И тут пришла беда

– Как? – Воскликнула она в полный голос, замерев у костровища. – Почему я ничего не заметила? Почему они ничего не сказали?

– Приглядывались, наверное, – пожала плечами Забава, – хотели понять, те ли мы, кто им нужны, и как мы себя поведём…

Велимира, застонав, рухнула на колени, стиснув пальцами виски.

– Зато теперь ты точно знаешь, что не умрёшь. – Пробормотал Евсей. – Раз дочь замуж выдашь.

– Лучше бы они сказали, вызволим ли мы Яру, – буркнула Велимира, – или помогли нам, раз всезнающие! А то бредём мы неприкаянными, и одному Хротко известно, сумеем ли мы остановить самого князя…

– К-куда мы денемся, – усмехнулся Беривой, – у нас нынче в с-содружниках целый княжич, Святослав Гневич обещался на помощь прийти, да и М-морошка, думается, не просто так д-дрожеков знак Евсею отдал. В-всё будет хорошо – я тебе к-клянусь.

– Ну, раз ты говоришь, – Велимира плюхнулась рядом с ним, сграбастала в объятия Душеньку, – а как тебе княжич?

Глаза Беривоя заволокло туманной пеленой.

– Добрый п-парень, – сказал он тоскливо, – и сильный – после того, ч-что он пережил, многие не встают…

– Смерть – то? – Усмехнулась Велимира по – прежнему ехидно, и Евсей сам удивился пришедшему облегчению. – Да, после неё обычно лежать остаются…

Беривой беззлобно отвесил Велимире лёгкий подзатыльник. Та схватилась за затылок, взглянула на Беривоя презрительно, выпрямилась, села – будто княжна на престоле.

– После п-предательства, – наставительно сказал тот, не заметив её гримас, – после того, как родной отец в б-беде покинет. Ну, и после с-смертельной раны – Валтола сказал, ему ещё сил н-набираться долго, лежать, а он уже в-встаёт и помогать р-рвётся. Неглупый… – Беривой качнул головой. – Я ему не г-говорил почти ничего, он сам д-догадался.

– Беривой Болеславович, – робко подала вдруг голос Забава, отложив нож, – позволишь ли на живые яблоки поглядеть? Любопытно очень…

– Да! – Велимира подобралась, оживилась, глаза жадно заблестели. – Дай погляжу – может, пойму, как их действие усилить.

Все трое согнули головы над котомкой, о чём – то возбуждённо переговариваясь. Евсей отсел чуть подальше – наконец – то выдался удачный момент…

«Калос Великий, – мысленно воззвал он, – имя твоё и слава твоя покрывает землю, голуби небесные несут благодать народам, лучи солнечные посылают волю твою. Слышу тебя, внимаю тебе, ты – вера моя, упование моё, мой господин. Пошли мне своё благословение на дела угодные, накажи меня праведной рукой за прегрешения мои – перед тобой исповедуюсь, тебе душу открываю…» – Евсей споткнулся. Дальше в молитве нужно было просить за себя, за своих родных, и уповать на то, что слово истинного бога услышат во всех землях, но… Отца он не видел уже очень давно – тот, кажется, в новой праведной жизни и вовсе позабыл, что у него есть сын. Мачеху Евсей почти не знал – видел её пару раз, и то мельком.

Учителя бранились страшно, когда они забывали или путали строки в молитвах или Откровениях. Евсей никогда и не мыслил переиначивать святые слова – но теперь он с лёгкой душой понял, о чём ему на самом деле хочется просить. «Помоги нам успеть, – попросил он страстно, от всей души, до боли стиснув кулаки, – обереги жизнь моего учителя, не дай ему уйти прежде времени… Не дай нам пасть в этом пути, защити от напасти и нечисти. Над нами твоя воля и сила – так будь же милосерден, прошу…». Утерев выступившие слёзы, Евсей осенил себя Знаком защиты. На миг он позволил себе помечтать – вот загораются чудом княжеские хоромы, и погибают все заговорщики, вот купец Твердята раскаивается и распахивает перед ними двери темницы, вот выходят оттуда учитель вместе с ведьмой Яриной – и на престол садится Светозар Ярополкович, а они все живут в мире и покое… К великому сожалению, их беду не хотел разрешить никто, кроме них самих – а даже если и хотел, то не слишком торопился помогать.

