И тут пришла беда

Ели неторопливо, откладывая ложку, чтобы успели поесть пришедшие деды. Дети отворачивались и жмурились – Евсей забавлялся, любуясь их наивной, детской верой… «Мама, – подумал он ласково, зачёрпывая ложкой пшённую кашу, – пусть тебе понравится моё угощение… Прости, что так долго не кормил тебя – знаю, ты не станешь держать на меня обиду».

Забава улыбалась – рассеянно – солнечно. Ей, наверное, было легче всех сегодня – она не помнила ни своей матери, ни старших сестёр, умерших ещё до того, как она родилась…

Этих мыслей Евсей устыдился. Он не мог знать, что было у неё на душе – может, напротив, это ему, однажды познавшему материнскую ласку, было легче её отпустить.

Беривой почти не ел – перебирал стоявшую перед ним кашу ложкой рассеянно, точно позабыл всё на свете, пребывая в своих мыслях.

Бажен ухмылялся, как острозубая щука, и подкармливал Душеньку, с почётом усаженную за стол.

– Чего это он как ухмыляется? – Шёпотом спросил Евсей у Велимиры.

– Да он каждый раз отца поминает, как мёртвого, – ответила та хмуро, – всё надеется, что он и вправду помрёт.

Евсей уставился на Бажена поражённо.

– Да не смотри на него так, – фыркнула та, – отец обидел его любимую матушку, так что Бажену есть, за что его не любить. Да и не знал он его толком…

После ужина в доме царила торжественная тишина. Дети шныряли бесшумными котятами, хозяин с хозяйкой о чём – то обстоятельно толковали у печи – а Забава, подмигнув им всем разом, уволокла их в тёмный угол. Велимира понятливо возложила на их плечи морок тишины.

– Мне хозяйка сказывала, – торопливо заговорила Забава, оправляя передник, – что идут по деревням слухи – мол, князь собственного сына убил, а теперь всех нас загубить хочет, с тёмным колдовством связался…

– Хорошо, – усмехнувшись, щёлкнула пальцами Велимира, – быстро же весть разнесли…

– Хорошо – то хорошо, – Забава, однако, выглядела озабоченной, – да ничего хорошего. Сомневаются они, госпожа. Может, говорят, недруги на нашего князя – надёжу наговаривают? Многие не пойдут за словами простой девушки. Был бы у нас кто – то, чьим словам нельзя не поверить…

«Чьим словам нельзя не поверить…» – Повторил про себя Евсей, и вдруг его охватило страшное волнение – придумал, придумал!

– А что, если, – начал он, волнуясь, – нашу весть донесёт гамаюн?

– Птица в-вещая, – задумчиво повторил Беривой, – первая пророчица…

– Да где бы взять – то её? – Спросила недовольно Велимира. – И отчего вокруг нас гамаюны стайками не вьются?

– А зачем настоящая? – Улыбнулся взволнованно Евсей. – Ты же у нас ведьма. Наведи морок, околдуй – и пусть люди поверят в нашу правду.

– Одна я точно не справлюсь, – сказала Велимира, будто раздумывая, – но вот вместе с Змеиными колдунами… – Она повернулась к Бажену.

– Сделаю, моя госпожа, – поклонился он, – только слово скажи – такую птичку вам сотворим!

Глава 45

Дни становились всё холоднее, редело жёлтое одеяние деревьев, утекало время, как вода через песок. Сырой туман пробирался через кафтан в самую душу – Евсей не мог усидеть спокойно ни минуты. Тренировался с Беривоем, бегал за водой и рубил дрова к костру, прорывался вперёд, расчищать тропинки, ходил на охоту… Страх сменился какой – то странной торопливостью – хотелось поскорее расправиться с князем и его приспешниками, и забрать учителя из столичных подземелий. Под кожей днями напролёт будто бы скреблись черви, требуя не останавливаться ни на миг… Покой навещал его лишь в те краткие моменты, когда они с Забавой оставались наедине у костра – и готовили обед, штопали порвавшуюся одежду и котомки, чистили песком посуду и жаловались друг другу на жизнь. Она позволяла подвинуться ближе, коснуться плеча плечом, взять за руку… Евсей смущался, заливался краской – он понимал, что его наконец настигла первая влюблённость, и страшно боялся, что она закончится плохо – он знал немало тому примеров…

