И тут пришла беда

*

Из залы с высокими потолками, ослепительно – белым светом гладких шаров, выглядывающих из стен, и колдовским кристаллом, благодаря которому во много раз увеличенная карта Драги Горыничны отразилась в прозрачном длинном столе, Евсей вышел с гудящей головой. Слова, услышанные от Твердяты Третьяковича, приказы Бажена и негромкие рассуждения Беривоя кружили в мыслях пёстрыми бабочками, которые всё ускользали и ускользали, никак не желали складываться в единое цветное полотно. Раз за разом он прокручивал у себя в голове лабиринты змеиных подземелий, княжеских людей в разноцветных кафтанах – эти поведут пленников, те станут охранять князя, шестеро колдунов во главе с Твердятой будут следить за тем, чтобы никто тайком не подобрался со стороны…

Голова радостно пела, наконец-то вновь встретившись со сложной задачкой, которую предстояло разрешить – он и не знал, что так соскучился по Бонумским занятиям – а ладони неприятно потели, и их приходилось вытирать о края рубахи. За одной из искусно вырезанных человеческих фигурок, которые небрежно передвигал по карте Бажен, скрывался его учитель.

«Мне нужно отвлечься, – подумал он, когда сердце подскочило куда-то в горло и замерло там обжигающим липким комком, – если я ещё хоть мгновение буду думать о том, что может пойти не так, то сойду с ума!».

Хотелось пойти к Беривою – но он остался в зале. Когда Евсей уходил, трое мужчин склонились над картой, и Беривой что-то втолковывал посерьёзневшему Бажену.

Нужно найти Забаву, сесть с ней бок о бок и хоть помолчать, хоть поговорить – ей наверняка тоже нелегко сейчас…

Калос Великий, Забава! Он же должен отдать ей подарок! Совсем забыл про счёты со всей этой беготнёй, так и лежали они, несчастные, позабытые, вместе с кожухом в комнатушке, которую ему отвёл Бажен.

Странно было бы думать, что какие-то счёты поднимут ей настроение после слов отца. Но попробовать никто не мешал, верно?

*

В Забавиной комнате было пусто. Лежало на застеленных сундуках нетронутое одеяло, сиротливо притулился в углу узелок с вещами… Сердце заледенело, и на миг он задохнулся – в мыслях вспыхнули самые страшные картины. Что могло случиться с Забавой в змеином защищённом подземелье? Схватили верные подданные прошлого Змеиного царя? Незаметно влетела мухой ведьма-переворотница?

«Или, – подумал он, силясь успокоить себя, – она может быть где-то ещё».

Только вот где? К отцу пошла? Но Бажен ведь ещё не вернулся, они с Твердятой Третьяковичем до сих пор мудрствовали над картой.

«Велимира!», – осенило вдруг его, и он чуть не засмеялся от облегчения. Пусть своим ведьминским чутьём найдёт Забаву – она может, он-то точно знает.

«Не грешно ли это?», – краткой вспышкой промелькнула мысль, но он тут же отмахнулся от неё. Может, и правда верному последователю Калоса не следует прибегать к колдовству – но можно ведь, если на кону стоит чья-то жизнь?

По подземелью Евсей шёл медленно, с трудом передвигая ноги. Перед каждым поворотом уговаривал себя пойти назад – прекрасно ведь знал, что у неё все силы нынче уходят на морок, что она уставшая и злая – и всё равно пришёл ей докучать… Только она ведь тоже должна переживать за Забаву.

Дверь перед комнатой Велимиры была самой нарядной – со смарагдовыми вьющимися ветвями, на которых золотом горели спелые яблоки. Из небольшой щёлочки между ней и серым неровным камнем лился тёплый медовый свет, слышались знакомые приглушённые голоса – и Евсей, затаив дыхание, на цыпочках подошёл ближе и заглянул внутрь.

