышей травить.

– Зато проку много, – весело улыбаясь, отозвался Благиня. – Пей-пей, окрепнешь шустрей.

Он забрал кружку и, негромко стукнув ею об стол, произнёс уже серьёзно, с долей грусти:

– Тебе б не ходить…на сечу-то, парень…А хошь, я с Ведомиром потолкую? Испрошу дозволения взять тебя на время битвы себе в помощники? Раненых перевязывать будешь, настойками отпаивать.

– Нет, не нужно, – строго отрезал Пересвет. – Колояр меня за человека не считает, как и половина деревни. Чужак, треска – вот и все прозвища. А мне надоело быть слабаком.

– Славы алчешь?

– Признания.

– Верно, парень. Не признают – убьют. Наши с чужаками в ладу жить не будут. Хорошо. Ступай к воям, докажи, что горазд не токмо языком чесать! И ко мне захаживай, я тебя настойками поить буду, – Пересвет с сомнением посмотрел на знахаря. Тот поспешил дополнить: – Не все хвойные. Луговые цветы на вкус лепше, тебе по нраву будут. Поднаберёшься силёнок, окрепнешь, ещё спасибо мне скажешь.

– Верю на слово. А теперь давай-ка займёмся делом.

Коротко и с улыбкой кивнув, Благиня потянулся к неаккуратно нарезанным льняным полоскам, которые кучкой лежали на лавке. За весь этот день избу травника посещали люди с совершенно разными болезнями. Целительство помогло Пересвету ненадолго отвлечься от тяжёлых раздумий над своей переломанной надвое судьбой. Разве должен он был из привычного и понятного мира перенестись в полное смертельных опасностей прошлое? На этот вопрос ответа у него было, да и думать об этом больше не хотелось. Помощник из него вышел справный, как уверял знахарь. К тому же, удалось немного расслабиться и убрать бардак в голове. С начала их невероятного путешествия это удавалось ему только в минуты, когда он с восхищением глядел на небо, усыпанное самоцветами звёзд, или слушал мелодичный голос Лели. Живопись природы всегда творила с ним чудеса.

На деревню легли сиреневые сумерки, когда Пересвет вышел от знахаря. Пообещав забежать к нему завтра, он устало брёл по улице. Люди ещё не разошлись, а лавки уже закрылись. Дети бегали вокруг шумного скота. Откуда-то с дальнего края деревни слышалась одинокая песня гуслей и чей-то низкий голос. В воздухе витал запах росистой травы.

Пересвет поёжился от дуновения прохладного ветра, окинул взглядом дворы и нашёл дома Чернавы и Тешки. Заглянул к одной, ко второй – те с порога бросались к нему с широкими улыбками и расспросами. Не разделяли энтузиазма женщин только суровые мужья. Детям же гость понравился, особенно обрадовались его приходу дочери Чернавы. Хоть сестрицы и покраснели, отводя робкие взгляды в пол, да нет-нет, а спрашивали что-нибудь эдакое. Например, не привёл ли кого из дальних краёв. Парень видный, девицы того гляди заарканят. От смущающих вопросов Пересвета спасла мать девочек: отправила их накрывать стол, а сама занялась пирогами и рагу из редьки. Отец семейства достал из погреба ягодную настойку. Нехотя налил гостю и угостился сам. Хорошенько поднабравшись, Нечай признался, что ненависти к нему не питает и предупредил, чтобы к дочкам лезть не смел. Во дворе стоит топор, и он, случись что, обязательно им воспользуется.

