И тут пришла беда

Он вдруг понял, что ему и правда обидно. Сколько они вместе пережили – могла хотя бы вид сделать, что обрадовалась ему…

– Вот и неправда, – хмыкнула Забава, покачивая Душеньку на коленях, – она вся извелась, за вами бегаючи, столько слёз пролила… Вместе с ней в обнимку ревели. Бажен пошутил про тебя что – то – так я думала, она ему голову прямо там с плеч снимет! Ты не гляди, что она тебе говорит – гордая она очень.

– Хорошо, что ли, кому – то от этой гордости?

– У меня отец такой же. – Забава тяжело вздохнула. – Хотя по нему и не скажешь… Больно ли ему, плохо ли – никогда не скажет. Поди догадайся…

– Я думаю, – хмыкнул Евсей, – чем – то ты его мне напоминаешь.

Забава шутя отмахнулась, и они ненадолго замолчали. Тихо потрескивали свечи, воздевая пламя ввысь, внутри разливалось приятное тепло от горячего отвара, руки мягко перебирали тонкие пряди. Кудри ложились на постель, и Евсею вдруг вспомнилась Валиорская сказка о деве, что вплетала в косы солнечные лучи.

Когда он коснулся её затылка, Забава тихо выдохнула.

– Что такое? – Насторожился он. – Больно?

– Нет, – он услышал, как она улыбнулась, – приятно…

Захотелось запустить руку ей в волосы, почесать за макушку, ласково, как кошку… «Бесстыдник! – Обругал Евсей сам себя. – О чём думаешь!».

– Мне страшно, – вдруг выпалил он, сам от себя не ожидая.

Тут же обругал себя – куда со своим длинным языком, всё испортишь…

– Расскажи мне, – попросила мягко Забава, – а я расскажу тебе о своём страхе. Легче станет…

«Вот и сбылась твоя мечта, – продолжал насмехаться внутренний голос, – сидите друг с другом в полутьме, беседуете…».

– Я всегда думал, что Беривой сможет нас защитить, – сказал Евсей, разделяя пряди, – мнил его… Бессмертным, что ли… Всесильным, всемогущим – а теперь мне по – настоящему страшно, потому что даже он чуть не погиб.

– Ты же не винишь его? – Встрепенулась Забава, чуть не выдернув пряди у Евсея из рук.

– Нет, конечно, – пристыженно ответил тот, – просто теперь мне вдвойне хочется, чтобы всё это оказалось страшным сном, и я проснулся на дворе Святослава Гневича…

– Я тоже хочу проснуться, – с горечью ответила Забава, – хочу встать поутру, выйти к воротам – а там мой отец рукой машет – мой отец, которого я помню, а не тот, кто в жертву людей хочет принести… Но он всегда говорил мне – жизнь несправедлива, и боги глухи, и только ты сможешь с этим что – то сделать. Не совсем мне, конечно, – хмыкнула она, – моему брату, но я запомнила. Не попустительствуй злу, борись, и лишь тогда сумеешь разбудить свою долю. А я сдалась когда – то, позволила запереть себя в тереме, женихов ожидаючи… Поверила, что это будет мне лучшей судьбой, а теперь знаю – нет. Всё переможем, – она ласково огладила его по руке, – всех победим, потому что иначе и быть не может.

– Да… – Эхом отозвался Евсей. – Не может.

Он перевязал косу широкой синей лентой, с сожалением выпустил её из рук – точно золото огня утекло из ладоней. Выпущенная наконец – то Душенька радостно заскакала по ним.

– Надо идти, – с сожалением сказала Забава, – царевичу помочь с обедом обещалась. С ним одна знать змеиная, они рук пачкать не хотят…

Евсей вдруг почувствовал, как поднялось изнутри возмущение.

– А ты что ж, служанка им? – Спросил он недовольно.

