скачать книгу бесплатно
Родная деревня Павлика – одна улица, притулившаяся у склона сопки и несколько ответвлений-проулков от неё. В тот давний приезд Глеб поднимался на склон сопки. Рассматривая деревню сверху, отметил, что больше ей и не было возможности растягиваться: с одной стороны она упиралась в реку, которая, гремя по каменным валунам, неслась из ущелья, с другой – в пустынную долину, по которой пролегала железная дорога. А за долиной и безлесой возвышенностью был город, откуда они приехали. Увидеть его можно было только с самой высокой из вершин, что вздымались над деревней. Но дорогу туда перекрывал шлагбаум.
Они шли со станции в деревню, и Глеб спросил:
– Паш, а ты поднимался туда, на самый верх? Чтобы город увидеть.
– Там – воинская часть, – отозвался Павлик, обходя лужу.
– Так что, она там всё время?
– Всё время.
– И вы пацанами не лазили? По-пластунски, ночью. Я представляю… – Глеб остановился, крутанулся на месте: – Сердце колотится, каждый шорох пугает, всякие чудища, звери… Слушай, это же на всю жизнь память.
– Ага, память… Был у нас герой. Его увезли куда-то, и батьку следом.
– Что значит увезли?
– За шлагбаумом поймали и увезли. Это ж секретный обьект.
– А, ну да…
Глеб задумался.
Настроение упало.
Мужчин в погонах любой раскраски он почему-то не любил, хотя сам окончил военную кафедру и уже почти год значился лейтенантом запаса. Впрочем, трепаться-то особо времени и не осталось: они уже шли по деревне. Через пару добротных домов Павлик по-хозяйски толкнул полураскрытые ворота, и они вошли во двор, по которому сновали женщины в цветастых, не по сезону открытых платьях. На вошедших они не обратили внимания, и Глеб понял, что его фантазии слишком далеки от реальности. Уже ничего не ожидая, степенно поднялся на крыльцо следом за Павликом и тут только сообразил, что у него нет свадебного подарка.
– Погоди. – Он придержал того за рукав. – Слушай, я действительно болван, надо было хотя бы цветов…
Павлик недоуменно смотрел на него, он уже был то ли в прошлом, то ли в будущем, и неожиданно отреагировал:
– Цветы?.. Не знаю наверняка, но должны быть. Вон на том склоне, – махнул в сторону сопки, сразу за улицей, одновременно избавляясь от пальцев Глеба, и исчез за дверью, где тотчас стало шумно и многоголосо.
И Глеб не стал медлить, через мгновение уже карабкался по скользкой прошлогодней траве, желая одного: чтобы его не хватились как можно дольше и чтобы цветы действительно были. Хоть какие.
… Это были подснежники. Только-только проклюнувшиеся. С нежным пушком и неуловимым запахом. И было их всего несколько штук. Глеб опять вспомнил девушку из троллейбуса и подумал, что она обязательно оценила бы этот жест…
Но оказалось, что сестра Павлика тоже способна понимать такие поступки. И не только она. Он видел, с каким вниманием оглядели его деревенские молодки, когда он протягивал букетик вышедшей навстречу невесте.
– А вот это и есть сюрприз, – перекрыл поднявшийся гам голос Павлика. – Для тех, кто не знает – это мой друг Глеб.
– Знаем, знаем, – вышел вперёд Фёдор Никитич, отец Павлика, отодвигая невесту, которую Глебу так и не удалось разглядеть. – Дайте гостю освоиться.
И с разных сторон к нему потянулись горячие руки: алеутка, вспорхнув крылом, куда-то исчезла, следом – пиджак, а впереди, раздвигая длинный ряд стульев и не выпуская его руку, двигался Фёдор Никитич. Наконец, повинуясь его руке, Глеб опустился за стол. И тут же рядом плюхнулось нечто огромное, пышущее жаром, отчего он инстинктивно прильнул к жилистому отцу Павла.
– Молодец, что приехал. – Не умолкал тот. – А я Павлу, мол, пусть уважит друг…
Фёдор Никитич говорил и наливал в гранёные рюмки себе, Глебу, его пышнотелой соседке, мужику с седой гривой и парой выбитых передних зубов напротив и миловидной девушке наискосок. И по тому, как все в ожидании замолчали, Глеб понял, что он попал уже в разгар события, и осталось только наконец-то разглядеть невесту и жениха, которого пока закрывал отец Павлика.
– Скажи-ка что-нибудь, инженер… – привстал Фёдор Никитич и ещё громче, для тех, кто сидел у дальнего края стола, пояснил: – Эт Пашкин наипервейший друг. Работают вместе.