– Что сидишь н-невесел, Евсей? – Вдруг радостно окликнул рядом Беривой. – Я т-тебе, помнится, воинскую науку обещал…

Нехотя Евсей поднял голову и встал. Никуда идти не хотелось – хотелось посидеть у костра, взлелеять свою печать, вспомнить учителя, но – сам согласился, чего уж теперь…

Беривой осмотрел его довольно, хмыкнул – нечего, мол, тут землю топтать – и повёл подальше, на соседнюю поляну, где в середине стоял старый трухлявый пень, заросший грибами. Беривой подошёл к нему, поставил ногу.

– Кажется, здесь к-когда – то первый князь посадил священный д-дуб Больема. – Беривой печально окинул взглядом поляну. – Долгое время он в-возвышался здесь, и некоторые из в-весей даже молились ему… Но князь р-решил обрушить на них г-гнев, а они обрушили свой на его бога.

Евсей напряжённо замер на другом конце поляны. Как Беривой надумал его учить? Он видал, как глава наёмников в доме его отца учил молодых – раз за разом нападал на них, опрокидывая на землю, требуя вставать и сражаться… Под конец они уже еле дышали.

– Ты уверен, что это именно тот пень? – Буркнул он, не сводя глаз с Беривоя.

– Нет, – хмыкнул тот, – просто к с-слову пришлось.

Он убрал ногу с пня, подошёл к Евсею, над чем – то старательно раздумывая. Евсей отчаянно храбрился, глядя ему в глаза. Интересно, что скажет учитель, когда Евсей расскажет ему, какие науки постигал в дороге?..

– Убить сумеешь? – Спросил вдруг Беривой.

– Нет, – испуганно выдохнул Евсей, отступив на шаг, – нет, нет…

– Я так и подумал. – Кивнул Беривой, и в его голосе не было ни осуждения, ни насмешки. – Что ж…

Он расправил плечи, положив ладонь на рукоять топора.

– Лучшая з-защита в бою, – сказал он серьёзно, – это избежание этого боя. И с в-великими героями может приключиться беда – а уж т-ты, Евсей, не боец. – Он добродушно улыбнулся, разведя руками – не обижайся, мол. – А потому г-гляди в оба, слушай во в-все уши и, подобно Велимире, на р-рожон не лезь. Ну, – он легонько хлопнул Евсея по плечу, – ты молодец, ты глупостей не делаешь… Но если что, – он посерьёзнел, – беги ко м-мне.

Евсей хмыкнул разочарованно. Это он и без того знал…

Беривой вдруг протянул ему короткий острый нож.

– Возьми, – сказал он, -у тебя с-своего нет… Только запомни – если кто н-нападёт, это, – он покрутил нож в руках, – твой в-враг, а не друг. У тебя могут его п-попросту отобрать – поэтому доставай н-незаметно.

Он осмотрел Евсея с головы до ног, хмыкнул.

– Попробуй спрятать за поясом, – посоветовал он, – так, чтобы б-быстро мог достать. Если враг пойдёт на тебя, – он шагнул, набычившись, изображая разбойника, – зажми в л-ладони и бей по глазам. Если враг в-высок – цель в бедро. Попробуй.

Он отошёл на другой конец поляны, потом зашагал к Евсею. Тот торопливо попятился, попытался выхватить нож, неумело зажал в кулаке… Беривой уже оказался рядом с ним, стиснул руку в своей – не больно, но крепко.

– Неудачно, – сказал он мягко, – попробуй п-по – другому спрятать… И в руку не так б-бери – дай покажу.

