И тут пришла беда

На пороге стоял князь. Всклокоченный, побелевший от злости – чёрные глаза горели страшным, волчьим огнём. Он шагнул к ней – мягко, вкрадчиво, точно большой кот, и она почувствовала, как против воли напряглось тело. Надо же, столько лет прошло, а она так и не сумела до конца изжить свой страх…

– Твоих рук дело, Ярина Вадимовна? – Спросил он вкрадчиво, остановившись прямо перед ней, склонив лицо со страшным шрамом.

Яра лениво подняла правую ногу – звякнула цепь, которой её приковывали на ночь к ножке кровати.

– О чём бы ты ни говорил – нет, Ярополк Ригович. Сам постарался, чтобы не было.

Князь криво усмехнулся, присел на край кровати, задумчиво потёр бороду холёными пальцами. В глазах у него зажёгся костёр – тот же, что вот уже много лет зажигался в её глазах – тот, что жаждал крови.

– А кто тебя знает, Ярина Вадимовна, – хмыкнул он, – сама не раз хвалилась, что силе твоей нет границ и пределов.

– А что случилось-то, княже? – Она приподнялась на локтях, пытаясь не выдать жадного любопытства. – Скажи, глядишь, я чего соображу. Одна голова – хорошо, а две – всегда лучше!

– Что случилось… – Притворно задумчиво протянул князь. – А то случилось, гостья моя дорогая, что этим утром прилетела в мой город птичка. Не простая – золотая, да ещё и пророчица вдобавок. И знаешь, что она рассказала людям? Будто бы я, князь, их добрый отец и щедрый правитель, собираюсь Старых Богов в мир возвращать!

– Так может и правда гамаюны на тебя обозлились? – Усмехнулась она. – Сам знаешь, им привольно живётся под юбкой Матери Жребы, и вовсе не хотят они менять выстраданный покой на Змееву ласку.

– Я бы, может, тоже в это поверил, – развёл руками князь, – да только птичка ещё напела, будто бы земля сохнет от моих жертвоприношений. А ты сама знаешь, что это не так, Ярина Вадимовна!

Она почти расхохоталась, но в последний момент прикусила губу. Ай да молодцы, ай да выдумщики!

– И что же ты – решил, будто я хочу оговорить тебя? Брось, Ярополк Ригович, – она подвинулась ближе к нему, оскалила зубы, – мы нынче в одной лодке…

– Ты это сделала или не ты – теперь уже неважно. – Князь встал и не глядя на неё распахнул двери. – Стража! В темницу её! Да прикуйте хорошенько, чтоб не вырвалась.

Она огорчённо нахмурила брови. Что ж, прощай, мягкая перина, она будет сильно скучать… Но, сам того не зная, князь дал ей то, чего никогда бы не дали ни тёплая комната, ни сытная еда, ни красивая одежда, в которую её обряжали, точно и в самом деле желанную гостью. Теперь она знала – её люди здесь, в Свёграде.

И никакие стены её не остановят.

*

Как бы Евсею не хотелось опрометью ринуться в подземелья, где должна была оказаться Велимира, попасть туда оказалось нелёгкой задачкой. Люди и не думали расходиться – толпа гудела, волновалась, точно беспокойное море. Все были напуганы, а некоторые ещё и злы, и выбираться с площади пришлось очень медленно и осторожно, будто ступая между голодных волков. Один из мужчин принял его за княжеского соглядатая и попытался схватить, но руки его соскользнули по Евсееву кожуху и беспомощно упали вдоль тела. С благодарностью вспомнив Баженовых змеев, которые только что спасли его от неминуемой расправы, он заторопился следом за Беривоем, стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце.

