И тут пришла беда

– А вот и нет, – Забава хитро прищурилась, – скажи мне, на кого косо посматривать станут – на девушку, которую охраняет дюжина суровых наёмников, или на женщину с мужем, что идут на ярмарку? К тому же, – добавила она, прислонившись спиной к стене, – Беривой Болеславович – двоедушник.

Звенислав насторожился, отложил ложку.

– Прости мне такой вопрос, господин, – он сурово взглянул на Беривоя, – но точно ли ты примирился со второй своей душой?

– Не бойся, – не дала Беривою и рта открыть Велимира, – с твоей сестрой ничего не случится, никто её не обидит – уж я тебе обещаю.

– Ой, госпожа, – Сиола вдруг подскочила к ней, – какие у тебя серьги! Это обручальные, да?

– Верно, – самодовольно отозвалась Велимира, расплывшись в довольной улыбке.

– Диво, – выдохнула Сиола, – какие тонкие линии, какие яркие камни! У кого твой жених покупал их?

– Ни у кого, – Велимира неторопливо провела рукой по серьге, прощупывая тонкую работу, – вторых таких больше нет – сам делал.

– Да что ж такое, – посмеялась Сиола, – не везёт мне сегодня! А почему ты голову не покрыла?

– Во – первых, – с достоинством отозвалась Велимира, – потому что понадеялась, что обручальных серёг хватит, чтобы отпугнуть недостойных мужчин. А во – вторых, – она хищно облизнулась, – потому что если кто понадеется меня обидеть – я сумею за себя постоять.

– Она варгалу, – сказал Звенислав, сощурив настороженно глаза, – ей и впрямь нечего бояться.

Сиола рассмеялась, захлопав в ладоши.

– Дивно! – Восторженно выдохнула она. – Я сама всё детство мечтала, что стану варгалу, встану в один ряд с женщинами, оберегающими деревню… – Она поникла, опустив голову. – Боги не одарили.

Над столом повисло короткое молчание. Евсей заедал сладкой кашей страх и сомнения – слишком уж чествовали слуг Песмноса в этой деревне… «Велимира тоже слугой Песмноса считается, – шепнул ему внутренний голос, – какое зло она тебе сделала?». «Никакого», – смиренно признал Евсей. Напротив, помогла, выручила – и до сих пор выручает, хоть и ворчит нещадно. Впрочем, к этому он быстро привык.

– Зато, как я погляжу, ты мастерица на все руки, – окинув её медленным взглядом, сказала Велимира, – я таких узоров, как у тебя на платье, никогда не видывала. А эти дивные плетения, что по стенам висят? Настоящее колдовство руками творишь.

– Да будет, – отмахнулась та смущённо, – я пока только учусь… Вот матушка моя – настоящая искусница, как из – под рук что выйдет – залюбуешься…

Из котомки Беривоя высунулась любопытная пушистая мордочка дремавшей до сих пор Душеньки, повела носом вправо – влево. Сиола издала сдавленный тихий писк.

– Духи всемогущие! – Ахнула она восторженно. – Кто это у нас тут такой хорошенький? Чей это носик у нас такой сладенький? Эх, – огорчилась она, – чем же тебя кормить – я и мяса на стол не поставила…

– Пойдём, хозяйка, поглядим, – поднялась Велимира, в последний момент подхватив Душеньку за заднюю лапу, – чем бы нашу обжору прокормить.

– Сюда! – Махнула рукой Сиола, исчезая за тяжёлой дубовой дверью.

Когда они ушли, Евсей почувствовал себя неуютно. Захотелось поёжиться, незаметно утечь вслед за ними…

– Неужели ты решила ко мне в гости наведаться, сестрёнка? – Спросил Звенислав, внимательно разглядывая то Евсея, то Беривоя.

– А вот об этом, – вздохнула та, – я и хотела с тобой поговорить. Что ты знаешь об отцовых делах?

Евсей едва заметно вздрогнул. Подвинулся к Беривою, который невозмутимо прихлёбывал суп. Звенислав озадаченно пожал плечами.

