И тут пришла беда

– Хваутит! – Раздался взбешённый крик с берега.

Переведя взгляд на берег, Евсей понял, что дрожеков знатно прибавилось – вот уже около дюжины тощих хранителей леса злобно сверкали на них глазами. По их напряжённым тельцам, оскаленным клыкам и выставленным вперёд рогам было ясно – они готовы броситься на незваных гостей и разорвать их в клочки.

Впереди, у самой кромки болота, которую Евсей теперь видел совершенно ясно, стоял, видимо, леший – самый высокий и крепкий из всех, с огромной пышной бородой и роскошными усами, рыжими, как осенняя листва. Кончик его посоха смотрел прямиком Евсею в грудь.

–Гоуворите, заучем приушли, – сказал он уставшим и сиплым голосом, – а мы поудумаем, каузнить вас или поумиловать.

Евсей, спохватившись, торопливо сунул руку под мятель, под рубаху… Он торопился, руки дрожали, родовой оберег Морошки никак не находился.

Глаза лешего сузились.

– Вот! – Воскликнул Евсей, наконец выудив оберег из – под рубахи и принялся сдирать его с шеи. – Я пришёл с миром!

– Он чужеуземец! – Квакнул дрожек из – за плеча лешего. – Он паухнет каук те, что приуходили с жеулезом!

– Я чую на нём блаугословение Маутери Жреубы, – нерешительно произнёс кто – то слева, – он не моужет быть чужеуземцем.

Краем глаза Евсей увидел, как глаза Забавы удивлённо распахнулись. Он неловко пожал плечами – потом, мол.

– Это ещё хуже! – Возопил первый дрожек. – Он преудал наушу зеумлю и боугов! Моужет, он воуобще соуглядатай эутих деуфенторов. Спроусите его, как он зауполучил обеурег наших браутьев?

– Мой учитель спас из капкана дрожека по имени Морошка, – Евсей старался говорить твёрдо и уверенно, но голос то и дело срывался на дрожь, – и в благодарность он…

– Проусто так? – Ехидно осведомился дрожек с длинными бусами из рябины на шее. – За одну – еудинственную жиузнь? Мне каужется, ты лжёушь нам.

– Я не чую лжи, – нахмурил густые брови леший, – пусть оубъяснится.

Болотная гладь пошла вдруг рябью, заволновалась, поднялись со дня мелкие пузыри… Евсей торопливо шагнул вбок, и вовремя – по ноге скользнули острые когти, едва не вспоров штанину. Забава с едва слышным писком схватила его за рукав, потянув на себя.

Из воды легко, будто куриное яйцо, всплыла чья – то голова – гладкая, тёмно – зелёная, в пятнах, как у лягушки, с редкими едва – едва заметными волосами. Показались глаза, выпученные, зеленоватые, с чёрными узорами – как у жабы, тонкие ноздри на безносом лице, хищный безгубый рот. Евсей с трудом удержался от того, чтобы дёрнуться в сторону – такого страшилища он ещё не видывал!

Рот медленно расплылся в улыбке от уха до уха, обнажились хищные зубы. Из груди, невидимой под толщей мутной воды, вырвалось хриплое бульканье – кажется, чудище смеялось.

– Это болотная кикимора, – крепко держа Евсея поверх локтя, шепнула ему Забава, – будь с ней повежливее – она шутить очень любит.

Забава расплылась в приветливой улыбке, поклонилась – насколько можно было, стоя по пояс в ледяном болоте – стараясь незаметно оттеснить Евсея себе за спину.

– Здрава будь, матушка! – Мягко пропела она. – Да пребудет счастье в доме твоём и твоих сестёр. Как живёшь – поживаешь? Здравствуешь ли?

Кикимора, кажется, смутилась – Евсей не поверил своим глазам, но чудище скромно опустило голову и принялась перебирать перепончатыми пальцами тонкие зелёные волосы.

