Дитя минувшего

Одолина встала рядом и принялась с интересом осматривать влажные стены камеры.

Я подошла к решетке и толкнула её бедром, как делал волк Мороза, но та не поддалась. Встряхнула её руками, но лишь ржавый пепел посыпался на каменный пол и звон эхом пошел гулять по коридору.

Я попятилась во тьму, осматривая вырезанную в скале темницу, но стены были гладкими, без выступов и окон. Если что-то и могло нас сейчас вывести, так это божественная милость.

С очередной искрой, что вспыхнула у самых ног, я ощутила жжение в руке. Будто кем-то ведомая я медленно опустилась на землю, в страхе спугнуть догадку.

Наощупь накрыла скалистый пол ладонью и прикрыла глаза. Внимательный взгляд дедушки сменился хмельным взглядом Коляды, а затем ощерившимся образом Марка. С рычанием я встряхнула головой и вновь сосредоточилась на родных карих глазах, обрамленных морщинами и поцелуем десятилетий.

Спасти. Спасти. Спасти.

Пальцы мои ловили пустоту, пока под напряженный треск искр металлическая рукоятка не коснулась ладони. Рукоять меча в виде распахнутых крыльев лебедя легла в ладонь, точно прорываясь сквозь землю и я схватила её, вырвав из камня.

Звон рассек тьму и с таким же треском обрушился на ржавую, но зачарованную решетку. Меч-кладенец легко прошел сквозь металл, точно по маслу. Я раскрыла глаза лишь тогда, когда прутья посыпались к моим ногам, а впереди засиял проход из темницы.

Дверь висела на петлях, но превратилась в обрубленный забор.

– Какая ты сильная, – ахнула за спиной Доля, но я лишь отряхнулась от похвалы. Она не знала, о чем говорила.

– Иди за мной, – приказала я её и вышла из клетки, переступив прутья.

Ждала, что волки Мороза вырвутся из-за углов и кинутся на нас, но было тихо. Впереди манил свежий воздух, точно выводя из пещеры, и я повела сестру туда.

– Подозрительно тихо, – прошептала Доля, выглядывая из-за моего плеча и крадясь на цыпочках.

Я сжала меч сильнее, держала его так, как учил Марк, и была готова согласиться, но промолчала. Хоть что-то должно было даться мне легко.

Все мысли были посвящены дедушке и тем больше я обрадовалась, когда сводчатый потолок оборвался и показалось чистое небо.

Свежий, морозный воздух ударил в лицо, раскидал волосы на плечи и дышать стало легче. Что-то прошлось щекоткой по спине, точно за нами наблюдали из самой тьмы пещеры.

– Бежим, – приказала я сестре, – как можно дальше.

И мы побежали средь деревьев, ныряя под ветвями и теряясь меж стволов.

19 Глава, где срываются маски

Злость и обида сводили мышцы в напряжении. Марк вырвался через узкий проход в скале наружу, туда, где ветви склонялись над входом, укрывая его от любопытных глаз. Ветви переплетались меж собой, не пропускали свежий воздух и духов, что слетались к пещере и тревожно бродили между елей. Они предчувствовали смерть и боль, предвкушали вкус божественной крови на своих иссохших губах. А потому застыли на мгновение, ощутив выбравшегося на природу Марка, а затем кинулись по его следу, превратились в гончих.

Сила его плескалась как в переполненном сосуде, она была заманчиво близка, но и разрушительна. С рук Марка стекал черный дым и испарялся у самой земли, клубился паром.

Бестелесные духи лишь облепили ветви елей и свисали с них то тут, то там, окружили вход в пещеру, прильнув к скале так, будто хотели слиться с этой породой.

Они уже вытягивали морды без ноздрей, слизывая аромат силы, покушаясь на божественную кровь, но рычание разрезало плетью их уверенность. Духи сжались, сплелись с деревьями и камнями, прячась.