– Почти ничего, – сказал он, кажется, с досадой, – обещал до похорон матери Жребы к нам наведаться, да не приехал, а вскоре письмо пришло – так и так, мол, сын, дела не ладятся, раньше зимы не жди… А что, – он подался вперёд напуганно, – что – то случилось?

– Да почти то же, – Забава постаралась улыбнуться, чтобы успокоить брата, – меня на левый берег послал, в старый наш дом, должен был как раз на праздник прибыть – день нет корабля, второй нет корабля… Я уж беспокоиться начала, а потом письмо передали – велел батюшка мне к нему ехать, да поскорее. Я вот думала, может, ты слышал чего…

– Нет, – Звенислав постучал ложкой по столу в забытьи, – может, заболел?

– А я думаю, – с неудовольствием сказала Забава, – что он меня замуж надумал отдать.

Евсей в очередной раз восхитился ей – как складно лжёт – даже не подумаешь!

– Не переживай, сестрёнка, – улыбнулся Звенислав, накрыв её руку своей, – я тебя кому попало отдать не позволю – ты же знаешь. Может, мне с тобой наведаться, поглядеть…

– Не надо, – улыбнулась она спокойно, – батюшка, если я заупрямлюсь, не заставит. А на тебе обет – нельзя его просто так нарушить…

Евсей оглянулся на Беривоя. Тот едва заметно качнул головой – кажется, Твердятин сын в самом деле ничего не знал.

*авантюрин со слюдяными включениями.

Глава 41

Когда за окном стало смеркаться, за ними пришёл посланник главной женщины деревни, которую, как они узнали у Сиолы, звали Латеной Шалтур. По дороге к её хоромам Евсей настороженно оглядывался по сторонам, стараясь держаться у Беривоя за спиной – чудь кидала на них любопытные взгляды. Парни и девушки выглядывали из – за заборов, выходили к главной дороге, хихикали, прикрываясь ладонями и перешёптываясь, старались подобраться как можно ближе к ним. Евсею от их пристального внимания было не по себе – зато Забава, кажется, наконец – то чувствовала себя хорошо – улыбалась ласково, порой с кем – то раскланивалась. Евсей осторожно подобрался поближе к ней, ёжась от внимательных взглядов, и спросил:

– Ты знакома с ними, госпожа?

– Почти нет, – улыбнулась она, – у них не невесту сватают, а жениха – они в наш дом с дарами приезжали, брата выкупать. Ох, и смеялись же над нами тогда – парень вместо девки, мол, глаза в пол опускает да рубаху вышивает – но брат у меня упрямый, ему всё по колено было. И чужие обычаи неважны стали, и отцовское наследство – коли сказал, что женится – значит, женится.

– Почему же ещё не было свадьбы? – Удивился Евсей. Ему показалось, что и Звенислав, и Сиола выглядели счастливыми и влюблёнными – ну, уж насколько он мог об этом судить.

– У чуди есть обычай, – начала Забава плавно, будто басню сказывала, – жених должен прожить в доме невесты несколько лет – до тех пор, пока мать девушки не поймёт, что он будет достойным мужем. Многие так десятилетиями живут, если тёща сильно упрямится – иные в другие земли сбегают, чтобы там по Белийскому обычаю пожениться. Брату повезло – он тёще сразу приглянулся… Да и не могло быть по другому, – засмеялась она, – каждая мать своей дочери хорошего желает – а Звениславушка и работящий, и добрый, и весёлый…

– Странный обычай, – Евсей пожал плечами, вспоминая строки из Откровений. Если даже позабыть о главенстве женщин, жить в одном доме незамужним парню и девушке… «Так ты сам с Велимирой в одном доме жил», – усмехнулся голос внутри, – «Опозорил девушку, получается»… Евсей почувствовал, как румянец стыда заливает его – но он и не думал ни о чём грешном, об учителе всё переживал, об их общей беде… «Я после попрошу прощения у Калоса, – подумал он, извиняясь сам перед собой, – да и, – усмехнулся он сам себе, – она сама кого захочешь опозорит».