– Благодарствую за заботу, милочка, – проскрипела она хриплым жабьим голосом, – здкваааствуем потихоньку…

– Мы ждёум отвеутов, – сурово напомнил о себе леший с берега, – вам не сбеужать – сеустрицы взяули вас в коульцо, а у них острые коугти! Что скаужете, чужеуземцы?

– Господин, – сказала вдруг Забава, – знаешь ли ты об Огненной ведьме?

– А то ж как не знауть? – Подбоченился тот. – Оуна с самим Боульемом доуговаривалась, княузя в узде деуржала – а как уехала на тоут берег, так беуды на нас и поусыпались…

– Морошка, ваш брат, который дал мне этот оберег, – торопливо подхватил Евсей, – в его лесу жила Ярина Вадимовна.

– И чеуго? – Сощурился леший.

– Может, ты прав, господин, – Евсей торопился, глотал слова и запинался, руки потряхивало от холода и страха, – Морошка не отдал бы мне родовой оберег за спасение одной жизни – но случилась беда куда страшнее. В один день Ярина Вадимовна… Пропала.

На мгновение над болотом повисла мёртвая тишина. В ней вдруг раздался тихий всхлип, и все заговорили, загомонили, запричитали – а леший стоял недвижимым деревцем, держась за посох и глядя на Евсея пустым, мёртвым взглядом.

– А ты – то здеусь при чём, чужеуземец? – Вновь выкрикнул самый воинственный дрожек. – Моужет, ты в этоум и виуноват? А ты поучто ему поумогаешь? – Напустился он на Забаву. – Воулос доулог, да ум коуроток! Отоуйди от неуго, глупая деувка, и мы теубя поумилуем!

– Господин, – мягко перебила его Забава, – ты выслушай, а уж после казни или милуй.

Леший стукнул посохом – все замолкли.

– Проудолжай, – кивнул он Евсею.

Тот, ободрённый, зачастил:

– Пропал и мой учитель, оттого я и оказался во владениях госпожи Ярины Вадимовны. Нам помогла Змеиная царица – так мы и узнали, ради чего их украли – и кто это сделал… Чужеземец, ведьма, воин – помните? Нынче их принимает в гости князь…

Глаза лешего потемнели, опасно сузились.

– Поумню, – изрёк он тяжеловесно и шагнул ближе, – стауло быть, нужно Стаурых боугов в гоусти ждать?

– Зачем же, господин? – Улыбнулась Забава, подбоченившись. – Мы идём по землям, собираем тех, кто не испугается выступить против князя и его верных слуг. У него дружина – так и у нас не меньше. У него колдуны – с нами старый жрец, что выступил против своего господина. У него власть – а с нами законный наследник его рода…

Дрожеки в голос ахнули – и Евсей услышал тихий вздох от кикиморы, что подплыла к нему ближе всех.

– Заучем же мы тоугда вам? – Насмешливо спросил вдруг леший. – Если с вауми сиула таукая, так мы в леусу отсиудимся…

Дрожеки снова притихли, зашептались меж собой, зашевелили хвостами. Евсей почувствовал, как в груди просыпается горячее отчаяние, с каждым мигом всё более грозящее заполонить его.

– Каждый воин на счету, – продолжала тем временем Забава, ведя речь мягко, будто усыпляюще, – сам понимаешь, господин, в таком деле не может быть мало содружников. Каждый из тех, кто встанет против князя, будет стоять между Белийскими землями и Старыми Богами…

– Ты мне тут, деувочка, мыслью не раустекайся, – раздражённо перебил её леший, – ты по деулу гоувори.

– Боюсь, если нагрянут Старые Боги, – подхватил Евсей, – над нами нависнет беда пострашнее, чем умирающая земля. Не будет никто голодать и стенать – потому что не останется здесь ни людей, ни дрожеков, ни, – он бросил осторожный взгляд на жадно внимающее ему чудище, – кикимор. Князь хочет вернуть в свои земли мир и процветание – но кому, как не вам, помнить, как жилось при Змее и Жоге? Разве не вам Змей угрожал расправой за предательство? Так помогите же нам – ступайте спасать свой лес и свои жизни!