Где-то в пещере притаился Азиз, но не выходил наружу, где блеклый солнечный свет был готов распрощаться со днем и пасть в объятия ночи.

Марк не слышал рычание Азиза, не видел клубившихся у ветвей и входа в пещеру духов. Он лишь топтался на месте, а потом сорвался куда-то вдаль, побежал бесцельно, прокручивая в голове образ своей сестры, потом Миши.

Алина. Миша. Миша. Алина. Миша…

И каждая в нем разочаровалась.

Он зарычал. Схватился за голову, стянув черные волосы. Упал на влажную землю, но физическая боль не принесла облегчения, не перекрыла моральные муки.

Надежда на спасение Алины, что мелькала путеводной звездой, сейчас оставила лишь блеклый след, за хвост которого Марк хватался, но ощущал лишь пустоту.

Миша злилась на него, отвернулась и отказалась помочь.

Но она не такая.

Она бы помогла, если бы не его предательство.

И Марк с яростью размахнулся, ударив кулаком по земле. Ветви вокруг затрещали, как кости, а гриб под его рукой рассыпался пепельной пылью. Духи втянули шеи, дрожащей спиралью обступая полубога, но ни один не осмелился коснуться его. Это были лишь бесплотные тени – не упокоенные души, просочившиеся в этот мир через разрыв в полотне Нави. Только они и клубились в этом лесу, на пути к пещере. Полевики, лешие, даже самая мелкая живность ушли. Живая энергия не могла существовать в тех краях, где чувствовался холодный след Мороза. Лес опустел. Даже смерть тут казалась тише.

– Алина…

Марк прохрипел имя, будто вырывая его из ребер, и рухнул на колени, прижимаясь лбом к сырой земле. Он вдыхал прелый запах хвои и чувствовал, как злость жгла ему спину, а пальцы сводило судорогой. Слёзы выжигали даже закрытые глаза, не находя утешения. Он злился. На себя. На Мишу. На весь мир.

И вдруг спины Марка кто-то коснулся, он ощутил что-то тёплое и родное. Оторвал голову и так и замер с раскрытым ртом.

Маленькая, в его кофте, перед ним стояла Алина.

– Тебя не может быть здесь…

Он сам хоронил её. Он помнил руки, холодные и тонкие, помнил, как оплакивал тайком сестру, а перед всеми держался. Но сейчас она стояла перед ним, как в тот роковой вечер. За мгновение до нападения собаки.

Её лицо было бледным, почти прозрачным, как туман в лунную ночь. Волосы черной рекой спадали на плечи. Она не говорила, не могла. Но в её взгляде читался упрек.

Марк с трудом приподнялся и протянул к ней руку.

– Прости меня… – прохрипел он, и слеза скатилась по щеке, впиталась в землю.

Алина склонила голову, словно принимая его вину, и мягко дотронулась до его руки. Затем села рядом и прижалась к нему, как в детстве, обвив руками, будто хрупкая, невесомая тень пыталась удержать брата на краю пропасти, не позволив упасть.

На миг всё стихло. Даже духи расступились.

Он успел вдохнуть её аромат, похожий на запах весеннего дождя, прежде чем Алина исчезла. Растворилась без звука, как всё хорошее, что он когда-то терял.

Посреди елей, что склонились в безмолвной скорби, Марк остался на коленях, скорченный, сжимая между пальцев мокрую траву. Её тепло всё ещё жило в груди, словно искра, и он боялся дышать, чтобы не задуть её.

Он ненавидел себя. За то, что подвёл Алину. За то, что предал Мишу. За то, что не смог быть сильным, когда это было нужно.

Но сильным он и не был. Никогда.

Только братом. Которому не хватило времени.

Знала бы Алина, что она была единственным, что сдерживало его от пропасти. Без неё, он был готов кинуться в разрыв с разбега, позволить тьме поглотить его без остатка. Погибнуть телом, ведь душа осталась с сестрой.

