
Полная версия:
Дитя минувшего
Доля глубоко вдохнула и вдруг сжала мою руку. Посмотрела с полыхающим в глазах теплом, поддерживая:
– Тогда начнем?
Также держась за руки, мы отошли от хижины и встали на поляну, туда, где ночь охватывала пространство и поглощала свет исходивших от нас искр. Деревья утробно застонали, завыли. Духи витали вокруг, сливаясь с мраком и я ощущала, как они втягивали нашу энергию, поглощали её и насытившись отлетали.
– Сбежавшие из Нави духи могут нам помешать, – прошептала Доля, но Касим услышал её. Он взлетел на ближайшую ветку и внимательно окинул территорию. Что-то решив для себя, он обратился к Вихрю, бредущем за мной как щенок за хозяйкой. Думы его были в другом месте, потому он не сразу услышал приказ Касима:
– Тебе нужно выгнать духов и продержать их до конца ритуала за границей хижины и этой поляны.
– Но я не могу оставить Мишу.
Вихрь не хотел уходить. Его беспокойство буквально лопалось в воздухе, кружа невидимыми порывами ветра вокруг. Он не понимал всех сложностей ритуала, но чувствовал, как и я, что это было опасно.
Но Касим был непреклонен:
– Ты должен охранять периметр. Если нечисть, – он помедлил, точно слова дались ему тяжело, – или Марк приблизятся, не дай им войти.
– Но… – Вихрь переминался с ноги на ногу, впервые за долгое время не зная, что сказать.
Касим посмотрел на него с вынужденной строгостью.
– Это важно, Вихрь. Если ритуалу помешают, то всё потеряно.
Вихрь сжал кулаки, словно понял, что должен подчиниться. Но уходить, зная, что я в опасности, было мучительно. Он обернулся и посмотрел на меня. Солнечная улыбка осветила душу и согрела сердце. Вихрь улыбнулся по-детски, как всегда широко, искренне. Как будто ничего плохого не могло случиться.
– Я быстро, друг, – предупредил он, прежде чем исчезнуть среди деревьев, занимая пост на границе леса.
И тогда я ощутила всю серьезность ритуала. Под лунными лучами мы встали с Долей друг напротив друга и ведомые указаниям Касима взялись за руки, замкнув круг. Искры лопались вокруг нас, пока не притянулись к центру и не превратились в нити.
Сила полилась по нашим рукам, сплетаясь яркими нитями и окутывая пространство.
***
Вихрь стоял на границе леса, внимательно следя за деревьями, ожидая любой опасности. Духи уже пыталась прорваться, как назойливый мухи, но его ветер сдерживал их, превращая в бессильные тени.
Он ощутил чье-то приближение, быстрое, прямиком из тьмы. Был готов напасть и оборонять территорию, но так и замер, встретившись с бледным, запыхавшимся лицом. Родным.
Марк выглядел измождённым. В глазах стояла злость и холодный расчёт, но в глубине Вихрь ощутил страх и отчаяние. Он с первой встречи мог почувствовать брата своей души.
Марк шел быстро, тяжело дыша, будто только что сбежал из когтей самого Мороза. Так оно и было, он сбежал, чтобы попасть в новую ловушку, но на пути появился знакомый и уже прикипевший к нему дух.
Под сопение теней Марк встал напротив Вихря, лицом к лицу, а у последнего замерло бы сердце, если бы оно билось в груди. Ведь он видел того, кого любила его душа при жизни, ради которого была готова вновь лишиться этой жизни.
– Вихрь. Я должен войти, – прохрипел Марк, все поглядывая во тьму за спиной духа.
Вихрь должен был остановить его, ведь Миша приказала охранять ритуал. Но что-то внутри ныло и кричало, что Марк не мог оказаться предателем, что он нуждался в ритуале не меньше, чем Миша.