Евсей растерянно замолчал, не зная, что ещё добавить, как убедить дрожеков. В Бонуме он прочёл немало книг по риторике и философии, немало споров древних мудрецов хранилось в его памяти – но ничто из этого не помогло ему стать тем, кто ведёт за собой людей… Или нелюдей. Вот и сейчас он чувствовал – скверно, слабо, неубедительно – дрожеки плюнут, развернутся и оставят их здесь, в топком болоте.

Забава неуверенно поглядела на него и пожала плечами. Молчали дрожеки, молчал задумчиво леший, тихонько булькали в воде кикиморы – видимо, о чём – то переговаривались – шумел где – то в вышине ветер, вдалеке глухо каркали вороны. Евсей уже перестал чувствовать пальцы на ногах, и держался лишь на одном упрямом огоньке в груди – а ну как согласятся? А ну как помогут, подставят плечо?

– Морошка не смог пойти с нами, – сказала Забава печально, – он понадеялся на вас, своих братьев. И мы надеемся на вас – пусть земля, напоенная кровью, вновь станет плодородной и здоровой, да только для кого ей будет родить урожай?

Леший махнул рукой – дрожеки окружили его плотным кольцом, что – то зашептали, задрожали взволнованно хвосты.

Забава протянула Евсею руку – и он ухватил её, как хватается за склонившуюся ветвь утопающий. Её ладони, всегда такие тёплые и живые, нынче были ледяными. «Как бы не заболеть нам, – подумал взволнованно Евсей, растирая её руку, – этого только не хватало…».

Наконец, круг из зелёных хранителей чащи разомкнулся, и дрожеки выстроились стройным рядом у самой кромки болота, торжественно и печально. Леший взглянул на Евсея – зелёные его глаза были спокойны и умиротворённы, будто они говорили не о судьбе их земли, а о том, какое варенье приготовить к празднику.

– Мы не веурим тебе, – сказал он негромко и тяжело, – да дауже если б и веурили – нет у нас жеулания умиурать раньше времени. Ты не знауешь, проутив коуго идёшь, чужеземец, блаугословлённый наушей Маутерью – ты не науйдёшь там поубеды, тоулько своую смеурть. А ты, – он повернулся к Забаве, – саума сеубе не веуришь, поутому что знауешь – эту биутву вам не выиграть. Вы – всеуго лиушь деути, слаубые и беуспомощные. Лучше мы проуведём поуследние дни здеусь, в миуре, среуди браутьев и сеустёр, – он обвёл посохом всех, кто стоял подле него, – в роудном леусу, что был нам слаувным доумом – чеум в отчаянии будем смоутреть, как паудают науши роудные и любимые заумертво, как утекает сквоузь паульцы наудежда. Неут уж…

Евсея будто бы схватила за горло ледяная рука, сковав грудь, не пуская воздух. Он смотрел на лешего и не верил – быть такого не может, до этого всё шло так хорошо…

– Господин, – позвала Забава испуганно, – неужели ты позволишь себе и своим братьям опустить руки? Если ничего не делать, вы и впрямь можете погибнуть! Неужели вам проще сдаться и понадеяться на судьбу, чем постараться спасти себя самим?

Евсей хотел что – нибудь добавить, красивыми речами убедить дрожеков – и не сумел выдавить ни слова. Все его силы уходили на то, чтобы не дать слезам обиды и боли показаться наружу. Отказ лешего словно ударил его под дых – это было больнее, чем провалиться по пояс в болото…

– Беустолковая деувочка, – хмыкнул леший, – раузве ты не поунимаешь, что нам не спаустись? Однаужды мы уже соувершили поудобную глупость – знаула бы ты, диутя, скоульких роудных я тоугда поухоронил! И что? Раузве стали мы жиуть лучше?

Среди дрожеков поднялся гомон. «Неут, не стаули, – твердили они на все лады, кивая друг другу, – поуверили ноувым боугам, и что же? Теуперь леус наш умиурает!».