Будто бы услышав его мысли, Велимира обернулась к ним, расплылась в насмешливой улыбке.

– А по – моему, очень хороший! – Заявила она громко и твёрдо. – Вам, мужчинам – то, хорошо – присмотрел себе красавицу, притащил в свой дом да гуляй хоть от рассвета до заката – а ей дом блюсти, детей рожать. Пускай лучше поживёт при доме, пусть мать, мудрая женщина, к нему приглядится. Верно говорю, Забава?

Забава робко хмыкнула, пожала плечами.

– Я не знаю, – улыбнулась печально, – матери – то всё равно у меня нет… А слыхала я, что бывает и так – уж в невестином доме жених расстарается, мягко постелет – а как выстроят им свой дом, окажется, что спать – то жёстко… Хорошо, что у чуди жена может такого мужа оставить.

Евсей не знал, что ему и думать, слушая эти разговоры. С одной стороны, по Откровениям чудская жизнь была греховной, неправедной, а с другой… Кто же подумает о том, каково женщине жить по праведным обычаям? Евсей всегда думал, что счастливой семейная жизнь будет только тогда, когда оба будут повелениям Калоса следовать, однако ж вот перед ним двое девушек, что за счастье вовсе не служение мужу почитают… Песмнос бы с ней ещё, с Велимирой – она ведьма, как – никак – но Забава, тихая, скромная Забава… «Если бы у меня была жена, – подумал Евсей, – я бы не хотел, чтобы она была несчастной».

Остановившись перед дверью, посыльный с почётом поклонился и распахнул её перед ними. Евсей внутренне сжался – что – то приготовила им эта странная и пугающая женщина?..

Внутри горело множество свечей в медных плошках – таким ровным, ярко – золотистым светом, что Евсей подозревал, что без греховного колдовства тут не обошлось. Мягкий ковёр с заморскими узорами, на который было стыдно ступать грязными лаптями, окна закрыты плотными занавесями, украшенными густой вышивкой, на стенах расшитые холсты, меж которыми развешены засушенные цветы – а на главной стене гордо красовался большой серп, чьё лезвие сверкало холодным серебром. Евсей поёжился, глядя на него, и перевёл взгляд на Латену, стоявшую посреди комнаты, сложив руки на животе и внимательно их оглядывающей.

– Да пребудет в твоём доме покой, госпожа, – поклонилась ей Забава, – благодарим великодушно за приглашение…

– Я рада вам, – сказала женщина неторопливо, скользя взглядом – молнией то по одному, то по другому, – надеюсь, и вам по душе придётся моё гостеприимство.

Она развернулась и поплыла к широкой занавеси, простирающейся на половину комнаты – она была не шёлковая, но самая простая, льняная, зато в огненных отблесках Евсею показалось, что вышитая сова на нём шевельнулась… «Надеюсь, привиделось», – подумал он со страхом.

Усадив их за стол, Латена щёлкнула пальцами – из – за неприметной двери немедленно показались один за другим парни – служки в одинаковых багряных рубахах и со странными рисунками на щеках – они неторопливо расставляли серебряные и золотые блюда, на которых лежал целиком зажаренный гусь в яблоках, икра – красная и чёрная, баранина, щука, солёные грибы, румяные пироги и караваи, истекающие маслом оладьи и сыры. Один из парней поставил перед Евсеем серебряный кубок с выжженным на нём козлёнком, плеснул туда из кувшина, который держал в руках – пахнуло сладостью и хвоей. Латена щёлкнула пальцами второй раз – служки мгновенно исчезли.

«Хвалится богатством? – Подумал Евсей, исподлобья поглядывая на раскинувшийся перед ними роскошный стол. – Властью?».

Латена тем временем взяла в белые руки тонкий ножичек с драгоценной рукоятью, отрезала кусок от самого большого пирога, стоявшего в центре стола, протянула Забаве, благодарно склонившей голову.