Вихрь ощущал на коже съедавшее Марка желание изменить прошлое и вернуть Алину. Он ощутил это еще в их квартире, где впервые встретил мать и отца своей прошлой души. Но что бы произошло с самим Вихрем, если у Марка бы получилось спасти Алину и восстановить её душу? Смог бы Вихрь существовать дальше или исчез бы из мира, так больше и не взглянув на друзей? По своей природе он жаждал жить, вкусить свободу и легкость за то, что лишился жизни так не справедливо. Но сейчас, смотря в родные темные глаза, он с благодарностью принял свою судьбу.
Будь, что будет.
Марк сделал шаг вперёд, а глаза Вихря наполнились слезами. Решение было принято, и он раскрыл руки для, возможно, последних объятий в своем коротком существовании. Но Марк отшатнулся. Задумчивый, решивший разрушить этот мир и во чтобы то не стало спасти сестру, он даже не понимал, как был близок к цели. Вихрь на его пути был лишь преградой, а потому Марк отшатнулся во тьму. С потонувшими в ночи шлепками он постучал Вихря по плечу и с губ сорвались слова благодарности.
– Спасибо, Вихрь.
А затем, опьяненный болью, Марк прошел сквозь духа.
Тьма взвилась вокруг Вихря, и он смахнул слезы, вновь откинув не упокоенные тени, скользнувшие за полубогом. Старался не смотреть назад, туда, где уже скрывался Марк.
20 Глава, где я делаю выбор
С каждым шагом сердце Марка громче ухало в груди, и он сорвался на бег. Ощутил кожей, как Миша уже творила ритуал, чтобы спасти своего дедушку. Но сотвори она его, то возможности спасти Алину могло больше не появиться.
Откидывая хлеставшие по лицу ветви, Марк влетел на поляну, вынырнув из тьмы. Воздух перед ним вибрировал, наполняясь золотым светом, исходившим от Одолины и Миши. Сестры держались за руки, их силуэты почти слились в один, поглощенные светом. Точно дирижёр над ними летал Касим и отдавал указания, но стоило ему заметить Марка и застывший на девушках ожесточенный взгляд, то ворон тут же спикировал вниз и кинулся наперерез полубогу.
Но Марка не заботил Касим.
Он громко свистнул, от всей души призывая спящих во тьме волков. Свист пронзил округу и земля сотряслась, как когда-то в начале лета. Из мрака, что сочился из самой Нави, появились очертания зверей. Волки нервно дергали хвостами и прислушивались к эмоциям своего хозяина. Чёрные, как ночь, неестественные, с пылающими красными глазами. Они ощутили злость и кинулись на бросившегося на перерез Марку Касима, рыча и хватая его когтями.
Касим взвыл, отлетев в сторону, но звери снова набрасывались на него, загоняя в ветхий дом. Рычали. А тот трепыхался, прижатый к отсыревшим бревнам. Загнанный.
Свист.
Этот свист!
Сознание Миши было далеко в воспоминаниях, но свист выдернул её в реальность, окропив кровью и гарью руки. Она вдруг вспомнила, как бежала, подгоняемая свистом, как оставляла горящего за спиной дедушку в этом звуке.
Вырванная в настоящее, Миша осознала, что слышала свист раньше. В тот страшный день, когда напали на неё. Когда всё разрушилось.
Она оторвала взгляд от спокойного лица Доли и нашла приближавшегося к ним Марка. Отстраненный, с бледной кожей и черными волосами он выглядел как смерть, явившаяся за ней. Ни один мускул на лице не дрогнул, пока крик Касима сливался с рычанием волков.
– Это был ты?! – вскрикнула Миша и её голос разорвал воздух, вырвавшись из творившегося колдовства. Руки, что сжимали ладони Доли задрожали и временной поток изменился. Силы ритуала, завязанные на эмоциях, дрогнули. Пространство заколебалось, золото смешалось с тенями, кружившими вокруг. Точно молоко на огне, золото начало шипеть, поглощаемое мраком, выплескиваясь яркими искрами. Одна такая искры лизнула покосившуюся избу, и крыша той воспламенилась золотым огнем.
