И тут пришла беда

Беривой разжал стиснутые зубы, опустил напряжённые плечи, с силой прижал её к себе.

– Нет. – Сказал он тяжело, но уверенно, положив руку ей на голову.

– Э, нет! – Хитро прищурившись, погрозил пальцем Валтола. – Такие дары нужны. Уж поверьте, не откажетесь.

Велимира вдруг огляделась подозрительно, и торопливо шептала на весском.

– Спрашивает, почему они не боятся детей Смока. – Забава вздохнула, недовольно покачала головой. – Ох, не понравятся Валтоле такие вопросы…

Евсей насторожился – но Валтола не рассердился, наоборот, закивал головой понимающе, что – то печально ответил.

– Говорит, что они под присмотром Карме, – на лице Забавы засветилось облегчение, – что он принёс перед всей деревней клятву на крови, пообещал, что они вырастут защитниками, не подобиями Смока… Говорит, что жена Карме сама занимается их воспитанием.

Евсей выдохнул про себя. Если они в самом деле не станут причинять вред простым людям… Значит, их бездействие, их заступа не обернётся бедой.

– Скажи мне, – Беривой склонил голову, – что нужно делать?

– О, господин, всё очень просто, – засуетился Валтола, – тебе нужно пустить кровь, и пусть она растопит лёд – дальше мы уже всё сделаем сами.

Велимира сузила глаза, покосившись на старика с подозрением.

– Откуда нам знать, что ты не врёшь? – Сказала она. – Может, это и не княжич вовсе, а Смок, скрытый мороком?

– Что ты, госпожа! – Улыбнулся Валтола, сверкнув зубами, но глаза были злые – злые. – Ты же сама можешь посмотреть, я вижу – ты ведьма. Глаза у тебя такие… – Валтола покрутил рукой в воздухе. – Злые.

Велимира оскорблённо фыркнула, отвернулась и вперила взгляд в мёртвое лицо за ледяной стеной. Забава осторожно, бочком, подобралась к ней.

– Что, Велимира? – Спросила она тихо и осторожно, косясь на старика.

– Морока не вижу, – сказала она неохотно, – колдовства тоже, кроме самой стены… Может, и впрямь всё так, как он говорит – но я чую, – она метнула взгляд – молнию на старика, даже не подумав понизить голос, – что – то точно умалчивает.

– Я клянусь тебе, госпожа, – сказал Валтола серьёзно и величественно, вся торопливость стекла с него, как вода, – с твоим спутником не случится ничего плохого – как и со всеми вами. Мы не хотим зла, – он улыбнулся рассеянно, – нам сделал зло Смок, сделал зло и белый князь. Мы хотим, чтобы нам больше не смогли сделать зла. Ты согласен помочь нам, господин? – Он повернулся к Беривою с надеждой.

Тот устало кивнул.

– Он мне не чужой, – повторил твёрдо, – я его не ос-ставлю.

Достал из – за пояса небольшой острый ножик с костяной рукоятью, закатал рукав, примерился…

– Стой, – позвала Велимира дрогнувшим голосом, – дай я.

В её руках вдруг оказался нож, каких Евсей прежде не видывал – его широкое лезвие изгибалось в сторону, у самого острия чернел выжженный знак. Забава прижала руки к пылающим щекам, замерла у Евсея за плечом.

– Хротко великий, властитель жизни и смерти, – услышал Евсей её тихую молитву, – помоги, стань нам защитником, заступником, не допусти свершиться страшному… Сохрани жизни наши в своих руках, затвори ворота Золотой крепости…

– Много крови нужно? – Спросила Велимира так, будто не отцу названому собиралась кровь пустить, а примеривалась, сколько муки уйдёт на пирог.

– Нет, что ты! – Замотал головой Валтола. – Но пары капель не хватит.