Когда они вышли на улицы, оказалось, что трудности на этом не закончились – Свёград наводнили княжеские дружинники, которые останавливали каждого и с подозрением осматривали. Тем, при ком нашлись бы перья гамаюна, рисковали попасть в княжеские застенки…

Больше всего Евсей боялся, что они найдут и отнимут живое яблоко, но дружинник равнодушно отступил от него и кивнул – проходи, мол. Бажен, что ли, снова постарался…

Оставшуюся дорогу до подземелий он не запомнил. Остался в памяти только тайный ход – узкий, сырой и тёмный – и широкая зала, в которой на каменном полу сидела Велимира.

Не успел Евсей даже сделать вдох, как Беривой оказался подле неё. Оттеснил змеев и змеиц, которые её окружали, осторожно опустил сильные руки на тонкие девичьи плечи, глядя на неё так, словно не верил, что она и правда сидит перед ним.

– Ты к-как? – Спросил он с трудом – Евсей хотел думать, что ему мешал ком в горле, а не снова прорезавшиеся клыки. – Цела?

Велимира только кивнула – и он притянул её к себе, крепко стиснув в объятиях. Она протестующе зашипела, но отстраняться не стала – наоборот, прижалась к нему ближе, опустившись на плечо.

– Устала, как лошадь после пахоты. – Пожаловалась. – Это само по себе тяжёлое колдовство – а уж исчезновение… Зато, – она чуть оживилась, заговорила быстрее, громче, – я, кажется, поняла, как сделать так, чтобы оно так много сил не отнимало! Яра вернётся – обязательно с ней посоветуюсь, глядишь, вместе мы и не такое придумаем…

– Обязательно придумаете. – Пообещал ласково Беривой. Он стащил с себя кожух, закутал недоумённо воззрившуюся на него Велимиру. – Ты дрожишь.

– Да? – Она посмотрела на свои руки с удивлением. – Даже не заметила.

Евсей с Забавой переглянулись, шагнули ближе. Он удивился тому, как сильно ему хотелось прикоснуться к Велимире, удостовериться, что она и впрямь уцелела и вернулась… Внутри громоздилась тревога, шептала на ухо – а вдруг – её успели ранить, а никто не заметил? А вдруг она так устала, что назавтра не проснётся – Евсей слышал о таком не раз…

Он потряс головой, стараясь выкинуть из неё дурные мысли. Потянуло сплюнуть через левое плечо, но он удержался от этого насквозь языческого действа, и про себя взмолился Калосу. Уж он-то точно сможет отвести беду…

Забава подскочила к Велимире, взяла её ладони в свои.

– Ты была так прекрасна там, на площади! – Сказала она, разминая Велимирины скрюченные пальцы. – Глаз не оторвать! Я видела – они поверили тебе, все до единого. Князю теперь несладко придётся, добавила ты ему хлопот!

Велимира довольно зарделась, но тут же отмахнулась от похвалы.

– Скажешь тоже, – пробурчала она смущённо, – дружине мои слова – как об стенку горох.

– Неправда! – С жаром воскликнула Забава. – Я сама видела – те трое, что стояли у самого идола, призадумались. Может, они нам помогут – а как узнают, что княжич вернулся…

– Ты м-молодец, Велимира, – Беривой не отрывал взгляда от её лица, точно боялся, что она могла исчезнуть, – князю теперь придётся беспорядки в городе усмирять, часть д-дружины на это отрядить. Ты нам сильно дело облегчила…

– Ты в порядке? – Грубовато спросил Евсей, подойдя ближе. – Точно всё хорошо?

Велимира закатила глаза.

– Точно, точно, – фыркнула она, – помирать пока не собираюсь.

– Выпускайте чудище! – Послышался где-то невдалеке голос Бажена. Едва заметная дверца за Велимириной спиной распахнулась, и в залу влетел маленький пушистый комок. Яростно гугукая, Душенька кинулась на руки Велимире, облизала ей лицо, перескочила на плечо Беривоя, укусила его за ухо, залезла Велимире за пазуху…

Та весело рассмеялась, почёсывая ласку за ушком. Смех разнёсся по подземелью, разбился под потолком, рассыпался на мелкие кусочки, осел где-то у Евсея в душе – и у него немного отлегло.