На широкой постели, устланной пышными подушками, расшитыми алым и золотым, сидела Велимира – сгорбившись, подогнув под себя одну ногу, и медленно водила гребнем по рассыпавшимся буйными волнами волосами Забавы. Та лежала у неё на коленях, повернувшись лицом к Велимириному животу, и негромко говорила:

– Я не знаю, какому богу молиться, чтобы этого не случилось. Как жить, зная, что погубила своего отца?

– Бажен же как-то живёт. – Хмыкнула Велимира. – Помнится, он одно время нарочно в подземелья бегал, отца дразнил, а после матери в юбку плакался – страсть как хотел, чтобы она его казнила…

– Глупости говоришь, Велимира Неждановна, – раздражённо ответила Забава, – сравнила пень с обухом! Он разве знал его? Разве отец его маленьким на плечах катал? Разве сказки перед сном рассказывал? Разве… – Она не сдержалась, негромко всхлипнула, засопела, стараясь свернуться в клубочек.

– Клянусь, – помолчав немного, почти шепнула Велимира, – если там будет Яра – тебе ни за что не придётся этого делать. Если там будет Яра, – она улыбнулась, – весь бой закончится, не успеешь ты даже глазом моргнуть.

– Если ей удастся выбраться, – буркнула Забава, – слышала, что батюшка сказал? Эти изверги запереть её собрались…

– Яру? Запереть? – Усмехнулась Велимира. – Да весь этот треклятый дворец до сих пор не был спален ко всем Старым Богам только из-за силы кандалов, что на неё надели! Трусы, – злобно прошипела она и резко провела гребнем вниз, – побоялись с ней по-честному сойтись, лицом к лицу!

– Осторожнее! – Воскликнула Забава и тут же спросила с любопытством. – Правда, что ли, эти оковы так сильны?

Велимира вздрогнула.

– Ужасно, – вздохнула она, – когда мне Яра вещий сон прислала, я на всё глядела её глазами, её ушами слышала, и… чувствовала. Но ничего, – она через силу натянула улыбку, больше похожую на оскал, – сейчас она от них оправится, и уж тогда – берегитесь, киселяи*! И заживём, – она даже зажмурилась, – лучше прежнего. Бажену Яра с Драгой по шее надают…

– Ты так его и не простила?

– Даже не подумала! – Фыркнула Велимира, пропустив сквозь пальцы золотистую прядь, похожую на пушистые колосья ржи. – В одном он прав – нельзя нам сейчас ссориться, а вот после…

Забава вдруг завозилась, повернулась к Велимире лицом к лицу.

– Если он так нелюб тебе, – вдруг спросила, – почему матери не скажешь?

Велимира на миг замерла, опустила голову, спрятала глаза…

– Люб, нелюб… – Буркнула. – Какая к водяным разница?.. А вот скажи мне, Забава Твердятична – сколько бы ты отдала за то, чтобы стать Змеиной Царицей?

– Нисколько, – в тот же миг, не задумываясь, ответила Забава, пожала плечами, – зачем оно мне?

– Ясно, – фыркнула Велимира, – неподкупная, значит…

В груди едко всплеснулась, обожгла сердце зависть. Хорошо они так сидели – точно сестрёнки! – а ему никогда не суметь так просто и беззаботно вести беседу, никогда не найти себе друга – не к нему же она пришла, к Велимире!

«Тише, тише, – послышался ему будто бы из-за спины ласковый, весёлый голос учителя, – будет тебе! Будто не было у вас долгих разговоров у костров, будто не тебе в рубаху она плакала – будто не ты ей рассказывал обо всех своих горестях и печалях. Друг, Евсей, не собака – его на цепь не посадить, к себе одному не привязать… Пускай поговорят девочки, пускай друг другу души откроют – глядишь, полегче им станет. Калос говорил – желай другу добра…»

– И добро сторицей тебе вернётся, – прошептал Евсей.

Положил у двери счёты и тихо-тихо отошёл.