*Дядя

Глава 40

О племени чуди Евсей знал немного – только то, что жили они неправедным, грешным законом – верховодили у них женщины – и то, что князю они в самом деле платили дань, а не притворялись покорными слугами, как веси.

Пробираться к ним пришлось через такие заросли, что мысленно Евсей обругал и проклятую карту, и Драгу Горыничну, и чудь, что зачем – то забралась в такие непролазные места – а потом долго просил прощения за свои мысли у Калоса. Праведному человеку слов таких знать не полагается, которыми ругался Евсей, вылезая из чащи весь расцарапанный и грязный.

Впрочем, оказалось, что жила чудь не в окружении берёз и дубрав, а в чистом поле – у Евсея дух захватило, когда они наконец оказались под широким, бескрайним голубым небом, которое простиралось над ними широким покрывалом – он и позабыл, что оно такое, под сенью переплетённых ветвей, жадно кравший солнечный свет. Теперь солнце, казалось, было совсем низко – смеясь, нависало над ними, целовало лучами прямо в лоб, посылало благословение Калоса. Евсей довольно жмурился – в темноте и тесноте леса легко было впасть в отчаянье, позабыть о тепле и свете, которые проникали в жизни людей, легко позабыть о надежде. Теперь же путь был ровен и прям, колосья диких трав щекотали его ладони, и казалось – всё будет по плечу… Особо радостно было об этом думать, когда живые яблоки лежали в его котомке – Беривой решил, что стоит нести их по очереди.

Чудская деревня стояла на небольшом холме – а под ним раскинулись пустые поля. Голая, осиротевшая земля, разбухшая от вечных дождей – и только в самом центре одиноко возвышался каменный столб, закутанный в меха. Подойдя ближе, Евсей, что на него намотаны длинные нити бус – туманные жемчуга и огненный янтарь, златоискр*, рассыпающийся на солнце тысячами скачущих зайчиков.

Велимира с Беривоем, о чём – то оживлённо спорящие, замерли перед столбом, низко поклонились.

– Это кто? – Шепнул Евсей Забаве.

Та через силу улыбнулась. В последнее время она была совсем тихой, какой – то поникшей – и шла с трудом, и говорить не желала, и ночью нередко вскакивала с криком. Велимира говорила – после тяжёлого обряда всегда силы истощались – отъесться надо, отоспаться – да куда уж тут отдыхать, бродя по лесам…

– Ласмтара, – сказала она, уважительно склонилась, прижав руки к груди, – дающая плодородие и богатство. Вроде нашей матери Жребы – только на зиму не засыпает, охраняет поле от злых духов, а деревню – от ворогов. В каждом поле её идола ставят…

В отличии от совсем немногочисленных весей, которых после Смоковых забав и княжеского гнева почти не осталось, чудских деревень было немало – Евсей, порой поглядывавший на карту, видел, что они прошли мимо нескольких. Жила чудь и здесь, и ближе к столице – даже города там свои строила. Хорошо, что Забавин брат забрался не так далеко.

У деревенских ворот их уже ждали. Впереди всех стояла женщина – статная, высокая, ещё не старая – на непокрытой голове только – только начинала поблёскивать седина. Что – то неуловимое в её лице напомнило Евсею Драгу Горыничну – немедленно захотелось опустить глаза, а лучше пасть на землю и кланяться – но он удержался.

Платье на ней было роскошное – бордовое, в цвет спёкшейся крови, так богато украшенное вышивкой, что, казалось, сними – и оно само стоять будет. На плечи она накинула что – то вроде мехового кафтана, только без пояса. На шее – серебряное богатое ожерелье, сияющее на солнце, и по нему бегут звери – и на тонких цепочках с него спускаются к поясу серебряные монеты.

За её правым плечом – женщина помоложе, помягче – лицо доброе и открытое, полное, румяное, в руках – медная, отполированная до блеска чаша. За левым выстроились в ряд трое мужчин – все как один суровые и крупные, повыше Беривоя, с короткими щитами и мечами – настоящими мечами, стоящими очень недёшево.