Он несмело присел на колени рядом с ней, неловко положил руку на плечо… Забава усмехнулась в рукав, и он спрятал покрасневшее лицо.

– Расступитесь, – Бажен, вернувший себе привычный облик, легонько пихнул его в плечо, – пропустите меня, пожалуйста…

Евсей посторонился, насупившись. Так прекрасно Бажен стоял в стороне – ну и пускай дальше стоял бы! Всё равно ему дела до Велимиры никакого не было.

Бажен торжественно опустился на пол, жестом, преисполненным царственности, вынул что-то из-за пазухи и протянул Велимире, склонив голову.

– О, госпожа моего сердца! – Воскликнул он, и Евсей с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза. – Как велико и славно твоё деяние! Как могущественно твоё колдовство! Прими же сей скромный дар в честь нашей маленькой победы, и пусть он всегда напоминает о сегодняшнем дне.

Велимира равнодушно приняла из его рук небольшой мешочек, развязала тесёмки и вынула широкий золотой браслет. По нему искусным узором вились ветви деревьев, а вместо листьев поблёскивал гладкий яспис* с тёмными прожилками.

– Тебе не нравится? – Огорчился Бажен, глядя в на её скучающее выражение лица. – Скажи мне, радость моя – я тебе что угодно достану…

Велимира легонько стукнула его в лоб.

– Нравится, – сказала недовольно, – только мне сейчас не до этого. Мне надо поесть. Выспаться. И помыться, – она с отвращением оттянула от себя ткань рубахи, – я как будто в чём-то склизком вымазалась…

– Всё для тебя, сокровище моё. – Довольно кивнул Бажен и звонко хлопнул в ладони. – Эй, слуги мои верные! Грейте воду, взбивайте подушки, доставайте самые вкусные яства! Уж уважьте мою госпожу.

Змеицы подхватили Велимиру под руки с самыми недовольными лицами и повели её к двери. Сейчас она совсем не отличалась от них – такая же высокая и тонкокостная, черноволосая и бледная, и до жути надменная. Евсея будто огненным лезвием пронзило это понимание – знала Драга Горынична, кого выбирать в невесты сыну… Велимира, казалось, родилась не там, где ей было место – и теперь намеревалась вернуться в отчий дом.

Беривой хотел было шагнуть за дочерью, но Бажен немедленно подхватил его под локти.

– Э, нет, – сказал он, погрозив ему пальцем, – эти двое могут идти, – он кивнул на Забаву и Евсея, – а ты мне будешь нужен. Княжич прискакал!

*

На дружинный дом медленно опускались сизые сумерки. Перед небольшой печью, освещавшей всё вокруг слабыми рыжими отблесками огня, сидели двое и играли в бабки, шумно ругая друг друга самыми последними словами. Неподалёку от них, на небольшой скамье, четверо молодцев потягивали мёд из рога, окованного серебром – князь пожаловал недавно за добрую службу – и тихо о чём-то говорили. В глазах у них застыла тревога – кажется, сегодняшний день вызвал у них немало забот.

Рогволод замер у входа, приглаживая мокрую бороду, с любовью оглядев скромное убранство дружинного дома. Князь давным-давно предлагал ему собственный удел в городе – но куда ему, старику, идти? Был бы у него кто-нибудь, может, и въехал бы на старости лет с почётом в свои хоромы – но жену его давно схоронили под кудрявой берёзой, а дочери повыходили замуж. Нет уж, лучше он свой век доживёт здесь, среди молодых воинов, поучая их уму-разуму; здесь, в месте, где он прожил без малого тридцать лет…

– Дядюшка! – Поприветствовал его Милонег, радостно взмахнув рогом. – Ты чего это ещё не спишь?

– Стар я уже стал, – притворно вздохнул Рогволод, присаживаясь на скамью, – спина ноет, ноги ломят, не спится…

– Да ты, верно, смеёшься над нами, дядюшка, – протянул Тамсар, откладывая нож, который до этого точил, – всем бы нам такое здоровье, как у тебя!