Последние солнечные лучи лизнули спину, простившись навсегда и исчезли. Солнце страшилось того, что могло увидеть со своим возвращением, а потому молило луну не приходить, не сменять её. Но время было неумолимо и ночь опустилась на лес.

Во тьме духи ощутили силу и обступили Марка. Казалось, что он уснул и потому не двигался. Они коснулись его горячей кожи, вдохнули аромат силы, затем впились острыми когтями в спину, облизываясь от предвкушения.

Пролилась кровь. Марк вздрогнул, и вспышка его силы волной откинула духов, точно надоедливую мошкару.

Он поднял голову, наконец отпустив воспоминания.

Он спас бы Алину любой ценой. Но это было от безысходности, ведь Марку нечего было терять. Сейчас же его сердце захватила лунная дева, сумасбродная, местами наглая, но прекрасная.

Он накрыл горящие губы пальцами. Застыл.

Вспомнил покрасневшие щеки, блестящие от пламени свеч глаза и широкую улыбку. Аромат белых, шелковых волос и его руки, кружащие Мишу в танце.

Когда он узнал её имя, то пошутил, что Маша не нашла медведя и сама назвала себя Мишей. Теперь Марк был готов стать её медведем и разорвать любого, кто покушался хоть на ноготок девушки.

Он хотел разрушить этот мир и в разломе достать Алину. Но в этом мире была Миша и она единственное живое существо, кто своим присутствием останавливал его конец.

– Пошли прочь, кровососы, – огрызнулся Марк и подорвался обратно, отмахиваясь от духов на своем пути.

Духи клубились рядом, но не подступали. Когда Марк нашел во тьме вход в пещеру, то духи жалобно заскрипели, точно несмазанная калитка, и облепили каменный вход. Пройти вслед за полубогом они боялись, их отпугивала мощь зимы, трещавшей в каждом углу пещеры.

Марк же её не ощущал и под глухой стук шагов он петлял по коридорам. Те то сужались, то расширялись, пока не вывели к высокой зале. На влажных каменных стенах плясали рыжие, точно ржавчина, огни от факелов. У дальней стены, где камни прорывались из земли бушующей волной и застыли во времени, покрылись льдом, там, на троне сидел Морок.

Голос его разрезал сгустившуюся тишину и Азиз проснулся от голоса хозяина:

– Ну что, сын мой, пошла ли за тобой дочка Коляды?

Марк пропустил через себя насмешку в словах отца. Его терзало другое.

– Что ты хочешь сделать с сестрами? – спросил он, хотя больше всего его интересовала Миша.

– Испытать их, – просто ответил Морок и лениво разгладил ткань своего полушубка. – Я должен знать, как далеко они могут перенести во времени и насколько там остаться. Думаю, это требует тренировок, а может и чьих-то жертв.

– О чем ты?

Морок засмеялся, ласково улыбнувшись, как волк, нацепивший личину овечки.

– Не переживай, я лишь ищу как стимулировать дочерей Коляды.

– Перестань, отец. Если это всё ради меня и спасения Алины, то не нужно заставлять Мишу. Я смогу убедить ее помочь просто так, потому что она…

– …любит тебя? – додумал Морок, но Марк отмахнулся:

– Потому что она добрая и искренняя. Она не бросит в беде и, да, потому что я нравлюсь ей.

Голос, казавшиеся твёрдыми, предательски дрогнул.

Смех Морока ударил, как ледяной кнут. Воздух задрожал, в нём застыли искры – тонкие снежинки, будто осколки звёзд. Они дрожали, напуганные раскатистым смехом.

– Что это?

Марк не увидел, как Морок еле заметно подул и снежинки закрутились. В вихре они облепили воздух и превратились в две фигуры, сомкнутые в объятиях. Блестящие, но холодные, те стояли по центру комнаты, замерли в танце.

Марк отшатнулся, удивленно осматривая фигуры, вырванные из дома Коляды. Точно похищенные из ночи, когда танец сплел две души и обнажил их чувства, завершил все поцелуем.