Но Миша не могла оторваться от глаз Марка, их заволокла чернота. Он вдруг оказался так близко и ворвался в поток времени. Его эмоции, не злость, не гнев, а горечь и боль, оказались сильнее, чем у Миши.
Яркой вспышкой пространство испарилось на какое-то мгновение, пока темными бликами не начало появляться откуда-то снизу, сложилось в единую картинку. Земля выросла под ногами.
Миша больше не видела лес.
Теперь перед её глазами появилась старая детская площадка. Скрипучая горка. Пыльные качели. Тёплый летний воздух колыхал цветочные клумбы у высокой кирпичной многоэтажки.
Тишину нарушил смех. Звонкий, переливчатый. Через помутневший взгляд Миша все же нашла того, кому принадлежало веселье и не поверила, что он мог быть таким. Легкое покалывание прошло по спине, когда Миша различила на детской горке Марка, но другого.
Маленький Марк смеялся, скатываясь вниз.
Глаза с трудом привыкли к резкому солнечному свету. В ушах стоял звон, последствие перемещения во времени, но этот смех рассеивал тьму и казался таким настоящим.
Миша увидела её.
Девочку в светлом платье и не по размеру большой кофте, с черными косичками. Она смеялась, наблюдая как нелепо скатывался старший брат с детской горки.
Миша повернулась к побелевшему Марку, что стоял совсем близко, все также держал её за запястье, точно она была единственной соломинкой, способной спасти его.
– Это Алина? – голос Миши дрогнул, но Марк не отозвался. – Где мы?! Что должно произойти?
Марк не ответил, с таким же недоверием изучая пространство. Ему нужна была секунда на передышку, на то, чтобы заметить сестру, после чего он сорвался с места, прямо к девочке, желая скрыть её от всего мира. Он хотел схватить её за руку, обнять, убедиться, что она настоящая, живая! Он отпустил руку Миши и рванул к детской горке:
– Алина!
Но маленький Марк вырос нерушимой стеной перед взрослым, инстинктивно оттолкнул сестру в сторону, от чего Алина пискнула:
– Маркуша, ты чего дерешься?
Но взрослый Марк едва слышал её голос. Он столкнулся с собой лицом к лицу, замерев. Временное полотно вдруг покрылось рябью, точно произошло что-то неисправимое, как вдруг раздался рык, словно свора собак окружила площадку. Отвлеченный рыком, маленький Марк отвернулся от взрослого и пространство перестало рябить.
Алина развернулась на звук, одергивая брата за рукав.
– Маркуша, там собака?
Взрослый Марк бросил отчаянный взгляд на сестру. Еще пару секунд и тонкую нить жизни должны были оборвать беспощадные руки Мораны пряхи.
Рябь вновь прошла по воздуху и все вокруг загудело. Было неправильным. Рядом пошатнулась Одолина, выпустив руку Миши, что все это время держала в крепкой хватке. Её солнечный свет потухал, истончаясь в прошлом и освещая его.
Что-то шло не так.
Дело было в Марке. А может в самой Мише, что дрожала от нетерпения, хваталась за волосы на голове, чуть не вырвав прядь. Она была так близко к спасению дедушки, но если сейчас не перенестись в нужное воспоминание, в её воспоминание, то все окажется зря!
Она бросилась к Марку в отчаянии, отпустив руки сестры, и одернула его за плечо:
– Вернись! Нам нужно к дедушке! – крикнула она в панике.
Но пространство вокруг заискрилось, как осколки разбитого стекла.
Одолина едва держалась на ногах позади тех, кто терял контроль над эмоциями. С усилием разлепила глаза и на негнущихся ногах шагнула вперед.
Миша схватила Марка с силой, собираясь вырвать из его ожившего воспоминания, ведь стоило им тут задержаться еще на минуту, их бы растёрло в жердях время.
