Мерзлая тишина

– Что было с первой жертвой?

Есения стала быстро листать хрустящие от старости листы, чтобы наконец оставить позади фотографии мертвой девочки. Пусть все упущенное расскажет Алексей, а дальше она уже прочитает сама.

– Они не были знакомы, насколько известно, но она пошла за ним добровольно. После действий сексуального характера, – Есению бросило в жар от его хладнокровного уточнения, – он задушил ее с помощью пояса от ее платья. Там и оставил.

– Есть записи допросов?

– Борисевич сказал, что покажет вам их сам. После того как вы изучите дела.

– Зачем столько ненужных телодвижений? У меня не так много времени, – запротивилась Есения.

– Вам не понравится то, что вы услышите в записях допросов, если не будете знать, что вас там ждет, – твердо ответил Алексей.

Есения замолкла. Снова посмотрела на своего собеседника. Светлые волосы его аккуратно разделялись ровным пробором по правой стороне. Глаза карие, обрамленные редкими светлыми ресницами. Она даже подметила, что он походил на Никиту Ефремова, и это ее чуть подзадорило. За окном снова пошел дождь, и Есения вернулась к своей работе.

Чем дальше углублялась она в «дело», тем сосредоточенней становилось ее лицо, тем сильнее она впадала в медленное оцепенение. Сцены жестокости, описанные судмедэкспертом, шокировали ее. Есения не решилась взглянуть на Алексея. Не хотела, чтобы он посчитал ее плохой журналисткой из-за слишком сильной впечатлительности. Михаил, который говорил ей о том, что любит детей, совершенно точно не любил их. Невозможно сделать то, что он сделал с человеком, которого любишь. В мире Есении такое было невозможно. В мире Михаила – возможно. Спустя пять листов (а их было около сорока в первом деле), Есения стала кусать губы. На шершавых страницах снова появились фотографии с места преступления.

– Можно мне кофе? – сдалась Есения, найдя возможность оторваться от дела.

– Конечно, с сахаром?

– И с молоком. Две ложки. Спасибо.

Алексей вышел из архива, Есения отклонилась на спинку стула. Ее затрясло от ужаса. Она никогда не была слишком впечатлительной, но фотографии девочки повергли ее в шок. Будучи успешной журналисткой, она раньше была уверенна в том, что ничто уже не способно ее удивить. Но Михаил Топрыгин не удивил, а заставил ужаснуться. На глазах застыли слезы: Есения не выдержала. Каким бы профессионалом она не была, ей невыносимо смотреть и читать то, что совершил над юной девочкой взрослый мерзавец. Это могло случиться и с ней. В том году она была чуть младше Ани. Закончив всхлипывать, Есения быстро вытерла подтеки на веках и сделала глубокий вдох. Она выполнит эту работу и уедет из Тихого навсегда.

– Какие у него были мотивы? – спросила Есения в кабинете у Борисевича, наблюдая, как мужчина допивает свой остывший кофе.

– В институте Сербского его признали вменяемым, естественно, с оговорками. У него фиксированный устойчивый сексуальный интерес к детям, скажем так, педофилия. У него были жена и сын.

– Зачем он убивал их? Насиловать – одно, убить – другое, разве не так?

– У него садистские наклонности, он убивал их из-за этого, возможно. Хотя, на всех допросах он клялся, что это было случайно. Случайно душил предметами их одежды, случайно насиловал. Он садист и педофил, вот и весь мотив, Есения Алексеевна.

Есения устало потерла веки и вспомнила свою юность, когда история о Топрыгине стала «достоянием» города, а после и их страны. По этой причине родители отправили ее учиться так далеко, но она и сама этого хотела. Невыносимо было оставаться в месте, насквозь пропитанным молодой кровью.

Глава 5. Фил.

На севере Тихого все осталось, как прежде. Время здесь остановилось по-настоящему, и если Есения еще удивлялась, как центр города и ее район мало поменялись, то район Жеки не изменился совсем. Та же детская площадка со сломанной на горке деревянной крышей, те же скрипучие качели, с которой они столько раз качались «солнышком». Железная горка, на которой они столько раз рвали себе джинсы. Казалось, прошло не десять лет, а каких-то несколько дней. Даже пятиэтажка Жени не изменилась – такая же серая, невзрачная, с облупленным фасадом и кое-где пластиковыми окнами (остальные все такие же деревянные). Мимо прошла парочка пьяных бродяг, с улыбкой оборачиваясь на Есению.

