И тут пришла беда

– Не зевай! – Крикнула, и Евсей вновь влился в многоголосого и многоголового змея.

И он стал плясать – сперва неловко, неумело, с каждым мигом всё больше вливаясь в общий ритм. Хлопнул варежка о варежку, подбоченился, ловко стукнул каблуками – кажется, он уже делал это, давным – давно, когда ещё была жива мать.

Он похаживал вокруг неё, маленький, важный, как индюк, а она только посмеивалась и кружилась, и звенели её браслеты и ожерелки, юбки раздувались, как лепестки у весенних цветов. Отец ругался, говорил – не дело бабе плясать перед всеми, а им и дела не было.

И такое его захлестнуло счастье! Он будто снова очутился в далёком беззаботном детстве, там, где его любили так искренне и сильно, что эту любовь не преодолела и сама смерть. Ему показалось, что на плечо легла тёплая рука матери – и он закружился ещё быстрее, словно пытаясь скрыть в танце выступившие на глаза слёзы.

Грянула песня на другом конце хоровода, отдавшись где – то в груди, и в центр круга выскочила девушка в плохонькой заштопанной юбке, маленького росточка, в платке, прикрывавшем тонкую светлую косу – и пошла кружить, да так, что Евсей не мог оторвать удивлённого взгляда – и где в этом маленьком тщедушном тельце нашлось столько сил да ловкости?

Хоровод рос, ширился – казалось, с каждым мигом в их поначалу тоненький ручей вливались всё новые потоки – и вот уже полноводная река вышла за пределы площади, полилась вдоль прилавков, уходя вглубь ярмарки.

– Бежим! – Вдруг крикнула ему шёпотом Велимира – и они, выдернув руки, опрометью кинулись прочь, так, что в ушах свистел холодный осенний ветер, чуть не сбивая людей – и бежали, пока в боку не закололо от скорости и смеха, который колючим боярышником оседал в горле.

Только тогда они остановились и вместе согнулись почти пополам, пытаясь отдышаться, не прекращая хохотать, отчего люди косились на них – кто с неодобрением, а кто и с доброй усмешкой.

Выпрямившись наконец и оттерев пот со лба, Евсей огляделся – забежали они далеко, судя по тому, как приглушённо доносились голоса трещоток и свирелей. Прилавки здесь были похуже, товары – победнее, да и люди разодеты не так нарядно, а всё равно было весело, шумно и пёстро. Так же громко звучали голоса зазывал и торговцев, так же пахло сдобным тестом и деревом, так же сновали повсюду и путались под ногами шустрые ребятишки. Велимира недовольно покосилась на них и отошла в сторону, крепко прижимая руку к поясу, за которым был спрятан мешочек с валиорскими монетами. Несмотря на то, что в последние годы отношения между Белией и Валиором были тяжёлыми, в столице продолжали расплачиваться серебряными монетами. Хотя поговаривали, что князь пытался заставить купцов принимать рубленные медяки, которые делали при его дворе, но не так – то просто было поставить людей на новые лыжи.

Что – то тяжёлое врезалось ему в ноги. Евсей охнул от боли, наклонил голову и увидел мальчишку, который немедленно упал и заревел в голос, застучал руками – ногами по истоптанной земле. Евсей поспешно наклонился, поднял, отряхнул его, принялся утешать, умоляюще поглядывая по сторонам – где там родители этого громкоголосого чада?.. Но никто к ним не спешил, а ребёнок намертво вцепился в его кожух, из курносого веснушчатого носа ручьём хлынули сопли, в которых он намеревался извозить Евсея.

– Да отцепись ты уже от него! – Раздался над ним недовольный голос – и Евсей выдохнул с облегчением. Велимира поспешила к нему на помощь.