Главная женщина выступила вперёд – звякнули монеты, качнулись длинные серьги.

– Кто такие? – Спросила она величественно и громогласно. – Зачем пришли?

Вперёд неслышно скользнула Забава.

– Мир да пребудет в твоём доме, госпожа, – сказала смиренно, поклонилась, а вслед за ней склонились и остальные, – моё имя – Забава, дочь купца Твердяты, и я проделала долгий путь, чтобы повидать своего брата – Звенислава, что живёт у вас.

Холодные, внимательные карие глаза задержались на Забавином лице. Женщина подняла руку, оплетённую тяжёлым серебряным браслетом, сжала кулак – за её спиной никто даже не шевельнулся, зато зашуршали где – то на деревянной башне, возвышавшейся над забором.

– Таур, – сказала она негромко, – позави Звенислава, Твердятиного сына – пусть скажет, правда ли сестра к нему пришла.

Опустив руку, она внимательно всмотрелась уже в них.

– Кто с тобой?

– Мои попутчики, – охотно ответила Забава, – те, кто согласились помочь мне в дальнем пути. Это – она махнула рукой – Беривой и его дочь Велимира, – Велимира горделиво приосанилась, – они идут в столицу, хотят поспеть к большому торгу, Велимире к свадьбе диковинок прикупить. Это – Евсей, – Евсей изо всех сил постарался не съёжиться под внимательным пронзительным взглядом, – его в столице ждёт учитель.

– Почему с тобой нет слуг и защитников, купеческая дочь? – Светлая бровь женщины приподнялась чуть насмешливо.

Забава замешкалась, оглянулась назад – но тут ворота приоткрылись, и показалась светло – русая голова.

– Сестрёнка! – Воскликнул парень, замахав руками. – Милая, здравствуй!

– Славушка! – Забава облегчённо улыбнулась. – Как ты там?

– Что скажешь, Звенислав? – Вопросила женщина холодно.

– Это и впрямь сестра моя пожаловала, госпожа, – склонил тот голову, – прикажи милостью своей отпереть ворота.

– Прикажу, – милостиво склонила голову та, – но для начала… – Она махнула рукой, и женщина с чашей выступила вперёд, ободряюще улыбнувшись. – Испейте. Если ваше тело заняли шахьямтар – божественное питьё отвратит их от наших домов.

Она приняла из рук второй женщины чашу, сама сделала крупный глоток, протянула Забаве. Та приняла, выпила… Улыбнулась мягко, передала Беривою и Велимире.

Евсей следил за ними с замирающим сердцем – мало ли что могла подсыпать туда эта странная женщина, мало ли чем отравить… Беривой вытер рот рукавом, Евсей немного успокоился, вспомнил – он же двоедушник, значит, яд бы учуял.

Велимира глотнула и вдруг, тихо охнув, согнулась, прижав руку к груди.

– Что? – Не выдержав, кинулся к ней Евсей. – Что случилось?

Беривой подхватил её под локоть, испуганно заглядывая в лицо. Велимира выпрямилась, выдохнула.

– Жжётся, – удивлённо сказала она, не отнимая руки от груди, – вроде прошло.

Вторая женщина посмотрела на неё вдруг с восхищением.

– Ты варгал`у? – Она тихо радостно охнула, прижав руки к щекам. – Ведьма? – Она оглянулась, посмотрела на первую женщину. – Я слышала, на белых землях не любят ведьм…

– Не знаю, – фыркнула Велимира, – меня очень любят.

Она хитро подмигнула женщине, и та довольно хихикнула.

Чаша перешла к Евсею, и он настороженно уставился туда. На дне плескалась нежно – розовая жидкость, пахнущая чем – то сладким – никакого омерзения она, к счастью, не вызывала. Интересно, скрутит ли его питьё Песмноса? А вдруг оно на то и рассчитано – убивать верных последователей Калоса?