Уж всем Тамсар был хорош – и лицом красив, и в бою ловок, и с гуслями управлялся так, что ноги сами собой в пляс шли, но в дружине его всё-таки поначалу невзлюбили – не свой он был, из чудских. Впрочем, смеяться над ним и спрашивать, когда же он побежит к мамке под юбку, перестали скоро – как только на одной из охот перед самим князем выскочил медведь-шатун – и Тамсар отправил его к Матери Жребе всего одной стрелой.

– А вы чего сидите, пострелы? – Спросил Рогволод, отобрав у Милонега рог. – Вам отдыхать давным-давно пора – завтра день нелёгкий…

– Да вот… – Почесал в затылке тупым концом ножа Лис, до того упорно что-то вырезавший из куска дерева. – Думы думаем. – Он вздохнул, точно решаясь на что-то. – Тамсар, расскажи ему!

Тамсар взглянул на Лиса с сомнением. Рогволод даже задохнулся от обиды – вот так растишь их, несмышлёнышей, сопли вытираешь, меч в руку вкладываешь – а они от тебя по углам хоронятся, тайные речи ведут!

– Рассказывай! – С силой хлопнул он по скамье. – Я вам кто, баба базарная, чтобы пойти трепаться по углам, или ворог лютый?

Тамсар поморщился – ему, видно, пришлись не по сердцу слова про базарную бабу, но всё же неуверенно заговорил:

– Там, где мой дом, есть одно старое предание… – Он повернулся к Лису и, когда тот уверенно кивнул, продолжил. – Говорят, что княжич вовсе не умер. Что веси с помощью варгайр…

– Чего?

– Колдовства, – поправился Тамсар, – сумели сохранить его тело нетленным, поместив в лёд. Веси хитры на такое колдовство, которое связывает наш мир с миром Гадах… С загробным, в общем. Для того, чтобы оживить княжича, нужна была кровь его родича – но, когда веси пришли к князю с радостной вестью, он разъярился и отправил дружину, чтобы покарать их за то, что они хотели спасти его сына…

Рогволод поморщился. Он прекрасно помнил тот поход – и помнил, как вместо доблестных воинов у весской ограды им навстречу вышли мальчишки, ведомые мужчиной-слепцом. Хорошо, что князь тогда с ними не поехал – потому что это был первый и последний раз, когда они ослушались его приказа.

– А сегодня, – продолжал Тамсар, – золотая птица сказала, что княжич идёт сюда…

Рогволод хрипло усмехнулся, отпил из кубка… Хорошее имя дала княжичу Светозару мать. При нём и правда будто бы становилось светлее, теплее, краше…

– Остолопень, – сказал он печально, легонько толкнув Тамсара в висок, – если и впрямь то, что ты тут наболтал – правда, как же княжич выбрался без крови-то? Большая была семья княжеская, – он снова отпил из рога, и ему показалось, что мёд горчит, – да вся вышла…

– Он сказал правду. – Раздался тихий голос из дальнего угла, до которого не доходил свет печи, и Рогволод немедленно вскочил, нащупав рукоять Тамсарова ножа. Кем бы ни было чудище, что сумело незамеченным проскользнуть в дружинный дом, он своих птенчиков сумеет отстоять!

Краем глаза он заметил, как те двое, что сидели у самой печи, тоже угрожающе поднялись, потянулись за топорами…

Незнакомец шагнул на свет. Рогволод прищурился – в последнее время глаза стали его подводить – различил светлые кудри, заплетённые в северные косы, тонкий нос с заметной горбинкой, бледно-голубые глаза, будто бы сиявшие диковинной, неземной силой… Медленно опустил нож на скамью, распахнул объятия.

– Светозар, – его голос дрожал, как не дрожал тогда, когда он хоронил жену, – брате… Ты ли это?