– Вы боитесь, – сказала тихо Забава, – вы боитесь уже слишком долго, и страх застил вам глаза, сковал по рукам и ногам. Неужели вы не понимаете, что страшная смерть настигнет вас – всех вас, если Змею удастся выбраться из своей ледяной тюрьмы?

Леший недовольно махнул рукой, точно хотел отогнать от себя эти слова.

– Не жеулаю боульше с вауми гоуворить, – недовольно буркнул он, – вы приушли в моуй леус со своуими беудами и хоутите, чтоубы мы гоуловы склаудывать поубежали? Неут уж, не будет этоуго!

– Это общая беда,– сквозь зубы процедил Евсей, – если князю удастся освободить Змея, он опустошит всю Белию!

– Да ты что? – Усмехнулся дрожек. – А ну наупомни мне, маульчик, что паухнет как те, что приуходили с жеулезом – коуго там княузь у теубя заубрал? Браута, отца, друга? Коуго – чужеземца или воуина?

– Учителя, – тихо шепнул Евсей, склонив голову к воде, покрытой зелёной ряской.

– То – то же, – покачал головой дрожек, – а не заубрал бы, ты бы и паульцем не поушевелил!

Злоба раскалённым пламенем забурлила у Евсея в груди. Перед глазами плыли маленькие пёстрые мушки, ногти до боли впивались в ладони – леший отказал им, а теперь смеет смеяться? Издеваться над их горем, над их бедой? Да если бы… Да когда бы Евсей…

Но где – то там, глубоко – глубоко в душе, он понимал – леший прав. Далеко ему до героев древности, далеко до тех, кто без сомнения склонил бы голову на плаху ради блага людей – он книжник. Библиотекарь. Трус…

– Хваутит нам с вами боултать, – сказал наконец леший грозно, стукнув посохом по земле, – пойдёмте, братья!

Не успело эхо последнего слова раствориться в воздухе, как берег опустел. Тихо капала вода с рубахи и мокрых пальцев, булькали отплывшие от них кикиморы, скрипели ветви деревьев точно старые, несмазанные двери.

В висках стучала кровь, на глаза наворачивались горячие слёзы. Из горла вырвался сиплый, обессиленный крик – и Евсей с силой врезал кулаком по воде. Разлетелись мутные грязные капли, испуганно бросилась откуда – то из – под коряги прочь лягушка – а когда Евсей обернулся, то увидел Забаву, молча утиравшую с лица болотную тину.

– Прости! – Он кинулся к ней перепуганно, так быстро, как только позволяла вязкая вода. – Я не хотел! Я нечаянно.

Забава подняла на него отчаянные глаза, стиснула кулаки – и, закричав страшно, как раненая птица, принялась бить ладонями по воде.

*

Беда никогда не приходит одна – поэтому, когда Евсей с Забавой кое – как выбрались из болота, поняли, что их котомки промокли насквозь – вместе с запасной одеждой и остатками хлеба.

Оставаться в негостеприимном лесу ни у одного из них не было желания – поэтому так они и брели, мокрые и замёрзшие, под порывами ледяного ветра, до самого края леса.

Когда из – за деревьев показалось небольшое серое поле, Забава остановилась, глядя на него с тоской.

– Я не хочу сегодня возвращаться к нашим, – сказала она тихо, – может, переждём эту ночь здесь?

– Заболеем, – вяло возразил Евсей.

Поход по лесу, вмиг ставшему ещё более враждебным и страшным, отнял у него последние силы. Если б можно было, он бы повалился на землю прямо так, не раздеваясь, не разжигая костра, смотрел бы в потемневшее небо и думал, думал, думал…

О том, как сильно провалился. О том, как подвёл Забаву, Велимиру, Беривоя – и своего учителя, томившегося в сырых подземельях, ждущего своей смерти… Вряд ли он верит, что Евсей придёт его спасать – да и правильно. Он слаб. Он беспомощен. Он не смог убедить какую – то нечисть, хотя без малого одиннадцать лет провёл среди книг, написанных мудрейшими из мудрейших…

– Вот и нет, – Забава торопливо сдёрнула котомку со спины и принялась рыться в ней, – мне удалось сберечь заколдованные Велимирой травы – немного, но нам должно хватить. Не зря я их в тряпицу завернула да положила сверху… Заодно костёр разожжём, согреемся. Нам долго ещё идти, и кто знает – может, от этого станет только хуже?