– Почему твой спутник медлит? – Недовольно спросила главная женщина. Ещё немного, и я решу, что злые духи и впрямь одолели его.

Евсей с силой зажмурился и опрокинул в себя зелье. На языке расплескалась лёгкая сладость, и боли за ней не последовало. Отняв чашу от лица, он натолкнулся на пронзительный взгляд женщины и замер, как заяц под взглядом волка – она хмыкнула и повернулась к воротам.

– Отворяйте! – Крикнула она.

Внутри их встречали ещё несколько хмурых мужчин с луками. «Добрый приём», – подумал Евсей и с силой сглотнул.

Звенислав распахнул объятия, в которые немедленно упала Забава с облегчением.

– Нелегко далась дорога, сестрёнка? – Сказал с сочувствием. – Как земля сохнуть начала, развелось в нашем лесу нечисти и разбойников… Как ты, цела, здорова?

– Цела, – слабо улыбнулась та, – нам повезло, почти никого не встретили.

– Почти? – Нахмурился Звенислав, отодвигая сестру за плечи. – Тебе никакого зла не сделали?

– Нет, не бойся! – Засмеялась та. – Погляди, – она махнула рукой на Беривоя, – какой у меня нынче защитник! Беривой Болеславович врагов за версту чует, нас от всякой напасти оберегает…

Беривой только смущённо отмахнулся.

– Звенислав поселит вас у себя, – сказала строго главная женщина, – а вечером приведёт в мой дом – знакомиться станем.

– Как скажешь, госпожа, – поклонилась Велимира, – позволь только спросить, из чего вы делаете этот диковинный напиток?

Женщина тихо хмыкнула, наклонилась к самому Велимириному лицу.

– А вот придёшь ко мне, – сказала тихо, – тогда и узнаешь.

Велимира глядела на неё заворожённо, как лягушка на удава.

– Пойдёмте скорее! – Звенислав схватил сестру за руку, потянул вперёд. – Я вам всё – всё покажу!

Евсей поспешил за ним, стараясь не упустить мелькавшую впереди светлую макушку. Это было нелегко – все жители чудской деревни, насколько мог их заметить Евсей, были светловолосыми – да такими, что многие казались седыми.

Деревня была огромной – несравнима с маленьким поселением весей – и скорее походила на целый город. Дома высились один за другим за высокими заборами – все как на подбор новенькие, с искусной резьбой, с высоким крыльцом, а под крышами – оленьи головы, пронзающие внимательными глазами – самоцветами, переливающимися на солнце. Деревянные рога – ветви были наточены, казалось, до остроты ножа… Евсей сглотнул, отвернулся, стиснул оберег на шее. Олень подземного кузнеца был тонконогим и лёгким, здешние же казались суровыми – обидишь кого, и окажешься пронзённым…

Звенислав приветливо распахнул перед ними калитку, завёл во двор, по которому, горделиво переваливаясь, ходили толстые куры. Большой чёрный пёс, дремавший на цепи, радостно вскочил, завилял хвостом, кинулся к Звениславу, не обращая внимания на незваных гостей.

– Эх ты, защитник! – Смешливо пожурила его Велимира, глядя, как Звенислав треплет его по загривку.

– Ты не думай, госпожа, – сказал он, – он службу справно несёт, дом стережёт – просто вы со мной пришли, и в вас он злобы не чует.

Евсей боязненно шагнул за спину Беривою, подальше от псовых клыков размером с его ладонь.

– Мы его у весей купили, – продолжал тем временем Звенислав, – корову с телёнком за него отдали! Зато не пожалели ни разу – он у нас и за малыми приглядывает, и дом охраняет, и овец пасёт, если надо… Умный – жуть!

– Какой славный! – Растрогалась Забава. – А как звать его?