*

Снаружи пошёл снег. Он падал редкими-редкими пушинками на голую стылую землю, выстилая её белым лёгким пухом, кружился в воздухе, подхватываемый резкими порывами ветра.

Евсей стоял, жадно вдыхая сладостный воздух и глядя в рассветное небо. Там, где его не закрывали тёмно-сизые кудрявые тучи, оно было красным, как кровь, красным, как вышивка на рубахе невесты, как гребешок петуха, как спелые наливные яблоки… Ослепительно-золотое солнце медленно выплывало из-за горизонта.

Нет, как бы хороши ни были подземелья, он не мог представить хуже наказания, чем остаться в них навсегда…

Велимира, кажется, вовсе не замечала этой красоты – её неподвижный суровый взгляд был устремлён куда-то вдаль. Она расплела косы – и чёрные растрёпанные волосы, которые трепал ветер, делали её похожей на нахохлившуюся ворону. Хлопали широкие рукава вышитой золотом рубахи, широкий плащ, в котором переливались драгоценные камни, надувался, подобно корабельному парусу. Она то и дело тёрла руки друг о друга, старалась согреть их тёплым дыханием – но ничего не выходило.

– П-помни, – втолковывал ей суровый Беривой, одной рукой сжимая топор, другой придерживая рвущуюся к Велимире Душеньку, – я буду рядом. Я н-не дам тебя в об-биду, что бы ни случилось – так что н-не бойся.

– А мне и не страшно. – Равнодушно пожала та плечами, и Евсей понял – ещё как страшно.

Забава рядом теребила кольца, не отрывая взгляда от Велимиры.

– Всё будет хорошо. – Сказал ей Евсей, поморщившись от того, как жалко и слабо прозвучал его голос.

– Конечно, будет, – через силу улыбнулась Забава, – это же Веля! У неё обязательно всё получится.

– Ну не знааааю, – протянул Бажен, внезапно возникший перед ними, – у меня бы куда лучше получилось.

– Конечно! – Тут же ощетинилась Велимира. – Ты же великий Змеиный Царевич, а я так – челядь, куда уж мне до тебя!

Ледяное оцепенение, в котором она пребывала с самого утра, мгновенно спало, сменившись доспехом из острых игл – и Евсей даже малодушно порадовался. Пусть уж лучше её взгляд горит ненавистью, чем будет пустой прозрачной льдиной…

– Ты как всегда преувеличиваешь, сердце моё, – добродушно отозвался Бажен, – я вовсе не это имел в виду.

– Да конечно! – Всплеснула руками Велимира. – Великий, могучий Змеиный Царевич, как только мать – сыра земля носит такое великолепие!

– С благоговением, – ухмыльнулся Бажен, – как ещё-то?

Забава рядом с Евсеем тихо усмехнулась в рукав и поёжилась от холода.

Велимира зашипела не хуже настоящей змеи.

– Давай созывай своих, да побыстрее! Долго ль мне ещё тут стоять по милости твоей?

– Как скажешь, солнце моё ясное. – Бажен насмешливо поклонился и трижды хлопнул в ладоши – из входа в пещеру, темневшего за Евсеевой спиной, в ту же секунду вышло шестеро змеев в людском обличии – так тихо, что ему стало не по себе.

Они окружили Велимиру, оттеснив Бажена и Беривоя, до последнего не отпускавшего дочь, закрыли её своими спинами… Евсей стиснул пальцы в замок. Холодная дрожь пробежалась по спине, и на этот раз не от порыва ветра – от страха. И даже то, что Беривой с Баженом и змеиными колдунами будут на площади вместе с Велимирой – гамаюном, не успокаивало – а ну как кто из княжеских людей решит в неё стрелу пустить? В вдруг кто-то из них, надев шапку-невидимку, к беззащитной Велимире подкрадётся… Он с трудом сглотнул липкий ком, застрявший в горле.

– Не надо было её отпускать. – Шепнул он.

– Не надо, – кивнула Забава, прижавшая руки к груди.