– Твой брат – славный парень, – сказала она задумчиво, – обыкновенно Белийским мужчинам тяжело даётся жизнь среди нас – но не ему. И руки – как говорят у вас? – золотые. Резьбу нашу освоил, нитяное письмо, и в ратном деле искусен…

– Благодарю, госпожа, – Забава с мягкой улыбкой прижала руки к груди, – для любой сестры отрадно услышать такие слова.

– Он не считает себя униженным, – продолжала Латена, покручивая кубок в руках очень знакомым жестом, – и не стремится стать главой дома… Может, мне стоит лишь радоваться тому, но сердце моё видело много злобы и бед – а потому я спрошу. – Она наклонилась над столом. – В самом ли деле он любит Сиолу?

– Ничего не замечаешь? – Вдруг шепнула у самого его уха Велимира.

«Точно!», – осенило Евсея. Вот у кого он уже видел этот жест – у Драги Горыничны!

– Будто от одной матери, – хмыкнула Велимира, не отрывая глаз от Латены.

Она, кажется, не боялась и даже не опасалась её – может, как раз из – за сходства со свекровью. Ох, не сыграло бы это с ней злую шутку…

Глядя на Забаву, сидевшую напротив них, рядом с Беривоем, Евсей жалел только об одном – что не мог сжать её руки, не мог подбодрить.

Забава улыбалась, но Евсей видел обиду в прищуренных уголках её глаз.

– Госпожа, – сказала она спокойно, сложив руки на коленях, – я знаю брата с самого своего рождения, вот уже скоро семнадцать лет будет. И вот что я скажу тебе – не встречала человека честнее. Отец даже ругал его – скверно, мол, так простодушно болтать будущему купцу… До Сиолы он с девушками – то почти не гулял – а как её завидел, глаза загорелись, душа запылала – всё только о ней дни напролёт и говорил. Отец его отговаривал поначалу – под девкой ходить – позор! – а он упёрся рогом – никто мне больше не нужен, только она. А сваты приехали – расцвёл, улыбался так, что смотреть больно. Все упрёки да смешки будто сквозь него пролетали, дела ему не было до того, что говорят. Он уже и имена их с Сиолой будущим детям придумал, а ты говоришь – лжёт…

– Ты только скажи мне, – нахмурилась вдруг госпожа Латена, – если вдруг не можешь при них сказать – мы тебя защитим, их выпроводим. – Она сверкнула подозрительно глазами на Беривоя.

Забава выпрямилась с мягкой усмешкой.

– Разве похоже, что меня нужно от них защищать?

– Я вижу, – поправила волосы Латена, – что тебя что – то гнетёт.

– Это… – Забава со вздохом махнула рукой. – Не из – за них. Из – за отца…

– Ну гляди, – развела руками Латена, – я тебе поверю. Но если что – ты знаешь, где мой дом.

– Ты же сама сказала, госпожа, – раздался недовольный Велимирин голос, – я – варгалу. Будто мог её при мне кто – то обидеть!

– Да ты сама и обижаешь, – буркнул себе под нос Евсей.

– Да откуда же мне знать? – Изящно пожала плечами Латена, отрезая кусок жирного мяса. – Может, ты в сговоре со своим женихом?

– С кем? – Велимира захохотала, запрокинув голову к потолку. – Погоди, погоди, госпожа, скажи – кого из них ты за моего жениха приняла?

Латена на миг замерла, задержав нож над столом.

– Так вы с Беривоем не помолвлены? – Осведомилась она, стараясь не показывать удивления.

– Слышал, Евсей? – Задорно спросила Велимира, ткнув его локтем в бок. – Сделай что – нибудь со своим постным выражением лица, а то тебя никогда женихом не признают! А Беривой – боги, госпожа, да я ж ему в дочери гожусь!

Евсей почти не заметил очередной насмешки, едва дыша замер, не донеся до рта кусок пирога. «Калос великий! – В ужасе думал он. – Зачем, Велимира? Всё, теперь нам точно конец…».