У Бажена с каждым днём росли тёмные круги под глазами – к нему то и дело приползали гонцы и доносчики, скрытно следившие для него за князем в столице и Змеиной знатью в подземельях – а вечерами, плотным кольцом усевшись вокруг живительного тёплого пламени, они брёвнышко за брёвнышком выстраивали план.

– За князем пойдёт много верных людей, – покручивая на пальце перстень, протянул Бажен, – к нашему большому сожалению, у него было куда больше времени подготовиться. Они не поверят, даже если сама Матерь Жреба поведает им с небес, что князь собрался погубить нас всех.

– Посадник пришлёт дружину, – ответила Велимира, что выглядела не лучше Бажена, – часть столичных людей поверит княжичу – Смарагд сказал, его до сих пор помнят и ждут.

– Мало, – с досадой проговорил Бажен, – у князя много колдунов, и одна Мерова знает, сколько из змей станет ему помогать. Я не верю никому из тех, кто нынче остался в пещерах – все они привыкли жить при Царе, матушкина крепкая рука им не по нраву.

Где – то в глубине леса ухнула сова, потянул холодный ветер. Евсей укутался поплотнее в епанчу, подтянул колени к груди, убирая ноги с холодной сырой земли на пенёк, на котором он сидел.

– Что твои змеи говорят про пленников? – Спросил он. – Сумеют их вызволить?

Бажен рассеянно пожал плечами. Глаза у него закрывались сами собой – ему бы хоть ночь поспать спокойно, а не по пещерам рыскать…

– Пока они сумели попасть лишь в сам княжеский терем. Подземелья и женская половина такими чарами оплетены, что даже Искра не сумела их разрушить. В любом случае, – он покряхтел, потянувшись, – нам этого князь с рук не спустит. Удивительно, что до сих пор нас всех тут не убили… Но лучше всего, конечно, будет, если нам удастся заманить их на Левый берег – на своей земле матушка с них шкуру сдерёт…

Змеиная Царица никак не могла покинуть подземелья – а потому не могла переправиться через реку.

– Но лучше подготовиться ко всему. – Бажен зевнул, уложил уставшую голову Велимире на плечо. – А потому, Евсей – нам нужны дрожеки.

Евсей приподнял голову, поглядев на него с недоумением.

– Какие дрожеки?

– Те, которые по лесам скачут и деревья рогами бодают, – усмехнулся Бажен, – тут их, конечно, маловато осталось – леса – то вымирают! – но ближе к стольному граду быть должны. Призовёшь их к нам на помощь.

– Они же не могут покидать своих лесов?

– Надолго не могут, – поправила строго Велимира.

– А тебе Морошка знак свой отдал. – Бажен тихо захихикал, будто очень смешно пошутил. – Дрожеки не смогут оставить тебя в беде, когда его увидят. А нам бы их колдовство ооочень пригодилось…

– Но, – Евсей растерянно выпрямился, поглядел на Беривоя – тот лишь пристыженно пожал плечами, – как же я должен это сделать?

– Как – как? – Раздосадовано повторил Бажен. – Снимешь братцев оберег, пойдёшь в лес, найдёшь там лешего, расскажешь, какую пакость князь замышляет, покажешь знак – и вот, пожалуйста!

– Мне кажется, – робко заметила Забава, – что всё же дело это будет посложнее. Немногие хотят за нас умирать…

– Они не за нас умирать будут, – хмыкнул Бажен, растёкшись по Велимире, – а за себя. Думается мне, очередной встречи со Змеем они не переживут…

– Мысль дельная, – сказал Беривой, потирая подбородок, – только Забава права. У здешних дрожеков беда поважнее какого – то Змея – у них з-земля умирает, истираются в п-пепел леса –они могут и презреть з-закон родства.