Рычание вибрировало от стен многоэтажек.
Маленький Марк все же отвернулся, в поисках опасности. А взрослый Марк скинул руку Миши и упал на колени перед сестрой, схватил её в объятия и спрятал. Уткнувшись ей в плечо, он не увидел, как подошла Одолина и из последних сил потянулась к Алине, задев её пальцами. Почти потеряла сознание, застыв в метре от земли.
Внезапно всё вокруг замерзло.
Песок в песочнице покрылся инеем.
Качели застыли в полете.
Воздух стал колючим, холод сжал лёгкие.
Миша ощутила чью-то силу: грубую, неумолимую. Время разрывалось на части. Воздух дрожал, мерцал, словно перед грозой. Земля под ногами казалось зыбкой, неустойчивой, вот-вот, ещё немного, и они снова провалятся в прошлое. В нужное ей!
Но что-то резко дёрнуло их назад.
Мороз.
Его рука ледяной цепью вытянула их обратно, и в следующий миг они рухнули на холодную землю. Поглощенные ночью и жаром от пылающей избы, они вернулись в настоящее.
– Нет! – взревела Миша, хватаясь пальцами за клочки земли.
Она пыталась встать, вновь рвануть в поток, но разрыв временного полотна стремительно сужался, сжимаясь в тонкую светящуюся нить.
– Я должна вернуться! Я не успела! – её голос срывался, колючий ветер разносил эхо по лесу, подкидывал вместо дров в клокочущий пожар.
Мороз стоял в стороне, неподвижный, словно высеченный изо льда. В его глазах читалась насмешка, но и нечто большее, когда он тихо сказал:
– Одного за раз.
Марк сидел на коленях, как это было на детской площадке, тяжело дышал, как раненый зверь. Его руки дрожали, но были пусты.
– Где Алина? – едва слышно спросил он.
Он поднял глаза и в этот миг они наполнились ужасом.
– Где она?! – рёв вырвался из его груди, разорвав стон деревянной избы.
Глаза покрылись пеленой и сквозь неё он увидел вытянутую, уродливую фигуру Мороза. Тот надсмехался, издевался, наслаждался болью, и Марк не выдержал. Он бросился на лживого «отца».
Тьма пульсировала вокруг, закручивалась вихрем чёрных волков, сотканными из теней. Мороз лишь отшатнулся от ели и снежной пылью растворился. Голос его прозвучал уже в другой стороне:
– Ты слеп.
– Ты забрал её! – Марк развернулся в исступлении и кинулся на голос. Обрушил свой гнев на бога зимы, и его гнев потряс воздух, затягивая в битву, но бог избегал её, исчезая и появляясь в разных местах.
Миша выпустила влажную землю из рук и поползла на четвереньках к Доле. Та мирно лежала в воронке земли, оставшейся после ритуала. Пальцы Миши коснулись горячей кожи сестры. А взгляд все перебегал на сужавшийся портал.
– Ты можешь встать? – голос Миши дрожал и был полон отчаяния. – Ещё есть время. Мы можем еще перенестись? Мой дедушка…
Осталось всего несколько секунд, пока портал не закрылся.
Долю била мелкая дрожь, а тело казалось тонким и высушенным от времени. Губы потрескались, кожа покрылась трещинами, как тонкая пленка, под которой виднелась сеть золотых вен. Одолина молча подняла руку, ткнув пальцем куда-то вдаль.
Миша посмотрела туда. И наконец заметила огонь.
Горящая изба раздирала ночное небо. Пламя лизало покосившуюся крышу, выбиваясь из окон, взмывая к звёздам. Все было как в ту ночь, когда она оставила дедушку и сбежала от своего кошмара. Сбежала от огня, не в силах его переступить и спасти самое родное.