– Давай, – вздохнул Евсей, – я соберу хворост.

– Тогда я попытаюсь найти нам еды, – улыбнулась она через силу.

Трещал костёр. Где – то вдалеке выли волки, вторил им ветер. Евсей подсел почти вплотную к костру – долгожданное тепло, казалось, пробиралась сквозь липкую ткань, через кожу, к самым застуженным костям – но это не приносило ему радости. В голове он безостановочно прокручивал разговор с дрожеками – когда он ошибся? Что мог бы сделать по – другому, как исправить? Жадный злобный червь, что звался стыдом, прогрызал его изнутри.

Забава подкинула в плящущее пламя тонкую веточку.

– Прости меня, – сказала она вдруг отчаянно, – я подвела вас… – Она спрятала лицо в ладонях.

У Евсея не осталось сил, чтобы спорить с ней, поэтому он просто пожал плечами.

– Мы оба подвели, – сказал он почти равнодушно, – вдвоём ходили – вдвоём и ответ держать будем.

Она невесело рассмеялась, протянув ладони к теплу.

– А я – то, глупая, надеялась отцовское место занять, – проговорила со злобой, – думала, выйдет из меня добрая купчиха! А тут… – Она только махнула рукой.

– Так ты ж их станешь уговаривать гребень купить, а не жизнь отдать, – усмехнулся Евсей, – это совсем другое дело… К тому же, наверное, бывают такие вещи, которые люди – или нелюди – давно для себя решили, и тут ты хоть голову разбей, не переубедишь. Эти дрожеки упрямы, потому что всё для себя обдумали ещё до нас – наверняка.

– И теперь у нас ещё меньше шансов победить. – Забава натянула сухой край плаща на плечи. – Как думаешь, выйдет?

– Я думаю, что нет, – Евсей поёжился от заползшего под воротник ветра, – но я всегда так думаю. «Делай, что должно – и будь что будет» – так писали древние мудрецы. Я не могу бросить учителя – даже если от каждого шага у меня трясутся колени.

Забава тихо хмыкнула и подвинулась ближе к Евсею. Что – то в душе у него шевельнулось от этого жеста – что – то, не погребённое ещё под пеплом разочарования.

– Что мы скажем им? – Спросила она печально.

– Скажите, что обрели друзей, – раздался вдруг грубый голос, запинающийся и хриплый, – но не тех, на которых рассчитывали.

Из – за деревьев, едва различимый в осенних сумерках, показался силуэт – кто – то неторопливо, настороженно полз к ним на четвереньках – не зверь, не человек.

Евсей испуганно вскочил, следом за ним плавно и мягко поднялась Забава, склонила голову в лёгком поклоне.

– О чём ты, госпожа? – Спросила певуче.

Когда силуэт подполз ближе, в отблесках костра Евсей разглядел почти лысую, гладкую зелёную голову, короткие ноги, едва прикрытые позеленевшей от времени рубахой и полупрозрачные плавники между пальцев. К ним вышло болотное чудище – кикимора.

– Квааазь убил многих из нас, – проскрипела она, неподвижными глазами глядя на Забаву, – он жёг наши болота, топтал леса… Я верю, что ему квааатит наглости позвать Змея. – Взгляд узорчатых зелёных глаз переместился на Евсея. – Кикиморы слабы, но они придут. Они придут мстить… – Она странно смутилась, склонив голову. – Мы зквааали сестрёнок – шишиг, но они побоялись. У нас острые зубы, – она растянула рот в улыбке, и огонь блеснул на хищных клыках, – и крепкие когти. Пусть квааазь боится – мы придём!