Душенька, высунувшись у него из – за пазухи, презрительно чихнула и скрылась обратно.

– Именно поэтому, -хитро прищурился тот, – с ним пойдёт Забава. И не смотри на меня своими невинными ягнячьими глазками, – обратился он к ней, – я знаю, что ты мастерица зубы заговаривать. Скажешь им, пусть подождут моего приказа… На сегодня всё, – он повернул голову так, чтобы видеть Велимирино лицо, – мне пора возвращаться вниз, любовь моя…

И вдруг крепко, громко захрапел. Пару секунд все сидели в молчании, слушая треск сучьев и глядя на пляску отблесков костра, а потом Евсей удивлённо взглянул на Велимиру. В последнее время она старательно корпела над оморочными чарами, днём и ночью упражнялась, сплетая своё колдовство со змеиным, потратив почти все силы на это… Вечерами она с трудом шевелилась и роняла ложку из трясущихся рук – а тут потратила драгоценные силы на Бажена.

– Что? – Спросила та, осторожно переложив его голову со своего плеча на колени. – Он мне страшно надоел!

*

Велимира рвалась идти с ними. Не так, как раньше – с криками и возмущениями, но ходила вокруг них, как лиса около кувшина, и горестно вздыхала. Что ж это делается, мол, выпроваживают дитяток на мороз – на холод, без защиты, без опоры, без верной руки… Беривой молча подхватывал её под локти, усаживал рядом с собой.

– Ну, к-куда тебе идти, – проворчал он наконец, – того и гляди, насквозь просвечивать будешь. З-заупрямиться дрожеки могут, а н-навредить тем, кто н-несёт с собой знак одного из них – н-нет.

– И почему Драга Горынична не может подниматься наружу, как Карме с Калкой? – Буркнула та. – Была бы она с нами – и все беды обошли бы стороной…

– У Карме и Калки нет п-подземных дворцов, – проговорил Беривой, – м-много – много лет назад их дом р-разрушили и ц-царей убили – а новыми п-правителями стали змеи с с-самых низов, те, к-кто даже в человека оборачиваться н-не умел. А куда д-деваться – остальные либо уползли, либо м-мертвы лежали… Лишь н-недавно они набрались с-сил вдостаток, чтобы становиться л-людьми.

– Так вот почему я их не почуяла! – Восторженно воскликнула Велимира. – А ты почему мне раньше не рассказал?

Беривой пожал плечами, отводя глаза.

– Я думал, т-тебе тётушка давно про то п-поведала.

Евсей с Забавой перебирали котомки – искали, что взять с собой. Идти в лес предстояло им одним – и кто знает, на какой день дрожеки решат им показаться? Душенька шустрой рыбкой ныряла между тканей и драгоценностей, посуды и оберегов, торопливо всё обнюхивала, порой шумно чихая. Евсей уже дважды ловил её и относил Беривою – чтобы не мешалась – но та упрямо прибегала обратно. В конце – концов, Евсей смирился – пусть бегает, веселит Забаву. Та сдержанно хихикала в рукав, глядя на ласкины игры.

– Говорят, будто дрожеки терпеть не могут лжи, – сказала она, задумчиво покручивая в руках небольшой острый нож, – их не получится заговорить, заморочить голову… Значит, следует подумать, как рассказать им правду.

Евсей смотрел на её волосы, озарённые розовым закатным солнцем, на мягкие белые руки, на добрые карие глаза, в которых порой начинал светиться озорной огонёк – и чувствовал, будто сердце его баюкали мягкие кошачьи лапы.

– Они почуют, что ты не их веры, – продолжала она, – и подумают, что ты отобрал знак их родича силой. Потому как можно скорее нужно сказать, что ты спас Морошку из ловушки дефенторов… Хотя про дефенторов лучше не говорить – они от одного этого слова взбесятся.

