Нюит

Средний город, известный своей… эмм… уникальностью и отсутствием каких-либо признаков роскоши, казался сегодня особенно удушающим. Как будто сам воздух решил устроить забастовку и отказывался выполнять свои прямые обязанности, оставляя жителей в состоянии хронического кислородного голодания и лёгкой депрессии. Новый улов, как инопланетяне из фильма “Близкие контакты третьей степени”, всё никак не желал приземлиться, а старый, словно призрак прошлого, вонял на весь город, напоминая о бренности бытия и необходимости вовремя выбрасывать продукты.

Под серым небом, похожим на гигантскую, плохо постиранную тряпку, Альберт натянул капюшон. Не то, чтобы он стыдился своих… гм… модифицированных ушей. Просто не хотел объяснять каждому встречному, что его попытки установить нейронную связь с чайками – это не признак безумия, а вполне себе перспективное научное исследование (по крайней мере, он так думал). Эльфийские уши, с отрезанными кончиками, постоянно напоминали о прошлом, о том, как однажды он пытался доказать, что кошки могут читать мысли, используя электромагнитные импульсы. Урок был усвоен: никогда не доверяйте кошкам, особенно если у вас есть острые уши. В каждом взгляде, брошенном в его сторону, Альберт видел смесь любопытства, сочувствия и лёгкого недоумения – как будто его лицо было написано крупными буквами: “Этот парень когда-нибудь захватит мир. Или просто забудет выключить свет в ванной”.

Альберт, погружённый в философские размышления о бренности бытия и пользе ушных затычек, или же просто наушников, подошел к пункту пропуска на верхний этаж. Очередь двигалась со скоростью улитки, у которой украли раковину. Проверка личности, по всей видимости, была настолько тщательной, что к концу дня проверяющие сами забывали, кто они такие и зачем здесь стоят. Когда дошла его очередь, военный, выглядевший так, будто только что закончил вести войну с кустом крапивы, посмотрел на него с подозрением, словно Альберт собирался пронести на верхний этаж взрывчатку, замаскированную под сборник стихов.

«Ваша цель визита?» – спросил военный, словно задавал вопрос о смысле жизни.

«Меня пригласили на работу», – ответил Альберт, чувствуя, как в горле пересохло.

Альберт вопросительно поднял брови, как будто надеялся, что военный сам догадается, что он не собирается захватывать мир. Вздохнув, он извлёк из кармана приглашение, словно это был последний шанс на спасение человечества (или хотя бы его самого от участи быть объявленным персоной нон грата на верхнем этаже). Пригласительное поблёскивало золотом и Альберт неуверенно протянул его солдату.

Пограничник уставился на приглашение, словно оно было написано на языке, который он никогда не изучал. Повертев его в руках, как будто пытаясь определить его съедобность, он подошёл к своему напарнику, пробурчал что-то невразумительное и удалился. Вместо него встал его напарник, который выглядел так, будто предыдущий военный передал ему эстафету в соревновании по самому унылому выражению лица.

Альберта попросили отойти в сторону, словно он был радиоактивным. Он слышал краем уха, как солдаты обсуждают подлинность его приглашения, используя термины, которые звучали как заклинания из древних текстов. После долгой и мучительной проверки, включавшей сверку водяных знаков и консультацию с вышестоящим начальством (наверное, лично с самим главнокомандующим галактической обороны), его всё же пропустили и вернули ему его приглашение. Эльф облегчённо вздохнул.

После унизительной процедуры досмотра (Альберт подозревал, что они всерьёз рассматривали возможность конфискации его ушей, как “потенциально опасное оружие”) он, наконец, втиснулся в первую попавшуюся электричку, направляющуюся в сердце Верхнего города. К его удивлению, вагон оказался почти пустым, что само по себе было подозрительно, и даже относительно чистым. “Добро пожаловать в Верхний Город,” – словно насмехались безупречно отполированные поручни, – “где даже грязь имеет спонсорский контракт с корпорацией по производству чистящих средств!” Но эта стерильность давила на Альберта, как будто он попал в рекламный ролик фармацевтической компании, где все улыбаются неестественно широко, а в воздухе витает запах хлорки и тщательно скрытой паранойи.