Велимира кивнула, взглянула Беривою в глаза настороженно, напряжённо. Тот вложил большую сильную руку в её худые ладони, ободряюще кивнул. Велимира закрыла глаза, зашептала что – то – колдовала, наверное, подняла руку… Вдруг с силой резанула пониже локтя – Беривой не дрогнул, только чуть округлил губы. Евсей вгляделся со страхом и любопытством – но кровь у двоедушника оказалась самой обыкновенной, тёмно – красной и густой. Велимира как – то странно всхлипнула, но Беривой не обратил на неё внимания – точно зачарованный, смотрел только на ледяную стену, скрывавшую княжича. Шагнул ближе, ещё, потом ещё… Мёртвая тишина давила на уши, покалывало руки – Евсей поджал замёрзшие пальцы на ногах, поспешил отойти в сторону, чтобы не мешать Беривою.

Тот приблизился вплотную, прислонил руку ко льду, с силой провёл, размазал кровь ладонью.

– Светозар, – долетел до Евсея его задушенный, больной шёпот, – друже…

Лёд зашипел, запузырился, не потёк водой – поднялся голубоватым паром к потолку, растворился во тьме пещеры… Замер. Беривой торопливо вернул руку – и вновь подземелье заполнило шипение, похожее на змеиное. Евсей даже поёжился – казалось, будто его со всех сторон окружили змеи – стало неуютно, захотелось спрятаться, прикрыть беззащитную шею от острых клыков. Он шагнул ближе к Забаве и Велимире – теперь он был не один, а когда Забава улыбнулась ему бледно, но искренне, стало совсем хорошо.

Лёд таял. Евсей не отрывал глаз от него, распахнув их до боли, стараясь уловить малейшее изменение в Беривоевой спине или бледном княжиче. Рядом тяжело дышала Велимира – она тоже ждала подвоха, ждала нападения…

– Велимира, – позвал Евсей опасливо, – а княжич… Упырём не встанет? Я слышал, – продолжил он торопливо, захлёбываясь словами, – что после скверной смерти самый добрый человек может им обернуться – только служащие Калосу избавлены от этой страшной участи…

– Не должен, – отозвалась Велимира так же напряжённо, – если только попробует – уж я его быстро успокою.

Голубой дым теперь не успевал рассеяться – клубился в воздухе, застилал глаза, мешал разглядеть хоть что – то… «Хорошо ещё, если безобидный, – подумал Евсей, удерживая себя от того, чтобы поскорее броситься прочь, – а если ядовитым окажется?!».

Наконец, всё закончилось. Княжич зашатался ломко, рухнул вперёд – Беривой торопливо подхватил его, поднял на руки.

– Теперь скорее! – Повелел Валтола, поворачиваясь к тёмному ходу. – Нужно спешить в деревню!

*

Княжич лежал на кровати – умытый, вытертый от старой запёкшейся крови, переодетый в чистую рубаху, но всё такой же бездыханный. Проржавевшая кольчуга на воздухе рассыпалась в мало не в прах, но пару железных колечек Велимира всё же собрала – сказала, кольчуга мертвеца большую колдовскую силу имеет. Над его рдяной рубахой весская старуха, оказавшаяся хозяйкой самой большой избы в деревне и Валтоловой женой, долго вздыхала – так хороша, мол, так хороша… Забава после со смехом перевела её слова Евсею – не мог, мол, Смок поосторожнее княжича убивать – глядишь, зашила бы рубаху – и как новенькая стала бы!

К его алому корзно с вышитым на спине золотым соколом и белым бархатным подкладом Евсей боялся не то, что прикасаться – дышать над ним. Как и к сафьяновым сапогам с загнутыми носами, позолоченным ножнам и мечу с рукоятью в виде сокола, распахнувшего крылья. Оделся бы княжич попроще – глядишь, уцелел бы, но Смок нарочно выискивал его среди других воинов, старался уязвить. Захватывало дух – герой сказок и песен лежал здесь, перед ним!..