– Вовсе нет, – улыбнулась Забава, – просто есть хочется. Навести Беривоя, хорошо? Он будет рад тебе…

Когда дверь за ней закрылась, Евсей долго смотрел на свои руки, а после уткнулся в них лицом и с силой вдохнул, не обращая внимания на требующую ласки Душеньку. Что творилось с ним, ой, что творилось…

*

Беривоева пещера была побольше, но потолок в ней постепенно опускался всё ниже и ниже, из – за чего в первый миг Евсею стало не по себе. Напротив двери, рядом с кроватью, прямо в стене было выдолблено углубление, в котором плясали языки костра, жадно пожирая деревянные сучья. Беривой сидел, спустив босые ноги на тонкий половичок и, держа в руке отполированный лист меди, ножом обрезал обросшую бороду. Евсей против воли поскрёб свой подбородок – у служителей Калоса носить бороды было непринято, но за время пути у него пробилась приличная щетина – другие заботы занимали ум. Тоже, что ли, побриться…

Заметив его, Беривой отложил нож и радостно раскинул руки.

– Ну, слава богам, – сказал он с облегчением, – вон ты как, вперёд меня бегаешь!

У Евсея отлегло от сердца. В два шага добравшись до широкого ложа, он с силой стиснул Беривоево плечо. Под пальцами чувствовались крепкие, мощные мышцы – живой, живой…

– Сам – то как, Беривой Болеславович? – Спросил Евсей, оглядывая мужчину. – Как умудрился – то?

Душенька, до того радостно катавшаяся на Евсеевых плечах, перебралась к Беривою на колени и свернулась там калачиком.

– Цел, как в-видишь, – хмыкнул тот, – меня п-первым достали, чтобы вытащить вас н-не смог – заодно и Велимиру делом з-заняли – меня в Ледяную крепость не п-пускать. Ты её, кстати, не в-встретил, пока сюда шёл?

– Нет. – Дорогу до Беривоевой пещеры Евсею вспоминать было стыдно – он вздрагивал от каждого шороха, и в углах ему мерещились змеи. – А что?

– Поссорились м-мы… – Вздохнул Беривой. – Зря я этот р-разговор сейчас затеял…

– Ничего, – улыбнулся Евсей, – за то, что ты жив остался, она тебе всё простит.

– Да… – Растерянно повторил Беривой, глядя куда – то в стену, но тут же перевёл взгляд на Евсея. – Как себя чувствуешь?

– В ужасе, – честно признался Евсей, – я чуть не умер… Калос, Беривой, я чуть не умер! – Он осел на колени, впервые осознав это в полной мере.

– Ну, ч-чего ты, – Беривой растерянно похлопал его по спине, – дыши, всё з-закончилось…

– Беривой, – в отчаянии воскликнул Евсей, – я трус! Я стоял, остолбенев, и ничего не мог сделать! Неужели я всю жизнь проведу, трясясь от каждого шороха? Сюда я еле дошёл – хотел сбежать обратно, запереть дверь и больше никогда не выходить!

Беривой смотрел на него с плохо скрываемым сожалением.

– Тот, кто не б-боится смерти, уже мёртв. – Сказал он. – Если бы ты был трусом, яблоко пришлось бы отдать не тебе, а Забаве Твердятичне – ты же сумел её спасти… Смелость, Евсей, просто так не д-даётся – ты п-привыкнешь. Я в-вижу, – улыбнулся он, – из тебя в-выйдет справный м-муж. З-знаешь, что сначала п-помогало мне? – Беривой коснулся пальцем Евсеева лба. – П-придумай, что будешь д-делать, если случится худшее. Х-хочешь, я помогу тебе – и когда т-ты с этим столкнёшься, ты н-не будешь растерян и беспомощен.

Евсей приподнял голову. Впервые за долгие годы в его сердце пустила ростки надежда – он не ничтожен, его страх победим…

– Не вздумай умирать, – сказал он, вцепившись в Беривоеву руку, – тебе нельзя, слышишь?

– Скажи это м-моим врагам, – усмехнулся тот, похлопав Евсея по руке, – но я обещаю – останусь с в-вами до самого к-конца.