*

Сразу ему, конечно, не поверили. Заставили пожевать полынь (горечь её не сравнилась с горечью от осознания, что отец хотел его смерти), подвели к огню, чтобы посмотреть, есть ли у него тень, велели трижды произнести имя Матери – Жребы, а молодец из чуди протянул свой нож – и, когда Светозар спокойно принял его, возвестил:

– Он в самом деле живой человек! Нож моя матушка родная заговаривала, к нему ни один не-мёртвый прикоснуться не сможет.

И тогда Рогволод сгрёб его в медвежьи объятия, что-то негромко бормоча на ухо. Светозар не слушал – он стоял, стиснув кулаки и изо всех сил стараясь не заплакать. Не время сейчас.

Четверо молодцев, совсем юных, смотрели на него с детским восторгом. Светозар не встречал их – неудивительно, они пришли в дружинный дом гораздо позже его смерти. Если бы в тот злополучный день Смок не пронзил его острым когтем, он бы их бою на мечах учил, лук боевой в руки вкладывал…

А вот стены были те же. И стены, и широкий дубовый стол, и лавка в углу, и большая печь, и двое, что стояли у неё, так и не опустив топоры…

– Горазд, – позвал он негромко, даже не пытаясь отстраниться от Рогволода, – Гуляй.

Их глаза были широко-широко распахнуты, точно они никак не могли им поверить. Он нередко ходил с ними в битвы, и ни разу не видал их страха – а теперь они замерли, точно глупые мышки перед удавом, не в силах даже пошевелиться.

– Гуляй, – продолжал он, – мне жаль, что на того диковинного лося мы с тобой так и не сходили.

Он изменился, Гуляй. Постарел, и в зелёных глазах можно было различить едва заметную усталость, отрастил наконец длинную бороду, и словно стал меньше ростом, сгорбился. Горазд же, напротив, остался таким же, каким был – и, если бы не свежий шрам, выглядывавший из-под рубахи, Светозар подумал бы, что Горазд лежал во льду бок о бок с ним.

Они наконец отмерли, опустили оружие. Неловко переглянулись, точно спрашивая друг друга – а что теперь делать-то?

– И вы его знали? – С восхищением произнёс один из мальчишек, рыжий-рыжий, как беличий хвост жарким летом. – А почему не рассказывали ничего?

– Мы все его знали, Лис, – неохотно сказал Гуляй, сделавший робкий шаг к княжичу, – а рассказывать… А что там было рассказывать? Быль бы вышла поганей некуда. Ну, а теперь… – Он протянул едва заметно подрагивавшую руку Светозару. – Ты…жив?

– Да. – Просто сказал он и, когда Рогволод наконец отпустил его, с силой сжал его ладонь. – Я вернулся.

– Слава богам! – Воскликнул Рогволод, и Светозар заметил в уголках его глаз блестевшие слёзы. – Здрав будь, сынок! Садись, садись скорее, – Рогволод захлопотал вокруг него, усаживая на скамью, – выпить хочешь? Или, может, ты голоден – с дороги-то?

– Оставь его, Рогволод, – усмехнулся другой мальчишка, тонкий, как молодая осина, но жилистый и крепкий, с золотой серьгой в левом ухе – небось, сын боярский, – что ты скачешь вокруг него, словно курица-наседка? Воин он или кто?

Святослав припомнил княжеского тиуна**, у которого так же в глубине карих глаз сверкала хитринка пополам со злобой. Сколько у него там сыновей было, трое?

– Оставь, Мстивой, – попросил он негромко, – он наконец встретил старого друга, которого не чаял увидеть. – Парень аж покраснел от удовольствия – княжич назвал его по имени! – Спасибо тебе, Рогволод, – повернулся он к товарищу со слабой улыбкой, – только не до трапез мне. Дело у меня неотложное…

– Стало быть, – подле него на лавке мигом очутился парень с русыми волосами, заплетёнными в такие же северные косы, как и у него, – все слухи, всё то, что сказала сегодня птица-гамаюн – правда? И про старых богов, – он с трудом вздохнул, – и про князя?