Беривой, как взял его на руки, так и не отходил. Сам принёс его в деревню, хотя им на подмогу вышли несколько крепких парней, сам уложил на богато расшитое покрывало в доме Валтолы, помогал обмывать раны – а теперь сидел на скамье рядом, опустив голову на скрещенные руки и смотрел –не насмотрелся. Велимира крутилась рядом, кидая на Беривоя ревнивые взгляды – тот взял её крепко за плечи, принялся втолковывать что – то печально.

– Я был совсем молод, к-когда родился у моего б-брата сын, – услышал Евсей, – но я р-растил его, я нянчил, я с ним м-мечом махал… Никому не д-доверял, любил, как с-собственного сына – кто же знал, что он м-мне нож в спину вонзит… И мне, и с-собственному сыну. – Он кивнул на бездыханного княжича. – Сомневаюсь, что он с-страшный злодей, раз про н-него такие бравые песни поют, да и он м-мне таким не показался – х-храбрый, сам в бой р-рвался, а своих людей берёг… Если бы не он, м-может, до сих пор С-смок бы Белийские земли г-губил – за что Ярополк так с н-ним, а?

– Ты знаешь, за что. – Неожиданно ласково сказала Велимира, почти невесомо пригладив растрепавшиеся волосы княжича. – Помстилось небось, что сын на княжеский престол раньше времени поглядывает. На дочь – красавицу понадеялся, да на молодую жену – родит мне, мол, и нового сына. Ну матерь – Жреба его и наказала. – Она хмыкнула, зазвенела серьгами. – Ну да ничего, Беривой – скоро вы с княжичем ему за всё отомстите…

– Я не хочу мстить. – В уголках губ у Беривоя залегли горькие морщинки. – Я х-хочу понять – за что?

Велимира посмотрела на него долгим взглядом.

– Зря, – обронила коротко, – снова ты говоришь так, будто в чём – то виноват. Это он – злодей, Беривой! Он растоптал тебя, он пытался тебя убить – разве мало для злости? Разве может быть у такого причина?

Беривой молчал.

– А, ну тебя! – Велимира махнула рукой. – Была бы на твоём месте Яра – княжеский дворец давно бы пылал.

Беривой усмехнулся мечтательно – ласково. Душенька взобралась на кровать, любопытно обнюхала княжичу лицо, улеглась прямиком на глубокую рану.

В дом забежала Забава – разрумянившаяся, весёлая, и направилась прямиком к Евсею, вытирая руки о передник.

– Боги! – Вздохнула она весело. – Это было… было… – Присела рядом, поправила кику, норовившую съехать на бок. – Почти как на празднике матери Жребы, когда Дарёна стала ей – мне казалось, будто сама богиня правит моими руками. – Она обхватила лицо руками. – Я чувствую себя полной… Жизни, полной сил, – она вскочила, закружилась, – хочется петь, плясать!

– Это хорошо, – посмеиваясь, сказал Валтола, заходя в дом, – значит, всё удалось.

Яблоки, что росли во дворе Валтолы, оказались живыми – великим даром богов – как говорили сами веси. Будто бы они могли исцелять смертельные раны, возвращать больному силы, хромому – крепость ног… Поскольку княжич мёртв, сказал Валтола, и накормить его нет никакой возможности, его рану смажут яблочным соком. Евсей спросил тогда, почему не вернули Унто зрячие глаза – Валтола поморщился, точно от зубной боли, и сказал, что Унто они не нужны. Спрашивать, почему Евсей не стал – за эту ночь он истратил все силы и всю храбрость.

Чтобы вернуть мёртвого к жизни, сказал Валтола, нужно провести обряд – воззвать к первоматери Анкке, чтобы та ниспослала своё благословение. Молиться должны были только женщины – Евсей облегчённо перевёл дух, когда понял, что никто не станет принуждать его участвовать в языческом ритуале.

Велимира вызвалась самой первой – её глаза так и загорелись, стоило ей услышать про живые яблоки. Для неё это, кажется, было сродни легендарному Первооткровению для Евсея – она едва не подпрыгивала на месте, позабыв про всё остальное… Но Валтола сморщил нос и сказал – ты, госпожа, такая же, как Унто.