*

Бажен собрал их в третьей пещере – самой большой, которую освещали привычные уже драгоценные камни голубоватым потусторонним светом. В самом центре стоял высокий каменный стол, у стен – резные сундуки из малахита, зелёного ясписа и голубого агатаса, в которых, как Евсей знал, Змеиный царевич хранил книги и карты. Евсей усмехнулся – кажется, Бажен пытался повторить Думную залу из покоев матери.

Напротив него сидела Велимира, изо всех сил пряча опухшие глаза. Кажется, ссора с Беривоем сильно её задела… Забава косилась на неё с жалостью, но подходить не осмеливалась – кажется, она побаивалась Бажена, в один миг превратившегося для неё из простого соседского парня в Змеиного царевича.

– Маменькины слуги недоглядели, – недовольно вещал тем временем Бажен, развалившись на неказистом каменном троне, – часть слуг старого Змеиного царя в столицу ускользнули, к князю – ему на ухо шипеть станут… Нам, – он оглядел всех собравшихся за столом, – в Свёград бы пробраться, разведать да разнюхать. – Он подмигнул Беривою. – Ну, а потом… – Он хитро сощурился. – Станем собирать своё войско. А то я страсть, как по тёть Яриным пирожкам соскучился!

Глава 44

– …Ты плохо встал, – сказал Беривой, неторопливо прохаживаясь вокруг Евсея, – того и гляди, с-споткнёшься. И я, если з-захочу, легко собью тебя с ног.

Евсей устало выдохнул. У него потряхивало руки от усталости, пот липким ручьём тёк по лицу. Сначала, когда Беривой только – только начал обучать его, Евсей пришёл в восторг от охватившего его задора. Бой казался чем – то вроде сложной головоломки, задачки, из тех, что им давали в Бонуме – только там нужно было водить стилусом по воску, покрывавшему дощечку – здесь же следить за противником, примечать, куда бить, когда отступать, как заманить недруга в ловушку… Теперь голова шла кругом, мысли путались и хотелось лишь одного – растянуться на плаще у костровища и не шевелиться.

– А как нужно? – Спросил он устало.

– Подумай сам, – ухмыльнулся Беривой, поигрывая драгоценным топором из Смоковой пещеры, – п-попробуй меня достать – и поймёшь, как удобно б-будет.

Евсей со вздохом подался вперёд, вынося руку с ножом… Споткнулся, понял, о чём говорил Беривой.

– Будто в бою до этого будет дело, – буркнул он.

– Конечно, нет, – повёл плечами мужчина, – для того я тебя и учу, чтобы п-после ноги сами встали, р-руки сами били.

Душенька, скачущая вокруг них, лихо запрыгнула Беривою на штанину, вскарабкалась вверх. Тот тут же отвёл топор в сторону – новое оружие, по его словам, пока плохо его слушалось. Евсею довелось видеть, как топор вихрем летает в его руках – но Беривою, всё же, было виднее.

Евсей принялся думать. Припомнил, как вставал Беривой, как двигался… Расставил ноги пошире, чуть согнул колени.

– Молодец, – похвалил его Беривой, – видишь? Сам дошёл.

Справа раздался шорох, шелест листьев – и Евсей увидел мелькнувшую между деревьев красную юбку. По крутому обрыву к ним, неторопливо и осторожно, спускалась Забава.

– Обед готов! – Крикнула она, приблизившись к ним. – Пойдёмте, господа, только вас ждём.

– Ну, р-раз господа, – фыркнул Беривой и, ловко поймав Душеньку, посадил её к себе под рубаху.

У костра Евсей не присел – упал, крутой подъём окончательно добил его и без того болящие ноги. Лишь теперь он почувствовал, как похолодало вокруг – пот враз стал ледяным, он поёжился, подвинулся ближе к пляшущему костру.

Велимира ледяной статуей сидела у костра, плотно стиснув губы и неотрывно вглядываясь в языки пламени. Вокруг неё кружился – приплясывал Бажен.