Княжич молча кивнул. Мысли путались, тяжёлые и невесёлые – что говорить дальше, его же Змеиный Царевич наставлял…

– Отец погубил меня, а враги его сберегли. – Сказал он горько, медленно обводя взглядом всех, собравшихся в комнате, освещённой живительным светом огня. – Теперь он хочет погубить всю эту землю. – Он помолчал. – Мою землю. Все вы давали клятву верности князю, и я спрошу вас лишь раз – готовы ли нарушить её для меня?

Слова тяжёлыми камнями упали изо рта, опустились на плечи дружинников, придавили их к земле. Княжич скользил взглядом по их лицам, и в душе его не было ничего, кроме горя и боли…

– Ты – мой князь. – Сказал наконец Горазд, шагнув вперёд. – Ты – и больше никто.

И все отмерли, зашевелились, загомонили наперебой. Светозар смотрел на старого друга, возмущённого, что он посмел в нём усомниться, на парней, жарко клявшихся ему в верности – и думал о том, что уже завтра, возможно, поведёт их на смерть.

– Погоди, княже, – сказал Рогволод, торопливо шагая к лестнице, ведущей наверх, – я остальных разбужу. Примешь вновь нас под своё знамя. – Он усмехнулся и шепнул себе под нос, так, что Светозар с трудом различил. – Тоскливо было без тебя…

Словно гусельная струна, туго натянутая у него в душе, дрогнула, родив на свет тихий напевный звук, разогнавший его тоску. Вспомнились весёлые пиры, задорные посиделки со столичными девчонками, шумные охоты и кровавые битвы, в которых он как мог хранил своих людей. Захотелось поверить – всё станет по-прежнему и даже лучше…

Светозар с улыбкой кивнул и пересел на другую скамью, поближе к печке. После заточения во льду он постоянно мёрз.

*

В пещерах становилось тесно. Тайными подземными тропами пришла сюда дружина Святослава Гневича с его старшим сыном во главе, приползли змеи – верные посланницы Драги Горыничны – с левого берега. На следующий день после того, как они вернулись с торговой площади, робко постучали в тайную дверь зелёные кряжистые руки, а когда выглянул наружу Баженов стражник, робко спросили:

– Тут, что ли, кваазя бить собиквааются? Мы с сёстрами пришли!

Кикиморам Бажен выделил один из дальних залов подземелий, где тускло поблёскивали драгоценные камни на чёрной поверхности озера. Евсей был там всего раз, и зарёкся возвращаться – очень уж жутко разевала на него жадную мрачную пасть подземная вода, страшно сверкали малахитовыми глазами кикиморы, хихикая и что-то булькая на своём чудном языке.

Тем же вечером в узких холодных коридорах Евсей столкнулся с женщиной в тёмно-синем платье, богато расшитом серебряными нитями и жемчугами, к поясу которого с шеи спускались причудливые звери. Правую руку её обвивала змея, и Евсею почудилось в слабом свете белых камней, будто она ему кивнула чёрной блестящей головой.

– Это варгалу, – гордо сказала Велимира, безуспешно пытавшаяся привести в порядок спутанные волосы, – чудская ведьма. Она с двумя сёстрами и прислужниками Карме и Калки прибыли к нам по своей воле, чтобы помочь в сражении против князя. Всё-таки послушали меня, не захотели бесславной смертью сгинуть!

Забава не выдержала Велимириных издевательств над волосами, вырвала из её рук гребень.

– Дай я. – Сказала грубее, чем обычно, и села за спину к Велимире. Та откинулась назад, и лицо её стало если не довольным, то, по крайней мере, не таким хмурым.

Все они не находили себе места. Беривой днями и ночами пропадал с Баженом в здешней думной зале, Забава бродила по коридорам неприкаянной тенью и плакала по ночам, Велимира торопилась вскочить с кровати, на которой ей полагалось отдыхать, и ринуться в бой…

– Я гадала недавно, – сказала вдруг Забава, не поднимая головы, – на воде, как ты меня учила.