– Не обессудь, – развёл он руками виновато, – в тебе слишком мало жизни.

– То смерти мало, то жизни, – ворчала она недовольно, наворачивая круги по избе, – вы уж решите там, на что я годна!

Зато Забаву взяли с охотой – и Евсей страшно переживал за неё всё это время, стараясь загнать эту тревогу как можно глубже.

– С тобой всё хорошо? – Спросил он беспокойно, оглядывая её.

– Прекрасно, – рассмеялась Забава, притопывая каблучками, – разве что слишком весело!

Дверь распахнулась настежь – Хильма и какая – то незнакомая, совсем молодая девушка торжественно внесли деревянный ковшик с ручкой – змеёй.

– Веселиться будем после, – сказала Хильма ласково, – когда княжич очнётся – будет пир!

Беривой, казалось, с трудом оторвался от тела, отошёл в сторону, почтительно кланяясь женщинам. Велимира глядела с жадным любопытством, всё стремилась заглянуть в ковшик. Забава весело покачивалась с пятки на носок, посадив на плечо суетящуюся Душеньку. Евсей наблюдал за ними, затаив дыхание. «Калос Великий! – Молился он про себя. – Пусть они взывают к слугам Песмноса… Помоги им, молю тебя! И прости меня – всё большие грехи я беру на душу…».

Женщины затянули протяжную песню на весском – она вздымалась и опадала, точно приливная волна, что ласкает берег, и увлекала в странное полусонное забытьё. Сквозь полусомкнутые веки Евсей смотрел, как они сняли с княжича рубаху, неторопливо, основательно смазали страшную рану, отступили в сторону… Замолкли.

Сперва ничего не происходило. «Не вышло, – с равнодушной обречённостью подумал Евсей, – я так и знал». Но вдруг грудь княжича странно дёрнулась, приподнялась… Опустилась, вновь поднялась…

Он задышал – понял Евсей, исполняясь нетерпеливого волнения – он задышал!

Со стороны, где стояли Беривой с Велимирой донёсся странный всхлип. Евсей взглянул туда – Беривой утирал глаза рукавом, улыбаясь так счастливо, как никогда прежде.

– Получилось, – захлопала в ладони Забава, – боги, получилось! Спасибо, спасибо, спасибо!

Бледные с синевой вен веки княжича дрогнули, приподнялись – он со стоном открыл глаза, мутные от боли. Они оказались бледно – голубыми – как белир*, как цветущий лён, как крылья лунных дев на росписях старых храмов… Как лёд, в который он был заточен – понял вдруг Евсей.

Княжич неторопливо огляделся, прижав руку к груди, где торопливо срасталась старая рана.

– Я тебя помню, – прохрипел он вдруг, увидев Беривоя, – ты сражался с нами…

Он посмотрел на свою грудь, где теперь бледнел широкий шрам.

– Я помню, как меня пронзил Смок, – сказал он, теперь куда чётче, и стало понятно, что голос у него крепкий и густой, каким и полагается быть голосу настоящего князя, – я был ранен? Меня излечили?

– О нет, княжич, – сказал ласково Валтола, присев на край кровати, – ты умер.

*берилл

Глава 39

Пир веси и в самом деле закатили знатный. Из Валтоловой избы пропала куда – то кровать, исчезли сундуки с прялкой – теперь там возвышался могучий дубовый стол да стояли скамьи, вместившие, кажется, всю деревню. Позвали на пир даже псов – они смирно лежали под лавками и под столом и заглядывали каждому в лицо умильными глазами – не подашь ли, добрый человек, мясца кусочек? Люди, смеясь, подавали.

Во дворе румяные парни, хвалясь друг перед другом, наигрывали на пастушеских дудках, которые здесь назывались лутыйнами, кружили нарядных и весёлых девушек.