– Ну, лебёдушка моя ясная! – Жалобно тянул он. – Ты мне только скажи, чего хочешь. Пирожков вкусных? Новых серёг? Мягкой перины? Всё достану – только прикажи, госпожа моя!

В глазах Велимиры явно проступало звериное бешенство, но она продолжала молчать. После того, как они с Беривоем разругались в пух и прах, она почти всё время была такой – злой, строгой, молчаливой – только с Забавой позволяла себе над чем – то усмехнуться. Беривой ходил вокруг неё растерянный, но в ноги не падал и мириться не предлагал – и, если честно, Евсей был этому рад.

– Хватит дуться, – сказал он устало, – сама виновата, что за языком не следила. Других упрекать горазда, а как самой за дела отвечать приходится – так сразу губы дуешь.

Велимира окатила его презрительным взглядом и отвернулась. Подошёл Беривой с горстью брусники, протянул хлопотавшей Забаве.

– Прими за труды, хозяюшка, – сказал он добро – ласково, – благодарствую за ужин.

Забава смешливо поклонилась, приняла угощение, принялась делить его на всех.

– Скоро Деды, – сказал вдруг Беривой, осматривая лезвие топора, – дойти бы поскорее до какой – нибудь д-деревни. Негоже в т-такой день по л-лесам шастать…

– Дойдём, – лениво отозвался Бажен, – скоро уж начнутся земли людские, которые проклятие почти пощадило – попросимся к доброй хозяюшке.

Подземельями они дошли бы в столицу быстрее, но Змеиный царевич побоялся вести их там.

– У матушки много врагов осталось, – сказал он, поигрывая драгоценным перстнем, – не все довольны, кто – то непременно попытается трон занять… Идите – ка лучше верхом – целее будете.

Бажен, казалось, не знал устали – день проводил с ними, день – в Змеиных пещерах, отдавал приказы, кого – то уже успел казнить… Наверху же словно колдовством приводил их в лучшие, грибные и полные зверей места, смеялся, шутил, да всё вился ужом около Велимиры.

– Деды… – Печально сказала Забава. – Не было ни разу, чтобы мы с отцом порознь этот день провели. Да и курган матушкин с сёстрами нынче далеко…

– Н-ничего, – утешил её Беривой, – где бы н-ни были, они услышат. Материнскому с-сердцу, – он усмехнулся, – вёрсты не помеха.

Евсей вдруг осознал – если они останутся в деревне, и ему придётся поминать умерших по языческому обычаю. Они давно уже решили не говорить ни о его вере, ни о местах, откуда он прибыл – белийцы валиорцев недолюбливали. Ещё бы, когда того и гляди на порог нагрянут бравые воины в кольчугах с солнцем…

Интересно, будет ли рада матушка, если он впервые за долгие годы помянет память о ней по обычаям её богов?

– Ешь, Велимира, – вдруг строго сказал Беривой, – х-хватит вести себя к-как дитё м-малое. Помнишь, что я с-сказал тебе? Я люблю тебя, что б-бы ты не сделала, и я горжусь тобой. Я в-всегда буду за т-тебя, не п-перестану защищать и заступаться – но и ты хоть изредка думай, прежде ч-чем говорить, х-хорошо? Я не всегда буду рядом с т-тобой…

– Врёшь, – вдруг хрипло произнесла она, и, когда все на неё обернулись, повторила, – врёшь. Ты двоедушник, вы можете жить сотни лет – так что и ты, и Яра останетесь со мной до самого конца, ясно? Иначе я, клянусь всеми богами, явлюсь за вами прямиком к Мерове…

– Ничего не обещаю, – усмехнулся тот, – но постараюсь.

Велимира, пожав плечами, взяла ложку. Евсей тихо выдохнул про себя – кажется, лёд тронулся.

*

Деревни и впрямь стали попадаться чаще – вот только ни одну из них Беривой не признал достойной, чтобы справить там Дедов. Одна стояла слишком близко к лесу – стало быть, как полезут оттуда упыри, да русалки, да болотные кикиморы – и многих людей недосчитаются. Во второй уж больно косо поглядывали на них молодые парни, сбившись в толпу. В третьей старая бабка поглядела на Бажена подозрительно, нашептала что – то на ухо старосте – и тот, рассыпаясь в извинениях, выставил их прочь.