И в центре круга, созданного змеями, вдруг вспыхнул огонь. Огромный, жаркий, он вырос до самого неба, ослепил на миг Евсея – и пропал, точно его и не бывало. А оттуда, где раньше стояла Велимира, выпорхнула огромная золотая птица.

*киселяи – вялый человек.

Глава 54

В небесах над Свёградом парила огненная птица, и свет от неё исходил такой, что, казалось, затмевал солнце. Она медленно кружила, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже и сужая круг. Гамаюн вела людей за собой к главной, Торговой площади, и они шли, побросав все дела. Золотой снег оседал на головы детей и стариков, мужчин и женщин, побирушек и знатных купцов – все как один они шли, бежали, скакали вприпрыжку следом за дивной птицей.

– Гамаюн! – Слышались восторженные голоса со всех концов города. – Вещая птица! К нам явилась вещая птица!

Евсей с трудом пробирался через людскую толпу, так и норовившую стиснуть его в клещах, затоптать, раздавить – спасибо Беривою, который шёл впереди, расчищая для них путь. Он то и дело спотыкался, сталкивался с людьми, потому что не смел оторвать глаз от пылающих птичьих крыльев, объявших жаром весь небосвод. Ему казалось, что стоит только отвлечься – в неё полетят стрелы, камни, копья… Губы его едва заметно шевелились, шепча молитву Калосу.

– Стой! – Донеслась до него едва слышная мольба. – Подожди меня!

Он оглянулся – Забава не поспевала за ними, с трудом проталкиваясь между людьми и с отчаяньем глядя на широкую спину Беривоя. Тот, услышав её, мгновенно остановился, за что немедленно был весьма грубо обруган и едва не сбит напирающей толпой. Он растерянно смотрел на Забаву, изо всех сил старающуюся прорваться к ним, на Евсея, которого уже несколько раз с силой пихнули в плечо и, казалось, не знал, что делать… Хорошо, что хоть Душеньку в этот раз они оставили в подземельях, несмотря на все ласкины протесты – присматривать ещё и за ней ни у кого бы не хватило сил.

Забаву толкнули, она пошатнулась, оступилась – и тут же была подхвачена под локоть каким-то молодым пареньком в высокой меховой шапке. Евсей напрягся, приготовился продираться через толпу…

– Ну что ж ты, красавица моя, – сказал парень знакомым Баженовым голосом, – а локотки тебе на что даны? Давай-ка, поработай ими хорошенько, спешить надо – меня, – он ухмыльнулся, – на площади невеста дожидается!

*

Когда они наконец-то добрались, Велимира-гамаюн величаво восседала на голове идола Хротко, распушив золотисто-алые перья. Из её горла лилась сладкоречивая песня, которая манила, звала, приказывала подойти ближе, ближе… Холодные льдистые глаза настороженно взирали на всё разраставшуюся толпу.

Бажен в облике простого паренька сумел вывести их вперёд, так что они стояли почти у самого подножия идола, откуда было прекрасно видно Велимиру, а вот людей вокруг – не очень. Евсей настороженно оглядывался, всматриваясь в детей, вскакивавших на прилавки и забиравшихся на деревца, стариков, грозящих молодёжи кривыми клюками, мужика, побежавшего за дивной птицей как был – в одной рубахе, взъерошенный и в разных сапогах – и пытался угадать, кто из них совсем не был рад появлению вещей птицы?

Толпа восторженно гудела. Перебивая свист ветра и дивное птичье пение, заливисто кричали дети, настороженно переговаривались старики, поглядывая на птицу с подозрением и страхом. Кажется, они понимали, что не с добрыми вестями их решил навестить гамаюн…

– Что здесь происходит? – Раздался зычный голос, и вперёд вышел широкоплечий мужчина с длинной чёрной бородой и бердышом в руках.

Песнь прервалась. Птичьи-Велимирины глаза глядели прямиком на стражника, и тот встретил её взгляд с суровой непоколебимостью.

У Евсея тревожно сжалось сердце.