– Велимира и впрямь мне дочь, г-госпожа, – наконец – то вступил в разговор рассудительный Беривой, – Забава сказала тебе об этом у самых врат – не поверю, что ты забыла.

«Верно же! – Вспомнил Евсей. – И почему я об этом позабыл?».

– Сказать можно о многом, – с достоинством ответила Латена, хищно поглядывая на Беривоя, – да не всё правдой окажется… Стало быть, – задумчиво произнесла она, поглядывая на него, – и впрямь она тебе не невеста? Так может, – она прищурилась довольно, как кошка, увидевшая добычу, – придёшь сегодня вечером в мои покои?

На миг за столом повисло мертвенное молчание. Евсей забыл, как дышать, умоляюще глядя на Беривоя – как она поведёт себя, когда он ей откажет? Посмеётся и позабудет? Прикажет голову отрубить? Махнёт рукой, а сама тайком отравит?

– Ты – п-прекрасная женщина, госпожа, – ответил твёрдо тот, – и т-твоему избраннику п-повезёт – но я женат.

Пару мгновений они пронзали друг друга упрямыми взглядами.

– Славно, – отмерла Латена, положив – таки себе на тарелку сочный кусок, – я уважаю супружескую верность. Благодарю за ответ, Беривой Болеславович, здравия и процветания твоей семье. Ну, а ты? – Она вдруг повернулась к Евсею.

У того кусок застрял в горле.

– Я еду в столицу к своему учителю, – сказал он, стараясь подавить дрожь в голосе.

– И всё? – Её точёная бровь поползла вверх.

– И всё, госпожа, – смиренно ответил он.

Та хмыкнула и отвернулась. Евсей сгорбился над тарелкой, стараясь унять трясущиеся руки – этой женщины он боялся даже больше, чем Драги Горыничны – она говорила, и будто меч над головой свистел.

– Что ж, – хлопнула в ладони Латена, и служка немедля поднёс ей полотенце, – теперь я спрошу вас о деле более важном. Слыхала я, – она приподняла кубок будто бы в задумчивости, – что вы были у наших соседей, весей. А ещё я слыхала, – уголок её рта приподнялся, будто бы в оскале, – что прячут они Смоковых отродий, что немало крови выпили у моего народа… Так скажите мне, гости дорогие – слышали вы что – нибудь, видели?

Евсей вздрогнул, умоляющим взглядом посмотрел на Велимиру, плотно стиснувшую губы. Было бы так просто открыть тайну весей сейчас, и пусть чудская госпожа делает со змеёнышами всё, что душе её угодно будет – а Евсей снимет часть греха со своей души…

«Нет, – твёрдо подумал он, – что я буду за человек, если за помощь отплачу предательством?». Учитель, – вспомнил он – говорил о любви и прощении. В Откровениях писали – пусть каждому воздастся по делам его. Но можно ли воздавать по делам ещё несовершённым?.. И можно ли бездействовать, зная, что зло непременно будет совершено?..

Пока Евсей медленно варился в сомнениях, Беривой с уверенным лицом покачал головой.

– Нет, госпожа, – сказал он, – п-принимали нас радушно и г-гостеприимно, и н-никаких змей мы там не видели, никаких разговоров крамольных не слыхали.

– А ваша ласка? – Продолжала допытываться Латена. – Странно себя не вела? Кстати, где она?

– У Сиелы осталась, – хмыкнула, отмерев, Велимира, – уж больно они полюбились друг другу… Маленькая предательница. – Шепнула она про себя насмешливо, и Евсей тихо усмехнулся.

– Так это ты, может, ничего не слышал, – Латена откинулась назад, сплела пальцы в замок, – что же спутники твои молчат?

– Не знаю, что и сказать, госпожа, – развела руками со слабой улыбкой Забава, – Смоковы детёныши… Думаю, мимо тебя это точно бы не прошло. Вы, вон, собак у них покупаете…

Латена хитро прищурилась, глядя на Забаву, и Велимира тут же отвлекла её на себя:

– Только сумасшедший пригрел бы на груди отродий Смока, – сказала она брезгливо, – у весей с рассудком всё в порядке.