– И что же? – Спросила Велимира, вытягивая ноги и задевая Евсея.

Забава тяжело вздохнула, осторожно расчёсывая сбившийся колтун.

– Видела гибель этого мира. Змей вырвался на волю, поглотил всех, кто был на берегу, а после обрушил свой гнев на всю Белию…

– Значит, – ухмыльнулась Велимира, – мы точно победим.

«Наверное, – думал про себя Евсей, – они так себя успокаивают, гаданием. Верят, будто судьба в их руках и можно предвидеть Калосов замысел, а значит – быть вовсеоружии. Потому-то его верным детям грешно брать в руки кости и шептать заговоры – ибо нужно полагаться на Его волю и милосердие…». Больше всего на свете ему не хотелось признаваться, что от этой вести он испытал облегчение – будто и правда верил в то, что не Песмносовы слуги посылали видения ворожеям и ведьмам, а сами Лунные девы, спрядавшие лунный свет в нити судьбы.

– Хотелось бы верить в это, – вздохнула Забава, – с каждым мигом мне всё страшнее и страшнее. Я хочу уснуть – и проснуться в мире, где наша беда уже мимо прошла, и отец мой со мной…

– Всё выйдет, – улыбнулся через силу Евсей, – видела, кто к нам на помощь пришёл? Ещё княжич дружину соберёт – князь пожалеет, что подлость такую задумал…

– Вы посмотрите, как он раздухарился! – Весело всплеснула руками Велимира, а потом вдруг нахмурилась, наклонилась к нему. – А сходил бы ты, друг-товарищ, поглядел, что там с твоим живительным яблоком. Неспокойно мне что-то.

Евсей пожал плечами и встал. Во рту стало кисло и противно – не зря Велимира забеспокоилась, ой, не зря… Под её пристальным взглядом он вышел из комнаты и на ослабевших ногах зашагал к своей, не чуя под собой каменного пола. «Вдруг она сказала это только для того, чтобы выпроводить меня из своих покоев? – Вдруг подумал он. – Калос, лишь бы это в самом деле было так…».

Яблоко было спрятано в подкладку кожуха, который сиротливо лежал под кроватью в его крошечной комнатке, и он всё никак не мог найти в себе силы поднять его. Евсей помнил – на нём осталась кровь Беривоя, и он не мог, просто не мог увидеть её снова…

«Дурак! – Обругал он себя, ускоряя шаг, – негораздок! Ну чего мне стоило сразу проверить, на месте ли это трекля… яблоко?».

Он распахнул дверь, чувствуя, как зачастило в груди сердце, поднял с пола кафтан. Стараясь не глядеть на него – в полумраке это было не так уж и сложно – ощупал его… Ощупал ещё раз, ещё и ещё раз.

Сердце рухнуло камнем, и он с трудом удержался на ногах. Яблока не было.

*яшма

**управляющий

Глава 56

Они сидели в каменной нише тёмного прохода, укрытые змеиными оберегами и колдовством. Пахло сыростью и смертью, совсем не так, как в Баженовых подземельях, и хотелось поплотнее укрыть нос рукавом, чтобы больше не чувствовать этого запаха. Мимо них проходили люди – отсветы огня от факелов в их руках доносились до них, и Евсей жадно вглядывался в едва различимые силуэты, силясь разглядеть учителя, но ничего не выходило. Все они, проходящие мимо, словно сливались в одно огромное уродливое существо, многоголовое и многорукое, дышащее и отбивавшее звонкий ритм каблуками сапог. Но покой этого существа порой нарушался – едва заметно дёргался один из идущих и тут же продолжал шагать прямо и ровно, вливаясь в общий строй, но Евсей знал – то уже был не человек. Баженовы слуги и в самом деле были великими мастерами.