Он с лёгкой грустью смотрел, как ускользает за окном его родной, немного обшарпанный и чертовски нелогичный мир. Рельсы, словно металлические змеи, уносили его в сверкающий, технологически продвинутый, но жутко предсказуемый мир, где магия и фантастические существа, такие как он, котировались примерно наравне с гороскопами в газете “Правда”. Здесь, наверху, всё принадлежало технологиям и мафии, которые, как две стороны одной медали, делили власть над Городом: одни предлагали новейшие гаджеты, другие – гарантию того, что эти гаджеты не попадут в чужие руки (за умеренную плату, конечно).

Невольно Альберта захлестнули воспоминания. Детство… Верхний Город казался тогда волшебной страной, куда он ездил с дедушкой за имбирным печеньем и сказками о космических пиратах. Всё было легко и беззаботно, и пропускной пункт не представлял никакой проблемы: дедушка, почётный гражданин и просто очень харизматичный старик, предъявлял удостоверение, и их пропускали с улыбками и пожеланиями хорошего дня. Сейчас, глядя на этот сверкающий, но отчужденный мир, Альберт понимал, что сказки закончились, и пришло время столкнуться с реальностью, где за каждый вдох нужно было платить, а за каждый необычный взгляд – объясняться.

И тут – бац! Яркое, нелепое пятно врезалось в окно, нарушив течение его мрачных размышлений. К стеклу прилипла карта Таро, пёстрая, кричащая, словно флаг восстания в мире, где всё должно быть серым и функциональным. “Башня” – зловещая картинка: разрушенное здание, падающие люди, молнии, хаос и над всем этим изящная надпись золотыми буквами. Альберт уставился на карту, словно она была инопланетным артефактом. Откуда она взялась? Ведьмство здесь, как и всякий нонконформизм, каралось очень сурово. Может, ветер сорвал её у какой-нибудь доморощенной колдуньи, пытающейся заработать на пропитание, гадая на кофейной гуще в подворотнях. А может, это чья-то шутка от мафии, намёк на то, что скоро кому-то придётся распрощаться со своим уютным офисом на верхних этажах.

Электричка затормозила, останавливаясь у нужной ему станции. Альберт поправил капюшон, пытаясь скрыть свои “нестандартные” уши, и вышел на платформу. Верхний Город встретил его взрывом красок и звуков. Здесь всё было слишком ярким, слишком громким, слишком… искусственным. Этот технологический рай, казалось, кричал: “Смотрите, какие мы прогрессивные! У нас даже мусорные баки с искусственным интеллектом! И да, мы ненавидим всё, что не вписывается в наш тщательно продуманный мир потребления и конформизма”. Верхний Город был похож на огромный, сверкающий аттракцион, созданный для того, чтобы отвлекать людей от осознания того факта, что они – всего лишь потребители. А Альберт, с его странными ушами, чувствовал себя здесь как ошибка в программе.

Словно зачарованный кролик, Альберт проваливался в киберпанковую нору Верхнего Города. Он с благоговейным трепетом взирал на голографические вывески, танцующие в воздухе, как стаи цифровых светлячков. Не просто реклама – целые трёхмерные спектакли разворачивались прямо над головой, предлагая вам полететь на Марс в отпуск, купить экзоскелет с турбо надувом или просто заказать чашку растворимого кофе, сваренного искусственным интеллектом, который страдает от экзистенциального кризиса. Вместо унылых фонарей, улицы пронизывали живые нити света – самовосстанавливающиеся нано-провода, которые могли менять цвет и яркость в зависимости от настроения города (или, скорее, от текущих акций корпораций). А чего стоили парящие такси – гравитационные гондолы, снующие между небоскрёбами, как космические медузы, доставляя пассажиров прямо к дверям офисов и апартаментов! Альберт даже заметил, как из одного такого такси выгрузился человек с крыльями, что, конечно, могло быть просто очень продвинутым имплантом, но Альберт предпочитал думать, что это был настоящий ангел, уставший от пробок на небесах.

Но настоящим откровением были роботы. Не просто механические болванчики, а настоящие шедевры инженерной мысли и искусственного интеллекта. Они мели улицы, доставляли посылки, ремонтировали здания и даже занимались уличным искусством. Альберт видел, как один робот, вооружённый аэрозольным баллончиком, виртуозно изображает портрет Ницше на стене небоскрёба. В одном из ресторанов, где подавали “синтетическую еду с добавлением ностальгии”, Альберт заприметил официантку – робота, который выглядел точь-в-точь как эльф. Она двигалась с грацией балерины, подавая посетителям искусственные бургеры и синтетические коктейли, и в её глазах горел огонёк искусственного разума, заставляя Альберта задуматься, не скрывается ли за этим очарованием программа самоуничтожения, активируемая при слишком большом счёте.