«Возьми себя в руки, – разозлился на себя Евсей, – ты обещал себе стать смелым – так пусть это будет твой первый храбрый поступок!».

– Забава, – позвал он и тут же закашлялся, – Забава…

– Что такое? – Она осторожно прикоснулась рукой к его лбу. – Горло болит? Надо тебе у Велимиры зелья попросить – негоже будет, если ты сляжешь!

– Да нет же, – отмахнулся он, – я просто… волнуюсь.

Он вытер вспотевшие руки о епанчу, подвинулся чуть ближе.

– Когда я впервые увидел тебя, – заговорил он неловко, заикаясь, – мне показалось, что солнце озарило мою жизнь. И дальше это чувство становилось всё больше и больше… Ты добра, ты умна и красива – тебя не пугают ни холод, ни голод, ни дикие звери, – он усмехнулся, – только змеи. Нет ничего, что не спорилось бы у тебя в руках – и я… я, кажется…

Забава печально опустила руки, глядя на него исподлобья, и Евсей опешил.

– И что же ты будешь делать дальше? – Спросила она едва слышно.

– Не знаю, – признался он, тяжело выдохнув, – я не смогу на тебе жениться по обычаям Валиора – ты ведь поклоняешься совсем другим богам – и нас посчитают грешниками, преступниками… Да и ты, – он печально хмыкнул, – вряд ли захочешь себе такого, как я. Я помню – тебя зовут моря, степи и леса, а я… А мне опостылела эта сырость – я бы забрался сейчас на тёплую печь или засел в библиотеке, листая рассохшиеся страницы книг… Просто я подумал – я должен был тебе это сказать.

Забава неторопливо водила пальцем по сырой земле, вычерчивая какие – то узоры. Сердце у Евсея гулко бухало в груди, разливая по жилам горячую кровь вместе со страхом. Пересохли губы и мелко потряхивало руки, и Евсей не отрываясь смотрел на Забаву – что она скажет? Чем ответит?

– Ты хороший парень, – тяжело выдохнула она наконец, – нет, правда… Мне ни с кем не было так свободно и спокойно, как с тобой. Ты нравишься мне, но… Я не могу сказать, что влюблена в тебя. – Она усмехнулась. – Да я вообще не знаю, что это такое – любовь, я никогда ни на кого не смотрела с желанием. Может, я влюблена прямо сейчас, только не знаю этого! – Она всплеснула руками и, смутившись, сложила их на коленях. – Я хочу сказать – давай не будем торопиться, хорошо? Может, когда наша общая беда пройдёт, ты про меня позабудешь – такое бывает, я слышала… А может, мы воспылаем друг к другу такой страстью, что повенчаемся в ближайшем храме Калоса. Но пока – так. – Она выдохнула, взглянув на него виновато. – Ты не обижаешься на меня? Прости…

– Мне не за что обижаться, – он улыбнулся через силу, – я и сам не знаю, что это за чувство и что с ним делать. Это ты прости меня, что не утерпел, свалил всё это на тебя… Я бы хотел, чтобы нам по – прежнему было хорошо друг с другом – без недомолвок, без стыда, понимаешь?

– Конечно, – Забава ласково, но немного неловко улыбнулась ему и сжала его ладонь тёплыми пальцами, – мы подождём, да?

Евсей через силу улыбнулся ей и отвернулся, растирая ладонь до красноты. Ему было невозможно, мучительно неловко – зачем полез к ней с этими невнятными, глупыми словами – будто и без того бед у них мало! «Никому ты не нужен, страшный, бесполезный, жалкий мальчишка!» – змеёй зашипел противный голос у него в голове, но Евсей усилием воли заставил его замолчать, вцепившись в котомку, как в символ последней надежды. Забава не виновата, что не любит его, он не виноват, что её полюбил – вот и вся сказка.

Из котомки выскочила Душенька прямиком ему в руки, больно укусила за палец.