Доля, точно видела это раньше, надрывно прошептала:
– Ты спасешь одного…
Миша замерла. Горло болезненно сжалось. Сердце колотилось так громко, что заглушало всё остальное. Мысли, что воронкой крутились в голове вдруг ухнули вниз, оставив лишь пустоту.
Где-то внутри, сквозь ревущий огонь, послышался хриплое карканье, и оно резануло по ушам. Миша посмотрела на горящий дом, не веря в происходящее, а совсем близко сестра назвала имя Хранителя.
Касим.
Взгляд Миши вернулся к затягивающемуся порталу. А затем к дому. Она могла ещё раз нырнуть в поток. Вернуться. Найти дедушку.
Но тогда Касим остался бы здесь, в огне, среди объятий смерти и дыма.
Касим еще был жив. А дедушка нет.
Миша сжала зубы, отчаянно рыча и покачиваясь с сестрой на руках, слёзы потекли по лицу.
Неужели судьба сыграла с ней злую шутку и заставила выбирать?!
Она бросила взгляд на временной портал, затем на горящий дом, портал, дом…
С болью, с последним отчаянным взглядом, она опустила сестру на землю и поднялась. Глаза выжигал металл, в который превратилась сама Миша, выкованная молотом времени.
И она сделала шаг назад.
Потом ещё один.
И задерживая дыхание побежала в полыхающий дом. Под треск и звуки битвы её обдал жар, с которым огонь лизал стены, пытался сожрать Хранителя и саму Мишу.
Гарь тут же заполнила легкие, прерываясь на громкий кашель Миша звала Касима. Огонь взмыл откуда-то сбоку, поглощая тело. Её крик потонул с треском бревен. Кожа обуглилась на запястье, прожжённая и черная. Это был не обычный огонь, будучи искрой заклятия он выжигал до костей. Все слезилось и плыло. Рука пылала, точно осталось только мясо, но прежде, чем рухнула крыша, Миша успела найти серую точку в центре комнаты. Дым вокруг неё развеялся и Касим лежал так, словно заснул. Миша подняла его целой рукой, но огонь лизнул спину, и Миша упала на колени. Все плыло впереди, но она не могла сдаться и оставить Хранителя в огне.
В помутненном от гари сознании всплыли крепкие руки, они подняли Мишу за плечи и подоткнули к выходу, мягко, заботливо. Запах душистых трав вытолкнул гарь из легких, и Миша обернулась, заметив расплывчатую тень. Она стояла крупным пятном и, кажется, махала на прощание.
Без сил и памяти Миша вывалилась наружу, прижимая к груди серого ворона. И вместе с ним она рухнула на землю, вся в копоти и гари. За спиной рухнула крыша, поглощенная магическим огнем. Миша потеряла сознание.
Потеряла дедушку.
Но спасла настоящее.
Одолина с трепетом и тревогой проследила за закрывшемся порталом, что схлопнулся снопом искр. На слабых руках, подтягивая тело, она поползла к сестре.
Недалеко раздавались звуки битвы, но с каждой минутой они уносились в лес, пока и вовсе не исчезли. Под довольное урчание огня и треск бревен разливалась поглощающая все тревога и тишина. Лишь сердце гулко билось в ушах.
Уже никто не видел, как Марка отшвырнуло в ствол дерева на самом краю леса, и он без сил скатился на землю. Сломленный, одинокий. Его сердце изнывало от ненависти к самому себе и Морозу. А тот лишь рассыпался снежными искрами и исчез.
На пошатывающихся ногах Марк влил свою боль в громкий свист и рухнул на землю. Тут же из тьмы возникла новая стая волков. Клубящиеся мраком, пышущие смертью они рычали и скалились, подпитываемые ненавистью и страданиями, рыскали в поисках добычи. Но по всей поляне, сколько бы они не смотрели, виднелся лишь сам Марк – одинокий полубог, которого захлестнуло отчаяние. Волки выгнули спины, ведомые его эмоциями.