С помощью мощной соседки слева он выдавил Глеба над столом, и ему осталось только пожелать молодым многих-многих лет и детей и прокричать «горько». А под считалку наконец-то разглядеть невесту (она оказалась рыжеволосой и миленькой) и жениха – в традиционном чёрном костюме, круглолицего, мелкого, на полголовы ниже невесты, с румяными и пухлыми щёчками, совсем не похожего на представлявшегося ему бравого и молодцеватого солдатика, которого бы он желал сестре друга в суженые.
Он выпил.
С чувством выполненного долга сел.
Подцепил на вилку солёный грибок, мигом проскользнувший вслед за водочкой, потом второй, и ещё что-то из тарелки, стоявшей перед ним и всё наполнявшейся и наполнявшейся разнообразной снедью – ни дать ни взять, скатерть-самобранка, – и наконец осоловел и откинулся, оглядывая застолье.
Подружки невесты сконцентрировались от него наискосок, их было немного; обведя их взглядом, он выбрал одну, более-менее, и стал откровенно разглядывать. И чем дольше разглядывал, тем больше она ему нравилась. Особенно, когда, встретившись с его взглядом, прятала глаза и скромно краснела.
Свадьба уже гуляла вовсю.
Фёдор Никитич громко рассказывал соседям о своих замечательных детях и их чудесных друзьях, соседка слева ощутимо наваливалась на Глеба раскалённым бюстом, и он вынужден был крениться к Фёдору Никитичу, слушать и кивать в знак подтверждения. И всё время старался не упускать из виду подружку невесты, а когда убедился, что взглядами они уже навязали узелков, вполне достаточных для знакомства, потревожил и отца Павлика, и соседку, выбрался из-за стола и, оттягивая мокрую от пота в том месте, где прижималась соседка, рубашку, вышел на крыльцо.
Глубоко вдохнув весенний влажный воздух, подумал: правильно сделал, что приехал.
Вышел Павлик, также глубоко вдохнул, развёл руками.
– Славно… Как тебе?
– Хорошо, – благодушно откликнулся Глеб. – Ты молоток, что не оставил меня в скучном, грязном городе.
– Ну ты даёшь. – Павлик пьяненько улыбнулся, похоже, он не пропускал, как обычно это делал, тосты, а на спиртное он был слаб. – Нет, город лучше, ты просто не жил в деревне. Поживи… А что, оставайся у нас, в моей комнате вот и живи.
Он качнулся, и Глеб поддержал его:
– Предложение заманчивое… Слушай, а что за девушка напротив меня сидит?
– Девушка? Какая? Их много. По статистике, десять – на девять парней…
– Это точно, – не стал возражать Глеб, сознавая бессмысленность подобного вопроса. – Пошли, а то потеряют.
Подтолкнул Пашу в спину и тут же отступил, пропуская раскрасневшуюся, стремительную, ту, с которой переглядывался.
– Здрасьте, – бросила она, глядя снизу вверх на покачивающегося Павлика, и он замер, удивлённо вглядываясь и припоминая:
– Зойка?.. Ты, что ли?
– Я, – смешливо сузила глаза, стояла, маня широкими бёдрами, Глеб даже заволновался: а вдруг Павлик изменит. Но тот был верен Наташке.
– Молодец, выросла, – поощрил он, исчезая в полумраке коридора.
– Вот такой у меня друг, – поторопился перехватить инициативу Глеб. – Старший инженер. Начальник, к тому же влюблённый. – Расставил точки над и, чтобы у Зойки не было сомнений. – А меня зовут Глеб, и я не начальник и не влюблённый ни в кого.
– Так уж и не влюблённые, – жеманно отозвалась та и застыла, прижавшись остренькими лопатками к косяку. – Как ни городской, так обязательно свободный.
– Зоечка, клянусь. Хочешь, на колени встану…
Глеб подогнул ногу.
– Да ладно уж.
Она повела плечиками, выдвинулась на крыльцо, опустила ладонь на перильца, и Глеб осторожно и как можно ласковее положил сверху свою ладонь.
Её рука дрогнула, но осталась на месте, и он ощутил нечто нежное, тёплое и волнующее. Склонился в её сторону, ещё больше пьянея от запаха, тепла, желания и прикидывая, как удобнее попробовать поцеловать, но Зоя вдруг резко развернулась, притопнула каблучками и, прыснув, убежала в дом.
Глеб огорчённо вздохнул, спрыгнул во двор, энергично прошёл к воротам, выглянул за них, стараясь отвлечься и погасить жар:
– Хороша…
Подумал, что так, вероятно, чувствовал себя и молодой Пушкин, заигрывая с деревенскими девками.