Евсей выбрался во двор послушать – музыка звучала непривычно, сильно, почти воинственно, а порой так мягко и завлекающе, что ему чудились в её отголосках напевы русалок… Вышел – и оказался тут же подхвачен шумным бело – красным вихрем – Забава, осторожно взяв за запястья, со смехом закружила его, втягивая в хоровод остальных ребят.

– Не надо, – бормотал он смущённо, – я не умею, я…

– Не надо уметь! – Смеялась она. – Никто на тебя глядеть не станет, вымеривать, ровно ли ты притопываешь, правильно ли руки ставишь – все веселятся, и ты веселись!

Хитро подмигнув, она упёрла руки в бока, поплыла вокруг него изящной лебедью. Евсей неловко притопывал на месте, поворачиваясь за ней следом – он напоминал себе медведя в курятнике.

Дверь приоткрылась, на пороге показалась тёмная Велимирина голова.

– Пляшете? – Спросила она, насмешливо сощурив глаза, и вдруг одним прыжком оказалась прямо перед Забавой.

Та, не растерявшись, подплыла к ней, притопнула ногой, хитро вгляделась, выжидая. Велимира звонко хлопнула в ладони и, расхохотавшись, завертелась зелёным вихрем. Евсей не успевал следить за ней, хотя не отрывал глаз – так и мелькали тонкие руки – веточки, взметались к небу рукава, звенели серьги, ноги отбивали ровную дробь. Один из парней, что наигрывал разудалую песню, вдруг замер, заглядевшись – его толкнули в бок, он спохватился, заиграл в два раза усерднее.

Велимира наконец остановилась, запыхавшись, постаралась отвести со лба прилипшие волосы. Забава, не смутившись, шагнула ближе, наклонилась в одну сторону, мягко поведя руками, в другую… Закружила Велимиру за собой, легко описывая круги во дворе, плавно покачиваясь – точно волна накатывала на берег, отступала, снова мягко набегала… Музыка сменилась, стала протяжнее, медленнее, точно далёкий зов, рассказывавший о чём – то несбыточном.

Велимира с Забавой двигались, точно один человек – по – кошачьи плавно ступали, огибая других танцоров, соприкасаясь то локтями, то ладонями, то подхватывая друг друга – казалось, будто они парят над землёй, направляя себя рукавами – крыльями.

Наконец, Велимира остановилась, шумно дыша.

– Хороша ты, Забава Твердятична, – сказала уважительно, – славно пляшешь… Давненько я так не ходила – притомилась, запыхалась…

– Тебе спасибо, – отозвалась немедленно та, – как ты меня подхватила – будто неведомая сила закружила в танце! – Она придвинулась ближе, подхватила ту под локоть. – Научишь меня кружиться так же?

– А то нет, – Велимира окинула Забаву внимательным взглядом, – тебе, пожалуй, удали хватит, чтобы повторить – а может, и лучше выйдет! В дом – то идёте? – Спросила, повернувшись к Евсею. – Я слышала, там хозяйки пиво подавать собираются.

Забава повела плечом.

– Я бы ещё поплясала, – сказала она довольно, – Евсей, останешься со мной?

Евсей невнятно что – то буркнул и припустил со всех ног в избу. Может, ему и хотелось остаться, так же весело закружиться с Забавой, помериться удалью… Но он знал себя – ноги станут заплетаться, рук от неловкости он не сумеет даже поднять, забоится под чужими насмешливыми взглядами. На Велимиру, лениво потягивающуюся, он смотрел со страшной завистью – она – то могла весело приплясывать, не стесняясь никого!

– Сам виноват, – сказала вдруг она лениво, – не побоялся бы пойти, сейчас бы любушку на руках кружил.

Евсей побагровел.

– Я не… Я не…

– Угу, – сказала та равнодушно, – иди давай, за стол садись! И перестань на меня глазами сверкать – а то не удержусь, порчу наведу.

Евсей, сгорая от стыда и смущения, торопливо юркнул за стол, изо всех сил стараясь стать незаметным, спрятаться… От спешки чуть не придавил хвост псу, раскинувшемуся под столом во всю богатырскую длину, в извинение скормил ему куриное бёдрышко, за секунду исчезнувшее в зубастой пасти.