Евсей переглянулся с Забавой – и почти рассмеялся от счастья и облегчения. «Не бойся, учитель, – подумал он счастливо, – нас всё больше, и мы спасём тебя!».

Глава 47

Их с Забавой сбивчивый рассказ выслушали очень внимательно.

Евсей запинался, съёживался под внимательными взглядами Велимиры и Беривоя, сгорая от невыносимого стыда. Они же ни словом не выдали ему своего разочарования – кивали головами, порой задавали вопросы. Беривой глядел на него и Забаву сочувственно – хотя они только что отняли у него кусочек надежды… Велимира же, прежде с радостью казнившая бы гонцов, принёсших дурные вести, теперь, казалось, лишилась последних сил – а потому лишь сурово сдвинула брови, о чём – то сосредоточенно раздумывая. Одному Бажену до их позорного возвращения дела не было – он, развалившись на коленях у Велимиры, поигрывал драгоценным перстнем, ловил крупным зелёным камнем солнечные лучи, падавшие на землю сквозь кружево сосновых ветвей.

Поймав Евсеев укоризненный взгляд, он только хмыкнул.

– Что? Не видишь, что ли, добрый молодец – утомился я, отдыхаю!

Когда Евсей и Забава закончили говорить, Беривой с Велимирой понимающе переглянулись.

– Дааа, – протянула ведьма, одной рукой придерживая голову Бажена, а другой поигрывая с Душенькой, – над речами гамаюна придётся хорошенько голову поломать, чтоб не опростоволоситься…

– Доверь это мне, невестушка, – тут же оживился Бажен, – уж за мной – то не пойдут – побегут!

– Лежи! – Велимира беззлобно шлёпнула его по лбу. – Тебе мать давным – давно думать запретила – во избежание.

– Ну Велимирааа, – заныл Бажен, – не любишь меня совсем, не жалеешь! Одна Душенька – отрада сердца моего, да, красавица? – Он потянулся к ласке, но та отскочила, недовольно гугукнув.

– Н-ничего, – сказал ласково Беривой Евсею с Забавой, притулившимся на противоположной стороне костровища, – не ваша вина. Мы б-бы тоже не справились…

Евсей молча уткнулся носом в колени. Внутри разливалось живительное тепло – как только они вернулись, Велимира всплеснула руками и принялась отпаивать их отварами, причитая, как старая бабушка.

– Не утешай, Беривой Болеславович, – улыбнулась через силу Забава, – ты лучше скажи, может, у вас тут что – то хорошее приключилось?

– Змейки мои вернулись, – протянул Бажен, уложенный Велимирой обратно на колени, – принесли добрые вести – Ярина Вадимовна выбралась из подземелий, – он хитро подмигнул левым глазом, – и встала по левую руку князя. Чтобы отгрызть её потом, разумеется.

Велимира с силой дёрнула Бажена за торчавший чуб.

– Молчи, – злобно прошипела она – откуда только силы взялись?

Беривой до побелевших пальцев стиснул рукоять топора, который натачивал.

– Правду же говорю! – Возмутился Бажен. – Тётя Яра хороша, ой, хороша… Она там в оковах, и под строгим присмотром, только это ненадолго. Моим змейкам передала – всё действо князь совершить хочет на третий день листопада. У самого берега реки, за крепостными стенами…

– Как там учитель? – Евсей жадно подался вперёд, стиснув руками край мятля. По рукам прокатились ледяные мурашки. – Она видела его?

– А отец? – Так же взволнованно отозвалась Забава. – Он с князем?

– Тихо – тихо, – со смехом замахал руками Бажен, – не все сразу, прошу! Я не могу разорваться на кучу маленьких змеек.

Евсей перестал ощущать под собой землю. Уплыли куда – то обнажившиеся деревья, исчезло серое, затянутое тучами небо, сквозь которые упрямо пробивались солнечные лучи. Осталась только эта белозубая улыбка да блеск зелёного перстня.

– Прошу тебя… – Беспомощно протянул он.