Наконец, они нашли приют в совсем крошечной деревеньке, в землянке, где их радушно приняли хозяева – молодые муж с женой, у которых недавно родился третий ребёнок. Евсей глядел на них с удивлением и думал – неужели им не страшно? Положим, и его, и Забаву с Велимирой молодой охотник мог уложить одним мизинцем, даже не потрудившись – если забыть, что Велимира ведьма, конечно – но вот Беривой… Но Бажен в своём драгоценном кафтане с хитрым лисьим взглядом… Или снова они оказались в гостях у каких – нибудь великих Царей, решивших устроить им проверку?

Сомнения его вскоре развеял хозяин дома.

– А нам – то, – сказал он радостно, почёсывая затылок, – прошлым летом дедушко на торгу сказывал – придут к вам по осени люди добрые, вы уж их пустите за стол – и будет вам великое благо.

«Волхв? – Подумал Евсей. – Неужели уже в то время предвидел, что беда случится?».

– Вы ж с собой никаких неупокоев не привели? – Настороженно спросила хозяйка, покачивая люльку с вопящим младенцем.

– Не бойся, г-госпожа, – ответил ей Беривой уважительно, – у нас все деды т-тихие.

Вечером в землянке началась суета и беспокойство. Хозяйка торопливо сновала туда – сюда, намывала пол и лавки, выгоняла из дома паутину, неустанно жгла в избе сор. Все они дружно вызвались ей помогать, но та только руками замахала – негоже, мол, гостей утруждать, сама поработаю!

– И нам ведь тут родичей принимать, – уговаривала её ласково Забава, – придут они да скажут – что же вы, дети нерадивые, как скверно нас встречаете – подумают, что бездельников по земле ходить оставили.

Тогда хозяйка сдалась – и все они, кроме Бажена, принялись за работу. Тот же о чём – то тихо переговорил с хозяином и вышел прочь из землянки, оставив в ней свой небольшой узелок. Когда же изба стала сверкать чистотой, Евсей опустился на низенькую скамеечку у печи, отогревая заледеневшие руки, и к нему подсела Велимира.

– Что? – Буркнула она, встретив его удивлённый взгляд. – Они все мне страшно надоели.

Евсей тяжело вздохнул.

– Я тоже сейчас надоем, – пообещал он, – потому что я с ними согласен. Ты бы хоть немного думала, прежде чем речь вести – а то мне страшно надоело гадать, снесут ли нам головы или пощадят. Беривоя хоть пожалей…

– Я могу за себя постоять! – Оскалила зубы Велимира.

– Да с чего ты взяла, что всемогуща и бессмертна? – Не выдержал Евсей. – Госпожа Латена втрое, если не впятеро сильнее тебя – не успела бы ты обернуться, как квакала бы под столом. Мудрый человек знает, когда замолчать надо…

– Как ты? – Ехидно перебила его Велимира, и тут же испуганно побледнела. – Нет, нет, я не хотела этого говорить…

– Вот видишь. – Евсей постарался не подать виду, что ему обидно. – Да, я трус – но я хотя бы признаю это. Надо нам с тобой обменяться – ты мне бесстрашия, я тебе здравомыслия.

Велимира крепко задумалась, глядя куда – то в тёмный угол землянки, куда не доставал свет лучины.

– А девчонка их – ведьма. – Сказала она вдруг.

Евсей видел её – девочка лет пяти, маленькая и худенькая, в простой белой рубахе, простоволосая – волосы чёрные – пречёрные, как вороново крыло, густые и длинные, каких Евсей до того у детей не видал. Да он не так уж и много детей встречал, если честно… Если старший мальчик сразу прилип к Беривою, восхищённо разглядывая его шрамы и топор, то девчонка их дичилась, как маленький волчонок – и глядела неотрывно пронзительными чёрными глазами.