– Княжеский слуга, – разнёсся над площадью голос, одновременно так похожий и непохожий на Велимирин, заставший умолкнуть всех людей разом, – ты не узнал меня? А ведь раньше моя родная сестра красовалась на стяге, реющем над Свёградом…

Золотая птица взмахнула крыльями, от которых точно посыпались искры, точно красуясь.

– Когда-то она принесла вам весть о набеге степняков, – продолжала она говорить, и Евсею слышалось в её голосе потрескивание костра, – и повелела князю Володару остерегаться змей. Однажды добрые люди послушали совета гамаюна – и были спасены от неминуемой гибели, и однажды гордый князь повелел своим людям прогнать вещую птицу… Отныне он сидит у ног Госпожи Зимы, а верные псы грызут его кости. Станете ли вы слушать меня, добрые люди?

– Да! – Выдохнула вся площадь. – Говори, мудрая птица!

Евсею показалось, что на губах гамаюна показалась горделивая улыбка, столь похожая на Велимирину.

Княжеский стражник недовольно поджал губы, но делать ничего не стал. Ему явно не по душе было появление пророчицы, но Евсей надеялся, что опасение расправы от толпы, жадно внимавшей Велимире, удержит его от попытки навредить ей. К тому же, он заметил неподалёку ещё нескольких человек в синих кафтанах с мечами на поясах – они заворожённо глядели на гамаюна, даже не думая присоединиться к своему товарищу.

– С печальной вестью я к вам, добрые люди. – Гамаюн опустила голову, и её лицо скрылось за золотыми перьями, похожими на Забавины кудри. – На ваши земли ступила беда…

Толпа возбуждённо загомонила.

– Так то давно уж! – Выкрикнула какая-то старуха рядом с Евсеем, потрясая суковатой палкой. – Земли сохнут, скот мрёт! Скажи, птица, – неужто боги отвернулись от нас?

– Новые боги тут ни при чём, – сказала птица, вновь подняв голову и сверкнув льдистыми глазами, – горе несут вам те, кого однажды заперли!

Толпа ахнула, в едином порыве подавшись назад.

– Ложь! – Побагровев, воскликнул стражник, потрясая бердышом. – Что ж ты, курица щипаная, на кого хочешь напраслину возвести? На Господина Больема, что клетки им выстроил? На Мерову, что пригляд за ними держит?

Сзади раздался сдавленный рык. Евсей быстро обернулся – Беривой держался за грудь, не отрывая горящих ярой ненавистью глаз от мужика.

– Мне бы… – Сказал он, с трудом ворочая языком, и Евсей с ужасом разглядел заострившиеся, вытянувшиеся клыки. – Мне бы уй-йти…

Забава тут же бросилась к нему, схватила за плечи.

– Дыши, Беривой Болеславович! – Зашептала строго. – Помнишь, о чём мы говорили? Ты своему зверю хозяин, не он тебе! Так посади его на цепь у своей ноги и скажи, что если он сейчас вырвется, всех нас погубит!

Взгляд Беривоя потерял всякую осмысленность. Бажен посерьёзнел, встал у него за спиной, вытянул руки…

– Твоя дочь в безопасности. – Ласково продолжала Забава. – Её охраняют сильные колдуны. Этот глупец не достанет её, слышишь?

– Слышу, – отозвался Беривой и тряхнул головой – в стороны разлетелась бурая шерсть, – я в п-порядке, д-добрая госпожа. С-спасибо. – Он смущённо потупил взгляд.

– Ну, слава богам! – Бажен хлопнул Беривоя по спине. – Не подвёл, Беривой Болеславич, молодец!

Тот криво улыбнулся. Евсей настороженно огляделся по сторонам – не заметил ли кто, не смотрел на них косо? – но всем было не до них. Толпа возмущённо оттесняла стражника, мужики силились отнять у него бердыш.