– Так дослушайте меня сперва. – Бажен ловко скатился с Велимириных колен, сел, подогнув под себя ноги, подобно куманским ханам. – Яру князь давно охаживал, уговаривал помочь освободить Старых богов. Ну, она и, – Бажен насмешливо хмыкнул, – согласилась.

Евсей бросил быстрый взгляд на Велимиру – та сидела печальная, но спокойная. Стало быть, они с Беривоем уже слышали последние вести от Баженовых змей.

– Тётя Яра собралась устроить им большую подлянку. Они ей пока не шибко верят, к сожалению, потому что не дураки – но ей уже удалось изменить их ритуал к лучшему… для нас к лучшему, конечно! Твоего учителя она, к сожалению, не видала, – повернулся он к Евсею, – но слышала о нём. Не переживай – кормят, поят, как на убой! – Бажен насмешливо хмыкнул, и Евсей с силой стиснул кулаки, чтобы не врезать ему по лучащемуся довольством лицу. – Жив, здоров. Его держат, говорят, даже не в подземельях – потому что он и вполовину не так страшен, как Ярина Вадимовна. Твоего отца зато видела, – он перевёл взгляд на Забаву, и на лице его появилось что – то, похожее на сочувствие, – говорит, покоя не знает, дочь пропавшую ищет… Князь от него ни на шаг не отходит, своих людей послал по твою душу… А поговаривают, – он подвинулся ближе, заговорщицки подмигнул, – что Твердята не только потому смурной ходит, что за дочь боится – но и потому, что не по душе ему княжеский замысел. – Он откинулся назад, к Велимириному плечу. – Ну, как вам мои вести?

У Евсея мелко тряслись руки, изнутри жгло противным холодом. Переглянувшись с Забавой, он увидел, что у неё подрагивали губы, а в глазах стоял ужас. Она намертво стиснула в руках маленький заговорённый мешочек, в котором они хранили залог её отца, и мелко – мелко замотала головой.

– Молодец, – буркнул Беривой, откладывая топор и берясь за маленький ножичек, – застращал ребят. Т-ты бы лучше с-сказал, что делать будем?

Душенька пискнула, вторя ему, и шустро взобралась Беривою на плечо. Тот взялся стругать что – то из маленького полешка – полетела во все стороны стружка, до того озлобленно он чиркал ножом… Беривой, как всегда, храбрился, старался казаться невозмутимым, но Евсей видел – он был напуган и зол. Им всем непросто давался этот путь.

– Что делать… – Бажен посерьёзнел, выпрямился. – Я матушке письмо отправил. Она пишет – в княжеский терем соваться будет большой глупостью. Там многовековые охранные чары – в том числе и Ярины, а она пока не настолько сильна, чтобы разрушить то, что однажды выстроила. Они отправятся к берегу реки тайным подземным ходом, ведущим прямиком из княжеских подземелий – там – то, – он довольно потёр руки, – мы и будем их ждать. К самому выходу на поверхность я подошлю преданную змеиную знать. У князя много колдунов, но большинство из них не то, что до Яры – до Велимиры не дотягивают по умению! Мои змеи отравят их – а после примут их обличье.

– Хочешь сказать, не заметят? – Недоверчиво хмыкнула Велимира.

– Заметят, конечно, – охотно кивнул Бажен, – только мой брат передаст нам целую охапку славных оберегов. Как думаешь, быстро спохватятся?

– Твой брат – н-непревзойдённый мастер. – Эхом отозвался Беривой, дёрнув рукой так, что Душенька чуть не слетела с его плеча. Она фыркнула и ловко перескочила в руки Забаве – надоели, мол, сил нет, хоть у тебя спокойно посижу! Та медленно, точно в забытьи, провела ладонью по гладкой шерсти ласки. Евсей глядел на неё тревожно – как бы она разума не лишилась, с такими – то вестями!

– То – то же. – Довольно потянулся Бажен. – А у берега реки князя будет поджидать верная дружина. Он не будет ждать, что его воины подло ударят в спину, смущённые предсказанием гамаюна и возвращением живого – здорового княжича…