Перекатившись спиной на землю, Марк посмотрел на черное небо и кроны деревьев, но увидел лишь пустоту. Что-то слабое трепыхалось в груди, а затем затихло, погибнув. Марк прошептал:
– Простите меня. Обе.
Он закрыл глаза, испытав жгучую ненависть к самому себе, что скатилась горькой слезой по виску. Сильные эмоции указали потерянным волкам путь и с рыком они кинулись на самого Марка, поглотив его тьмой.
***
Солнце ярко освещало пространство, растворялось оранжевыми пятнами в глазах. Мягкая перина обнимала, точно родной человек, и возвращала в мир.
Я пробуждалась после долгого и темного сна, что лентой вился за мной и мелькал за спиной, стоило хоть немного оглянуться.
– Мишенька, – каркнули рядом и взгляд наткнулся на Касима.
– Жив, – выдохнула, а губы задрожали. Хотела коснуться его серых перышек, но рука оказалась чужой и странной. Кожа от пальцев и до локтя была белой и неровной, болела от натяжки, точно заживший ожог, уродовавший тело.
– Прости. Я потерял силы. Не мог вылечить тебя полностью…
Я перебила Хранителя:
– Это не важно. Спасибо, что выжил!
Слезы вдруг выступили на глазах, одеяло выпустило мои руки и Касим прыгнул к самой груди.
– Не плачь, – взмолился он, прижимаясь к моей груди, а я не могла остановить слезы и сильнее сжала ворона в объятиях. Погладила его по серым перышкам, удивляясь, как он уменьшился в моих руках, точно похудел и состарился.
– Прости меня, прости, – просила я тихо, заикаясь от слез.
– Это ты прости, – плакал в ответ ворон, распластавшись у меня на груди. Он трясся, добавляя, а затем сам себя ругая. – Дурная девчонка, ну зачем ты вернулась за мной? Мишенька, прости, это всё я, непутевый Хранитель…
Я шмыгнула носом и отлепила от себя совсем расклеенного ворона, заглянула в его черные глазки, так странно блестевшие на фоне белых крыльев, и улыбнулась сквозь слезы:
– Касим, даже не смей. Ты мой друг, я без тебя никуда. А ну, чего повесил клюв? Прикупил новый наряд, а мне не сказал?
– Вот дуреха. Это называется седина, доживешь до моих лет, так поймешь!
– Так это ты от старости стал белой вороной?
– От нервов, – нахохлился он, съязвив, чем заставил меня улыбнуться. Хоть что-то оставалось прежним, – с тобой же любой поседеет, дурная девчонка.
Я лишь кивнула. Солнце мягко освещало контур Касима и наконец выделило из очертаний комнаты мою сестру – Долю. Всё это время она молча сидела у края кровати и смотрела на нас с улыбкой.
Заметив мою изуродованную руку, что я вытянула на одеяле, она накрыла её своей. Волны тепла вдруг прошлись по мне, мягко и успокаивающе.
– Мне не приходилось еще лечить от магического огня и это единственное, что я смогла сделать, – виновато произнесла Доля, осмотрев мою натянутую кожу, но улыбка тут же скрасила её расстройство, – если бы не Касим, то не знаю, что стало бы с рукой, она была вся черная.
Я все понимала, а потому произнесла одними губами:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – кивнула она.
Касим наконец утер слезы крыльями и спрыгнул с меня в руки к Доле пузатым грузом. Когда они успели подружиться?
Точно гусыня он сел к ней на колени и выглянул в окно.
Солнечный свет лился с окна, освещая маленькую деревенскую комнату. Я лежала под окном на твердой постели с высокими подушками. Пахло пылью и древесиной.
Недавние события мелькали в сознании как далекий и страшный сон, но я должна была спросить. О дедушке, о Морозе, но первым прорезался вопрос:
– Где Марк?
Касим опустил клювик, от чего сердце пронзила смесь эмоций от тревоги до радости, но тут нашлась Доля.
– Он исчез.