С горем пополам ей удалось оторвать мальчишку от него, и Евсей смог его разглядеть – цвет кудрей, выбивающихся из – под старой шапки, невозможно было понять, до того они были чумазые. Худенькое лицо тоже было чем – то вымазано – и Евсей уже начал сомневаться, что на носу у него были веснушки, а не пятна грязи. Только льдисто – голубые глаза, из которых лились слёзы, были чистыми, как горный хрусталь, и настороженными, как у испуганного зайца.

– Ты чей? – Строго спросила Велимира, крепко схватив мальчишку за плечи. – Отец – мать где?

– Так нетути, – сообщила им дородная баба со смешливыми маленькими глазами, с довольной улыбкой облокотившаяся о свой прилавок, на котором луговыми цветами красовались расшитые платки, – уж год как лихорадка унесла обоих. Вы только не бейте его, господин, – обратилась она к Евсею, – хороший мальчишка, не вороватый – всё глядит, кому по хозяйству помочь, кому воды натаскать – тем и живёт.

– Да я и не собирался, – растерянно буркнул Евсей, глядя на мальчишку. На вид ему, казалось, было лет пять, но он мог оказаться и постарше – беспризорники всегда хилыми были…

Велимира застыла, пристально вглядываясь в мальчишечье лицо, будто пытаясь отыскать в нём что – то знакомое. Она нерешительно перевела взгляд на Евсея, ослабив хватку на плечах ребёнка, но тот не попытался убежать, только вытирал лицо покрасневшими от холода пальцами.

– Скажи пожалуйста, тётушка, – храбрясь, обратился Евсей к женщине, – где тут у вас можно пирожками или крендельками хорошими угоститься?

– Это всегда пожалуйста, – обрадовалась женщина, выкатываясь из – за прилавка, – Роса! Роса, бездельница, пригляди за товаром! Пойдёмте – пойдёмте, – она ловко подхватила Евсея и Велимира под локти и повлекла за собой, – я вам всё расскажу! Я тут всё знаю, за всеми гляжу – думают, не вижу, как обвешивают, обманывают, негожесть подсовывают? Не слепая, чай, и не глупая! Со мной не пропадёте!

Евсей с Велимирой переглянулись. Они уже поняли, что попали в западню – избавиться от говорливой бабы, которой, казалось, насмерть наскучило стоять на одном месте, не было никакой возможности. Хорошо ещё, что они не потеряли мальчишку – он крепко уцепился сзади за юбки торговки и торопливо перебирал валенками.

Вскорости ребёнок торопливо запихивал в рот пшеничный тёртый калач, а их с Велимирой усадили на грубо сколоченную деревянную скамью, на которой уже сидело помимо них двое женщин – и глядя в их хитрые, по – лисьи прищуренные глаза, Евсей понял, что интересных слухов здесь они соберут много, но и новые пойдут по стольному граду – уже о них самих.

Торговка болтала без умолку, но всё не о том – рассказывала, как дочь выдавала замуж, как подорожали нитки и ткани, как муж привёз белую кошку с чёрным пятнышком, и что домовой с тех пор перестал шалить… Евсей посмотрел на Велимиру – та сидела, не отрывая взгляда от мальчишки, жадно жующего купленную еду, и в её взгляде было что – то потерянное, отрешённое. «Калос Великий, – подумал он с тоской, – помощи от неё теперь не дождёшься». Пришлось натянуть на лицо самую приветливую улыбку и, повернувшись к торговке, спросить:

– А как тут у вас вообще живётся, тётушка? Нам с невестой, – он взял Велимиру под руку, пытаясь вернуть её из мира дум, – надоело в нашем захолустье мышей гонять, сюда бы перебраться. Я грамоте обучен, невеста моя, – он обернулся и посмотрел на Велимиру, задумавшись, – кружева плетёт…

Велимира едва слышно фыркнула, прикрывшись рукавом. Евсей про себя выдохнул от облегчения – теперь – то, когда она отвлеклась от ребёнка, ему не придётся самому разговаривать с этими женщинами – и от этой мысли ему почти не было стыдно.

– Тю, – усмехнулась румяная щеголиха в расшитой кике с высоченными рогами, – и не думай, парень!

