Восход Ярила

Напротив запредельца стояла та самая русалка. Варна. Облик её изменился: болотистые тёмные пряди уложены в аккуратную толстую косу, что покоится на левом плече, в осанке царская стать, глаза сверкают подобно ожерелью из малахитовых камней, но не дико, покорно. Взгляд обращён к потрясённому хозяину. Пересвет уже видел её без одежды, но тогда весь её вид кричал о жестокости и одичалости, присущей всем навьям. Сейчас же перед ним стояла совершенно иная Варна, полная достоинства и гордости. Другой бы решил, что она и вовсе живая, пришла искупаться на реку – настолько разительной была перемена.

– Здравствуй, Варна. Я вернулся, – с приветливой улыбкой произнёс запределец. – Рад тебя снова увидеть.

Русалка же радости не выказывала. Её бледное личико осталось каменным, а глаза сияли, точно два самоцвета.

– Отчего не пришёл раньше? – сердитым тоном спросила она.

– У меня были срочные дела. Никак не мог вырваться. Извини.

– Врёшь, Пересвет, – змеёй прошипела русалка.

Запределец приподнял брови.

– Пересвет? А как же «хозяин»?

– Договору конец, егда человек уходит в иной мир. Ты мне боле не хозяин.

Её непроницаемое лицо и непреклонный тон сильно удивили Пересвета. Случилась перемена не только в облике, но и в душе русалки, если, конечно, она у неё ещё осталась.

– Что случилось с твоими волосами?

– Тебя токмо это заботит?

Русалка грозно свела чёрные бровки и замолчала.

– Нет, я правда не могу понять…Ты злишься? За то, что раньше не пришёл? Видишь ли, меня дёргали по разным делам Ведомир, боги, Благиня, воины, люди…Не мог я уйти, никак не мог, как бы не хотел.

– Но искал ли встречи? – с напором спросила она, не сводя чарующих очей с запредельца.

А он свои очи отвёл. Поджал губы, неловко поправил очки, и с понурым видом промолчал. В этом молчании таилась вина. Быстро же русалка его раскусила: боялся идти к ней, потому что до конца не доверял. Вдруг за старое возьмётся? Вдруг предаст? Или хуже того – насильно на себе женит? Она походила на его двоюродных сестёр: покладистая, хитрая и прозорливая, но, если вспыхнет – быть беде. Немилость родных всегда отражалась в первую очередь на нём: все шишки собирал, пока родители стояли в сторонке и смотрели, не желая высказаться в защиту сына. Если русалка так взъестся, то, почитай, никто ему больше не помощник: ни боги, ни люди, ни навьи.

– Очи прячешь, окаянный, – внезапно промолвила Варна. Пересвет поднял на неё глаза: она улыбалась. Горько, но улыбалась. – Боишься меня?

Он неопределённо качнул головой. Русалка дрогнула, а затем порывисто обняла запредельца и сжала до хруста в позвоночнике. И откуда в ней столько силы? Ледяные соломинки рук держали крепко. Видно, она боялась отпустить его снова. Из воды показались несколько русалок, и не отрывая хищных глаз, стали наблюдать. Пересвет не отстранился, лишь принял объятия, в напряжении застыв на месте.

– Тебе нечего бояться. Я стану твоим щитом, покамест всё не уляжется.

Старшая и самая прекрасная из русалок почти бесшумно выплыла к берегу и оставила на земле свёрток мокрой белой ткани. Зелёный хрусталь её глаз остановился на Пересвете: она смотрела пристально, с нечитаемой эмоцией на бледном лице. Затем русалка гордо развернулась и изящно уплыла к сёстрам.

Речные девы чего-то ждали. Их жёсткие, холодные, точно речная вода взгляды так и не отрывались от пары на берегу. Никто не посмел прервать их встречу, пока сама Варна не выпустила запредельца из морозных, но вместе с тем жарких объятий. В её притягательных очах таились печаль и радость, далёкие для других и неразделимые для неё. Пересвета затягивала бездонная мёртвая пропасть, и, если бы он вовремя не встряхнул головой, русалий морок снова бы завладел им.

Он с опаской посмотрел на старшую русалку и двинулся к свёртку. Варна не тронулась с места, а только проводила его спокойным взглядом. Запределец присел на корточки. Бросив ещё один короткий взгляд на сестёр, что пристально наблюдали из воды, поднял белоснежную ткань и встал. Развернул быстро, без сомнений. В его руках оказалась рубашка, именно та, которую он нашёл здесь перед знакомством с Варной. Он с печалью посмотрел на белую ткань: кажется, столько с тех пор воды утекло…

Варна ждала его с лёгкой полуулыбкой на лице. В сумерках её кожа будто бы светилась изнутри. Смущённый её наготой, он подошёл и, быстро отвернувшись, протянул рубаху. Русалка приняла одежду, с трепетом, словно божий дар. Надев её, Варна вытащила на плечо толстую косу и пригладила, в точности как это делают окрестные девицы.