Снежная Миша стояла посреди пещеры в объятиях ледяного Марка.

– Думаешь, она тебя любит? – скрипел голос Морока, переходя на смех. Буря набирала силу. Фигуры пришли в движение, закружились. Танец стал ломаным, безумным.

– Знаешь, что стало с её первой любовью?

Ветер поднялся с земли и засвистел так, что уши закладывало.

– Она проткнула ему сердце веткой. Он рассыпался в пепел.

– Но он был лешим! – закричал Марк, пригибаясь под напором ветра.

– А ты убил моего дедушку! – взревел голос Миши.

Удар. Марка отшвырнуло в стену, дыхание сбилось. Он едва успел закрыться.

Вихрь схлопнулся, разорвался на сотни хлопьев, разлетевшихся по пещере. Воздух гудел. Боль и страх проникали под кожу.

Из снежной пелены шагнул Морок, но с каждым шагом с него спадала маска. Глаза налились холодным светом. Черные волосы покрылись инеем и превратились в белые. Лицо покрылось сетью морщин. Серебро бороды пробилось сквозь кожу. Синий полушубок стал рябить, пока не вспыхнул кроваво-красным мехом.

Азиз ступал рядом, склонив морду и скалясь.

– Отец?

– Отец-отец, – передразнил бог голосом Марка и встал напротив. – Что же ты такой дурачок, Маркуша?

Марк поднялся на ноги, хватаясь за стену руками от слабости и осматривая изменившегося отца. Осознание, что его обманули, больно хлестнуло по лицу. А обвиняющий крик Миши все еще бил по ушам.

– Мороз? – догадался Марк.

– Рад познакомиться, племянничек, – хищно улыбнулся Мороз и показал свои зубы с щербинкой, – уж не думал ли ты, что мой брат будет тратить своё время на такого никчемного сына?

Земля все-таки обрушилась под ногами Марка и сердце ухнуло в пропасть. Никто не смог удержать его от обрыва.

– Все это время, это был ты? Ты нашел меня в Питере, а не Морок?

– Я.

– И ты хотел помочь мне спасти Алину?

– Конечно я, твой отец и носа из тьмы не высунул бы. Тем более ради тебя. Семья для него пустой звук. Но вот на твою сестру и мне, на самом деле, плевать.

Марк сжал кулаки. Он был куклой. Игрушкой. Инструментом в руках чудовища.

– Ты отправил меня к Мише?

Мороз обеспокоенно обратился к Азизу:

– Может его льдинкой по голове задело? – а потом озадаченно посмотрел на Марка. – Долго будешь спрашивать очевидное? Или память отшибло?

Марк отступил, вновь взявшись за голову, точно мысли могли её разорвать. Черная дымка мрака уже клубилась под ногами полубога, закручивалась в воронку мыслей.

Стук шагов разгонял повисшую тишину.

– Ты подставил меня, – осознал Марк, не скрывая боли. – Что ты сказал Мише?!

– Всё как есть. Про твой обман, про то, как ты убил её старика.

Марк отшатнулся, вспомнив ту ночь. Он и не притронулся к дедушке Миши, не успел, как его окружили сотканные из тьмы волки. Они обступили горящий дом, нырнули в него, в поисках Кикиморы. Но нашли потерявшего сознание старика и выволокли на улицу. Или нет?

А может Марк правда убил его?

Его волки ведь не подчинялись никому, зависели от эмоций.

Мороз продолжил, обступая племянника. Затрещал холод:

– Дочери Коляды никогда не потратят свои силы на отпрыска Морока. Они не повернут время вспять для того, кто не смог уберечь единственного родного человека от смерти – свою же сестру.

Все же Марк упал в пропасть и тьма поглотила его.

– Ты врал мне, – холодно сказал Марк.

– А ты врал ей.

Марк отвернулся, точно получив пощечину. Тело его окаменело.