Торговка с возмущённым возгласом ткнула её локтем, но та лишь недовольно упёрла руки в бока.

– А что? – Задиристо спросила она. – Неправду говорю, что ли? Раньше, может, и хорошо жили, а нынче проходу нет от княжеской дружины! Дань уплати, четвертину отдай, за место на торге медяков отсыпь, да ещё эти, – она ядовито фыркнула, – соглядатаи по дворам шныряют. Збигневу Владиславовну, – она потрясла пальцем перед Евсеевым лицом, – честнейшую вдову в застенки упекли! Мол, какую – то княжескую наложницу испортить хотела. Да разве она чем опорочила себя перед честным народом?

– То есть, – Велимира привольно развалилась на скамье и покачивала ногой в расшитом сапоге, – трав тут у вас не пособираешь.

– Не, – отмахнулась третья женщина, с худым лицом, изборождённым морщинами, – княже в последнее время совсем умом помутился, везде ему ведьмы мерещатся. Да непременно злобные, урожаи портящие, болезни насылающие… Будто без него не разберёмся! – Она всплеснула руками. – Чай, всю жизнь бок о бок жили – ведающие, они и от пакости всякой вылечат, и мужа гулящего от полюбовницы отвернут, и дом от воров огородят, а как начнёт какая шалить – мужики её быстро приструнят… Нет же ведь, шастают, ещё и, – она наклонилась ближе к ним, – госпожу – Зиму славить запретили…

– Э, бабоньки, – нахмурилась торговка, – да разве зря всё это затеяли? У меня, вон, из Залесья сестра с мужем бежала – насмерть у них земли высохли! Говорят, – она понизила голос, – госпожа Зимы на всю Белию прогневалась, своим дочерям повелела нас смертью лютой умертвить!

– Да? – Хмыкнула Велимира. – А я другое слышала.

В глазах у женщин загорелся жадный огонь, они двинулись ближе, больно зажав Евсея с обеих сторон.

– Ехали мы мимо чуди, – неторопливо начала Велимира, – ехали мы мимо веси… Говорят в тех краях, что князь помешался, захотел сам стать вроде бессмертных богов. Ездят к ним его люди, пещеру Смокову обыскивают, хотят найти песок, который молния сплавила, когда сам Змей с Жогом бился. К ним же и ведьм привозили, чтобы они тайно, под покровом ночи, приносили жертвы старым богам, умеряли их ненасытную жадность… И будто бы из – за тех обрядов все земля вокруг поселений весей высохла. А чудских женщин – колдуний он на помощь звал, обещал золотые горы за то, чтоб они ему великую силу и могущество выковали.

– Брешут, – уверенно сказала торговка, отмахнувшись, – друзья они нам, что ли? Веси, вымески, Смока – гада у себя под боком взрастили, давно на наши земли покушаются! И чудь на князя зуб точит – они – то жить хотели сами по себе, а он их дань платить заставил.

– Ой, не скажи. – Донёсся из – за их спин хриплый голос, и Евсей немедленно обернулся. Там стояла, поглаживая тонкими длинными пальцами ручку корзины, женщина на вид лет тридцати – высокая и статная, точно молодая сосна, с карими глазами, в которых живым огнём пылали искры, и с длинными русыми косами, лежащими на тонких плечах. Евсей нахмурился – ни одна замужняя женщина даже здесь, в языческой Белии, не позволила бы себе выйти на улицу простоволосой. Стало быть, старая дева?

Мальчишка радостно пискнул, увидев её, и кинулся в объятия женщины, крепко сжимая в кулачке мясной пирожок.

– Тётя Слава! – Радостно воскликнул он.

Женщина ловко поймала его, прижала к себе, погладила по спине, внимательно оглядывая со всех сторон.