– Вообще – то Нарьялгмом, – хмыкнул Звенислав, – но я его Кауркой зову – а то об такое имечко зубы обломаешь. Ой, – спохватился он вдруг со смехом, – хорош же я – дорогих гостей за порогом держу! Пойдёмте в дом – устали, небось, с дороги – то!

Дверь в этот миг распахнулась, наружу выглянула светло – русая девичья голова – что – то спросила на чудском, а когда Звенислав ей ответил, с писком скрылась.

– Я узнала её, – вдруг сказала Забава, – невеста твоя?

– Невеста… – Взгляд у Звенислава был мечтательным, задумчивым. – Ещё годик – и женой будет!

Дверь снова приоткрылась – на этот раз девушка лебединой поступью выплыла на крыльцо – косы увиты жемчужной нитью, на шее так и сияет золотой ожерелок, в ушах – серьги горного хрусталя, платье белое – белое, как первый снег, а по нему золотом бегут звери, птицы летят, узоры вьются… Евсей застыл, заворожённый мастерской вышивкой, а потом девушка заговорила.

– Мир да пребудет в доме твоём, золовушка! – Она ласково улыбнулась Забаве, поклонилась поясно. – И вам поздорову, гости дорогие! Не стойте, не стойте у порога, проходите скорее!

Все чинно засеменили за Звениславом.

Изба была просторная и залитая солнцем – свет рисовал причудливые узоры на окнах, заливал расписанную печь, стоявшую у стены, длинную лавку, на которой девушка бросила позабытое рукоделье, прялку – на тонком дереве шли диковинные узоры, такие, что гребень казался кружевным, а донце сияло в лучах золотой краской. На полу – мягкий заморский ковёр, яркий, с рыже – красными узорами. Стоял свежий хлебный дух, всё сверкало чистотой и опрятностью, а на стенах Евсей увидел украшения – странные сплетения нитей, в которых угадывались силуэты людей и животных, птиц и рыб. Евсей загляделся, приоткрыв рот – как так удавалось мастерицам перекрестить суровые нити, что выходили до того красивые картины? Вот человек закидывает сети в реку – там, где вздымались волны, изделие будто бы подавалось вперёд, захотелось провести по нему пальцем, пощупать…

Велимира дёрнула Евсея за рукав – тот резко обернулся, поняв, что засмотрелся, и упустил то, что дверь напротив печи приоткрылась, и из неё вывалилось двое мальчишек. Оба рыжие – рыжие, как лисья шуба зимой, в одинаковых белых рубахах, уже чем – то испачканных, одного роста – и смотрели они одинаково весёлыми зелёными глазами. Евсей чуть заметно охнул – в Валиоре сказывали, что если у женщины рождались близнецы, то один из них непременно дух, посланный Песмносом сеять зло и раздор на земле… Учитель, правда, говорил, что всё это глупости – остатки, мол, прошлого Валиорского язычества – и в Откровениях ничего такого не написано.

Мальчишки совсем их не боялись – разглядывали жадно, усмехались, утирали рукавами рубахи носы.

Девушка, до того радостно нашёптывающая что – то на ухо Забаве, заметила их, погрозила пальцем.

– Это что такое? – Сурово вопросила она. – Вежеству не научены? Почему гостям не кланяетесь? Ух, отец вам уши надерёт!

Мальчишки в голос пискнули, торопливо склонились, наперебой желая им здоровья – кажется, Белийская речь давалась им с трудом.

– То – то же, – удовлетворённо кивнула девушка и добавила что – то на чудском языке.

Мальчишки закивали головами так торопливо, что Евсей удивился, как они удержались на тонких шеях, быстро вылетели за дверь, оказавшись во дворе. Даже через прикрытую дверь до Евсея долетали восторженные голоса и визги.

– Им понравилось твоё оружие, господин, – с вежливой, но всё же напуганной улыбкой повернулась девушка к Беривою, – ты воин?

– Когда – то был им, госпожа, – склонился тот в ответ, – но х-хватку не растерял.