И бодро вернулся в дом…
Свадьба уже шла по накатанному, когда о молодых вспоминают только ради очередного тоста, все живут своим, и кто уходит, кто приходит, уже трудно заметить, главное, успевать выпивать за молодых, за их родителей, друзей и знакомых. И, как Глеб ни хотел скорее уединиться где-нибудь с Зоей, ничего не получалось. А что было в эпилоге свадебного застолья, он уже припомнить не мог…
Утром долго пытался понять, где он.
И почему лежит поперёк кровати.
И в конце концов, чья эта кровать.
– Вставай,-подымайся, боец, – раздался голос Фёдора Никитича. – Пошли голову поправлять.
Похлопал весьма ощутимо по плечу шершавой тяжёлой ладонью и вышел из комнаты.
Глеб спустил с кровати ноги, потряс головой.
Было состояние весёлой невменяемости: только что вышел отсюда весёлый папа Павлика, комната весело подкруживалась, такими же весёлыми были одежда, с которой он никак не мог справиться, и сидящие за столом. Угрюмостью отличался только Павлик. Потому что он никогда не похмелялся. Не мог. И поэтому единственный из любой честной компании умудрялся болеть долго и серьёзно.
– Поправься.
Рюмка, протянутая Фёдором Никитичем, тоже оказалась весёленькой: никак не хотела даваться в руку, но куда ей – общими с Фёдором Никитичем усилиями Глеб опрокинул её в рот и огляделся.
Невесты и жениха не видно.
Мать Павлика, строгая и молчаливая, как и подобает учителке, в коричневом платье с кружевным белым воротником, собрала на другом конце стола возле себя женщин.
Здесь – они с Никитичем, скучный Павлик, вчерашний мужик без зубов и амбал, смутно что-то напоминающий.
Там – Ольга Захаровна, толстушка вчерашняя, то и дело поглядывающая на Глеба, какие-то бабушки, тётки…
И ни одной подружки.
А ведь, кажется, вчера было что-то волнующее…
Глеб напряг извилины и, то ли опохмелка помогла, то ли память вернулась: кого-то он вчера провожал…
И целовал.
И даже за воротами стояли близко-близко.
А потом…
А потом этот амбал появился.
Он глянул на неторопливо жующего напротив широкоплечего коренастого крепыша и по перехваченному быстрому взгляду того утвердился: так и было… Вот он Зоечку и увёл… И так захотелось сказать тому что-нибудь приятное, что не удержался, перегнулся через стол:
– А ты её сторожи…
И тут же понял – пьяно и нелепо. Но уже ничего не мог вернуть, слово не воробей, осталось лишь плюхнуться обратно, продолжая глупо улыбаться.
Но никому до произошедшего между ними вчерашнего никакого дела не было. И амбалу, похоже, до лампочки, чуть задержал взгляд, вникая в сказанное, и тут же повернулся к Фёдору Никитичу, продолжая прерванный разговор.
– Да, я чужой на этом празднике жизни, – не очень громко констатировал Глеб, не ожидая ничьего внимания, но всё же глубоко сожалея, что вчера что-то не получилось, и вспоминая волнующий и так много обещавший запах Зоечкиных духов.
Тем не менее настроение выправлялось, всё вокруг оставалось весёленьким, но уже менее неустойчивым, и сомнения таяли. Хотелось отыскать Зоечку.
Он встал из-за стола, подождал Павлика, и они вышли во двор.
День был чудный, по-настоящему весенний, с голубым небом и небольшими белыми пушистыми облаками, прохладным ветерком, приносящим запахи с горных склонов.
– Слушай, я вчера ничего такого не натворил? – спросил Павлик.
– А чего такого? – Глеб не смог преодолеть соблазн. – Ты имеешь в виду эту тётку полногрудую?
– Какую тётку? – испуганно уставился тот. – О чём ты?
– Не помнишь, понятное дело… Которая с твоей мамой сидит. Что ты только с ней вчера не вытворял…
Глеб покачал головой и замолчал, наслаждаясь драматургической паузой и вполне представляя, что сейчас происходит в душе друга.
– Не может быть, – сопротивлялся Павлик.
– Ну как не может быть? Спроси хоть подружку невесты.
– И что же я делал? – помог ему не завраться до конца Павлик.
– А что может делать мужчина с женщиной?
– Ты что, неужели?.. – Павлик явно испугался, представляя последствия данного события в диапазоне от анонимного сообщения Наташке до вдруг подхваченной неприличной болячки. – Нет, не может быть.
– Почему не может, – вошёл в раж Глеб. – Я со своей только собрался уединиться, мы заходим в комнату, а там… всё как полагается, в обнажённом виде.
– В какую комнату?
– В твою.