– Люди пропадают, – продолжила она ровным, невозмутимым голосом, не переставая гладить мальчишку, как уличного кота, – в Зелёном переулке двоих рыбаков недосчитались. Да и если б ведьмы лютовали, странно было бы – у нас беда по всем землям ползёт, а на том берегу, где самая могучая ведьма, самая верная Меровина прислужница живёт – тишь да благодать?

– Тихо, тихо ты! – Замахали на неё руками собеседницы. – К чему имя её вслух поминаешь, беду навлечь хочешь?

Слава только пожала плечами. Евсей поёжился – было в ней что – то такое… «Точно ведьма», – уверился он. Оглянулся на Велимиру – у той взгляд жадно блестел любопытством, тоже что – то уловила.

Пока женщины беззлобно переругивались между собой, он наклонился к её уху и шепнул:

– А ты можешь точно узнать, ведьма перед тобой или нет?

Велимира с сожалением мотнула головой.

– Яра может, – печально ответила она, – она видит силу, которая по жилам течёт. Я только гадать могу, но ведовства не скроешь. Особенно поначалу, когда ребёнок ещё ближе к тому, – она мотнула головой назад, – миру, чем к нашему – как у той девчонки из деревни… Сильная ведьма выйдет.

Карие глаза лениво скользнули к ним, и Евсей поспешно отпрянул, неловко затеребил в руках пояс, пытаясь показать, что вовсе они ни о чём секретном не шептались.

– Ну, будет нам в столь радостный день печальные разговоры разговаривать, – сказала ведьма, улыбнувшись краешком губ, – вы нам лучше что – нибудь забавное поведайте. Вы же издалека прибыли?

– О, это мы запросто, – усмехнулась Велимира, закидывая ногу на ногу.

*

Обратно возвращались в тягучем молчании. Велимира сосредоточенно о чём – то думала, сдвинув брови и стиснув в тонкую нитку бледные губы, и Евсей опасался её отвлекать – как припечатает, потом за день не отойдёшь… Хотя поговорить ему хотелось – мысли, печальные и пугающие, роились у него в голове, не давали покоя. Всё очарование пышного, шумного торга будто смыло приливной волной, и остались старые беды и заботы.

Как там учитель? Накормили ли его досыта в праздничный день? Сумела ли передать ему весточку Ярина Вадимовна – они здесь, они пришли, они спасут его?..

Невдалеке мелькнула белая шубка, и его губы сами собой дрогнули в улыбке. Ноги понесли его вперёд, к Забаве, в голове стало звеняще – пусто… Но уже через миг он остановился, и тревоги заняли своё привычное место в голове. Забава не улыбалась, а за её плечом не было видно Беривоя.

– Где мужа потеряла, красавица? – Спросила Велимира, но в голосе её не было насмешки – только страх.

– Не знаю, – покаянно повесив голову, развела руками Забава, – он к кузнецам зашёл, что на торг принесли ножи, топоры и мечи, я на миг отвернулась – и уже нет его. – Она обняла себя руками за плечи, ссутулилась. – Ищу – ищу его, спрашиваю – не видели, не слышали, не знают… Простите.

– Так… – протянула Велимира, и её лицо перекосило от ярости.

Евсея продрало ледяным страхом изнутри до самого затылка – Беривой всегда был их опорой, защитой, гласом разума… Если с ним что – то случится – Калос, если с ним что – то случится! – он не представлял, что они будут делать.

Знакомое чириканье, сменившееся испуганным шипением, коснулось его ушей, он торопливо зашарил взглядом по земле и наконец увидел, как к ним несётся маленький шерстяной комочек, ловко огибая встречных прохожих.

Поняв, что её заметили, Душенька развернулась и помчалась в обратную сторону. Евсей рванул было за ней, но на его руке, точно ледяные клещи, сжались чьи – то пальцы. Сдуру ему показалось, что это княжеские дружинники добрались до них, и он изо всех сил задёргался…

– Куда бежать собрался, дурак? – Вкрадчивый Велимирин шёпот охладил его испуг, и мысли перестали метаться испуганными белками. – Хочешь, чтобы ещё до утра про нас вся столица говорила? Иди, Душеньку из вида я ни за что не потеряю.