– Вадим, я тебе это припомню, – буркнула она себе под нос.

С раздражением, отметила, что СИЗО города Тихий выглядел лучше, чем Женин подъезд. Ремонта здесь не было с того дня, как они писали на стенах маркером «Люблю Жеку, люблю Есю». Поднявшись на второй этаж, Есения задержала дыхание и прислонилась к железной Жениной двери. Оттуда доносились громкие звуки. Женя кричала на кого-то на фоне детского плача. Есения поджала губы, не веря тому, что жизнь ее когда-то близкой подруги так кардинально изменилась. Она выдохнула, решилась и позвонила в звонок.

– Ого, – Жека с порога осмотрела ее и потянула в свои объятия, – больше твои шмотки на меня не налезут, как жаль.

– Дурочка, – рассмеялась Есения и оглянулась.

Внутри ничего не изменилось, разве что появились дети. Двое мальчиков выглянули из когда-то Жениной комнаты и стали смотреть на Есению. Она смущенно перевела взгляд на Жеку, совсем не ожидая, что это ее дети. Нет, она догадывалась, но чтобы прямо двое.

– Это мои бандиты, – представила их Женя с улыбкой, словно не она лупила их минуту назад. – Кирилл и Ваня.

Есения уставилась на нее вопросительно. Ваня? Жека смутилась и отвела взгляд:

– Я все расскажу.

– Привет, – Есения улыбнулась мальчикам и присела на корточки, чтобы быть с ними одним ростом, – я принесла тут что-то.

Она купила большую коробку конфет наугад, немного прогадала с полом ребенка (Есения была уверена, что у Жени дочь) и с количеством детей в принципе. Мальчики посмотрели на маму, получили ее одобрение и подбежали к Есении. Один был похож на Женю – старший, второй – помладше, был похож на кого-то, кого Есения определенно не знала.

– Я – Ваня, – улыбнулся старший.

Есения посмотрела на Женю, та снова смущенно отвела взгляд.

– Я – Есения. Классное у тебя.

Ваня просиял от комплимента. Женя тоже, оценив намек. Кирилл стоял позади, осторожно наблюдая за новой знакомой, так и не решившись к ней подойти.

На кухне Женя второпях мыла посуду после готовки, предложив Есении самостоятельно достать тарелки, вилки и бокалы. Из пакета Есения достала красное полусладкое, к тому же самое дорогое, что было в магазине. Выбор Есении порадовал Жеку.

Когда Женя уложила мальчиков спать после ужина, они уже выпили предостаточно, чтобы излить друг другу души. Есения редко пила, потому быстро ее щеки покрылись румяном, а она сама опьянела. Жека держалась дольше: она была больше Есении и пила явно чаще, чем та.

– Ваня? – переспросила Есения, когда они с Женей закончили обсуждать юность и работу.

– Прикинь, какая я была дура, – Жека гладила пальцем со стертым черным лаком по краям бокала. – Родила в девятнадцать и назвала в честь первой любви. Сумасшедшая, что сказать.

– Я же говорила, он не стоил твоего внимания, – заключила Есения, делая очередной глоток.

Они открыли вторую бутылку, и Жека продолжила:

– Мать всегда говорила, что мол вот Есения учится, а ты – шалава, родила и осталась одна с ребенком. Я так страдала, ты бы знала. Встретила Айсена, и у нас родился Кирилл. Мы вместе работаем в полиции.

Есения глянула на ее пальцы, не заметив обручального кольца, но тактично промолчала. Жека все поняла, слишком хорошо знала ее.

– Я стала копией своей матери, – продолжила изливать она душу. – Толстая и с неудачной личной жизнью. Набрала после вторых родов, много курила, много ела, неважно. Генетика.

– Это же оправдание, Жека. Какая такая генетика? – хмурилась Есения. – Но родить нового человека – тяжело, особенно двух, так что не вини себя за лишние килограммы. Лишь бы тебе было комфортно.

– Легко давать советы, когда у тебя муж главный редактор издательства, ты живешь в другой стране и ты успешная журналистка.

Есения посмотрела на нее: Жека пыталась скрыть свою зависть, но это у нее получалось плохо.

– У меня нет детей, – попыталась подбодрить ее Есения, – а у тебя есть.

– Будто тебя это тревожит, перестань, – отмахнулась Женя.

– Ладно, ты и раньше любила жалеть себя, но пора бы прекратить, – твердо заговорила. – Ты в состояние жить ту жизнь, которую хочешь жить. Можешь все изменить, если захочешь. Ты и сама знаешь, мое сердце тоже однажды было разбито, но все наладилось.