– Стало быть, не было ничего? – Уточнила женщина.

– Нет, – мотнул головой Беривой, – а на что тебе это, г-госпожа?

– А вот на что, – голос Латены вдруг подобрел, – Калка, сестра моя!

Из – за двери в простом платье, с непокрытой головой показалась с ласковой улыбкой Хильма… Или Калка? Евсей ощутил, как сдавило в груди, от паники стало трудно дышать. Весь мир будто бы заволокло прозрачной пеленой, звуки доходили до него с трудом, и казалось, вот – вот он упадёт под стол… С трудом втянув в себя воздух, он до посиневших пальцев стиснул подол рубахи.

Калос всемогущий, чего они от них хотят?!

Беривой приподнялся с суровым лицом и стало чуть спокойнее – уж он – то сумеет их отстоять… «А если нет? – Напуганно заверещал внутренний голос. – Беривой на разбойников хорош, на диких зверей, но на ведьму да змеиную царицу? Сам же видел, как ловко его Велимира чуть не усыпила!».

Он обернулся на Велимиру – та сидела напряжённая, как струна.

– Не бойся, – сказала она насмешливо, повернувшись к нему, – ничего они нам не сделают. Иначе Драга Горынична с них все шкуры снимет…

– Верно, – Хиль…Калка хитро подмигнула ей, – мы не желаем вам зла, милые дети… И господин Беривой, конечно же. – Она отвесила ему поясной поклон. – Мы всего – то хотели вас испытать. Посмотреть, можно ли тайну вам доверить, не предадите ли вы тех, кто к вам ласков был… Теперь видим, – она присела на краешек скамейки рядом с растерянной Забавой, – можно.

Она как – то хитро присвистнула, и голова у Евсея пошла кругом – пришлось вцепиться в край стола, чтобы не рухнуть со скамьи. Длилось это, к счастью, всего миг – а когда в голове прояснилось, он вдруг вспомнил.

– Ах вы и… – Послышался разъярённый голос Велимиры.

– Веля! – Окоротил её Беривой.

Забава трясла головой, будто ей в ухо что – то попало.

Шапка – невидимка. То, с помощью чего Твердята смог похитить учителя и Ярину Вадимовну. То, о чём Драга Горынична велела выспросить у весей… И как они могли забыть об этом?

– Теперь я точно всё знаю, – печально сказала Калка, – и знаю, что могу вам обо всём рассказать… На исходе месяца червена в нашу деревню пришёл купец, – она неловко скосила глаза на Забаву, – и предложил выменять шапку – невидимку на всё, что мы только попросим. Но вот в чём беда, – она усмехнулась про себя, – шапки – то у нас никогда и не было.

– А как же тогда… – Начала было Велимира.

– У нас не было, – Калка рассеяно отхлебнула из кубка, – а у Смока была. После его смерти досталась вдове его да детям – как приданое. – Она невесело усмехнулась. Мы знали, что он княжеский человек, да спровадили его подобру – поздорову, а вот бедная Ждана не знала. Хорошо ещё, что одна к нему выйти догадалась, детей не потащила.

– Ждана? – Переспросила робко Забава.

– Смокова вдова, – кивнула Калка.

Евсей поёжился – это Смоковых – то отродий Калка детьми звала…

– Да ещё и вышла к нему, дурочка, туда, где власть белого Змеиного царя начинается, – посетовала Калка, глядя куда – то в пустоту, – и выменяла шапку – невидимку на заморские диковинки. Что с неё взять – кто бы здравом уме остался после того, что она пережила? Не уследили, – повернулась она к Беривою, – простите.

– С братом об этом не говори, – строго приказала Латена Забаве, – он ничего не знает – и пусть. Завтра мы вас отпустим – да напоследок заклянём хорошенько, чтобы никакой морок разума к вам не пристал.