– Вы знаете, что я говорю правду, – печально продолжала Велимира, и её голос заглушал гомон толпы, – скольким из вас приходили дурные сны? Скольким чудился в огне яростный взгляд его повелителя, Жога? И сколько моряков и купцов не вернулись из долгого плавания – водяные знают, что скоро вернётся их господин, и готовят ему жертвы…

– Вот к чему был тот сон о змеях! – Справа от Евсея молоденькая девушка в расшитой бисером кике дёргала за рукав молодого парня с настороженным и хмурым лицом. – Матерь Жреба, что же будет теперь?

– Старые боги изголодались по власти, – продолжала гамаюн, обводя всех людей внизу цепким взглядом, – изголодались по крови. Они злы на всех людей, и жаждут утопить земли Белии в слезах… И среди вас нашёлся тот, кто пожелал им помочь.

Немолодая дородная женщина в простом бедном кожухе, с некрасивым шрамом, пересекавшем половину лица, недовольно нахмурилась. Люди загомонили, запричитали, затараторили наперебой:

– Кто? Кто душегуб, проклятый убийца?

– Князь.

Толпа замолчала.

– Ложь! – Через мужиков рвался вперёд стражник, к покрасневшим лицом, на котором от гнева вздулись жилы. – Проклятая птица, нелюдь, лесное отродье, лжёшь! Кто подослал тебя в наши земли? Валиорские Аурумы? Куманские ханы? Весские змеи?

– Никто не посылал меня, добрый человек, – печально продолжала птица, – я вижу, как день и ночь горят костры на княжеском дворе, как склоняются его колдуны над несчастными жертвами, сжимая в руке нож… Он возжелал вечной жизни, безграничной силы – и поверил словам Змея, что тот шептал ему во сне…

Один из стражников, который до этого с благоговением внимал словам гамаюна, неуверенно положил руку на меч.

– Разве может князь пойти на такое злодеяние? – Спросил он громко, и рядом с ним закивали, поддакивая, мужчины и женщины – среди них Евсей узнал хозяина постоялого двора, на котором они останавливались в первый день в Свёграде. – Он поставлен эти земли блюсти, смотреть за нами, точно за собственными детьми…

По площади пронёсся гамаюнов смех – точно запрыгало по лесу жадное пламя.

– Насмешил ты меня, верный слуга, – сказала, отсмеявшись, птица, – князь собственных детей не пожалел – разве над вами смилуется? Сына на погибель послал, побоявшись силы его, дочь Старым Богам продал – оттого и не видел её никто вот уже сколько лет…

Евсей внимательно огляделся. Если люди и правда любили княжича, после этих слов они уж точно не должны были остаться равнодушными – с другой стороны, прошло столько лет… Но рты раскрывались, глаза распахивались в неподдельном ужасе и гневе, и он понял – нет, жива слава Мстислава Ярополковича.

– Давно уж князь стал глазами и ушами старых богов, – говорила Велимира, и голос её стал каким-то убаюкивающим, – давно возжелал безграничной власти над этими землями. Дружину от ведения дел отстранил, стал указы без их ведома отпускать, у купцов вольницу отнял – каждый теперь должен перед князем ответ держать. Людям тоже теперь не живётся привольно – сколько лет уж прошло с тех пор, как сняли в Кострике вечевой колокол?

Толпа шумела с каждым словом всё сильнее и сильнее. Люди шептались, припоминая все князевы грехи. Дань большую платить заставил, через год после того, как княжич был Смоком убит, не сумел отразить куманский набег, с северянами дружбу завёл…

– Только этого ему было мало! – Птица всплеснула крыльями, и во все стороны разлетелись огненные искры. – Гордость его с каждым годом росла, и он задумал страшное дело – саму Госпожу Зимы обмануть, с богами в один ряд встать! Тут как тут Змей – хитрец, что самого Жога вокруг пальца обводил. Вьётся во снах, нашёптывает на ухо – и князь поверил. Стал собирать со всех земель в свои темницы колдунов, выманивать у них знание о том, как Старых Богов вызволить. Стал приносить страшные, жестокие жертвы – не вынесла такого надругательства мать сыра-земля, стала чахнуть, сохнуть, только это его не остановило. И скоро, скоро завершит он своё чёрное дело – разверзнется река, и вернётся в мир старый Змей!