Пальцы Марка сжали рукоять и клинок, явившийся из тьмы, рассек воздух. Полоснул рядом с Морозом, задев его полушубок. В тишине Марк перехватил клинок и с размахом нанес удар. Один. Еще один.

Вперед выскочил Азиз, кинувшись на защиту хозяина.

Стальные удары звоном разнеслись по пещере. Азиз заскулил, упав на землю.

Марк остановился, его глаза были черны, как безлунная ночь. Между ним и Морозом лежал раненный Азиз.

– Я сделаю всё сам, – процедил Марк. – Без тебя. Без них. Даже если сожгу этот мир дотла.

Он развернулся и ушёл прочь, оставив за спиной кровь, стужу и сломленную душу.

Азиз заскулил и Мороз присел подле него, накрыв кровоточащую рану ладонью. Пурга заклубилась под ней, затягивая кожу. На рык волка, хозяин ответил с довольной улыбкой:

– Сейчас самое интересное. Посмотрим, чья боль сильнее.

Но слова остались в зале, точно заточенные в клетке.

Марк же уже разрезал пространство перед собой, по памяти следуя к Мише. Казалось, что даже сердце в нем не билось. Только необходимость спасти сестру любой ценой, даже если мир падет к его ногам, вела вперед.

Он отмахивался от мыслей, что Миша видела в нем врага. Не хотел слышать её голоса и видеть осуждающих карих глаз, но они, как назло, всплывали перед ним.

Духи шипели осуждающим голосом Миши где-то впереди:

– Ты убил…

– Убийц-с-са…

Марк перешел на бег. Завернул за угол и также резко замер. Клетка была раскрыта, и отрубленная наполовину решетка перекрывала проход. Внутри никого не оказалось, и Марк крепче сжал рукоять меча.

Стал зверем, идущим по следу.

Рыскающим, в поисках Миши.

Ветви елей цеплялись за ткань футболки, пытались остановить.

Ощущая неконтролируемый поток энергии, духи липли к Марку, вдыхая силу. Кто-то всплывал перед Марком, будто прилетали с другого пиршества, напитались энергии в другом месте. Эти духи были плотными, похожими на тени, точно комар, разбухший от крови.

Шепот этих теней сливался с шорохом ветвей.

– С-с-сила…

– Не трат-сь её…

– Ос-с-становись…

Но Марк лишь стряхивал когтистые лапы, тянувшие его назад.

А духи шептались меж собой и тревожно сплетались в комок мрака. Они боялись того, что могло скоро произойти. Предвкушая выброс силы, воздух искрился, заряженный. Был готов взорваться.

– Не спас-с-ешь…

– Ос-станьс-с-саа…

Подобно змеям шипели духи.

Во тьме блеснул клинок, и они разлетелись в страхе и предвкушении.

***

Лес был окутан тишиной, тревожно застывшей среди высоких, утомленных елей. Воздух ощущался плотным, пропитанным сыростью опавших листьев и запахом горькой смолы. Тонкие полосы тумана стелились между деревьями, извиваясь, а земля под ногами была мягкой, словно давно не знала шагов человека.

Среди этой туманной чащи вырос старый дом лесника. Его деревянные стены потемнели от времени, крыша была покрыта мхом, а покосившиеся ставни скрипели от лёгкого дуновения ветра. Дом до боли напоминал жилище дедушки, в мельчайших деталях: от старых окон до кривого крыльца, которое прогнило, но все еще держалось на честном слове.

Внутри, за рассохшейся дверью, пахло прелым деревом и старым воском. В центре комнаты стоял массивный стол, покрытый пылью и следами от пальцев, точно кто-то в последний раз коснулся его и ушел навсегда.

Недоверчиво, точно все передо мной было иллюзией, я встала на пороге, пока сердце гулко било в груди. Это место было слишком похоже на дом моего детства. Слишком знакомо. Но в этом сходстве пряталась фальшь, и чем дольше я смотрела, тем яснее понимала, что это было ловушкой. Мороз словно предвидел наш побег и деревья по его приказу выстраивалась коридором, пока не привели нас к этой опушке и дому. Пока не вернули меня в прошлое.