Вечер провели славно. Разговоры с дружной семьёй немного подняли Пересвету настроение. Он поблагодарил их за ужин и решил прогуляться по деревне, так сказать, проветрить мозги. Едва вышел за порог, как снова стали обуревать тревоги. Живот скрутило, но не от угощений: он ясно представил, как его голова летит с тощих плеч от меча Рудых. А прямо за ним гора изувеченных тел бывших соратников, и где-то посреди них лежит бездыханная богиня весны, истекая густой алой кровью. К горлу подкатила тошнота, а вместе с ней и содержимое желудка. Сделав над собой большое усилие, Пересвет резко припал спиной к первой попавшейся избе и часто задышал, хватая ртом влажный воздух. Зажмурился, сжал пальцами переносицу и помассировал. Не особо помогло.

Сердце звучно ухало под рёбрами.

– Э-э-э, милок, лихо тебе? – раздался скрежещущий старческий голос из туманной дымки.

Пересвет вздрогнул, распахнул глаза и вжался в стену, выискивая источник звука. Из вечернего тумана к нему выплыла низенькая старушка: за спиной торчит горб, на лице две крупные бородавки, а глаза молодые, цвета изумруда. Одета в длинную рубаху, только узоров витиеватых побольше, чем у других, на ногах лапотки, седая голова покрыта длинным белым платком, который венчает железный обруч, в руке простенькая клюка. «Где-то я уже её видел…», – подумал Пересвет, оцепенев от внезапного явления.

– Лихо, спрашиваю? – повысила голос старушка.

– Секунду…, – он недоумённо заглянул в молодые глаза на сморщенном лице. – Это вас я в лесу видел?

– Меня, Пересветушка.

– Откуда вы…кто вы?! – сердце застучало быстрее.

– Ягиня. Пособница Мары, веду души умерших из Яви в Навь.

Имя показалось Пересвету тёплым, словно плед из детства, под которым он вечерами читал сказки. «Сказки! Вот почему оно такое уютное и знакомое. Это не просто старушка, это та самая Баба Яга!», – осенила единственно верная мысль. Уж её-то он вспомнил, несмотря на состояние нестояния. Пересвет робко произнёс:

– Добрый в-вечер, бабушка.

– Какая я тебе бабушка? Мне всего-то двадцать годков от роду, ежели по человечьим меркам считать.

⁃ Но…я читал, вы старушка дряхлая.

⁃ Кто тебе эку кривду наплёл? – Ягиня обиженно свела брови. – Околесица! Не ведись, бычок, на сказки. Зерно правды в них есть, а остальное всё ложь.

– В таком случае, сколько же вам лет не по человечьим меркам? Семьдесят?

– Негоже женщину о возрасте спрашивать, милок! Что, отлегло уже?

– Кажется, да, – Пересвет приложил ладонь к животу – не крутит. – Вы что, можете пересекать время и пространство? И разговаривать на современном языке? Ну, относительно…

– Могу. И давай без «вы», не так уж бабка и стара.

– Хорошо, Ягиня. А меня отправить домой прямо сейчас можешь?

Видя даже сквозь сгустившуюся тьму и туман горящие надеждой глаза Пересвета, Ягиня сочувственно покачала головой.

– Нет, не в моих то силах. По времени скачу одна, попутчиков брать Род не дозволяет. Да и нельзя мне тут сейчас быть, – еле слышно добавила она, но Пересвет не предал этому значения. Его волновало другое.

– Эх…, – разочарованно вздохнул он. – А я понадеялся, что встретил спасительницу. И откуда ты моё имя знаешь?

– Ах, в том секрета нет. В Любозени тебя уже каждая собака знает.

– Когда мы впервые встретились, ты тоже знала, кто я? – Пересвет с подозрением посмотрел на старушку.

– Нет. Костянкой своей клянусь!

Ягиня демонстративно приподняла подол рубахи и выставила вперёд левую ногу. Но это сложно было назвать ногой: перевязанная онучами кость без мяса. Пересвету снова стало дурно. Ягиня спрятала костяную ногу и сказала:

– Слыхала я про сечу. Военачальник здешний тебя с собой взять удумал. А справишься? Спросил он тебя, желаешь идти али нет?