Сказав это, Есения засомневалась в истине последнего. Женя же опомнилась, поменялась в лице, потянулась и взяла ее за руку.

– Прости меня, я совсем забыла, – она помедлила и заглянула в глаза Есении. – А ты зачем приехала то?

– Беру интервью у Михаила Топрыгина. Я думала, ты уже знала об этом, когда мы встретились в полиции.

Женя нахмурилась и отпустила руку Есении.

– Зачем? – выдавила она.

– В смысле зачем? – возмутилась Есения. – Это моя работа.

Жека встревоженно посмотрела мимо нее, задумавшись о своем. Есения поступила также. Сделала очередной глоток и предалась воспоминаниям, не желая больше сдерживать то, что скрывала от других.

– Семья Фила переехала? – как бы ненароком спросила.

– Ну, вроде, – неуверенно ответила Женя и посмотрела на нее. – А что?

– Я ничего о нем не слышала, ладно, – Есения широко улыбнулась. – Помнишь ту вечеринку у Кости?

– Боже! – засмеялась Жека. – Лучше бы и не вспоминала, Еся!

2011 год.

Ребята всем классом собрались тогда на день рождение одноклассника Кости. Закупили выпивки и заказали еду на дом. Кто-то притащил с собой монополию, и они решили играть большой толпой.

– Я покупаю завод, – самодовольно улыбнулся Ваня. – Есения следующая. Проиграй мне, детка!

– Фиг тебе, – усмехнулась Есения.

Они с Ваней остались вдвоем, все остальные уже обнищали по меркам монополии. Женя с улыбкой незаметно ущипнула Есению, давая ей понять, чтобы она «сделала» Ваню и загадала ему желание, связанное с ней (чтобы Ваня ее поцеловал). Арина висела на плече у Фила, внимательно следящим за игрой. Остальные доедали пиццу и разливали горячительные напитки по пустым стаканам, одновременно с тем наблюдая за игрой.

– Есеня, ты мухлюешь? – прищурился Костя. – Или ты очень умная?

– Она очень умная, – ответил ему с улыбкой Фил.

Есеня бросила на него робкий взгляд и тут же отвела его. Она привыкла к Филу за партой, но под действием выпитого все внутри нее сжималось от его внимания. Есения знала, что Фил следил за ней всю вечеринку, и хоть Арина и висит на его плече, смотрит он почему-то в ее сторону. Женя ущипнула Есеню снова, но уже из-за комплимента Фила.

– Дуракам везет, – надменно улыбнулась Арина.

Есения удивленно уставилась на когда-то близкую подругу, которая хотела высмеять ее при всем классе сейчас. Она не поняла этого.

– Не ревнуй, отличница, – вступилась за подругу Жека.

– Девочки, – Ваня вмешался в назревающий конфликт, – Есения принадлежит мне, пока мы не доиграем.

И они доиграли. К сожалению Жеки, Есения проиграла. Но это ее ничуть не расстроило.

Спустя еще час, большая часть одноклассников напилась, а некоторые ушли с вечеринки. Есения сидела на балконе и дышала дымом от сигарет Кати. Когда и Катя вышла с балкона, Есения решила найти Женю. Им пора было домой. В длинном коридоре не горел свет. Мягкий ляпистый ковер вел к нескольким комнатам, и она вошла в первую попавшуюся. Дверь протяжно заскрипела, от чего Фил отстранился от Арины. Та сидела на нем сверху и целовала в губы. Они были в одежде, но и это было дело времени. Сердце у Есении заныло, в глазах защипало от слез. Фил заметил ее реакцию и обескураженно уставился на нее. Он и понятия не имел до этой минуты об ее чувствах. Ревность сменилась ужасом, и Есения отступила назад.

– Тебя стучать не учили?! – занервничала подвыпившая Арина и вытолкала ее из комнаты. – Дура тупая!

Есения в шоке облокотилась спиной к холодной стене. Ее ноги задрожали, сердце бешено забилось в висках глухими стуками. Она и сама не поняла своей реакции. Алкоголь обострил ее чувства; захотелось расплакаться, но Есения не могла позволить кому-то понять, что причина слез – Фил. Сжав всю волю в кулак, она отошла от стены и продолжила искать Женю.

– В ванну зайди, – кивнул ей одноклассник, сидевший в зале и играющий с другими парнями в приставку.

Вани с ними не было.