Но колесо времени было запущено. И лес, и дом, и воздух вокруг нас – все тянулось в тугую петлю, что вот-вот должна была сомкнуться на моей шее.

Дотронувшись до отсыревшей стены старой избы, меня наконец накрыло осознание: дедушки больше нет.

Все надежды, что он жив, что его можно спасти разрушились, осталась только боль, ярость и отчаяние. Воспоминания вспыхивали перед глазами. Я видела его теплую улыбку, чувствовала запах травяного чая, руки, всегда пахнущие древесной корой. И его больше нет. Не осталось даже шанса попрощаться.

Но я могла это изменить. Могла ли?

У меня появилась Доля, недавно найденная сестра, воплощение солнца. Она светилась чистым доверием, искренне была готова помочь перенестись в прошлое, ведь она желала дать мне то, что я так искала – возможность изменить судьбу.

Но мы обе знали, что это опасно. Обе ощущали, как потоки времени дрожали, как само прошлое сопротивлялось.

Доля улыбнулась, когда я вышла из избы, но в ее глазах проскользнула тревога:

– Ты уверена? – спросила она, встав рядом на прогнившую ступень. Позади нас зиял темный лес, а дыхание сбилось после долгого бега. – Если мы это сделаем, то можем не вернуться в настоящее. Ты можешь не вернуться.

– Если я не попробую, то не прощу себя, – ответила я твёрдо, но руки дрожали.

Я понимала, что сестра неоправданно рисковала собой, но мне хотелось думать лишь о дедушке. Я решила пойти на риск, пожертвовать своим настоящим ради прошлого…

Как можно встречать утро и жить дальше, если жизнь осталась в глазах родного человека, где-то далеко в воспоминаниях?

Я сделала выбор.

И стоило мне это осознать, стоило понять, что я пожертвую всем ради своей цели, переверну этот мир, ведь он больше мне не мил, как глухо в вышине захлопали крылья. Я оглянулась на темное небо и выхватила черную точку, что ворвалась на лесную поляну.

– Касим! – удивлённо вскрикнула, сама не веря.

Ветер от приземления моего Хранителя взметнул листья, и Касим сразу же обрушился на меня с тревогой и возмущением, не заметил Одолину:

– Ну вот, полоумная девчонка! Зачем же ты сбежала? Куда уже встряла! – его голос был полон паники. Касим ощущал то же, что и лес: холод и смерть. – Что ты планируешь сделать? Почему духи вьются в округе как рой пчел?!

Радости от его переживаний за меня я не ощутила, а потому повернулась к нему, холодно и твёрдо.

– Если ты прилетел за мной из Нави, чтобы поругать, то зря. Я все равно сделаю то, что задумала. Если ты сейчас не поможешь, Касим, – мой голос дрожал, но не от страха, а от решимости, – то больше никогда не увидишь меня. Ты станешь таким же, как Коляда. Бесчувственным предателем!

Касим замолк. Всё это время он пытался направлять меня, пытался быть Хранителем, но наконец осознал: я уже сделала свой выбор. И если он сейчас отвернется, то потеряет меня навсегда.

Отчаянный взгляд Касима вдруг наткнулся на Одолину. Глаза расширились, и он осознал, кто перед ним стоял, и на мгновение даже забыл о своей тревоге.

– Ты… – его голос прозвучал глухо, с нотками благоговейного волнения.

Доля смотрела на него с любопытством, слегка склонив голову набок.

– Ты ворон Коляды? – догадалась она, изучая его почти так же внимательно, как и он её.

Касим резко встряхнул серые перья и почтительно склонил голову, но в его движениях читалась лёгкая нервозность.