И он пошёл. В ушах гулко бухала кровь, стук сердца, казалось, заглушал все звуки, окружавшие его. Он видел только коричневую шерсть ласки, весь остальной мир пропал, расплылся в сером мутном тумане. Ладони вспотели, в животе будто смёрзся кусок льда, а в голове звучало только «Беривой, Беривой, Беривой»…

Сколько они так шли, Евсей не запомнил, но Беривоя он увидел первым.

Ноги его остановились сами собой, тело закоченело, отказываясь шевелиться. Зато глаза – о, глаза запоминали всё.

В каком – то переулке, среди разбросанного тряпья и засохшей грязи, привалившись спиной к невысокому забору, сидел, неловко поджав под себя одну ногу, Беривой. Лицо его выражало удивление и горечь – губы искривились, глаза застыли, с болью глядя куда – то Евсею за плечо. Одна рука безвольно лежала на земле, рядом с ней покоился короткий нож, а вторая была прижата к груди, из которой торчал кривой кинжал. Душенька с каким – то совсем человеческим тихим плачем взобралась к нему на плечо, свернулась там в клубочек.

Евсей вдруг отмер, обернулся, чтобы схватить Велимиру, не дать ей увидеть эту страшную картину… Но было уже поздно – она стояла рядом, дикими глазами глядя на человека, ставшего ей отцом.

Она перевела взгляд на Евсея, что – то невнятно булькнула – и отчаянно, хрипло, по – звериному закричала.

Глава 51

Забава зажала Велимире рот рукой, притянув к себе. Та слабо трепыхалась в её хватке, как рыба, выброшенная на берег, и не переставала кричать, но теперь её страшные больные вопли были приглушены мягкой варежкой.

– Евсей! – Крикнула Забава, и он вздрогнул. – Где её яблоко?

Он отмер, торопливо кинулся к Велимире, зашарил по её кожуху… Холодные пальцы вцепились в его руку, впились ногтями. Евсей поднял голову – Велимира уже не кричала, злобно сверкала на него глазами. Они с Забавой одновременно отпустили её, отступили на несколько шагов, пока Велимира сунула руку за пазуху, выискивая их единственную надежду на спасение Беривоя, нахмурилась… У Евсея сердце рухнуло куда – то вниз. Он спешно начал развязывать мешочек на поясе, в котором хранилось последнее яблоко, но тут Велимира, торжественно улыбнувшись, выудила плод, засиявший золотом в лучах солнца.

– Калос, слава тебе! – Выдохнул Евсей, чуть не рухнув на колени от облегчения.

Уверенным шагом Велимира направилась к… даже в мыслях Евсей не мог назвать Беривоя мертвецом. Ему захотелось трусливо отвести глаза, но он немедленно обругал себя последними словами и двинулся следом за ней – помочь, поддержать, хоть ему и хотелось обойти этого незнакомого, чужого Беривоя по широкой дуге.

Забава как – то опередила их обоих, ласково переложила Душеньку себе на плечо, стиснула рукоять и, зажмурившись, дёрнула на себя кинжал. Кровь, тёмная, как вишнёвое варенье, немедленно хлынула из раны, и Велимира остановилась, тяжело дыша.

– Если хочешь, – начал Евсей тихо, – я…

Она даже не обернулась на него – сделав ещё шаг, оказалась прямо перед Беривоем и протянула ему яблоко на дрожащей ладони.

По телу Беривоя вдруг пробежала краткая дрожь. Он неторопливо, неловко оторвался от забора, жадно втянул носом воздух, потянулся за яблоком, а глаза были мёртвые – мёртвые… Евсей шарахнулся в сторону – ничего не смог с собой поделать.

– С тобой так же было, – сказала Забава уставшим, потухшим голосом.

