скачать книгу бесплатно
– В мою? – Павлик растянул губы в гримасе, отдалённо, но всё-таки напоминающей улыбку. – О, чёрт, голова трещит… Ладно, этим не шутят. На первый раз прощаю.
– Какие шутки?! – искренне возмутился Глеб. – Зачем мне придумывать?
– Ну да, ты не придумываешь, но фантазируешь, – напомнил его же собственное изречение Павлик. – А я, между прочим, ночевал у дядьки, и как дошёл до него, прекрасно помню.
– Зануда ты, – со вздохом согласился Глеб. – Может, тогда расскажешь, что со мной было?
– Да ничего, набрался и спать пошёл.
– Ладно обижаться… А на самом деле?
– Так и было. – Павлик поморщился, помотал головой, пару раз глубоко вздохнул. – И надо мне так…
– Что ты переживаешь, не каждый же день свадьба. Тем более у родной сестры. – задумчиво произнёс Глеб. – А когда я спать пошёл?
– Да вот Зойку проводил и пошёл.
– Так я её провожал?
– Наверное. – Павлик поморщился. – Мне бы твои проблемы.
– Поня-ятно, – протянул Глеб, пытаясь вспомнить, что же вчера было, но ничего нового в памяти не всплыло.
Ворота приоткрылись, и в них влетело нечто весеннее. Во всяком случае – каким его представлял Глеб: стройное, лёгкое, улыбающееся и доброе-доброе, в чьи глаза можно было смотреть долго-долго…
– Здравствуй, Паша.
– Привет, Тань. А тебя, кажется, вчера не было?
– Только приехала. Где там моя подружка?
– Иди, может уже встали.
Мимо проплыл огромный букет, и остался только восхитительно-волнующий запах.
– А почему со мной не поздоровались? – запоздало прокричал Глеб и, глядя в пустой проём, спросил: – Кто это?
– Соседка. – отмахнулся Павлик. – Что ты на каждую юбку вскидываешься? Малолетка, и жених в армии…
– Это ненужные подробности, – отмахнулся Глеб и в три прыжка взлетел на крыльцо.
Молодожёны бледно отсвечивали в центре явно поскудевшего стола и вчерашнего внимания не вызывали. Лишь Ольга Захаровна исподволь изучала дочь, пытаясь догадаться, как прошла брачная ночь, одновременно продолжая неспешный разговор с соседками. Фёдор Никитич, отяжелевший и настроившийся вздремнуть, периодически встряхивал головой, оглядывался, прислушивался к себе, но, видимо, ясного импульса не ощущал и снова философски замирал, глядя куда-то за спины молодых. Амбала не было, и Глеб с удивлением это отметил, потому что он был уверен, что тот в ворота не выходил. И забыл: рядом теперь уже с замужней молодой сидела та, которую звали Танечкой, и он торопливо опустился на свободный стул напротив и, подхватив рюмку, потянулся в сторону молодых, поздравляя их с новой эрой в их жизни и желая-желая…
– Вот мы с Танечкой незнакомы…
– Танюш, это друг Павлика, Глеб, – отмахнулась явно не выспавшаяся молодая, но улыбку изобразила. – А это моя самая лучшая подруга.
На этот раз улыбка была искренней и радостной, но Глеб её не видел, он смотрел на Танечку, сходя с ума от взгляда её лучистых глаз, от запаха, от цвета кожи, от тонкой синенькой жилки, просвечивающей на правом виске, и едва заметно, быстро-быстро пульсирующей…
– Татьяна, – негромко произнесла и отвела глаза, пряча заалевшие щёчки. – Вы уже знаете.
– Да, я знаю. И всегда знал – мою любовь зовут Татьяна…
Глеб прошептал это, подавшись в её сторону, с трудом удерживаясь от желания коснуться губами её щёчки и стараясь прижаться к её плечу, но Танечка мягко отстранилась, и он отклонился, так, чтобы видеть её профиль, трогательный и бесценный.
Она стала о чём-то шушукаться с новоиспечённой женой.
Глеб не прислушивался, он старался понять себя, то, что с ним происходит.