– Одолина, дитя солнца, сестра грядущего… – он запнулся, видимо не зная, как правильно к ней обратиться. – Я Касим… и, – он примирительно взглянул на меня. Во всем его облике вдруг скользнуло понимание и смирение, что удивляло в этом настырном и непреклонном вороне, – кажется, вы все решили. В таком случае нам стоит поторопиться. Тьма клубится вокруг.

Стоило мне недоверчиво кивнуть, как поднялся ветер, вскружив прелую листву и серые хвойные иголки в танце. Из-за забора плотно стоявших деревьев вдруг повеяло прохладой и следом на поляну вывалился Вихрь. Закручивая вокруг себя ветви, от чего лес стонал и гудел, Вихрь замедлялся, приобретая человеческие очертания, и вот уже молодой и до боли знакомый парнишка просто крутился вокруг своей оси, широко расставив руки. Стоило ему замедлиться, как не ровной, точно хмельной походкой, Вихрь попытался остановиться на поляне.

– Укачало, – буркнул он себе под нос, но ветер все донес до наших ушей.

Я расплылась в улыбке.

Вихрь заметил сначала меня, затем Касима у входа в избушку и подбежал зигзагом ближе, заключив в объятия. А я сжала его в ответ, сдерживая слезы. Касим отпрыгнул в сторону, избежав объятий, но как всегда заумно пристал:

– Долго же ты на этот раз.

– Так мы с Горынычем психолога искали!

– С Горынычем?

– Психолога?

Наши голоса прозвучали в унисон, но ответа не последовало. Вихрь заметил Одолину и смущенно опустил голову, также выпустив меня из объятий.

– Я Доля, сестра Миши, – представилась она и вышла вперед.

Вихрь смущенно кивнул и пожал вытянутую ладонь Доли.

– Как много друзей, – протянул он, бросив на меня преданный и счастливый взгляд, – ради этого стоило спуститься в Навь… а где Марк?

Повисла тишина и Касим в ней неуютно запрыгал, в попытке заглянуть мне в глаза. Радость пропала и боль вновь накрыла с образом парня, выбив все хорошее из груди. Остались только пустота и слепая вера в то, что я должна была сотворить.

– Марк нас предал. Нет времени объяснять, мы должны быстрее провести ритуал и вернуть моего дедушку из прошлого. – холодно сказала я и обратилась к Хранителю. – Что нам делать, Касим. Ты знаешь про этот ритуал?

Повисла тишина, которую нарушило только тихое шмыганье Вихря, но он не смел мне возразить. Отрезвленный печалью Вихря, Касим все-таки заговорил:

– Слушайте внимательно, сестры. Время для вас хищник. Оно будет пытаться удержать вас, перемолоть, оставить в неимоверном количестве временных петель. Ты особенная, Доля, – он обратился к ней с уважением. – Ты воплощение солнца и будущего. Но вы отправляетесь в прошлое, которое будет пожирать тебя, ведь тебе там не место. Ровно, как и Мише в будущем.

Одолина слабо улыбнулась.

– Да, я ощущаю это, – её голос был спокоен, но в глазах пролегла скорбь, точно предчувствуя чей-то конец.

– Чем быстрее вы сделаете, что нужно, тем лучше, – продолжил Касим. – Вы должны взяться за руки. Миша, ты должна четко представить момент, в который хочешь попасть. Тебе нужна не просто картинка, а всё. Запахи, звуки, эмоции. Ты должна прожить это мгновение. Время понесет тебя вслед за чувствами.

– И всё? – мягко спросила Доля, точно заметила общую нервозность.

Касим качнул серой головой.

– Нет. Как только время начнёт затягивать, оно попытается вас запутать. Ты, Миша, должна будешь поддерживать реальность, не давать прошлому измениться, превратиться в параллельную временную петлю. Когда перенесетесь, идите вместе и ни на шаг не отходите друг от друга. Как только увидите дедушку, то дотроньтесь него, только касанием вы перенесете его в настоящее, но стоит вам потерять контроль, как все рухнет.