Побродив по улицам, напоминающим декорации к футуристическому фильму, Альберт, вдруг почувствовал лёгкий толчок в спину. Обернувшись, он увидел… рыбу. Самую настоящую рыбу, парящую в воздухе, словно это было самым обыденным явлением. Её чешуя переливалась всеми оттенками радуги, как будто её только что вытащили из калейдоскопа, а плавники, похожие на паруса миниатюрной яхты, элегантно разрезали воздух. Она, казалось, танцевала в невидимом потоке, излучая ауру безмятежности и лёгкого сумасшествия.

Но эта сюрреалистическая идиллия длилась недолго. Вскоре к первой рыбе присоединились другие. С каждой секундой улица наполнялась стаями летающих рыб всех цветов и размеров. Они плыли в одном направлении, словно ведомые невидимым дирижёром, не обращая внимания на пешеходов, светофоры и общие правила приличия. Альберта охватила паника. Это уже не было похоже на милую сказку. Эти существа, летящие в унисон, с их блестящими чешуями и холодными, неподвижными глазами, вызывали в нём неприятные ассоциации с тем самым зловонным рынком из Среднего Города.

Внезапно, словно по сигналу безумного дирижёра, небо померкло. Альберт задрал голову, и его челюсть отвисла, словно у марионетки, забытой кукловодом. Над ним плыл кит. Огромный, величественный, словно остров, вырвавшийся из морских глубин и заблудившийся в небесах. Его тело, тёмное и могучее, заслонило собой солнце, отбрасывая на город тень, в которой танцевали пылинки и страх. Сердце Альберта заколотилось, как колокол в церкви, предупреждающий о надвигающейся буре – в нём смешались удивление, восхищение и жуткое предчувствие. Рыбы, словно зачарованные, устремились к этому левиафану, толкая Альберта вперед, как будто он был частью их сюрреалистического паломничества к гигантскому вожаку.

И так же внезапно, как и началось, всё закончилось. Косяк рыб, словно растворившись в воздухе, исчез за углом, оставив Альберта на пустой улице, окружённого хаосом опрокинутых стульев и разбросанной синтетической еды. Тишина, наступившая после этого водного карнавала, была настолько абсолютной, что казалась почти осязаемой, словно мир на мгновение замер, чтобы переварить увиденное. Альберт, немного ошарашенный, вытащил из кармана слегка помятое приглашение. И построил маршрут до здания.

Город, словно очнувшись от странного сна, снова пришёл в движение. Транспорт, разговоры, реклама – всё шумело, сверкало, навязывало свои услуги и товары. Шум был не только звуковым, но и визуальным: повсюду лепились голографические объявления, предлагающие купить антигравитационный пылесос, протестировать новейшую модель кибернетического глаза или просто подписаться на еженедельную рассылку “10 способов избежать правительственного контроля над вашими мозгами”. И повсюду сновали маленькие пушистые создания, похожие на помесь лошади и крысы. Эти мини-пони, казалось, были неотъемлемой частью городского пейзажа, как бродячие собаки в старом фильме. Альберт завороженно наблюдал за одним из этих существ. Оно было размером с крупную кошку, но с шерстью, словно у плюшевой игрушки, и копытами, стучащими по асфальту, как кастаньеты. Грива, свалявшаяся от грязи и машинного масла, свисала клочьями, но не скрывала озорного блеска в глазах, как у заправского карманника. Это был настоящий мини-конь апокалипсиса, словно сошедший со страниц забытой сказки, написанной под воздействием галлюциногенных грибов.

Оно двигалось с ловкостью профессионального вора, проскальзывая между ногами прохожих, словно жидкость. Вот оно замерло у прилавка с овощами, притворившись спящим котёнком. Продавщица, увлечённая разговором по телефону, и не подозревала, что её лучшая морковка вот-вот отправится в путешествие по канализации. В мгновение ока, мини-пони подскочило, схватило овощ зубами и умчалось в ближайшую подворотню, словно вынырнувшее из-под воды привидение.