Он никогда не считал, сколько раз за свою жизнь влюблялся. Наверное, много, потому что дни, когда его сердце было свободно, он не помнил. Он постоянно жил в состоянии влюблённости и страданий, по крайней мере с четвёртого класса, в котором Оля Жогина, самая красивая девочка в классе, совсем не замечала его и всерьёз злилась, когда он небольно таскал её за длинную косу. За все годы его безответной любви самое большее, чего он добился, была пара заинтересованных взглядов. Зато в выпускном классе он умудрился перецеловаться со всеми без исключения, приобретя на каникулах первый мужской опыт. Тогда всё произошло до обидного быстро и нервно, и если бы не опытность и такт рыженькой и умненькой молодой учительницы, неизвестно, остался бы он таким влюбчивым.
Был, правда, ещё период абитуриентства. Ему очень хотелось поступить. И он почти месяц, как никогда прежде ни в школе, ни потом в институте, корпел над учебниками, а в редкие часы отдыха, выскакивая на пляж, старался даже не смотреть на шоколадные девичьи фигурки.
А потом было безумство первых месяцев студенческой свободной жизни и были Наташи, Светы, кажется, даже Анжела, и вино, и кофе, и ночные бдения, и романтические прогулки, и конечно, поцелуи, много поцелуев, и кажется, с той же самой Анжелой – нечто большее, во всяком случае, он помнил её голенькую рядом, но между застольями, поэтому совсем не был в том уверен.
А после была сессия, и его чуть не отчислили, но один из трёх заваленных экзаменов он успел пересдать в промежутке между последними, а два других – чуть позже, и остался. И стал спокойнее, хотя влюбляться не перестал. Правда, теперь влюблялся не в каждую и не сломя голову.
Но никогда прежде он не переживал такого разнообразия оттенков чувств, которые обуревали его сейчас. Было, несомненно, и желание, но где-то далеко-далеко, а прежде он чувствовал нежность, обожание, страх, что всё это может исчезнуть, и оттого очень хотелось крепко-крепко держать Танечку за руку, и он неотрывно глядел на её профиль, ощущая, как она молча отвечает ему…
– Старичок… Глеб, ты что, заснул? – Павлик довольно ощутимо хлопнул его по плечу. – Нам пора, пошли.
– Куда? – с трудом возвращаясь в реальность, спросил он.
– На электричку, естественно.
– На электричку? А мы что, должны ехать?
– Однако ты вчера перебрал. До завтрашнего утра выветришься, до планёрки? А то Хохлов «полкана» спустит.
– А кто, собственно, таков этот Хохлов, – бодро в рифму отозвался Глеб, не сводя глаз с повернувшейся Танечки, – обыкновенный занудистый и лысый наш начальник. И почему я должен его уважать и… любить. – Он смотрел в глаза Танечки. – Нет, не буду. Я буду любить Татьяну…
Мельком он отметил, что в углу Ольги Захаровны наступило молчание, но отвлекаться не стал и повторил:
– Я буду любить Татьяну.
– Ради Бога, люби, – согласился Павлик. – Только поторопись, иначе на самолёт опоздаем.
– Какой ты всё-таки пошляк, – негромко резюмировал Глеб и неохотно поднялся. – Я не прощаюсь, Танечка. – И театрально развёл руки: – Друзья, я не люблю прощаться. Я всех люблю, желаю всем всего…
– Всем – до свидания, – перебил его Павлик и подтолкнул Глеба.
Под разноголосое «до свиданья» они вышли на крыльцо. Тяжеленная авоська с харчами мигом очутилась в руке Глеба, и он не успел ни возразить, ни последний раз взглянуть на Татьяну. Фёдор Никитич и новый свояк Павлика проводили их до ворот, и тут втроём выпили на посошок, потому что Павлик отказался наотрез, и, ёжась на неожиданно постудевшем ветру, они зашагали по улице.
Авоська была явно не его весовой категории, и через сотню метров Глеб предложил Павлику вернуть её родителям. Тот осуждающе покачал головой, пригрозил ничем не делиться и присовокупил авоську к необьятной сумке.
– Да ладно уж, – забрал её обратно Глеб. – Паду как загнанный мерин, пусть совесть тебя замучает.