– Слабенькая совсем, – задумчиво произнесла Велимира, покачивая ногой, – зато урождённая – таких мало… И синяк на щеке.

У Евсея заныло сердце.

– Думаешь, за это били?

– Скорее всего, – Велимира мотнула головой, – забрать бы её с собой, да куда… Как думаешь, если я разнесу в щепки этот дом – это будет очередной дуростью?

– Думаю, да. – Твёрдо кивнул Евсей. – Хочешь троих детей без родителей оставить, а нас без пристанища? Попроси Драгу Горыничну, – он подвинулся к ней ближе, – пусть девочку у них выкупит, как на правом берегу освоится. Всем хорошо будет – и девочке, и семье этой, и нам.

Велимира посмотрела на него, повеселев.

– Ты – умница, Евсей! – Сказала, ухмыльнувшись. – Пожалуй, порой подумать и впрямь не помешает…

От печи шло тепло и хлебный дух. Потрескивала лучина, тихо лилась колыбельная хозяйки, хозяин тихо беседовал с Беривоем, Забава увела девочку в угол и неторопливо расчёсывала ей волосы частым гребнем.

– Кого ты будешь поминать? – Вдруг спросил Евсей. Что делать в Деды человеку, которому некого позвать к столу?..

– Мать, – тихо ответила та, – ту, которая нашла меня в лесу и забрала с собой. Ту, что оберегала и кормила меня, пока мы ходили вместе с нищими… Ту, что не отдала меня добрым молодцам, хоть они и обещали щедро заплатить – ей хватило бы кормиться до конца жизни. – Она горько усмехнулась. – У неё лицо было в страшных ожогах, и не было правой руки по локоть – но мне она всегда казалась самой красивой женщиной из всех, которых я когда – либо видела. Ну, и… – Она на миг замолчала. – Яра в этот день всегда кормила людей из своей деревни, погибших от её пламени. Но я не хочу даже вспоминать о них. – В её глазах загорелась лютая ненависть. – Они не заслужили ни ложки каши, пускай бродят неприкаянными!

– Велимира, – робко попросил Евсей, – расскажи мне историю Огненной ведьмы? Не ту, которая ходит по землям, а настоящую…

Велимира косо взглянула на него, тряхнув головой.

– Если бы я тебя плохо знала, я бы подумала, что ты хочешь поглумиться над ведьмой. Но ты же любитель историй, книжник, – она хитро усмехнулась, – так уж и быть, слушай.

В деревне маленькую Яру не любили. У своей матери она была старшей – и была рождена не от законного мужа, а от разбойника, что взял её силой… Яра говорила, что однажды мать попыталась утопить её в реке – не успела, на крики подоспели соседи и отбили её. Отчим в Ярину сторону даже не глядел – кажется, он пытался и вовсе позабыть о том, что она есть на этом свете. Братья – сёстры смеялись, звали вымеском, кикиморой болотной, ведьмой… Что ж, в одном они были правы.

Когда она вошла в возраст невесты, никто не пришёл к ней свататься. Мать злилась, хотела поскорее вышвырнуть ненавистную дочь из дома. Злились сёстры, которым не хотелось сидеть в девках до старости, потому что старшую никто замуж не берёт…

А тут, на беду, проезжавший мимоходом князь был ранен на охоте – въехал в их дом со своей свитой, остался. Яра ходила за ним, ухаживала. Приглянулся он ей – молодой, статный, красивый… А как пришла пора ему уезжать – позвал он её в поле за околицу, и там… Ты понял. Когда она очнулась, уже улеглась пыль от копыт княжеских коней.