Правда?.. Он так же, будто полоумный, точно вставший из могилы упырь, тянулся к тому, что могло вернуть его к жизни? Как после этого Забава могла смотреть на него без страха? Сможет ли он смотреть без страха на Беривоя?..

Беривой медленными рывками вытянул руку, сжал плод – пальцы его почти не гнулись, как бывает после долгого зимнего дня, когда от мороза деревенеют руки.

– А княжич, – спросил Евсей, просто чтобы что – то спросить, – он так не делал…

– Княжич мёртв был сколько лет? – Проскрипела Велимира, не отрывая глаз от Беривоя. – Пятнадцать?

Ответом ей был громкий хруст – Беривой впился в тонкую кожуру, странно наклонив голову и вонзая зубы всё глубже и глубже – будто за эти несколько минут, что он был… он разучился есть.

Забава присела на землю рядом с Велимирой, осторожно протянула ей руку. Та немедленно вцепилась в неё, тяжело задышала. Евсей несмело опустился за Велимириной спиной, подпёр плечом.

Беривой, кажется, что – то сообразил, откусил кусочек, старательно прожевал… И не успел Евсей глазом моргнуть – от яблока остался только черешок. Беривой отбросил его, довольно и сыто дыша, глядя сквозь них прищуренным счастливым взглядом – и вдруг завалился на спину.

Евсей чуть не вскочил – замер в последний момент, вспомнив, что на него опирается Велимира. Всё его тело задеревенело, он почти не дышал, боясь спросить, что с Беривоем.

– Всё с ним в порядке, – послышался сзади знакомый голос, – полежит так ещё немножечко, как раз к ужину очухается.

Евсей слегка повернул голову, до сих пор боясь отвести взгляд от Беривоя, – перед ним стоял сам змеиный царевич в роскошном кафтане цвета насыщенного смарагда, но растрёпанный, запыхавшийся, и с разросшимися тёмными окружьями под глазами.

– Ты… – Выдохнула Велимира и стиснула руки в кулаки.

– Я, солнце моё ясное. – Шутливо раскланялся Бажен. – Ну – ка, берите его!

За ним вдруг выросли будто бы из – под земли двое молодцев, высоких и широкоплечих, в крепости мышц могущих, наверное, поспорить с самим Беривоем.

– Куда это? – Выдавила сквозь зубы Велимира.

– Под землю, куда ж ещё? – Устало ответил Бажен, пока двое слуг угрожающе двинулись к ним. – Нашли вас. Ну, я думаю, – он бросил многозначительный взгляд на Беривоя, – вы это и сами поняли.

*

Подземные пещеры, куда их привёл Бажен, не были похожи на те, где очнулся Евсей. Комнатушка, куда положил Беривоя змеиный царевич, оказалась совсем крошечной, и с будто бы подкопчёным потолком, безо всяких украсов и драгоценностей – только светились в стенах бледные гнилушки, освещая бледные лица собравшихся.

Евсею стало не по себе – под землёй, в слабом зеленоватом свете, все казались ему покойниками – особенно мертвецки выглядели Велимира, с её худым лицом и острыми углами челюсти, и Бажен, с уставшим взглядом и кругами под глазами. Забавины же тёмные, кажущиеся бездонными глаза, и золотые косы, которые будто бы сами собой светились в подземелье, делали её похожей уже на великую праведницу Агафью, которую особо любили изображать на Валиорских витражах.

Беривой был похож на Беривоя – лежал на широкой лавке, заботливо застеленной мягкими перинами, размеренно дышал и, кажется, совершенно перехотел умирать.

Бажен, кажется, уже жалел, что привёл их сюда.

– Веля, пойдём, – сказал он ласково, взяв её, сидевшую на Беривоевой постели, за руку, – нужно будет с тобой словом перемолвиться.

Велимира молча вырвала у него ладонь и отвернулась к стене. Бажен перевёл недоумевающий взгляд на них, но Забава только пожала плечами – она – то не знала, что приключилось на торге – а Евсей тоже не горел желанием ничего рассказывать.