– Пади, пади, – безжалостно согласился Павлик, размашисто вышагивая по дороге.
Он уже пришёл в себя и обрёл привычную устойчивость. И Глеб позавидовал ему, ибо чувствовал себя не очень хорошо: весёлость исчезла, на смену ей приходила тоска и лишь воспоминание о Танечке поднимало настроение. Авоська ощутимо оттягивала плечо и резала руку, так хотелось оставить груз в ближайшей луже, но он вынужден был тащиться с ним на электричку.
А почему, собственно, он не может поступать так, как ему хочется?
Почему он должен расставаться с тем, без чего – он был уверен в этом – ему невозможно будет жить дальше?
Глеб остановился.
– Паша…
– Давай быстрее, – не оборачиваясь и не останавливаясь, отозвался тот. – Видишь, электричка уже показалась.
Глеб прикинул расстояние до выползающей из-за сопок электрички, до перрона и сделал последний рывок.
Павлик ждал его на ступеньках, словно мог, протянув руку, придержать состав, если бы тот тронулся, подцепил авоську, собрался пройти в вагон. Но Глеб выпалил:
– Я остаюсь. Если завтра не прилечу, скажешь… А, что-нибудь придумай.
– Не понял. – Павлик превратился в вопросительный знак. – Не дури, залазь.
– Всё, бывай, – не стал тратить время на пустопорожние обьяснения Глеб. – Тебе не понять.
Электричка продудела и, с лязгом дёрнувшись, начала набирать ход.
– Так… А самолёт, билет?
Павлик бросил авоську, вытащил из внутреннего кармана портмоне, вытряхнул билеты.
– Сдай! – прокричал Глеб.
– А у тебя денег нет, – напомнил тот.
– Ничего, займу.
– У отца возьми… Следующая электричка вечером. Ну ты и…
И не закончил. Да Глеб и не стал бы слушать, он уже почти бежал в деревню.
…Его возвращению оказались способны удивиться лишь Ольга Захаровна и Татьяна.
– Вернулся вот, – улыбаясь и глядя на Татьяну, сказал он. И, понимая, что это не объяснение для Ольги Захаровны, добавил: – Вечером уеду. Или завтра.
Он не мог ошибиться, Танечка была рада ему, и он выпалил, видя перед собой только её глаза:
– Я не хочу от тебя уезжать.
Ольга Захаровна бросила осуждающий, как ему показалось, взгляд и отошла.
– Я влюбился в тебя, – сказал он. – Влюбился, и всё.
– У меня есть жених.
Голос у неё был волшебный. И неуверенный.
– Это неважно.
– Я иду домой.
– Давай погуляем.
– Только я зайду домой, – после паузы согласилась она.
Они вышли на улицу.
Даже лёгкие облачка куда-то исчезли. Светило яркое солнце, и ветер приносил запах талых снегов.
Глеб шёл сбоку и чуть впереди, чтобы постоянно видеть её, не обращая внимания на лужи, и наконец Танечка не выдержала, прыснув, выдернула его из очередной и доверчиво продела свою руку под его согнутую.
Он бы так шёл и шёл, но дом Татьяны оказался до обидного близко, совсем рядом, они прошли буквально считанные шаги.
– Зайдёшь?
Когда она щурила глаза, Глеб терял дар речи. И плохо соображал, поэтому просто отрицательно покачал головой.
– Жду, жду, жду…
Татьяна исчезла за голубым забором, и он стал в нетерпении вышагивать по улице: десять шагов туда – десять обратно, туда – обратно, туда…
Она вышла.
В жёлтой куртке, из-под капюшона игриво выбивались завитушки волос, – ещё красивее, ещё желаннее.
– Только не очень долго, – попросила она.
– Почему?
– Во-первых, я почти месяц не видела родителей и они меня ждут. Во вторых, тебе тоже нужно ехать.
– А если я не хочу уезжать?
– Нужно, – серьёзно, словно маленькому, пояснила она. – Завтра понедельник, рабочий день, будет прогул.
– Пусть будет.
– Зачем?
– Затем, что я никуда от тебя не уеду.
Он шагнул к Татьяне, намереваясь обнять, но она отстранилась, выставила вперёд ладони.