Там, в тени, его ждали сородичи – целая банда мини-лошадок, грязных, ободранных, но счастливых. Они делили украденную морковку, как пираты добычу, урча и похрюкивая от удовольствия. Одна из пони, самая маленькая и грязная, подошла к мусорному баку и начала рыться в нём, словно археолог, раскапывающий древний артефакт. Она вытащила огрызок яблока, понюхала его с видом знатока, и, убедившись в его съедобности, с удовольствием захрустела.

Альберту стало интересно, что движет этими существами? Просто голод? Или же что-то большее? Может быть, они – отголоски старой магии, выживающие в мире технологий? Может быть, они – символ свободы и независимости, маленькие бунтари, отказывающиеся подчиняться правилам Города? Может быть, они – просто очень голодные лошади, но Альберту нравилось думать о них как о чём-то большем. Как о духах улиц, живых, грязных, но по-своему прекрасных. Как о настоящих жителях Страны Чудес, затерянных в киберпанковом кошмаре.

И вот оно. Перед ним возвышалось высокое белое здание, своей монументальностью напоминающее здание городской администрации, но лишённое той удушающей официальности. Здесь ощущалось что-то иное – атмосфера спокойной уверенности, сдержанной силы, и, возможно, даже лёгкого сумасшествия (Альберт надеялся, что это только ему кажется). Двери, казалось, были сделаны из настоящего дерева, что было анахронизмом в этом мире металла и пластика. Они выглядели тяжёлыми, словно бронированные врата, но в то же время приглашали войти. А над дверным карнизом, словно безмолвный страж, красовалась надпись: «Нюит».

Альберт остановился, глубоко вдохнул и выдохнул. Ладони вспотели. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, собиралось выпрыгнуть из груди и сбежать обратно в Нижний Город. Он снова поправил капюшон, словно это могло хоть как-то защитить его от того, что ждало его за этими дверьми. Он сделал несколько шагов вперёд и остановился, не решаясь прикоснуться к холодной поверхности дерева. В голове проносились мысли: “А что, если это ловушка? А что, если они узнают о его… модификациях? А что, если он просто не подходит для этой работы?” Но потом он вспомнил о видении с той таинственной женщиной, о ките, плывущем в небесах, о тех, кто нуждается в защите от лжи и несправедливости. Он вспомнил, зачем он здесь. И тогда, набравшись решимости, он протянул руку и открыл в дверь «Нюит».

Глава 8

Предыстория: «Газетный мальчик и крыса в розовом банте»

Десятки лет назад Верхний город, как гласит известная поговорка, был практически таким же, как и сейчас, только, возможно, с меньшим количеством голографических рекламных щитов, демонстрирующих танцующих котов, и чуть менее абсурдными правилами, хотя это и предмет яростных споров среди историков-любителей. Те же толпы людей, та же странная любовь к инновационным технологиям, которые, как правило, ломались ровно через неделю после покупки, и, конечно же, та же неумолимая необходимость платить. За жизнь. За еду (особенно за ту, которая не светилась в темноте). За мечту (если это был не сон.). И, само собой, за будущее, которое, как все подозревали, с каждым годом все дорожало и дорожало.

Мальчишка, одетый в брюки, которые, судя по шву на колене, пережили как минимум три поколения его семьи, бежал по улице с отчаянной скоростью человека, у которого на кону стояла если не жизнь, то, как минимум, пара пальцев. Он придерживал кепку, которая, казалось, вот-вот совершит самостоятельное путешествие на ближайшую свалку андроидов-уборщиков. Кто-то кричал ему вслед, что ему следовало бы вести себя поосторожнее, возможно, даже притормозить на секунду, чтобы подумать о последствиях своих действий. Кто-то другой, отличавшийся особой любовью к анатомическим подробностям, угрожал оторвать ему уши и засунуть их кое-куда да поглубже, но мальчик, наученный горьким опытом, знал, что такие угрозы следует воспринимать с долей иронии и максимальной скоростью.

Мальчишка, наконец, достиг центрального района, задыхаясь от бега. Перед ним возникло зрелище, настолько величественное и странное, что оно, словно гипнотический взгляд циклопа, приковывало взоры даже в окружении небоскрёбов, чьи неоновые огни зазывали прохожих предложениями, достойными пера сумасшедшего алхимика, пожелавшего обменять свинец на золото обещаний.