– Стреляйте! – Послышался крик, и птица взмыла в воздух. Над головой Хротко, где только что она сидела, пронеслась стрела.

Евсей дёрнулся, обернулся – согнав мальчишек с прилавков, на них стояли люди в синих кафтанах, натянув луки и целясь в гамаюна. Вокруг них выстроились дружинники с топорами и мечами в руках, отгоняя от лучников обозлённых мужчин, пытавшихся защищать дивную птицу.

– Правду, значит, говорит гамаюн! – Кричали они. – Правду не убьёте!

Ещё одна стрела полетела – и Велимира едва успела уйти вниз, пролетела прямо над людскими головами… Евсей до синяков вцепился себе в руку, не сдержав испуганного вскрика. Забава рядом неустанно молилась Матери Жребе, её побелевшее лицо поворачивалось следом за полётом птицы, в ужасе распахнутые глаза боялись оторваться от неё… На Беривоя Евсей побоялся смотреть.

– Не попадёт, – лениво сказал Бажен, небрежно встряхивая руками, – от неё лучшие мои змеи стрелы отводят, не тряситесь вы так!

Не трястись не получалось. У Евсея больно сжималось сердце каждый раз, как один из княжеских молодцев спускал тетиву…

Люди вокруг испуганно охали и протягивали к птице руки, кричали – улетай, спасайся! Мужики прорвались через мечников, хватали лучников за кафтаны, стягивали их вниз, ломали луки, отнимали стрелы…

– Но не бойтесь! – Продолжала тем временем Велимира. – Близко ваше спасение – идёт с левого берега ведьма Ярина, несёт с собой колдовские травы да обереги! Жив княжич – не удалось отцу извести его, ведёт за собой верных мечников! Идут, идут, отведут беду!

И птица в воздухе вспыхнула ослепительным золотом, заслонив собой небо, не оставив в мире ничего, кроме этого ярого, пламенного света – а когда перед глазами снова показалось серое небо, белые пушистые снежинки и суровый безмолвный идол, гамаюна нигде не было. Оседали только с неба тонкие перья, едва теплящиеся исходившим от птицы жаром, ложились в руки людям.

Евсей увидел неподалёку женщину, ту самую, что они с Велимирой на торге приметили и ведьму в ней распознали – она задумчиво крутила между пальцами светлое перо.

«Всё, – подумал он с облегчением, – в этот раз все живы и целы остались. Дай Калос, чтобы и дальше так было!».

Глава 55

К сожалению, князь не был дураком и не снимал с неё кандалов. Но, к счастью, пределов её силы он не знал и дал ей нечто куда более важное – тёплую мягкую кровать, сытную еду и возможность потихоньку красть силы у окружавших её колдунов.

С каждым мигом всё полноводнее становился поток её колдовства, расправлялись внутри жилочки, по которым текла, извиваясь, золотая река. Дышать стало легче, на ногах не чувствовалось веса цепей – они были лёгкими, как крылья бабочки, и всё чаще ей хотелось пойти в пляс… Не тот пляс, которым люди развлекали себя после тяжёлых трудов, а тот, после которого долго приходилось искать на пепелище живых – и не находить. «Рано, – уговаривала она себя, оглаживая вылетавшие из-под пальцев искорки, – сейчас им под силу будет тебя одолеть. А мне обратно в подземелья не хочется, там сыро, холодно, бррр!».

Но в тот день, когда ей оставалась буквально капелька, чтобы до краёв наполнить колодец своей силы и выплеснуть его наружу, дверь в её комнату с грохотом распахнулась. Она недовольно приподнялась на постели, потирая сонные глаза – и покой мигом слетел с неё.