Запределец повернулся к ней: вроде бы всё та же фарфоровая куколка с шелковистыми волосами и глазами-самоцветами, и всё же не та. Грация лесной кошки, стать лани и уверенность в каждом движении были в новинку. Он никак не ожидал увидеть перед собой такие явные изменения за столь короткий срок. Впервые с момента их встречи ему привиделась не тихая русалка или исчадие пекла, как говорили местные жители, а потрясающей красоты девушка, живая и хрупкая, словно цветок. Впечатление было обманчивым, учитывая силу, с которой она его сжимала. Несмотря на это, трогать изящный цветок казалось опасным, он грозился вот-вот сбросить лепестки и зачахнуть при первом же касании чужих пальцев. Тогда-то Пересвет и подумал, какая могущественная, страшная сила способна вырваться из, казалось бы, мёртвого растения.

Ему сделалось страшно. Не за неё, за себя. Она давно мертва, а он пышет жизнью, к чему-то стремится и абсолютно не желает уходить на тот свет. Ему сразу вспомнилась Фетинья и её слова, от которых кровь стыла в жилах. И страшная фигура в огне.

Варна прервала картину, вставшую на миг перед глазами запредельца, своим нежным тягучим голоском:

– Гой еси, хозяин, здрав будь от веку до веку.

Пересвет опешил:

– Какой я тебе хозяин? Я перестал им быть, как только ступил за порог Прави. Сама говорила.

– Как облачилась я в одежды, тобою дарованные, тотчас вернула хозяина себе. Никуда теперича не денешься, сокол мой ясный.

Так старшая русалка нарочно подсунула рубаху! Хотела, чтобы Пересвет отдал её сестре. А он-то поначалу решил, что это она о Варне беспокоится, чтобы нагой вдоль берега не ходила.

– Лисы, и добавить нечего, – обескураженно сказал он, глядя в хитрые глаза русалки. – Из этого следует, что я…твой жених?

– Да. Куда ты, туда и я отныне.

– Здорово, – невесело вздохнул Пересвет и подтянул очки к переносице. – Обманывать нехорошо. Глупо, конечно, говорить такое нечисти, но вы же когда-то были людьми, должны понимать.

– Понимать что, хозяин? – с надеждой спросила Варна. Её очи сверкали изумрудами кристальной чистоты.

– Что я из другого мира. Всё равно когда-нибудь уйду. Так зачем было снова привязывать меня к ней?

Он недовольно покосился на сияющие в сгустившейся темноте глаза русалок. Старшая выплыла к берегу. С ней по бокам ещё две, помладше. В зелёных очах троицы сквозила неприязнь.

– Мы бы и рады тебя оставить в покое, да она не пожелала. Говорит, мол, пропадёт он без меня.

– И где обман, хозяин? – грозно спросила Варна. – Ты мой наречённый, а значится, должен был перво-наперво прийти ко мне, сказать, что жив, что остался в нашем времени.

– Ты была права, – признал он наконец, – я боюсь. Потому и не приходил. Боюсь тебя, Варна, боюсь твоих сестёр и всех обитателей Нави. Да и людей некоторых, честно сказать, побаиваюсь. Мне нужно было время.

– Могла б ведь и присушить…, – будто бы раздумывая вслух, вполголоса прошипела русалка. – По пролитому молоку слёзы не льют. Помогло тебе время? Вижу, не шибко помогло. Ровно как и мне…

Сказав это, Варна поникла и увела зелёные очи к лесу. Поёжилась. Пересвет невозмутимо выпрямился и ответил:

– Нет. Время даёт нам остудить голову, сделать выбор, от которого может зависеть вся наша жизнь. Оно скоротечно для счастливых и тянется мучительно долго для несчастных. Твоя…, – он замялся, но продолжил: – жизнь не закончилась смертью, и ты вынуждена существовать в мире, где время тянется, как мёд с ложки, медленно. Поэтому тебе казалось, что я пришёл слишком поздно, хотя для меня это время пролетело стрелой. Не успел соскучиться, как снова вижу всех вас. Только теперь я понял, чего хочу. И оправдываться за опоздание не буду.