Здесь возвышался Театр Вечности. Он казался воплощённым кошмаром архитектора-визионера, сошедшего со страниц готического романа, где башни тянулись ввысь, словно пальцы скелета, а каменные горгульи, казалось, изрыгали проклятия в сторону небес. Однако истинным сокровищем этого сооружения были витражи. Огромные, переливающиеся калейдоскопы цветного стекла, словно окна в иные миры, запечатлевшие сцены из забытых мифов и легенд, повествующие о богах, героях и чудовищах, чьи имена давно стёрты из памяти людской. Они были исполнены с такой тщательностью и вниманием к деталям, что казалось, будто само солнце преклонилось перед их великолепием.

Всё это великолепие органично переплеталось с причудливой готической резьбой по камню. Каждый завиток, каждый гротескный лик, каждый причудливый орнамент был вырезан с маниакальной точностью, словно мастер, движимый демоном вдохновения, стремился увековечить в камне все тайны и ужасы человеческого бытия.

Крыша… О, крыша! Покрытая толстым слоем позолоты, она сияла под лучами солнца, словно драгоценный венец, превращая Театр Вечности в подобие гигантского, сверкающего алмаза. Отблески этого золота пронзали небеса, словно лучи прожектора, направленные к звёздам, заставляя даже самых отъявленных циников благоговейно замереть в восхищении. Это был оазис великолепия, храм искусства, где красота и безумие сливались в едином порыве, возносясь к небесам, словно молитва, полная надежды и отчаяния. Место, где каждый камень дышал историей, а каждый витраж рассказывал свою собственную, зловещую сказку.

Театр был настоящей культурной монополией. Он держал под своим контролем всё: все издательства, все газеты, все СМИ, всю музыку, всех художников (и тех, кто пытался ими стать), и, конечно же, всех тех, кто выступал на сцене. Это был абсолютный повелитель искусства, вершитель судеб творческих личностей и, возможно, просто очень дорогое место для свиданий.

Мальчик, поправив свою одежду, снова бросился бежать, сверив время, вроде успевает, он добежал до одного из черных ходов театра, каким пользовались обычные рабочие, или же балерины вышедшие на перекур, обсуждая последние тенденции в мире балета и сплетничая о размере гонораров прима-балерины. И петляя по бесчисленным коридорам, меж оборудования, коробок и проводов, добежал до небольшого зала, где шумели станки и стоял запах свежей краски. Это был цех по печатанию газет. Рабочие занимались своими делами, бегая туда сюда, стараясь не выбиваться из графика, так свежий репортаж должен быть сегодня.

“Эй, ты!” – окликнул его кто-то. Мальчик обернулся. Грузный мужчина, вытирая руки ветошью, махнул ему рукой. “Забирай партию! Цена та же, но на этот раз, парень, тебе нужно продать это все до вечера.”

Парнишка выбежал на площадь перед инвестионным центром, что недавно в новостях, клялся в том что недавно он инвестировал целое состояние в детские дома для Нижнего города. Время близилось к обеду и парнишка с жалостливым видом, втюхивал газеты, вытирая притворно слезы свои, складывая мелочь по карманам. Такими темпами он за пару часов смог продать все и радостный побежал в ближайший цветочный магазин покупая небольшой букетик цветов и побежал обратно в театр, но уже не в цех. Парнишка пробирался через старые декорации и самые разнообразные костюмы, едва не запнулся под оставленные кем-то ведро.

Наконец, дошёл до маленькой гримёрки, где сидела маленькая девочка лет двенадцати, расплетавшая волосы.

– София! – приветливо сказал парнишка, заглядывая в комнату. – Ну как, выступление? Ты, наверное, всех поразила? – Он протянул ей букетик, немного запыхавшись.

Девочка взяла цветы, но на лице у неё было скорее огорчение. – Этан… Если “поразила” – это значит упала в оркестровую яму, то да, поразила всех наповал, – вздохнула она, отрывая лепесток от цветка. – И всё эта… эта Агата! Я почти уверена, она толкнула меня!

Этан участливо посмотрел на неё. Балетные будни – это, наверное, очень сложно. – Да ну, София! Просто неудачный день. Наверняка, Агата не виновата. Может, она немного завидует твоему таланту?