– Дура, – раздраженно прошептала Есения, ругая подвыпившую Женю, которую вечно тянуло на приключения под этим делом.

Она постучала прежде, чем войти. Застала она Жеку и Ваню в одежде, целующихся у раковины. Жека смутилась, а Ваня протянул, как всегда, самодовольно, но очень не трезво:

– Присоединиться хочешь?

– Жека, пошли домой, – недовольно процедила Есения.

– С ума сошла? – Жека схватила подругу за руку и вытянула из ванны. – Иди домой, я позже приду, – прошептала она, умоляюще.

– Жень, ты пьяная, ты не соображаешь, – Есеня с тревогой оглядела ее. – Что ты задумала? Ты будешь жалеть об этом.

– Это же Ваня, – расслабленно и радостно прошептала возбужденная Жека. – Да и, тем более, мне не в первый раз, сама знаешь.

Жека начала вести половую жизнь рано, к чему Есения, будучи девственницей, никак не могла привыкнуть.

– Ладно, делай что хочешь, – раздраженно отмахнулась она и пошла за курткой.

– Я позвоню, – с улыбкой шепнула ей в след Женя и вернулась к Ване.

– Не звони, дура, – раздраженно бурчала Есения. – Чтобы я еще раз ходила на эти вечеринки, да пошла ты, – продолжила она монолог с Женей.

Выскочив из подъезда, Есения остановилась и глубоко вздохнула. Прохладный вечерний воздух обжег легкие, и она выдохнула его клубком пара. На улице опьянение отпускало. Она сделала пару глубоких вдохов, посмотрела на время и шагнула из-под козырька. Сзади послышались шаги, и Есения резко обернулась, чтобы незнакомец не ударил ее чем-то сзади. Все-таки, в их городке было неспокойно в последнее время, и на улице уже стало темнеть. Фонари горели в редких местах: глава города все экономил электричество, пока Михаил Топрыгин только радовался недостатку света в ночное время суток.

– Подожди, – нагнал ее запыхавшийся Фил.

От удивления, Есения молча повернулась обратно и быстро пошла дальше. Сердце вновь запульсировало в висках. Ладони вспотели, свежий воздух уже не помогал ей отрезветь: от Фила она пьянела снова и снова. Он обогнал ее трусцой и стал идти спиной вперед.

– Ты чего? Обиделась? – радостно допытывал он.

– Что? – Есения чуть не поперхнулась от возмущения. – Смеешься?

– Ты в спешке убежала оттуда, странно просто, – деланно удивился Фил.

Они поравнялись, Фил стал идти рядом с Есенией, пытаясь отдышаться. Она мельком смотрела на его профиль. На его аккуратный носик, на его взъерошенные волосы и густые брови. И почему он без шапки в такую погоду?

– Я разозлилась на тебя, потому что, – Фил вопросительно уставился на нее, а Есения продолжила врать, – Арина влюблена в тебя, а ты ее дуришь. Я знаю, что у тебя есть девушка во второй гимназии.

– И что? Расскажешь ей все? – усмехнулся Фил и посмотрел на звездное небо. – Ничего не было, она просто захотела ласки, поцелуев, я ей дал их. Я ничего не обещал ей.

– Как мерзко с твоей стороны, – возмутилась она.

– Почему? Я не изменил Лере, – от ее имени, внутри Есении все сжалось. – Арина думает, что лучше всех и всегда получает то, что хочет. Постоянно пишет мне, звонит, гуляет где-то мимо меня со своим хвостиком. Ее не волнует моя девушка, наоборот, Арина думает, что «отобьет» меня, – усмехнулся Фил. – Даже в ту комнату затащила меня сама и стала целовать. Как отказать той, которая получает все, что хочет?

– Не надо оправдываться передо мной, – Есения сложила руки на груди. – Значит, ты у нас не только математик, но и специалист в женских характерах, – Фил звонко рассмеялся. – И какая же я?

Он слегка улыбнулся, уставившись в ее нечеткий профиль. Длинные темные волосы развивались, торча из-под розовой шапки. Он хотел прикоснуться к ним, но не решился сделать этот странный для них обоих жест. Смуглое небо над их головами потемнело, и образ Есении рассеялся перед его глазами. Есения чувствовала его взгляд на себе. Если бы было достаточно светло, Фил бы заметил, что она смутилась, а ее щеки окрасились пунцевым оттенком. Он отвел взгляд и задумался о ней – о своей однокласснице с зелеными глазами.