– Ревнуешь? – Усмехнулся ей Евсей, поглаживая её по пушистой голове. – Не стоит. Для тебя в моём сердце особое место.

*

Лес, в котором жили последние дрожеки Правобережья, был красив и пышен – некоторые деревья ещё сияли живым золотом, а те, что уже успели обнажиться, скрывали среди тонких серых ветвей ярко – красные спелые ягоды. В ясном синем небе сияло ласковое солнце, и радуясь ему, скакали серохвостые белки, прыгали в кустах вороны, перелетали с место на место галдящие стайки воробьёв.

Пожалуй, Евсей смог бы насладиться окружающей его красотой, если бы в тот же день, когда они вошли в лес, не поднялся бы злой, сбивающий с ног ветер. Казалось, будто разъярённый кефалий снова раздавал жгучие пощёчины – глаза слезились, ледянели руки, дышать приходилось ртом и Евсей уже чувствовал, как начинало болеть горло. Он сменил кафтан на меховой мятель, но и он скверно спасал от холода. К концу дня Евсей не чувствовал носа что, казалось, превратился в сосульку, пальцев рук и ног.

Весь день напролёт они с Забавой бродили по лесу, выкликали дрожеков – но никто, кроме любопытного востроногого зайца, к ним не вышел.

Вечером они устроились в небольшом овражке, рядом со звонким крошечным ручьём, разожгли костёр и Евсей подсел к нему близко – близко, рискуя подпалить край мятеля и, шмыгнув носом, вытащил из котомки добрый кусок хлеба, котелок и завёрнутые в тряпицу грибы, собранные по дороге. Сегодня была его очередь кашеварить – но, если бы не урчащий живот и печальные Забавины глаза, он бы плюнул и уснул в тот же миг – глаза слипались, уставшие руки подрагивали.

– Может, зря мы всё это затеяли, – буркнул он, ожесточённо вонзая нож в белый гриб, – мы даже не сможем поговорить с дрожеками – они к нам попросту не выйдут!

– Вот уж нетушки, – усмехнулась Забава, – рано нам с тобой руки складывать – всего один день прошёл! Отец всегда говорил, когда к нам за товарами идти не хотели – не стоит проклинать их, величать глупцами – стоит показать, что мы им страсть как нужны. Не будет жизни красавице, если она не купит дивный резной гребень, не уснёт спокойно богатырь, не взяв ножа с костяной ручкой – так же и здесь. Тем более, – она подмигнула Евсею, – мы и впрямь пришли к дрожекам с вопросом жизни и смерти. Их жизни и смерти.

– Я бы от всей души желал, чтобы не было никаких вопросов жизни и смерти, – тихо и отчаянно сказал Евсей, – когда видишь героев на страницах книг, порой завидуешь – вот, мол, мне бы так… А всё это мерзко, больно и страшно. – Он подбросил сучьев в костёр, и тот голодно вспыхнул.

Посмотрев на Забаву, Евсей стыдливо прикусил язык – не стоило говорить об этом той, чей отец всё и затеял… Глаза у неё были потемневшие, больные.

– Знаешь, – тихо сказала она, – мы не встретили ещё ничего по – настоящему страшного или больного. Как – то раз мы с братом заблудились в степи – совсем ещё маленькие были, бестолковые… Впереди, позади, по обеим сторонам была только непроглядная земля и засохший ковыль – ни тропинки, ни дымка, ни следа людского… Мы сбились с ног, пытаясь найти племя куманов, с которым торговал мой отец – и, как оказалось, зашли только дальше в степь. Мы ловили мышей и жевали траву, так что голодная смерть нам не грозила – но там не было воды. Ни самой маленькой речки, ни захудалого ручья – и суровые куманские боги не сжалились над нами, не послали дождя. Брат отдал последнюю воду мне, а через пару дней начал видеть то, чего в самом деле не было. Он смеялся и говорил с умершей мамой, а я лежала рядом и не могла даже пошевелиться, чтобы попытаться помочь ему… Ханские багатуры нашли нас высохшими, как куколки, из которых выбрались бабочки.