Вернулась в деревню – еле шла, грязная, окровавленная, оборванная… И тут как тут мать со всей роднёй – смотрит волком, издевается – понравилось, мол, гульня? Шла бы ты подальше, семью не позорила. Вот тут –то в ней и проснулась старое, с рождения дремавшее колдовство…

*

В кои – то веки утро началось не с промозглой сырости, заползающей под плащ, и не с капель дождя, падающих за шиворот, а с сытного блинного духа, поползшего по землянке. Детей нарядили в чистые рубахи, умыли, поругивая шёпотом – никуда не лезть, в земле не возиться, за лягушками на болото не сбегать! – а хозяйка раскладывала дымящиеся блины по окнам – чтобы умершие почуяли знакомый запах да пришли в родной дом. Хозяин, скинув тёплую доху, колол во дворе дрова – весело, задорно, так и летели щепки! Закончив с делами, хозяйка неторопливо рылась в сундуках – выбирала, чего бы такого пригожего надеть к ужину, в чём перед родителями показаться, чтобы знали – хорошо дочь живёт, богато…

На миг Евсея охватило мягкое тепло, точно от кошачьего бока – вот, что значит жить семьёй – сытно, чисто, в вечных хлопотах и заботах – зато с родными, которые всегда плечо подставят…

Беривой с утра ходил задумчивый, рассеянный. Споткнулся о хозяйскую дочь, случайно сунувшуюся ему под ноги, сновал из угла в угол, как раненый зверь, а когда хозяин позвал его резать кур – не услышал.

– Чего это с ним? –Спросил Евсей растерянно у Забавы.

– Времени всё меньше, – та посмотрела на него печально, – близятся проводы старых богов, а вместе с ними – и жертвоприношение…

Вернулся Бажен – с полными руками драгоценностей и злата.

– Вот вам благо, добрые хозяева! – Гордо выкрикнул во весь голос да вывалил на лавку ожерелки, драгоценные браслеты, толстые золотые кольца, кики, шитые жемчугом да золотой нитью, свившиеся змеёй гривны, височные кольца, серебряные подвески с горным хрусталём, обереги – золотые кони… Хозяева так и ахнули.

– Да нам тут до конца жизни хватит и ещё останется, – дрожащим голосом приговаривала хозяйка, перебирая драгоценности, – что же это… Кого ж мы у себя приняли, муж мой!

Хозяин глядел на Бажена с подозрением. Ещё бы – столько золота да серебра мог иметь или разбойник, или нечистый дух.

– Видишь ли, госпожа, – начал Бажен торжественно, – батюшка, умирая, мне завещал – не храни добро моё, людям раздавай! Кто поможет тебе – отсыпь хорошенько золота, что и я, и дед твой скопили… Пробовал я ослушаться его – и несчастья посыпались на меня, как из котомки Меровы – теперь вот хожу по землям с кем придётся, да следую отцовскому наказу.

– Господин, – прослезилась хозяйка, – спасибо, господин! Век не забудем!

– Опять отцовские покои грабишь? – Услышал Евсей шёпот Велимиры.

– Ему уже не пригодится, – тихо хмыкнул Бажен, – кстати, сокровище моё, хочешь новый венец?

Велимира только фыркнула.

К вечеру стихли в землянке все разговоры. В воздухе разлилось ощущение скорой тайны, несмотря на пышущую жаром печь, из – под двери потянуло холодком.

Наконец, хозяин встал, оправил рубаху, сурово огладил бороду, взял свечу – и вышел за дверь. В тот же миг изба погрузилась во тьму и тишь – слышно было только, как напуганно дышит хозяйка, как сопят дети, как шепчет что – то сквозь зубы Велимира – ведьме молчать не запретишь. Так, должно быть, было душам после смерти поначалу – темно и тихо… «Интересно, – подумал Евсей, – где оказалась моя матушка? Могло ли случиться так, что Калос не принял её к себе? Отец столько молился…».

Наконец, вернулся хозяин – и вспыхнули по всей землянке лучины, освещая бедные стены, щербатый стол и богатое угощение, напоминая – здесь сидят живые, здесь радуются и плачут, здесь дышат и любят, здесь рождаются дети…

Хозяин, повернувшись к окну и раскинув руки, громко позвал:

– Мама, деды, прадеды и все души, что жили здесь, хлеб – соль кушали – просим к ужину!