София обиженно фыркнула. – Завидует? Да она только и ждёт, когда я оступлюсь, чтобы занять моё место! А ещё… видела, как она сегодня с директором мило ворковала. Ну зачем ей это? – На глазах у неё появились слёзы, которые она старалась скрыть. – И знаешь что самое ужасное?

– Что случилось? – встревоженно спросил Этан.

– Агата сломала мой новый геймпад! Просто взяла и уронила! А он такой классный был! Этан, пожалуйста, пожалуйста, починишь его? Ты же у нас самый умный! – И тут слёзы потекли уже ручьём.

Этан, привыкший к её жалобам и маленьким трагедиям, ласково улыбнулся. София – она же ещё ребёнок, хоть и танцует как ангел. – Конечно, София, я всё починю, не переживай. Геймпад – дело поправимое. Расскажи мне всё-всё, что произошло… и про Агату, и про директора, и, конечно же, про геймпад. Я внимательно слушаю.

***

Солнце, словно назойливый художник, пробивалось сквозь плотно закрытые занавески, рисуя на полу комнаты нежные, мягкие мазки света. Комната больше напоминала археологические раскопки, чем жилище: стол, заваленный хаотичным скоплением железок, шестерёнок, микросхем, каких-то не поддающихся идентификации штуковин и книг с названиями вроде “Квантовая механика для чайников, у которых нет времени” и “Ремонт всего: от тостера до термоядерного реактора”, пребывал в состоянии хронического беспорядка и был густо покрыт слоем пыли, словно свидетельством прошедшей эпохи.

Однако, среди этого хаоса, словно жемчужина в куче мусора, выделялся один предмет – фоторамка. Старомодная, даже архаичная вещь, словно вырванная из прошлого, гордо восседала на вершине баррикады из хлама и, что самое удивительное, сияла чистотой. Видимо, к ней питали особенную слабость и регулярно протирали от пыли, словно оберег.

В рамке застыла счастливая сцена: семейная пара, словно сошедшая со страниц старого голливудского фильма. Девушка, сияющая красотой и молодостью, в ярком жёлтом платье, с укладкой, достойной кинозвезды золотой эпохи, ослепительно улыбалась. Рядом с ней – взрослый мужчина, с добрым и чуть уставшим взглядом, аккуратно поддерживал её за плечо. На лице его играла мягкая улыбка, слегка прищурившись, несмотря на то, что на носу у него красовались тонкие очки. В руках они оба держали маленькую девочку, которая была их миниатюрной копией – словно художник решил клонировать свои лучшие работы. У девочки были распущены волнистые волосы, обрамляющие милое личико, и надето розовое платьице с рюшечками, словно она готовилась к балу.

Но самым удивительным в этой идиллической картине была не сама девочка, а то, что она держала в руках. Это была толстая, упитанная крыса, размером почти с половину ребёнка. А на шее у крысы красовался огромный розовый бант, нелепый и трогательный одновременно. Крыса, казалось, чувствовала себя вполне комфортно, словно понимала, что находится в центре внимания и является неотъемлемой частью этой странной, но явно счастливой семьи. Эта деталь превращала банальную семейную фотографию в нечто особенное, с нотками абсурда и сюрреализма, словно намекая на то, что за фасадом обычной жизни скрываются маленькие странности, делающие ее по-настоящему неповторимой.

На заваленный стол тяжело опустились очки. Мужчина устало потёр глаза, словно пытаясь стереть последние отблески бессонной ночи, проведённой в тщетных попытках понять, как заставить кофеварку работать на квантовом уровне. Он откинулся на спинку кресла, которое жалобно скрипнуло, словно взывая к пощаде.

В дверь постучались – три коротких, нерешительных удара, словно кто-то пытался разбудить спящую цивилизацию. В ответ послышалось усталое и слегка раздражённое “Да”, словно разрешение на вторжение. В дверном проёме возникла фигура, словно сошедшая со страниц забытого фэнтезийного романа. Высокий и широкоплечий мужчина, с кожей, напоминающей хорошо прожаренный стейк, вызывал ассоциации с мифическим существом, случайно заглянувшим на собеседование в бухгалтерию. Из-под манжет белоснежной рубашки предательски выглядывали алые чешуйки, намекая на его истинную природу.