Евсей смотрел на неё, широко распахнув глаза и приоткрыв рот в истинном ужасе.

– И таких историй у меня целый горшок, – беспечно пожала плечами Забава, – а сейчас нас будто по мягким коврам ведут. Ты не подумай, – она печально улыбнулась, – я понимаю, почему этот путь так тяжёл – потому что где – то там, на другом конце тропы, ваши любимые томятся в плену. Просто, – она устроилась поудобнее, подвернув под себя понёву, – хочу, чтобы ты знал, почему я так бодра и весела. Я знаю – на дороге могут встретиться страсти похуже заливающегося за шиворот дождя и холодной земли.

Евсей отвернулся, чувствуя разгорающуюся в груди обиду. Она словно ткнула его в открытую болящую рану, сказала – ты слаб. Ты немощен. Тебя сломит простой дождь. Ты бессилен, трус, трус…

Она никогда с ним так не говорила. «Это из – за моего признания? – Подумал он, и грудь сдавило болью. – Теперь я ей всё же…противен?».

– Евсей, – настойчиво позвала она, – посмотри на меня!

Он неохотно повернулся и опустил голову, так и не сумев взглянуть ей в глаза.

– Что случилось? – Голос Забавы вновь звучал мягко и ласково. – Я обидела тебя?

Евсей молчал, сдерживая рвущуюся наружу боль. Руки сами собой нарезали грибы, складывали их в котелок – все его мысли остались там, несколько мгновений назад.

– Скажи мне, – Забава чуть повысила голос, и Евсею послышался в нём страх, – что случилось?

– Я знаю, что я слабее вас, – неохотно отозвался он, – что я глуп, что я бесполезен, что нужно было оставить меня на другом берегу, под крылом у посадника… Но так больно было услышать это от тебя!

– Евсей! – Забава в ужасе вскочила. – Что ты такое говоришь! Неужели ты… ты правда веришь, что мы можем так думать о тебе? Ты мне жизнь спас, в конце – то концов, слышишь! Если бы не ты… Я думала, – она обессиленно опустилась рядом с ним, – это вы косо глядите на меня – за то, что дорога даётся мне так легко, за то, что меня не снедает страх…

– Глуп тот, кто посмеет сказать тебе такое, – буркнул Евсей, – у тебя своя боль. Я никогда… – Теперь ему было стыдно за свои давние мысли о том, что она может помогать отцу, – я знаю, что тебе тяжело – только ты стараешься всеми силами это скрыть…

– А сама за это Беривоя ругаю, – шмыгнула носом Забава, – смешно, правда?

В жарком свете костра Евсей с трудом различал черты её лица, но даже так он понял – она вот – вот расплачется. Голос её слабо подрагивал, в нём звенели готовые пролиться слёзы.

– Иди сюда, – сказал он, чуть разведя руки в стороны, – если захочешь, конечно…

Со слабым всхлипом Забава прижалась к нему, крепко стиснула до боли в рёбрах. Евсей тихо выдохнул, закутал её мятлем, ощущая живое тепло, идущее от неё – казалось, она была горячее огня.

– Мы с тобой, – сказал он негромко, – мы сражаемся на одной стороне. Если тебя снова одолеет печаль, не бойся – иди ко мне, или к Велимире – вы, кажется, подружились?

– И ты, – тихо хихикнула Забава у самого его сердца, – ты прав. Коль уж мы стали друзьями, не стоит копить в себе боль.

Мальчишки из Бонума рассказывали о жгучем жаре, который занимался в их телах, когда они смотрели на красивых женщин. Евсей же обнимал ту, в которую был влюблён, и не чувствовал ничего такого – лишь внутри разливалось тихое, мягкое счастье и покой. Касаться её было верхом неприличия для верного последователя Калоса, но Евсей чувствовал – в их объятиях не было греха.