– Если вы всё знаете, – вкрадчиво начала вдруг Велимира, и Евсей взмолился всем богам, чтобы она замолчала, – почему же не поможете нам, а? Не заклятьями – оберегами – почему людей с нами не пошлёте? Или дела вам нет до того, что скоро все помрёте – лишь бы на рожон не полезть?

Латена медленно встала, уперев кулаки в стол, нависла над Велимирой – грозная, неотвратимая. Евсей сжался в комочек, молясь про себя, чтобы его не заметили – а Велимире хоть бы хны, знай сверкает злобно глазами.

– Я кто тебе, деточка? – Спросила Латена опасно – ласково. – Мать или подружка, чтоб со мной сметь так разговаривать? Захочу – вовсе за ворота выкину, пикнуть не успеете!

– Это вы… – Начала было разъярённо Велимира, но Беривой вдруг грохнул кулаком по столу, и она пристыженно замолчала.

– Мы благодарим д-добрых госпож з-за помощь, – сказал он, устало потирая висок, – думаю, сейчас нам с-следовало бы разойтись да успокоиться… Всем. – Он строго взглянул на съёжившуюся под его взглядом Велимиру.

– Мы бы рады помочь, – печально вдруг сказала Калка, – да нас и без того мало осталось… Потрепали нас годы хорошенько – и людей, и змеев. Последних здоровых парней вам отдадим – и сами скоро помрём…

– Нам нельзя уходить, – Латена села обратно, поправила волосы, – думаете, просто так эта земля всё ещё плодоносит, не сохнет? Каждый человек на счету у нас, каждая капля крови, каждые руки, каждая варгалу. Чем сможем – поможем, – развела руками она, – на большее не рассчитывайте.

Забава встала, оправила одежду, натянуто улыбнулась.

– Спасибо, – сказала искренне, – за гостеприимство, за доброе слово, за помощь…

– Велимира, – велел Беривой, – и т-ты поклонись.

– Благодарю, – расплылась та в улыбке, – век не забуду… Правда, – посерьёзнела она, – спасибо.

*

Ночью на небе горели яркие – яркие звёзды. Чтобы успокоить себя, Евсей мысленно складывал их в созвездия – вот коромысло – как там учитель, жив ли, здоров? Вот железное колесо – не оборвётся ли внезапно их путь? Вот метла – успеть бы добраться до столицы…

Беззвучно отворилась дверь, изнутри повеяло теплом, и рядом с Евсеем на ступеньки опустился Звенислав.

– Чего спать не идёшь? – Спросил он тихо. – Холодно уже стало.

Евсей холода и вовсе не замечал – не осталось места в разуме, занятом мыслями.

– Пойдём, – продолжил тот, – утро вечера мудренее – глядишь, завтра печали твои развеются.

– Если бы, – печально усмехнулся Евсей, но поднялся на ноги.

Звенислав вдруг по – дружески хлопнул его по плечу, и Евсей недоумённо взглянул на него.

– Если что, – сказал он вкрадчиво, – я вас благословляю… Но только попробуй сестру обидеть – из – под земли достану!

– Что? – Недоумённо переспросил Евсей, на всякий случай сделав пару шагов назад.

– Ничего, – улыбнулся Звенислав, – спать идём, говорю.

Глава 42

За поселением чуди, стоило им только отойти на десяток шагов, вновь началась мёртвая земля. Дорога стала совсем тяжелой и тоскливой – не родников, ни рек, ни ягод или грибов, ни зверей им не встретилось по пути. Если бы не запасы, которыми щедро одарила их Латена, путь закончился бы прямо здесь – на высохшей, истощённой земле они умерли бы от жажды и голода. Чтобы было легче, они старались говорить друг с другом – шутили и смеялись, рассказывали истории из жизни, вспоминали услышанные когда – то сказки и прибаутки. Пару раз Евсей просыпался от громкого шёпота и смешков – Велимира с Забавой шушукались о чём – то, спрятавшись под одним кафтаном.