– К-как исчез?
Доля заправила золотые, пушистые волосы за ухо и объяснила.
– После битвы с Морозом он исчез. Какое-то время духи тревожились и искали его, но земля сказала мне, что Марк её больше не касается.
– Он умер? – почти выдавила я вопрос и замерла в ожидании.
– Не знаю.
Я посмотрела на Касима, но он также не знал, что мне ответить, потому я вернулась к сестре.
– Разве ты, не знаю, ты не видишь его в будущем? Точнее, в моем будущем, его нет?
– Я понимаю, о чем ты. Мои видения рваные и непроизвольные, но Марка я не вижу. Возможно, его нить оборвалась, а может он затаился…
Я упала обратно на твердые подушки, закусив губу. Голубые глаза сверкнули в воспоминания, закружили в танце, а сердце заныло. Он предал меня. Но не мог покинуть сердце и хриплый голос все раздавался эхом в голове. Твердые руки все продолжали поправлять мою позу перед нападением с деревянным мечом. Но все это было лишь воспоминанием.
Касим вырвал меня из раздумий тихим карканьем:
– У нас есть другая проблема.
С этими словами меня заставили встать с кровати. В шкафу, среди огромного количества простыней и тканей нашли белое, деревенское платье, похожее на рубаху. Кожу спины также тянуло, но я боялась спросить, что с ней.
Накрахмаленная ткань хрустела, но была лучше пропахшего гарью платья Коляды. Я хотела поправить волосы, но не нащупала длинную косу. С ужасом я коснулась головы и спустилась здоровой рукой к плечам, докуда доходили слипшиеся, обожжённые, когда-то белые пряди.
Они и моя обугленная кожа были ценой спасения Хранителя и платой за попытку обмануть время.
Через деревянные сени, где каждый шаг провожал скрип половиц, мы вышли на улицу. Солнце на мгновение ослепило, и я зажмурилась, привыкая к звукам.
Где-то далеко голосил петух, его пение смешивалось со сплетнями птиц. Звонким, веселым. А главное живым. Жизнь обрушилась на меня, и я встретила её с благодарностью в сердце, подставила лицо солнечным лучом.
Оказалось, что мы были на окраине деревни, там, где изба с покосившейся крышей стояла на опушке, старая, но не забытая и за ней продолжала ухаживать ссохшаяся старушка. Бывшая знахарка приняла ночных гостей так, словно чувствовала их приход, а потому легко пустила на постой.
В воздухе пахло животиной и навозом, но чем дальше от дома, тем больше свежий воздух дразнил и манил в поля.
– Она сидит там, – каркнул Касим, устроившись на моем плече.
На старой лавочке, покрытой облупившейся зеленой краской, сидела девочка. Она пряталась в тени, изучая голубое небо и прислушиваясь ко всему так, будто видела впервые.
Доля прошептала:
– Я нашла её свернувшейся в калачик. За горящим домом. Видимо, когда Мороз схватил нас и потащил обратно, мы как паровозик зацепили друг друга.
Я по-новому посмотрела на девочку, с интересом и страхом от содеянного.
– Так значит мы успели вытащить её за мгновение до смерти? – тихо спросила я, чтобы Алина не услышала.
Касим кивнул и я вновь спросила:
– Но почему она белая?
Мы уставились на девушку, от черных кос которой остались только белые, точно покрытые инеем, и смуглая кожа также стала белой, точно из снега. Фарфоровой.
– Может это влияние Мороза, – предположила Доля и сошла со ступеней. Её босые ноги потонули в траве. – Она ничего не помнит и сидит так уже второй день, наблюдает за солнцем. Думаю, она напугана. Я пойду к ней.
Я кивнула сестре и отвела взгляд от Алины, которая отстраненно посмотрела на подошедшую Долю. На мгновение зависть кольнула спину, и я пожалела, что на её месте был не дедушка. Но тут же отмахнулась от этих мыслей.