– Ты холодная, но в классе тебя любят, – Есения с интересом наблюдала за его лицом. – Смелая, волевая, но категоричная. Я бы даже сказал, люди знают тебя настолько, насколько ты сама позволяешь себя узнать.

– Значит, именно это я позволила тебе узнать себя? – она усмехнулась, вздернув брови.

Фил серьезно посмотрел на нее и заключил:

– И у тебя самые красивые зеленые глаза, которые я когда-либо видел. Я не пропустил ни одного урока лишь по этой причине.

Есения отвела взгляд, равнодушно дернув плечами. Взглянула за горизонт: они подходили к ее дому.

Фил и сам не понял, зачем сказал это своими пьяными устами. Пожалел, но терять лицо не собирался. Вместо того, он заполнил пустоту какими-то разговорами о летних каникулах. На возвышенности – перед домом Есении, находилась старая детская площадка. Деревянная горка и две старые скрипящие качели с общей несущей опорой. Есения запыхалась, взбираясь на холм, и села на одну из них. Фил нагнал ее и сел на соседнюю. Они замолкли, наблюдая за гаснущими в Есенином доме огоньками. Она исподлобья взглянула на Фила. Отрезвела достаточно, чтобы разглядеть сквозь ночную темноту его сосредоточенный взгляд вдаль. Почему он решил проводить ее? Или это, чтобы избежать Арину?

Заметив, что Есения наблюдает за ним, Фил повернулся к ней.

– А что насчет тебя? Разве ты не разбираешься в людях? – спросил он.

– Достаточно разбираюсь, чтобы посчитать тебя придурком, который изменяет своей девушке с моей подругой, – строптиво ответила Есения.

Фил встал с качелей и неожиданно близко подошел к ней. Она отклонилась назад, запрокинув голову так, чтобы разглядеть его лицо. Дыхание перехватило, когда Фил наклонился к ее рукам и настойчиво взял ее ладони в свои; холодные и широкие, влажные от волнения. И почему он волновался? Или просто напился?

– Что…ты делаешь? – запнувшись, спросила она.

– Это чтобы ты лучше «считала» меня, ну типа мы в «Битве экстрасенсов», – Есения смущенно улыбнулась. – Какой я еще? Если не оценивать меня по двум девушкам.

Она звонко рассмеялась. Руки Фила сильнее сжали ее пальцы, и Есения серьезно взглянула в его лицо, которое было тяжело разглядеть из-за блеклого лунного света.

– Ты наглый, – отчеканила она.

– Ты недооцениваешь меня, Есения, – покачал Фил головой.

И приблизился еще ближе – так, что коленки ее уперлись в его ноги. Фил чуть наклонился к ней, отчего Есении стало очень волнительно. Она смущенно отвела взгляд, но, подумав, упрямо заглянула в его глаза. Именно этого он и ждал.

– Пару недель за одной партой не способны раскрыть тебя, как личность, Фил, – настаивала Есения на своем.

– Я же описал тебя, – с улыбкой прошептал он.

– Это было поверхностно, а я не такая поверхностная, как ты, – выплюнула она.

И внезапно для самой себя, вырвала свои ладони из его рук и встала с качелей. Так близко к Филу Есения еще не оказывалась, практически касаясь своим кончиком носа его лица. Фил попятился, а Есения задавила в себе нахлынувшие чувства и с улыбкой прошла мимо.

– Спокойной ночи, Фил, до завтра, – задорно попрощалась она.

Не стала его ждать, на трясущихся ногах практически перешла на бег до подъезда. Ее сердце бешено билось в груди, с лица не сходила счастливая улыбка, а в ушах стоял громкий звон. Она впервые ощутила себя так «высоко над землей», такой счастливой и легкой одновременно. Закрыв за собой тяжелую подъездную дверь, Есения со смехом оперлась спиной о холодную стену. Щеки пылали огнем, глупая улыбка сияла в темноте. Она впервые чувствовала себя настолько влюбленной.

Фил сел обратно на качели, достал сигарету и подкурил зажигалкой. Искал глазами ее комнату в многолюдной панельке. Сделал глубокую затяжку и с улыбкой выдохнул дым. Его руки тоже дрожали, а сердце бешено билось в груди из-за соседки по парте.

Над Тихим взошла полная луна, а двое его жителей влюбились друг в друга впервые и бесповоротно. Фил посмотрел на яркую луну, Есения сделала то же самое из окна своей спальни.

Глава 6. Физика.