Во главе стола сидел Валтола – хохотал, шустро поворачивался из стороны в сторону, успевая, кажется, поговорить и пошутить со всеми разом. Место княжича подле него пустовало. Евсей безошибочно разыскал Светозара Ярополковича глазами – тот скрючился в самом тёмном углу избы, спрятав кудрявую голову в ладонях. Подле него сидел Беривой – что – то говорил неторопливо, баюкая в руках высокую глиняную чашу. Душенька бегала то по одному, то по другому, подозрительно принюхиваясь к Беривоевой чаше и стараясь залезть княжичу в лицо – тот только успевал отмахиваться.

– Двигайся, – приказала Велимира, плюхаясь на скамейку с полными руками снеди.

Евсей безропотно посторонился, освобождая ей место. Велимира подвинула к себе рыбный пирог, с довольным стоном впилась в румяный поджаристый бок. Евсей отвернулся, стал выглядывать на столе топлёное молоко с черёмухой – Забава нахваливала, а он у добрых хозяев так и не попробовал его, побоялся… С удивлением он вдруг понял, что ни Унто, ни Хильмы не видел ни за столом, ни во дворе.

– Как думаешь, – вдруг протянула задумчиво Велимира, не отрывая глаз от княжича, – пойдёт дружина за Светозаром Ярополковичем?

– Что? – Опешил Евсей. – Не знаю я…

– Да? – Велимира хмыкнула, облизнула пальцы. – Кто из нас жил при княжеском дворе, ответь мне?

– Да я из горницы почти не выходил, – пробормотал Евсей пристыженно, – книги читал… Учитель был любопытен до всего, я же… – Он только махнул рукой.

– Пусть так, – не отступилась Велимира, – но я ни за что не поверю, что он тебе ничего не рассказывал. Вспоминай – любили ли князя витязи? Ругались ли с ним ближние советники? Вспоминали княжича, печально вздыхая?

От одной только попытки вспомнить их разговоры с учителем сердце сжала в когтистых лапах боль. Его ласковый мягкий голос, его смех, наставления, пронизанные заботой о ближнем… В горле точно поселилась жгучая крапива, глаза защипало – как он там, где он там…

С усилием сглотнув, Евсей выдохнул:

– Рассказывал. Он любит людей, любит слушать об их радостях и горестях – и для каждого найдёт верное слово… Он говорил, – Евсей заставлял себя выдавливать по слову, – что при князе нам делать нечего. Что слово Калоса станет слугой для княжеских желаний, что при дворе позабудут про любовь, позабудут про добродетель смирения и миролюбия. Говорил, князь жаден до власти и подозрителен. Говорил, что словами он опутывает, точно паук паутиной, а глаза – холодные – прехолодные…

– Это и без него понятно, – перебила ведьма, – ты мне по делу скажи!

Евсей покосился на неё раздражённо. Она на него даже не смотрела – зато, если бы взглядом можно было метать огни, княжич давно бы пылал.

– Молва правду говорила, – сказал он уже громче и грубее, – княжича любили. Многие и сейчас по нему вздыхают, но одно дело – прошлое с жалостью поминать, а другое – на смерть пойти за того, о ком двенадцать лет было ни слуху, ни духу. Примут его за нечистого духа – и говорить не станут.

Неподалёку раздался взрыв смеха – Светозар поморщился, точно от зубной боли.

– Зато княжич точно с нами пойдёт, – Велимира задумчиво ощупывала серьгу, – после предательства отца… Хотя в нём тоже нет злобы – как и в Беривое, а жаль… Был бы он не печален, а разъярён – по брёвнышку бы княжеские хоромы разметал!

*

После пира они засобирались. На лес опустились мягкие серые сумерки – не темно и не светло, ни жарко, ни холодно, не день и не ночь… Провожать их пошёл княжич, бледный и какой – то уставший, вечно улыбающийся Валтола и – неожиданно – Унто с поддерживающей его под руку женой.