– Ты указал человеку с торга, как нас найти? – Наконец неохотно спросил Евсей.

– Я, – горделиво улыбнулся тот, – хотел вам сделать приятный подарок… Да вот не задалось.

– Кто хотел нас найти?

Бажен взглянул на него, сверкнув драгоценными каменьями хитрых глаз.

– А ты догадайся. – Сказал он непривычно громко, огласив своды пещер гулом. – Угадаешь – я тебе лучшую шубу со своего плеча подарю!

– Тут и гадать не надо, – фыркнул Евсей, решив умолчать, как долго не мог дойти до правильной мысли, – ясно же, как белый день, что… – Он нерешительно взглянул на Забаву и присмирел. – Кажется, – он постарался говорить как можно ласковее, – твой отец хотел с нами повидаться…

Та только слегка улыбнулась равнодушно, поправляя одеяло на Беривое.

– Ты гляди – ка! – Обрадованно всплеснул руками Бажен. – И впрямь угадал! Заглянешь к нам в подземелья, когда с князем покончим, выберешь себе самую красивую шубейку. – Он скосил глаза на Велимиру. – Вы, стало быть, думаете – отчего это господин Бажен не притащил вам под самый нос купца Твердяту – а оттого, что господин Бажен не хотел, чтобы вас всех переловили, как бестолковых курят, вместе с вышеупомянутым купцом Твердятой. Да только нас опередили – думается мне, всё – таки кому – то из моих новых подданных надоело змеёй ползать, захотелось крысиную шкурку примерить…

Велимира вдруг резко развернулась к ним с лицом, перекошенным от бешенства.

– Да? – Спросила она ласково. – Бедненький мой, не дали тебе в благодетеля поиграться… А это что такое? – Она кивнула на постель.

– Недоглядел, – коротко сказал Бажен, чуть склонив голову.

Велимира вскочила, шагнула к Бажену.

– Ты недоглядел! – Вскрикнула она, и Евсей поморщился от оглушительного эха, прокатившегося по подземелью. – А он умер! Умер, понимаешь ты, недоумок? Что было бы сейчас с ним, если б у нас не оказалось весских яблок?

– Он бы совсем – совсем умер? – Шутливо осведомился Бажен, попытавшись приобнять её.

Велимира смотрела на него несколько мгновений остекленевшим от ярости взглядом – и вдруг закричала, вцепившись в волосы. Она кричала и кричала, медленно оседая на пол, а когда напуганный Бажен подхватил её, с силой оттолкнула его руки.

– Я ненавижу тебя, – прохрипела она осипшим голосом, раскачиваясь взад – вперёд, – слышишь! Я тебя ненавижу, мразь! Не подходи ко мне! – Крикнула она Забаве, встревоженно вскочившей с постели. – Не подходи, не трогай меня! Я тебя ненавижу, – она повернулась к Бажену, утирая слёзы, бегущие по щекам, – и себя ненавижу тоже. За то, что отпустила его. За то, что не уберегла. За то, что всё моё колдовство оказалось бесполезным! Кто это сделал? – Она вцепилась в край Баженовой рубахи. – Скажи мне, я найду его и убью!

– Ты прекрасно знаешь, кто. – Ответил он, скрестив руки на груди. – Легче стало? Давай, вставай – покончим с князем, и Беривой будет отомщён.

Велимира с силой зажала рот руками, кажется, вовсе не слыша его. Из её груди вырывались сухие рыдания, слёзы лились по щекам крупным ливнем… Однажды Евсей читал старую Валиорскую сказку о деве, которая слезами залила высохшие без дождя поля и спасла свой народ от голода – видимо, Велимира вознамерилась удобрить каменный пол пещеры.

«Какие бестолковые мысли лезут в голову», – отрешённо подумал Евсей. Беривой всё не вставал, не спешил утешить названную дочь, укорить по – дружески Бажена, смешливо толкнуть плечом Евсея…