Кладбище в Тихом оказалось не менее жуткое, чем сам городок. Острые макушки елей разрезали серые дождливые облака. Ветви их насыщенного зеленого цвета дрожали на ветру, раскидывая острые иголочки по влажной глине. Глубокие лужи препятствовали Есении и Михею на пути, и они, будто дети, бежали по следам идущей впереди мамы. Странно, но пахло на кладбище иначе, чем в мире живых людей. Это была и хвоя, и дождь, и одеколон папы. Интересно, подумала Есения, другие гости этого места также слышат ароматы своих умерших родных или только она? Узкая дорога расходилась на множество тропинок. Впереди виднелась высокая заснеженная сопка. Красиво, но печально. Кладбище было больше Тихого, а каждая дорога вела к новому ее району, мимо старых и новых мемориалов. Чьи-то могилы были запущены и забыты. Возможно, поколение целой семьи лежит здесь, и здесь оно и закончилось. Возможно, кому-то стало все равно на семью, а кто-то, как и Есения, навсегда уехали отсюда. Чьи-то могилы были на редкость дорогие и ухоженные. Где-то столы были полны конфет, но одиноки. А где-то сидели люди и поминали близких. Большой город в маленьком Тихом. Погода за эти дни лишь ухудшилась, из-за чего Есения переоделась в теплую куртку Аленки. Она запахнулась, боясь взглянуть на застывшее лицо своего умершего папы. Откуда-то донесся крик ворона, деревья закачались сильнее. Снова подул ледяной ветер, когда они наконец-то дошли до папы. Михей присел на корточки и положил тлеющую сигарету на фарфоровую пепельницу у могилы.

– Покурим, пап? – улыбнулся он и закурил тоже.

Есения оглянулась, ощущая иное присутствие. Нет, это был вовсе не ее папа, и не чей-то призрак. Но она чувствовала, будто кто-то наблюдает за ней. Может, ей показалось. Сердце стало дрожать в груди от накрывающей панической атаки. Есения виду не подала семье, но внешне побледнела. Это место вызвало в ней ужас.

Их мама сидела на скамейке внутри оградки, рассказывая своему мужу о том, что случилось с ними за те дни, что они не виделись. Одна Есения стояла неподвижно, глядя куда-то поверх памятника. Ей было стыдно, страшно и очень больно. Михей опрокинул голову и посмотрел на сестру, предложив:

– Тебе тоже дать? – имел в виду он сигарету.

– Я не курю, – солгала она при обоих родителях.

Есения, впервые за все время здесь, взглянула на памятник папы. Счастливый мужчина лет сорока улыбался ей застывшей улыбкой. Его прежде теплые и добрые глаза, были мертвыми и холодными. Есении стало душно, она распахнула куртку и тяжело задышала. Находиться здесь было очень тяжело. Она снова посмотрела на папу и, не сдержав слез, расплакалась. Михей затушил сигарету и отступил к матери, дав сестре возможность поговорить с папой. Есения, словно в бреду, подошла к его лицу и пальцами прикоснулась к его щеке. К его холодному мраморному изображению. Сжала кулак и одернула руку от памятника. Только сейчас она поняла, что злиться не только на себя, но и на папу, который так рано оставил ее.

– Ты обещал вести меня к алтарю, – ее голос дрожал, но она продолжала шептать слова его застывшим глазам. – Но я шла туда одна. Ты здесь, а я – там. Как ты мог, папа?

Она вытирала слезы, по-детски дрожа и пытаясь себя успокоить. Этот разговор между папой и дочкой давно должен был случиться.

– Прости, папа, что не проводила тебя, – она уверенно прижала ладонь к его каменному лицу. – Я скучаю по тебе. В моей жизни всего в избыток, но я бы обменяла все на один «живой» разговор с тобой.

Мама не сдержала слез, тихо всхлипывая позади дочери. Михей прижал маму к широкой груди и погладил ее по тонким плечам через куртку.

– Я люблю тебя, – подытожила Есения и прикоснулась теплыми губами к холодному камню.

Снова послышался крик ворона, словно сам отец Есении благодарил ее за то, что она к нему наконец-то пришла. Ветер задул сильнее, вновь заморосил дождь. Они собрались и поплелись к машине Михея. Есения медленно шла, смотря себе под ноги:

– Ужасное место, но одновременно с тем, самое лучшее, – говорила она себе или близким, никто так и не понял, – ведь здесь наши любимые, но они уже мертвы. Никогда не придут сами. Никогда.

Она огляделась.

– Меня в дрожь берет от этого места, правда.