– Сразу видно белую кровь, – говорил Валтола, глядя на Светозара Ярополковича по – отечески ласково, – только встал, уже в бой рвётся! Уж не обессудь, княжеский сета*, – повернулся он к Беривою, – но я его не пущу. Слаб ещё, болеть станет… Наберётся сил у нас, тогда придёт.

– Правильно говоришь, – кивал Беривой, – з-запомнил, брате? – Он положил руку на плечо княжичу, улыбнулся слабо. – Сладко с-спи, сытно ешь – снова первым б-богатырём станешь.

– Поскорее бы, – криво улыбнулся княжич.

– Ты теперь, можно сказать, заговорённый, – влезла Велимира, – кто ещё сможет похвастаться, что из мёртвых вернулся?

Светозар посмотрел на Велимиру, точно раньше её не замечал.

– Пускай, – сказал всё так же равнодушно, – если это поможет мне убить князя – пускай.

–Ох, – шёпотом выдохнула Велимира у самого Евсеева уха, – зря я сказала, что в нём нет злобы.

– Пусть удача будет с вами на дороге, – сказал Унто, простерев над ними руку, – пусть вам благоволят боги! Ну а мы, – он обернулся на Валтолу, – чем сможем, отблагодарим…

Валтола шагнул вперёд, протянул холщовую котомку, поклонившись едва не до земли. Евсей бросился было кланяться в ответ – негоже, когда седина гнётся, а чёрный волос стоит! – но Велимира его удержала.

– Благодарим, – сказал Валтола с уважением, – если бы не вы – вовек нам не выполнить наказ Карме и Калки!

Беривой осторожно принял дар, развернул… Охнула Велимира, Забава радостно схватила Евсея за рукав – а тот почувствовал, как немного разжались ледяные корни, оплётшие его сердце, когда учитель пропал. В котомке лежали три яблока – крупные, сочные, хоть и зелёные. Живые.

– К жизни из мёртвых вы уже никого не вернёте, – с сожалением сказал Валтола, – только раны залечить сможете… Да и чем дольше яблоки пробудут вдали от нас, тем меньше жизни в них останется.

– Благодарим, – голос Беривоя дрогнул, – вовек не з-забудем…

Валтола захихикал, отмахнулся посохом.

– Будет вам, будет! – Воскликнул он. – Такая малость, в самом деле! Ну, – он подбоченился, потёр бороду, – мир вам, добрые путники!

– Боги… – Велимира, казалось, ничего не видела и не слышала – смотрела только на котомку. – Какое диво в жизни довелось повидать!

Евсей готов был лететь в холодную промозглую чащу на быстрых крыльях ветра. «Теперь нам ничего не страшно! – Ликовал он. – Учитель, господин, друг мой, ты только не умирай – уж со всем остальным нынче справимся!».

Когда они шагнули за калитку, Хильма вдруг окликнула их.

– Велимира! – Её голос звучал мягко и ласково. – Дочь в женскую силу войдёт – жди сватов!

– Что? – Велимира обернулась, растерянная.

– Свекрови скажи – мы ей здоровьица шлём. – Поддакнул Унто.

Калитка закрывалась, но Евсей успел разглядеть сияющий вихрь, окутавший мужа и жену – а когда он развеялся, вместо людей на них взирали неподвижными глазами змеи.

*

Велимира расхаживала по поляне взад – вперёд, взволнованно взмахивая руками. Она то кидалась на помощь Забаве, с мягкой улыбкой нарезающей грибы, то останавливалась у Беривоя, переговариваясь с ним громким шёпотом, то подходила к Евсею, старавшемуся обрести покой и как следует помолиться Калосу. Велимирины попытки разговаривать с ним раздражали, но он старался этого не показывать – она явно была растеряна и, может быть, даже напугана. Какая – то странная сила внутри не давала ей присесть, заставляла метаться, точно раненого зверя.