– Мы до сих пор не поставили котелок на огонь, – вдруг сказала Забава и зашевелилась, – распутывай меня поскорее, мы эдак останемся без ужина!

*

Ночью шёл мелкий дождь, будто Лунные девы пропускали его через сито. Наутро он перестал, но от земли поднялся редкий туман, и деревья словно укутало пуховым одеялом. «Вот уж где пригодился бы Бажен, – подумал Евсей устало, – ни зги не видать!».

Земля мягко пружинила под ногами, шуршали опавшие листья. Почти с каждой ветки – обнажённой ли, протягивающей к ним сучья – пальцы, позолоченной ли, румянящейся ли мелкими ягодами, на них взирали умные глаза – бусинки воронов. Евсей шагал настороженно, внимательно оглядывая каждое деревце, каждый куст, каждую тропинку – ой, не к добру такие соглядатаи… Что ж, его опасения оправдались.

Забава, шедшая впереди, вдруг замерла.

– Чую – что – то не то, – сказала она тихо, – но что – понять не могу. Может, повер…

Она вдруг рухнула в землю по пояс. Задохнувшись от ужаса, Евсей бросился к ней – ухватил за испачканную в тине руку, с силой потянул на себя. Забава молчала и только хрипло дышала, глядя на него распахнутыми в ужасе глазами. Евсей крепко упёрся в землю ногами и рванул Забаву – с тихим чавканьем земля выпустила её, и она рухнула прямо на него – испуганная и перепачканная.

– Болото, – сказала она задыхаясь, – как мы могли не заметить болото?

– Нас путают, – мрачно ответил Евсей, – водят за нос… Шутники! – Он озлобленно сплюнул наземь и поднялся. – Ты как? Я… не слишком больно тебя дёрнул?

– Больно, и слава Богам, – хрипло усмехнулась Забава, силясь встать, – ты снова спас меня… Спасибо.

– Да было бы за что, – смутился Евсей и, подхватив Забаву под мышками, попытался поднять. Не получилось – неудивительно, силачом он никогда не был – в Бонуме его частенько за это дразнили… Как только сил хватило вытащить Забаву – не иначе, Калос помог.

Он сделал шаг назад – и рухнул. Не успел ни крикнуть, ни ухватиться за ветки, ни подать руку Забаве – просто в один миг стоял по пояс в ледяной грязной воде.

– Замри! – Донёсся до него крик Забавы глухо, будто издалека. – Не шевелись, не то глубже провалишься!

Евсей повернулся и громко застонал – она тоже снова оказалась в болоте.

Из – за ближайшего дерева вдруг показались тонкие рожки, зелёная мордочка – а затем и весь дрожек вышел к ним. Мысленно сравнив его с Морошкой, Евсей ужаснулся – этот был худ, даже тощ, остро выпирали из – под тусклой зелёной шкурки все косточки – и лицо было уставшее, будто измождённое, с запавшими глазами и хищной улыбкой, игравшей на тонких губах.

– Сюоуда, браутья! – Хрипло крикнул он. – Оуни поупались.

Глава 46

Евсей шарахнулся – и рухнул в болото ещё глубже. Судорожно хлебнул воздуха, замахал руками, пытаясь ухватиться хоть за что – то, забил ногами, отчаянно пытаясь спастись… Будто откуда – то издали услышал Забавин дикий крик – и вдруг его ухватили за руку, с силой потянули на себя, и под ногами оказалась долгожданная опора. Евсей лихорадочно задышал, схватившись за грудь.

Когда мир перестал бешено вращаться и пелена спала с глаз, он понял – за руку его держала Забава, каким – то чудом вырвавшаяся из плена болота.

– Спасибо, – с трудом прохрипел Евсей, заставив себя расцепить намертво сжатые пальцы.

– Пожалуйста, – ответила ему Забава, не отводя испуганных глаз от его лица – будто боялась, что он снова может провалиться по самую макушку в топь.