– Никто меня не спрашивал. Отдал приказ и всё. Иди, мол, знаменосцем будешь. Даже молодые боги ему не указ. Как решил, так и будет.

– Бедовый он, Колоярушка наш. Ладно-ть, пора мне. Мёртвые у Калиного моста заждались, – Ягиня усмехнулась полубеззубым ртом. – Бывай, касатик. Леленьке и Яриле с Догодой мой поклон передай, давненько их не видала.

Старуха растворилась в тумане. Благодаря белой дымке, окутавшей деревню, дышать стало легче. Приступ безотчётного страха пропал, и запределец решительной походкой отправился к своему временному пристанищу.

К избе он вернулся за полночь, когда колобок луны, подёрнутый рваными облаками, высоко сиял в звёздном небе. Перед тем, как зайти, он присел, чтобы погладить уже спящего Волка. До слуха долетел утробный, замогильный рёв. Он шёл из глубин Кудесья, из самых тёмных его недр. Днём светлый, приветливый и безопасный – ночью он превращался в логово недобрых созданий всех родов и мастей и звуков, от которых кровь стынет в жилах. Однако жители деревни утверждали, что Кудесье никогда не было скопищем зла, и лишь сейчас обратилось таковым. Ужасающий рёв заставил Пересвета вскочить и без стука ворваться в избу.

Стол занимали десятки небольших берестяных табличек с руническими записями. Ведомир склонился над ними с крайне угрюмым видом, будто это они являют собой средоточие бесовщины. Внезапное появление на пороге напуганного чем-то ученика его отвлекло. Повернув седую голову, волхв спросил:

– Чего очи пялишь? Полуночницу встретил?

– Там кто-то в лесу ревёт. Страшно.

Ведомир кивнул на лавку у стола. Пересвет сел напротив него и пробежался взглядом по табличкам. Старик взялся за палочку и уверенно выцарапал на бересте руну, похожую на грабли, смотрящие вверх.

– А ты думал навьи тихо сидеть будут?

– Нет-нет, ничего подобного. Мне интересно, кто это или что?

– Ступай да спроси.

– Не смешно, – Пересвета слегка задел безразличный тон учителя.

– Почём мне знать, кто там воет аль ревёт? Ты в избе? В избе. Иное мне не важно.

Чтобы не затевать спор, Пересвет уговорил себя забыть о неизвестном чудище и перевести тему в насущное русло:

– Табличек, я смотрю, всё больше. Скоро весь стол завалишь.

– Деревню сберечь – это тебе не ритуал на капище провести. Тут вся моя мощь требна. И как можно больше обережных знаков.

– И куда ты их?

– Посолонь Любозени в день битвы обойду, спрячу в укромных местах.

– Нужна какая-нибудь помощь?

– Сдюжу. Поди спать, завтре тебе несладко придётся. Колояр все соки вытянет.

– Не напоминай, – Пересвет скорчил недовольную мину и поднялся из-за стола. – Доброй ночи. Утром никуда не уйдёшь?

– Накормлю на рассвете плотнее, дабы на весь день хватило. Сон тебя убереги.

– Это у вас дух какой-то? Сон?

– Бог. Ложись ужо, глазопялка, – тепло поддел его Ведомир.

Не задавая больше вопросов, чтобы не мешать, Пересвет улёгся на привычное место. Сон без сновидений длился недолго. На смену ему пришли жуткие картины из прошлого: сбитый отцом лось, выпавший из окна котёнок, гроб с бледным лицом дедушки и красноватое пламя, что взметнулось ввысь, разбрасывая жёлтые искры. И вот он, Пересвет, стоит напротив костра и пристально смотрит на чёрный силуэт, охваченный огнём. Силуэту не больно, он не кричит, не стонет. Только стоит и будто заглядывает в самую душу смолью пустых глазниц. Он далеко, и в тоже время близко. Пересвет кричит ему «эй!», «кто ты?», но фигура неподвижна, словно каменное изваяние.