– Славно, – она поклонилась им плавно, с достоинством, указала рукой на угол, огороженный занавесью, – садитесь за стол, гости дорогие, буду вас потчевать!

Около занавеси Евсей замер, поражённо проведя по ней рукой – не мог здесь, в далёком уголке Белии, появиться шёлк, который привозили из далёкого загадочного Юэ! Не могло быть шёлка в доме простой крестьянки, когда в Валиоре его носила только высшая знать!

Забава рядом смотрела на занавесь огромными круглыми глазами, какие, наверное, были и у самого Евсея. Велимира же замерла рядом, недоумённо пощупала ткань.

– Эй, вы чего? – Спросила шёпотом.

– Это шёлк, – сдавленно просипел Евсей, – диковинка из земель Юэ…

– А, – равнодушно пожала плечами та, – ну да, понятно… Драга Горынична всё хочет себе из этого шёлку платье сшить, да никак не решится – говорит, это непростая ткань.

– О да! – Неслышным призраком возникла рядом хозяйка дома. – Это же праугцань, занавесь, что отделяет человеческую трапезу от мира духов. – Она с уважением провела рукой по лёгким алым цветам на ткани. – Она должна быть особенной, чтобы заговоры хорошо держались на ней – иначе духи залетят человеку в рот, и он страшно заболеет. Но не бойтесь! – Она приосанилась, улыбнулась. – Батюшка столько золота за этот шуолк отдал – ни разу не пожалели, не подвёл нас!

Полотенце, на котором девушка подала им свежий хлеб с золотистой хрустящей корочкой, почти полностью покрывали вышитые узоры – одна к другой ложились золотистые и зелёные нити, складывались в сказание – Евсею захотелось поскорее схватить его, прочесть историю до конца… Одёрнул себя – они здесь не для того.

– А где господин и госпожа этого дома, Сиола? – Спросила задумчиво Забава.

– Батюшка с братьями в лес пошли, на охоту, – Сиола, весело подмигнув, расставляла на столе деревянные миски с резными узорами на боках, – скоро Ласмтара выпустит из заточения свою сестру, и она пойдёт гулять по лесам – по лугам вместе со слугами – тогда из дома и носа не высунешь. А матушка уж как третий день у тётушки гостит, в соседней деревне. Знали бы, что такие гости пожалуют – ни за что не отпустила бы!

– А это что такое, сестрёнка? – Насмешливо спросил Звенислав, поддев пушистые кисти, спускавшиеся по бокам кики. – Ты что же, на свадьбу брата родного не позвала?

Забава вспыхнула, залилась алым румянцем от смущения, пряча лицо в ладонях.

– Нет, что ты! – Воскликнула она со смехом. – Разве я осмелилась на такое без твоего дозволения! Это я для виду надела – на большой дороге всякий человек встретиться может… К замужней, может, приставать забоятся.

– Очень красиво! – Восхитилась Сиола. – А вышивка какая тонкая, как бисер чудно ложится! Ты вышивала, госпожа?

– Нет, – смутилась Забава, – на левом берегу, на торге прикупила…

– Жаль, – огорчилась Сиола, – а я – то думала науку перенять, перед девочками на посиделках похвалиться… А можно попросить? – Она заметно смутилась, умоляюще переплетя руки. – Коль ты не замужем, можешь снять? У нас головы не покрывают, рассмотреть очень хочется…

Забава улыбнулась ей ласково, аккуратно стянула кику с головы, подала Сиоле. Евсей, как заворожённый, смотрел, как вновь показалось золотистое облако её волос из – под ткани, как упала на лоб тонкая кудряшка… С трудом оторвавшись, он заметил пристальный взгляд Звенислава, вздрогнул, опустил глаза на стол.

– Знаешь, к кому точно не полезут? – Наставляюще сказал Звенислав. – К той, при ком охрана будет! Ты почему одна в путь отправилась, золотце моё? Уж прости, господин, – он повернулся к Беривою, – но я не думаю, что ты сотню врагов одолеть сумеешь.